Текст книги "Лабиринт простых сложностей"

Глава 34

– Вам уже не выйти с зоны, Золотов. Но вы можете…

– Хватит, начальник, – перебил он ее, его сизые губы пошли кривой линией. – Облегчить свою участь я уже не могу. За ту дурь, на которой нашлись мои пальцы, мне под пятнадцать светит. Ваши коллеги тему раскрутят по полной. Все «висяки» на меня скинут. Им звезды, а мне еще пару-тройку годков накинут. В семьдесят лет на свободу? Зачем? Так что не заботьтесь о моей участи. На ней жирный крест.

Рита промолчала, прикусив губу, чтобы не сорваться на истеричный крик.

Ее день и без того начался очень паршиво. Сначала позвонил Сережа. Она только вышла из ванной, почистив зубы, тут его звонок.

– Почему я тебя вчера не дождался, ма, не подскажешь? – сразу начал он с претензий. – Привез твоей любимой еды. Ехал по пробкам через весь город. А ты, как всегда, на работе! Потрясающе, ма!

Ей захотелось мгновенно отключить телефон, чтобы не слышать его нытья. Захотелось упрекнуть в ответ. Что сын даже не поинтересовался: а были ли силы у матери проглотить его замечательный ужин? И как она вообще?

Кажется, у нее что-то такое вырвалось, потому что Сережа, прежде чем отключиться, с удивлением воскликнул:

– Ну раз у тебя есть силы проводить допрос с пристрастием, значит, все не так скверно…

На самом деле все было скверно. И ее состояние. И их отношения. И ничего не поменялось: они по-прежнему существовали в соседних Вселенных. С мрачным видом, рассерженная, она прошла в кухню, решив, что сегодня хотя бы позавтракает нормально, раз вчера уснула без ужина.

Швырнула на плиту сковороду, разбила в нее одно яйцо. Ей и этого было много, но натощак из дома она не выйдет. Так она обещала самой себе.

Яйцо расползлось в горячем масле огромной кляксой, желток запекся. А она любила, чтобы он был целеньким, чтобы можно было его собирать с тарелки хлебной корочкой.

Рита выключила плиту, сдвинула яичницу со сковороды в тарелку, села к столу. И тут позвонил полковник и сдавленным от сдерживаемой ярости голосом наговорил ей столько всего, что она потом глоток воды не смогла сделать, не то что яичницу в себя пропихнуть.

– Если сил до хрена, Хмельнова, выходи на работу. Нечего диверсионные набеги совершать! – выдохся он к концу разноса. – Поняла меня?

– Так точно, товарищ полковник, – стараясь говорить твердым голосом, ответила Рита.

– И вечером ко мне с докладом, – добавил он и чуть мягче закончил: – Раз ты у нас такая героиня…

Она не была героиней. Она просто хотела поскорее закончить с этим делом. И дальше что? Правильно! Улететь в теплую страну с маленькой хижиной на берегу моря или океана – не принципиально. Усесться в шезлонг, погрузив ступни в теплый белоснежный песок. Закрыть глаза и ничего не слышать, кроме крика чаек и шороха волн…

– Почему вы говорите про пальцы во множественном числе, Золотов? – осторожным движением она поправила повязку над левым ухом. – Вам не сказали?

– Что? – он хмыкнул, наблюдая за ней. – Голова болит, а ко мне приехали. Видимо, приперло.

– Вам не сказали, что на всех пакетиках с дозой был лишь один ваш отпечаток – большого пальца правой руки.

Она достала жвачку и сунула ее в рот. После кофе с заправки, которым она заменила свой завтрак, оставшийся в тарелке на столе, во рту было горько.

– Не сказали. – Он резко выпрямился, взгляд его сделался рассеянным. – Как это? Почему?

– Потому! – ей страсть как захотелось показать ему язык. – Кто-то вас подставил, Золотов. Не могли же вы сами так глупо наследить.

– Я вообще наследить не мог! Я всегда все делал в перчатках, – огрызнулся он. – Никогда и ни разу без них. А тут… Я подумал, что меня просто разводят. И даже экспертиз не читал. Есть пальцы, значит, есть. Значит, так кому-то надо.

– Кому, Золотов? Кому вы так насолили? Только не надо ухмыляться и намекать на сотрудников. – Рот наполнился жгучим мятным вкусом, таким острым, что заслезились глаза. – Это не они. Кто сумел проштамповать каждый пакет с дозой вашим большим правым пальцем? Вспомните!

– Не помню, – он качнул головой и задумался, принявшись потирать ладонь о ладонь.

– Ну как же, Золотов! Вы же не можете не знать, где и когда вы этим занимались? Кто мог это видеть? И знаете… Мне только один вариант приходит на ум. – Она постучала себя пальчиком по подбородку, закатив глаза. – Такое можно было совершить, только если вы были в отключке.

– В отключке? Я не пью и не принимаю дури, – свел он брови к переносице.

– Вы могли просто спать, Золотов. Просто могли крепко спать, допустим, приняв большую дозу снотворного. И тогда кто-то воспользовался вашим пальцем, чтобы пометить им все пакеты с наркотиками. Как думаете, кто это мог быть? Никто не приходит на ум? – она широко распахнула глаза, слегка качнув подбородком, подбадривая. – Ну же, Золотов! Проявите смекалку!

– Нет, – мотнул он головой, ссутулившись. – Она не могла.

– А кто мог, Золотов? Кто, кроме нее? Соседка пробегала? Или мыши…

– Хватит, – оборвал он ее с тихой угрозой, зло глянул. – Дайте подумать.

В тесной прохладной комнате с решеткой на маленьком окне под потолком и железной дверью стало тихо. Рита, прислушиваясь к головной боли, которая то затихала, то накатывала вновь, не переставала наблюдать за Золотовым.

Прозрение давалось ему нелегко. Принять предательство единственного родного человека ему было сложно. Но суеверный страх, что дочь может оказаться убийцей и отправиться за решетку на пожизненное, перевешивал личное оскорбление. Все эти муки отчетливо читались на его морщинистом лице. И еще читалось, что он ни за что и никогда не озвучит того, что его мучает.

– Ваша обоюдная с дочерью неприязнь меня мало волнует. Мотивы, которыми она руководствовалась, подставляя вас, тоже. Это ваше семейное. Разберетесь в переписке, – ехидно ухмыльнулась Хмельнова. – Меня интересует другое, Золотов: как она узнала, через кого вы сбываете наркотики? Вы не скрывали от нее своих секретов?

– Она не знала, – ответил он без запинки.

– Тогда как она оказалась в гримерке у Баловневой?

– Она там не была, – снова последовал быстрый ответ.

Рита задумалась. Золотов либо вообще не знал свою дочь, либо знал настолько хорошо, что не сомневался.

– Вы не можете этого знать наверняка, – проговорила она после паузы. – Вы же не следили за ней. Нет?

– Нет.

– И не могли знать, уснув, – снова подчеркнула свое ехидство интонацией Хмельнова, – что ваша дочь дома. Она могла пойти в этот клуб потанцевать. Или, к примеру, посмотреть на танец Баловневой.

– Могла. Но она никуда не выходила в тот вечер. Если честно, то я… – Золотов сгорбился, представив ей на обозрение выставленные лопатки. – Я за ней присматривал. И запирал квартиру на особый ключ, которого у нее не было.

– Она не за это вам отомстила?

– Послушайте, подполковник… – он не поднял головы, лишь взгляд – холодный, надменный – коснулся ее лица. – Это наши с ней семейные дела. Вас они не касаются. Мы сами разберемся. Но Ирка никого не убивала. Это я точно вам говорю. Не могла она. Как ни пыталась тренироваться, ничего у нее с рукой не выходило.

– Она все-таки тренировалась? – сощурилась Маргарита подозрительно.

– Да. Пыталась. Эспандер ручной, еще какие-то штуковины через интернет-магазин покупала. Ничего. Время было упущено. С детства надо было. А тетке ее не до этого было. Супа налила и считала – достаточно. Инвалид Ирка. И списать на нее все ваши «мокрые» дела у вас не выйдет. Может, она соперницу свою и ненавидела, но убить бы не смогла.

– А нападение на меня, на Крутову? Кроме нее, некому, Золотов. Вы рассказали ей про тайник Баловневой? Она пришла туда за деньгами? И пробила голову мне и Крутовой. А потом уничтожила все следы своего там пребывания. Умная девочка!

Он больше не проронил ни слова. Сколько она ни билась, вытянуть из него ничего не получилось. Голова разболелась до такой степени, что, выйдя из следственного изолятора на солнце, Хмельнова почувствовала себя ослепленной. И телефон, разрывающийся непрекращающимися звонками в ее сумке, в руки брать не хотела. Кто бы это ни был, он не вовремя.

Она отъехала всего на километр от следственного изолятора, когда телефон принялся звонить снова.

– Андреев, если я не отвечаю на звонки, значит, тому есть причина, – набросилась она сразу на него, ответив.

– Товарищ подполковник, если я звоню вам уже четвертый раз, не успокаиваясь, то тоже не из блажи, – пробормотал он с обидой и тут же спохватился: – Извините.

– Если тебе интересно: Золотов не купился на мои приемчики. Дочь за подставу если и не простил, то никак этого не обнародовал.

– Это она его подставила?

– Да. Причем, если я правильно поняла, сделала это, когда он спал крепким сном. Возможно даже, она подсыпала ему снотворного. Но он не скрыл от меня, что всегда паковал дозы в перчатках. Это она – его Иришка.

Она вытянула руку, открыла отделение для перчаток, нашарила там солнцезащитные очки, надела. Стало чуть легче смотреть на дорогу. Но головная боль не утихала.

– Кстати, он отрицает причастность Ирины к убийствам. Говорит, что все ее усилия по тренировкам ничего не дали. И из дома в клуб она никак не могла попасть. Он запирал квартиру на ночь на секретный ключ. Так что в клубе в тот вечер, когда убили Баловневу, она не была.

– Она там и не была, товарищ подполковник. Я поэтому и звоню, – голос капитана Андреева взмыл торжественными модуляциями.

«Как у ведущего новостей», – подумала Хмельнова. И поморщилась. Ненавидела все эти спецэффекты: затягивание пауз, игру бровями и голосом.

– Ну!

– Я нашел ее, товарищ подполковник. Это Крутова побывала ночью в клубе. Это она убила их всех!

Глава 35

Верочка в нерешительности остановилась возле единственного подъезда многоэтажки-«свечки». То, что она собиралась сделать, противоречило ее договоренностям с Димой. Он просил ее не влезать в расследование, не рисковать, не вставлять ему палки в колеса своей самодеятельностью. Она обещала. Он поверил.

А сейчас…

А сейчас она нарушила свое обещание. Предала его доверие. И видит бог, ей страшно не хотелось так поступать. Но по-другому она не могла. Потому что он отмел все ее доводы. Счел ее рассуждения если и не глупыми, то несерьезными точно.

– Нам уже все известно, малыш, – сонным голосом убаюкивал он ее вчера. – Убийца Крутова. По голове она получила от Новиковой. Новикова же и шторы потом в квартире Баловневой сняла, чтобы не были обнаружены ее следы на них. Все! История почти закончена. Необходимо еще несколько дней, чтобы подготовить доказательную базу их причастности, и все. Дальше решит суд. А если еще к тому времени Харин очнется…

– А он очнется? – моргала Верочка, рассматривая темную ночную комнату.

– Думаю, скоро. Врачи отметили положительную динамику. Уверены, что день-два – и он очнется. Но не уверены, правда, что он все вспомнит. И ладно. – Дима широко, громко зевнул. – И без него справимся. Крутова уже сидит. Ей предъявили обвинение, избрали меру пресечения. Новикова под подпиской о невыезде. Папа ее сидит. Все в шоколаде. Почти…

Вот именно что почти!

Верочка до четырех утра проворочалась в кровати, не в силах уснуть. Что-то ей не нравилось в стройном рассказе ее любимого Димочки. Что-то выбивалось из общей картины. Вопросы сыпались один за другим.

К примеру, как Новикова попала в запертую квартиру Баловневой? Крутова утверждает, что войдя в квартиру, заперла за собой дверь. И когда пришла, дверь была заперта. Откуда у Новиковой ключи? Стащила у папы? У него они были? Он на этот вопрос не ответил, сколько его ему ни задавали. Видимо, сообразил, что своим ответом может усугубить вину дочери. Матерый!

Второй вопрос: куда подевались средства из тайника Баловневой? При повторном обыске квартиры Золотова там ничего не было найдено. Ни единого лишнего цента либо украшений, которых у Ангела была целая коллекция. У тетки Новиковой обыск провели – тоже пусто. Новикова на дачу к тетке не ездила. Она город не имела права покидать. Она его и не покидала.

Где добро?!

И орудие убийства Баловневой не было найдено нигде. Ни в гараже Гриши. Ни в квартире Баловневой. Ни в квартире Сахаровой, ключи от которой у Крутовой на брелоке. Она же была без пяти минут хозяйкой. Сделку никто не отменил.

К слову, в квартире Сахаровой тоже не были обнаружены ни деньги, ни драгоценности Ангела.

Работа после задержания Крутовой была проведена колоссальная. В команде с Димой работала сразу целая группа оперативников. Сведения по крупицам, но собирались. К примеру, как он обнаружил, что Крутова посещала ночной клуб в ночь убийства своей подруги? Не с камер видеонаблюдения, нет. Половина из заявленных не работала. Вторая половина наполовину была муляжами. Он обходил дворы и искал водителей, любящих ночную езду. Опрашивал, просматривал записи с их видеорегистраторов. И на двадцатом автолюбителе ему повезло.

Сил и времени было затрачено – невозможно сколько. И поэтому его расслабленность теперешнюю вполне себе можно оправдать.

Но Верочка неожиданно решила, что кое-что было упущено. И дело в суде может рассыпаться из-за маленькой оплошности, недогляда. Вот ведь в прошлый раз она помогла? Помогла, когда установила, каким образом попадают в подъезд, минуя камеры видеонаблюдения. Дотошно расспросила старушек, которых Дима счел бестолковыми. Понаблюдала. Пошарила в зарослях кустов. И…

Подъездная дверь пропела открываемым замком. Вера схватилась за ручку, потянула на себя, выпустила молодого парня с собакой и тут же шагнула внутрь. Консьержка смотрела телевизор и не обратила на нее никакого внимания. Беспрепятственно пройдя к лифтам, она вошла в кабину и нажала на кнопку этажа, находящегося на уровне этажа, где в доме напротив проживала Ангелина Баловнева. Если не повезет на этом этаже, у нее в запасе еще два: один ниже, второй выше. На каждом этаже квартир, выходящих окнами на окна Ангела, три штуки. То есть в общей сложности девять. Ничего, она справится. Лишь бы повезло!

– Нет, извините…

– Сожалею, но ничем не могу помочь…

– Да вы что там, в органах, ошалели, что ли, совсем?! По окнам подсматривать?! Ну вы вообще…

Примерные ответы, к которым она была и готова, и нет. Но улыбалась виновато, извинялась, шла дальше. Этажом ниже в двух квартирах не открыли. В третьей в дверь высунулась конопатая мордаха заспанного подростка лет пятнадцати. Мальчишка долго не мог понять, чего от него хотят. Потом вздохнул, распахнул дверь шире, почесал лохматую шевелюру и, хитро глянув, задрал вверх указательный палец.

– Вам надо туда, – произнес он сипло.

– Только что этажом выше была. Все бесполезно. Никто, ничего и нигде.

– Вам двумя этажами выше надо. В квартиру, как наша расположенную. Там мужик один живет поганый.

– Поганый? – удивленно округлила глаза Верочка. – В каком смысле?

– Во всех смыслах. – Он уронил руки вдоль тела и свесил голову, словно смертельно устал. – Стучит на всех консьержке, в управляющую компанию. Все видит, старый козел.

– Не ругайся, – мягко попросила его Верочка.

– Извините. Но если кто что и видел в доме напротив, то только он. Не удивлюсь, если он в бинокль за всеми наблюдает. – Мальчишка снова потыкал пальцем вверх. – Как, интересно, он сумел рассмотреть из своих окон, что мы с пацанами на детской площадке курили и окурки бросали под горку? Точно бинокль. Или подзорная труба у него имеется…

Лифт был занят, и наверх Верочка летела через ступеньку. Встала перед дверью с высоко вздымающейся грудью. И только протянула руку к звонку, как дверь сама по себе распахнулась.

– Что надо? – сквозь толстые стекла очков на нее уставились два глаза-шила. – Кто такая?

Вера достала из сумочки удостоверение, показала худощавому сутулому мужчине в сером трико.

– Почему без формы?

– Жарко, – буркнула она, мысленно соглашаясь с рыжим мальчишкой.

Мужик с первых мгновений показался ей противным.

– Входи, – посторонился он, впуская ее в чистую прихожую с одиноко стоящей в углу рогатой вешалкой. – Разувайся. Мне тут пыль не нужна.

Вера послушно сбросила белоснежные мокасины и прошла за ним в комнату с узким диваном по дальней стене и двумя тощими креслами к окну. И да, мальчишка оказался прав. У окна, нацеливаясь дулом на окна, на треноге стояла подзорная труба.

Ура, ура, ура!

Она мысленно поплевала через левое плечо, боясь сглазить удачу. Присела на предложенное кресло, тут же почувствовав, как впиваются в зад старые пружины.

– Итак, что хотела, гражданка дознаватель? Жалобу на меня коллективную состряпали соседи-сволочи? Почему не участковый? Почему дознаватель?

Мужик ходил перед ней туда-сюда, сложив руки на груди. Взгляд его елозил по полу, Верочкиным коленям и ножкам журнального стола с обшарпанной полировкой.

– Вас как зовут? – спросила Вера, вспомнив, что мужчина не представился.

– Николай Иванович меня зовут, – проворчал он в ответ и резко остановился: – А разве в заявлении не было указано?

– Нет, – качнула она головой. – Потому что не было никакого заявления. Если и было, мне о нем ничего не известно. Я здесь по другой причине.

– По какой еще причине? – сощурился он противно.

– Мне нужна ваша помощь, Николай Иванович. В одном очень серьезном деле.

– В каком таком деле? – глаза его чуть приоткрылись, стали внимательнее, добрее будто.

– В деле об убийствах, которые произошли в доме напротив. Правильнее, одно убийство произошло в подъезде меньше месяца назад. Второе – в ночном клубе. Но девушка, которую убили в ночном клубе, жила в доме напротив. И ее окна почти напротив ваших. Только этажом ниже. И я пришла к вам за помощью. Может, вы…

– Подсматриваю в подзорную трубу за жильцами в доме напротив? Рыжий сучонок настучал? – взорвался он с такой силой, что жилы на шее вздулись. – Если хотите знать, я за звездами наблюдаю. И гороскопы личные составляю людям. А всякие проститутки мне неинтересны, вот!

– Почему проститутки? – она еле сдержала улыбку. – Потому что Ангелина Баловнева – девушка из дома напротив – в ночном клубе у шеста танцевала?

– Уж не знаю, где она и с кем танцевала, но дома постоянно ходила голышом. Проститутка! Кто же еще?

Он вдруг сник, поняв, что совершенно бездарно проговорился. Сел на краешек тощего кресла напротив Верочки и, виновато улыбнувшись, произнес:

– Спрашивайте, что вас интересует, товарищ старший лейтенант. Я не мог за ними не наблюдать, потому что чувствовал, что за их окнами творится черт знает что! Беззаконие творится! Спрашивайте…

Она спрашивала, он отвечал. Потом перехватил инициативу и начал рассказывать сам, уже без наводящих вопросов. Она слушала и не верила своим ушам. И на всякий случай показала ему несколько фотографий, которые были у нее в телефоне. Николай Иванович всех опознал и подробно рассказал о каждом интересовавшем ее лице.

– Вы не представляете, как мне помогли! – смотрела она на него восторженными глазами. – Побольше бы таких сознательных граждан, как вы, Николай Иванович!

– Кому сознательный, а кому старый козел, – хихикнул он комично.

– А вы готовы будете повторить все это под протокол, Николай Иванович? – Верочка замерла в ожидании ответа.

– Конечно! А как же еще? Не просто же ветер колыхать я призван! Могу прямо сейчас поехать с вами.

– Отлично. Я на машине. Жду вас возле подъезда…

Уже подъезжая к отделению полиции, где Николай Иванович обязался повторить все слово в слово под протокол, Верочка забеспокоилась.

Как воспримет ее очередную самодеятельность Дима? Не рассердится? Не погонит со своей жилплощади? Он же просил ее, а она обещала.

– Капитана нет, а что случилось, Умова?

На Верочку ниже повязки глянули два черных дула. От ее глаз Верочку всегда пробирало морозом. Сейчас особенно.

– Тут такое дело, товарищ подполковник, – она посторонилась, впуская в кабинет Хмельновой Николая Ивановича. – Совершенно неожиданно в деле появился еще один свидетель.

– Который к чертям собачьим перечеркнет весь ход нашего расследования, так? – усмехнулась Хмельнова, внимательно рассматривая пожилого мужчину в брюках со стрелками и белоснежной рубашке с короткими рукавами.

– Нет. Не совсем. Но внесет ясность.

– Хорошо. – Хмельнова указала на стул. – Присаживайтесь, свидетель.

Она повернулась к нему спиной, внимательно глянула на Веру.

– Капитан Андреев в курсе вашей самодеятельности? – Хмельнова дождалась, когда Вера отрицательно качнет головой. – Я так и думала. Ладно, скажем ему, что вы действовали по моей просьбе.

Она резко развернулась на низких каблуках легких туфель, вернулась за свой стол, пододвинула к себе чистый бланк протокола допроса и проговорила, не глядя на Николая Ивановича:

– Итак, приступим…