Текст книги "Как не потерять работу"

Помощник палача выдернул кляп, едва не прихватив «на память» передние зубы. Я еле успел повернуть голову, и меня стошнило желчью, оставив горький привкус на губах. Лицо тут же заботливо вытерли упомянутой тряпкой и помахали перед носом – мол, если что, не стесняйся! Ну уж нет!

– Итак?

– Воды, – прохрипел я.

– Он упорствует! – аж подпрыгнули на месте монахи.

Один из них с увлечением принялся что-то строчить на листе пергамента. Когда он успел исписать его больше чем наполовину – загадка! Глаза писаря горели, он от усердия высунул кончик языка и строил умильные рожицы – ни дать ни взять сочиняет развлекательное чтиво.

– У меня в горле першит, – попытался повысить голос я.

– Ответьте на вопрос – и получите столько воды, сколько влезет.

Инквизитор указал на стоявшее напротив пыточное приспособление. Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, меня бы уложили на него, вставили в рот воронку и лили воду до тех пор, пока я либо не умер, либо не признался бы во всех приписываемых мне преступлениях.

– А может, сразу убьете? – занервничал я. – Или так неинтересно?

Палач и его помощник опять затряслись от смеха:

– Не, с тобой точно не соскучишься.

– Мэтр Йож Белла, вы будете отвечать на вопросы? – В карих глазах инквизитора зажегся опасный огонек.

– Не-а, – помотал я головой, спеша высказать все, пока опять рот не заткнули. – Во-первых, вы ни одного нормального вопроса не задали, отвечать не на что! Во-вторых, я ни в чем не виноват! А в-третьих, я не Йож Белла!

– А кто? – почему-то это спросил палач.

– Груви моя фамилия, – вздохнул я. – Згаш Груви. В прошлом году закончил Колледж Некромагии с дипломом. Без отличия, но…

– Допустим, – перебил инквизитор. – Но что тогда вы делали в доме Йожа Беллы?

– Жил… какое-то время.

– Без ведома хозяина?

Я невольно усмехнулся. В самом деле, все знают, что некроманты накладывают на свои дома охранные чары похлеще иных лордов – ведь если обычные люди чаще имеют дело с себе подобными, то у магов и противники другие. От недовольных конкурентов до потусторонних сущностей. И уровень защиты у них куда как мощнее. Например, смертельные чары, которых у моего напарника мэтра Куббика было аж две пары из четырех.

– Вы там тоже находились без его ведома, – напомнил я.

Инквизитор вздрогнул так явно, что окончательно утвердил меня во мнении, что когда-то он был одним из нас, но по какой-то причине ушел из профессии.

– Меня привели… принесли вы, – ответил он.

– А меня пригласил сам мэтр Белла.

– Зачем?

– Э-э… ну… он уехал и попросил меня чуток побыть вместо него.

– Куда уехал? С какой целью?

– Откуда я знаю! Уехал – и все!

– Он упорствует, – прозвучали холодные слова, и палач снова надавил на ворот.

Наверное, надо было промолчать. Наверное, стоило помнить о братстве некромантов – нас и так многие простые люди боятся, а кое-кто презирает и ненавидит, тем сильнее нам следует держаться друг за друга. Наверное, надо было… Но ведь это из-за Йожа Беллы у меня сейчас проблемы. Он меня подставил, так почему же я-а-а …

– Жена-а-а!.. Жена у него беременна-а-ая-аа… Увез он ее… Не знаю куда-а-а… Не сказа-а-ал… Ну правда не знаю-у-у…

Знака, поданного инквизитором, я не заметил, но внезапно натяжение дыбы ослабло. Облегчение было таким, что на глаза навернулись слезы. Как же я себя в этот момент ненавидел!

– Допустим, это правда и вам ничего не сказали о том, куда и кто уезжает, – прозвучал голос инквизитора. – Допустим, вас пригласили пожить в доме в отсутствие хозяина. Но почему вы назвались чужим именем, когда явились к семейству Беркана?

Присутствующий тут же монах присвистнул. Видимо, заявление о моем знакомстве с печально знаменитым семейством его удивило.

Я повернул голову. Обладатель карих глаз и главный обвинитель смотрел в упор. Рядом с ним писец, склонив голову набок, с пыхтением дописывал второй пергамент. Роман он там, что ли, сочиняет?

– А меня кто спрашивал? Ко мне явилась… э-э… приехали с визитом и пригласили в замок от имени лордов и леди Беркана. Меня не стали даже слушать – велели собираться, и все тут! А потом было уже поздно!

– Установить истину никогда не поздно, – с пафосом изрек монах и покосился на коллегу, который уже положил перед собой третий лист и взирал на его пока еще чистую поверхность с улыбкой счастливого маньяка.

– Ну так устанавливайте! Я разве мешаю?

– Тогда начнем сначала. Итак, ваше имя? Настоящее!

– Г-груви. Згаш Груви.

Допрос продолжался больше трех часов. В конце концов я выложил им все. И не поверил своим ушам, когда, прервавшись на середине, инквизитор дал знак меня увести.

Опираясь на руки стражников, я еле доковылял до камеры и рухнул там на солому. Очень хотелось верить, что теперь меня оставят в покое.

Но надеждам не суждено было сбыться. Несколько часов спустя меня, не удосужившись покормить, потащили на второй допрос.

На этот раз монахов – и того, что помогал вести допрос, и любителя сочинений по литературе – не было. За столом в одиночестве восседал знакомый инквизитор. Меня без особых церемоний поставили перед ним на колени, скрутив руки за спиной. Палач немного повозился, пристраивая между локтями палку – один поворот, и прощай, суставы! Да еще и дернул, проверяя эффективность. Я аж подпрыгнул от неожиданной боли:

– Вы что? С ума сошли?

– Ну чего орешь? – Заплечных дел мастер пожал плечами. – Я ж легонько… можно сказать – любя…

Я взглянул в его глаза, слегка опухшие и покрасневшие, и понял, что большую часть времени этот тип провел в напряженных раздумьях, пытаясь на пальцах подсчитать прибыль, которую принесет ему превращение пыточных подвалов в аттракцион для скучающих туристов.

– Это – превентивные меры, – снизошел до того, чтобы открыть рот, сидевший за столом инквизитор. Вчерашнее «литературное произведение» в виде кучи исписанных вдоль и поперек пергаментов лежало перед ним. – На случай, если кое-кто вздумает упрямиться и не пожелает отвечать на поставленные вопросы.

Я со злостью взглянул в его глаза. В пальцах левой руки инквизитор небрежно крутил мой амулет. Обычно знак гильдии не дается в чужие руки просто так, особенно отдельно от настроенного на него владельца. Чтобы вертеть его так легко, нужно либо обладать огромной силой воли, чтобы не показывать, сколько боли причиняют прикосновения, либо самому владеть магией. И не просто магией, а быть некромантом – хотя и в далеком прошлом. В Колледже нам рассказывали, что злее всех преследуют представителей нашей братии именно бывшие «коллеги» – то ли пытаясь отмыться от «грехов прошлого», то ли от зависти и досады. И этот такой же! Предатель! И надо же мне было спасать жизнь этой мрази? Пусть бы его упыри доели! Сволочь!

Инквизитор шевельнул бровями – и палач с силой крутанул палку. Локти захрустели, словно сухие ветки.

– Ё-о-о-оу! – От боли на глаза навернулись слезы. – Я же ничего не сделал!

– Зато подумал, – холодно блеснули карие глаза.

– Вы… можете читать мысли?

– Да было бы что читать. – Инквизитор небрежно бросил на стол амулет и зашуршал пергаментами. – Одна ненависть…

– Любить мне вас не за что, – буркнул я, понимая, что терять уже все равно нечего. Все равно отсюда одна дорога – на костер. Интересно, я успею остановить себе сердце до того, как жуткая боль сведет меня с ума?

– А напрасно, – мой собеседник сосредоточенно читал. – Пока кое-кто прохлаждался в камере, – пришлось прикусить губу, чтобы сдержать презрительное фырканье, – я тут провел небольшое расследование… На данный момент некоему Йожу Белле предъявлено обвинение по трем пунктам.

– Я же сказал – я не… ы-ы-ы… – Палач, не дожидаясь знака, сам крутанул палку, и я согнулся пополам от боли, почти касаясь коленей лбом.

– Будете перебивать – добавлю четвертое. – В пальцах появилось перо. Пришлось зажмуриться изо всех сил, чтобы сдержать эмоции. – Итак, пункт первый – вышеупомянутый Йож Белла обвиняется в систематическом нарушении закона о запрете на черную некромантию, что выражалось в нанесении вреда отдельным гражданам, в том числе и высокопоставленным. Перечислить всех людей, так или иначе пострадавших от действий Йожа Беллы?

Я помотал головой. Что мне это даст?

– Ваше право, – пожал плечами инквизитор. – Некоторое время назад в столице был арестован бывший канцлер его величества короля Болекрута граф Лихошва. И он дал признательные показания, которых с лихвой хватило бы на два смертных приговора. К сожалению, даже некроманта нельзя казнить два раза…

– Поэтому вы решили убить двух некромантов вместо одного, – прошептал я и сжал зубы, ожидая новой пытки.

– Это было бы неплохо, – без тени иронии кивнул мой собеседник. – Вашего брата развелось слишком много. Десятки неприкаянных мастеров смерти топчут землю. Десятки не сумевших найти свое место в жизни молодых людей – перспективных, между прочим, молодых людей! – вынуждены бродить по дорогам, перебиваясь случайными заработками. И многие из них в конце концов встают на скользкую дорожку. Вы себе не представляете, сколько у инквизиции проблем с этой толпой не нашедших своего места в жизни некромантов!

– Я-то тут при чем? – От возмущения даже боль в вывернутых руках куда-то делась. – У меня это место было! И я всем был доволен и не собирался вставать ни на какие дорожки…

– Ой ли? – Карие глаза на миг потеплели опять. – А что кое-кто делал на кладбище в ту ночь, когда убили молодого Вайду? Убили с помощью черной некромантии, между прочим!

– Меня попросили… И потом, я его не убивал! Я нашел его умирающим, с осиновым колом в груди. Убийца промахнулся – ударил ниже, чем нужно… Он умер у меня на руках. Я отпустил его душу – и все! А потом меня спугнули эти… его приятели…

– И что дальше?

– И все. – Я смотрел в грязный, давно не мытый, заплеванный пол. Настроение было таким же противным. – Я убежал. Их было пятеро… Они бы не стали меня слушать. Заблудился, решил срезать дорогу домой через пустырь… где овраг с упырями! У которых я отобрал ужин!

Готов спорить на что угодно – на сей раз этот гад дал знак палачу просто из вредности. Крик боли все-таки удалось сдержать, но из прокушенной губы потекла кровь.

– Так-то лучше. Я еще не закончил… Итак, первый пункт ясен. Многочисленные и не всегда законные применения черной некромантии во вред третьим лицам. Кроме того, не доказано, но требует доследования причастие означенного Йожа Беллы к исчезновению некоего графа Дарина Байта…

Я забыл все слова и по-простому вытаращился на инквизитора.

– Что? – Тот картинно шевельнул бровями. – Вам знакомо это имя?

– Граф Дарин Байт, – прошептал я. – Наследник имени и титула графов Байт, владельцев Больших Звездунов… В королевскую канцелярию прошлой осенью было отправлено прошение от его отца с просьбой найти отсутствовавшего почти четверть века сына…

– Да, – кивнул инквизитор. – Прошение было рассмотрено, по нему была проведена работа, в результате чего установлено, что несколько лет назад виконт Дарин пропал без вести. Расследование его исчезновения зашло в тупик, поскольку явных улик не было найдено. Имелись лишь неподтвержденные подозрения, что к его исчезновению мог быть каким-то образом причастен уже нам знакомый Йож Белла. А последние события, – он опять пошуршал пергаментами, – наверняка заставят вернуть дело на доследование, ибо в ваших вещах мы отыскали некую книжицу, где среди заметок фигурировало кое-чье имя…

Перед глазами все поплыло. «Дарин, ты труп!» – это написал на полях украденной в библиотеке брошюры мэтр Белла. Это конец, Згашик! Перспектива закончить жизнь на костре стала такой яркой, что меня прошиб пот.

– Это не моя книга, – прошептал я, не слыша своего голоса. – Я ее нашел… в библиотеке мэтра Беллы… Случайно…

– Да, библиотека, – кивнул инквизитор с кислым видом. – Здесь возникла сложность… Насколько вам известно, милейший, любой чародей может отыскать след человека по ауре принадлежавших ему вещей… Аура на этой книге действительно отличается от ауры остального содержимого вашего мешка. Зато она совпадает с аурой всего дома. А из этого следует, что у данной книги было два владельца. Один – здесь. А где второй?

– Что вы на меня так смотрите? Не знаю я, куда уехал Йож Белла!

– Этого никто не знает. Пока, – промолвил мой собеседник так спокойно и мягко, что от этих ласковых и даже печальных интонаций мне стало страшно. – Но скоро все тайное станет явным…

– У него беременная жена, – вспомнил я тихую женщину. – Надеюсь, ее вы не тронете?

– А почему вас это беспокоит? По-моему, вы должны больше дрожать за свою участь. Один пункт обвинения, предъявленный мэтру Белле, я уже огласил. Пусть и невольно, но вы можете считаться пособником его преступлений – ведь, насколько я понимаю, ваш… э-э… коллега просто прикрылся вами. Отдал на расправу в надежде оттянуть свой собственный конец…

– Вы, – я помотал головой, – мне верите? Верите, что я не Йож Белла?

– Я всегда это знал, – с наглым видом пожал плечами этот гад и улыбнулся. – У нас собрано объемное досье. Мэтр Белла старше вас на двенадцать лет. У него другой цвет волос и глаз, другая форма носа, шрам на подбородке, из-за чего он вынужден отпускать бороду. Я уж молчу про то, что он выше вас на целый вершок, и про то, что нам известны отпечатки его ауры, которая никоим образом не совпадает с вашей!

– Но…

– Но есть еще два пункта, – вернули меня с небес на землю холодные слова, – и за них кое-кому придется ответить по всей строгости закона. – Пункт первый – в нашем случае второй! – обвинение в убийстве молодого Гжеся Вайды…

– Я ничего не-э-э…

Палач опять крутанул палку, и я подавился всеми словами, что хотел сказать.

– Мэтр Дубин провел обряд вызова духа, – корчась от боли в ноющих руках, как сквозь вату, услышал я. – И тот прямо показал на вас.

– Нет, – простое слово далось с трудом. – Это не я… не признаю… я не мог… не хотел… Да и зачем мне его убивать?

– Мало ли причин у некроманта лишить жизни человека темной ночью? Может быть, вы собирали энергию для проведения какого-то запрещенного обряда? Вы же все-таки взяли ту книгу из библиотеки настоящего Йожа Беллы! А для чего, как не испытывая тайное желание повторить описанные в ней действа? В ваших вещах нашли коробок, где обнаружился погруженный в спячку мотылек. Эксперт опознал в нем человеческую душу, которую вы почему-то хранили при себе, хотя должны были отпустить!

– Это… – пришлось тщательно подбирать слова, потому что на язык просился только отборный мат, – мне обещано… деревенский ведун… я помог ему, и он… он сам отдал мне свою душу… два месяца назад… это было совершенно добровольно… я просто помогал человеку…

– От чистого сердца и без всякой задней мысли? – прозвучал вопрос. Получив в ответ сдавленный кивок, инквизитор как ни в чем не бывало продолжал: – Пусть так, но эта так называемая «помощь» – и есть третий пункт обвинения. Кто вам дал право исцелять? Вы – некромант, а не целитель! Вы не имели никакого права ни облегчать предсмертные страдания этого ведуна, ни спасать от смерти мать этой девчонки… как бишь ее?.. Дары…

– Она жива?

– Жива, – кивнул инквизитор. – Здорова. Отпущена домой после допроса. – Последние слова он произнес таким тоном, что я ему не поверил. – Сказала, что вы вылечили ее мать и отказались брать за это деньги. Похвальное решение, но у гильдии целителей насчет вашего «подвига» может быть другое мнение. На первый раз вы бы отделались штрафом. На второй – вам бы на год запретили заниматься любой деятельностью. А на третий…

– Понятно, – перебил я. – Меня казнят? Ну и хорошо!.. Потому что если бы меня отпустили на свободу после всего этого и мне случилось бы увидеть, как упыри рвут на части живого человека, я бы не стал спасать ему жизнь, а еще и помог бы нежити поскорее его сожрать!

Наши глаза опять встретились. Не знаю, что на сей раз прочел в моих инквизитор, но он дал знак палачу.

На сей раз боль в руках была такой, что я не выдержал и потерял сознание.

Глава 19

А очнулся я от новой боли – на сей раз резкой боли в окровавленных пальцах.

Кто не знает – руки для некроманта являются «рабочим инструментом» хотя бы потому, что именно в руке держишь ритуальный нож, занося его над жертвой. И сама мысль о том, что эти палачи пытаются лишить меня рук, спросонья оказалась такой ужасной, что я, собрав силы, ударил всей остающейся у меня «чистой» силой, останавливая сердце врага.

Ответом был резкий многоголосый писк, шорох маленьких лапок – и тишина.

Окончательно проснувшись, я попытался приподняться, и со второй попытки мне это удалось. Палачи надели на меня колодки – вместо цепочки наручники соединяла кованая полоса железа, не позволяя сомкнуть ладони. Умно придумано, если учесть, что для некоторых заклинаний ключевым жестом является именно хлопок ладони о ладонь. Смотровое окошечко на двери камеры было открыто – наверное, чтобы можно было быстрее заметить, пришел узник в себя или нет, – и благодаря этому не боги весть какому, но все же источнику света можно было разглядеть, что палачами на сей раз выступали две крысы, которые под шумок примеривались просто-напросто отгрызть мне пальцы. Два еще теплых трупика валялись рядом – остальные разбежались, напуганные внезапной смертью товарок.

По очереди поднеся обе руки к лицу – благо конструкция кандалов позволяла это делать, – я осмотрел пальцы. По счастью, крысы успели лишь вонзить в них зубы – прокушенные до костей подушечки могли бы зажить сами собой через несколько дней. Другой вопрос, а нужны ли мне будут еще руки? Насколько помню разговор с инквизитором, меня не будут казнить вместо Йожа Беллы. Но и собственных «подвигов» должно хватить на смертный приговор. Интересно, сколько раз еще меня потащат на допрос? Будут ли пытать? И как? Эх, если бы можно было…

От мыслей о собственной печальной участи оказался один шаг до воспоминаний о жене. А ведь Смерть предупреждала, что я оказался не в том месте не в то время! Что же теперь со мной будет? С одной стороны, я все-таки ее законный супруг. А с другой – сколько нас было таких, мужей Смерти? Некоторые и до меня заканчивали жизнь в подвалах инквизиции – достаточно вспомнить графа-алхимика лорда Вайвора Маса, обвиненного в умышленном убийстве принца крови. Его, насколько помню, тоже подставили. И Смерть позволила ему умереть… Правда, она потом возненавидела его обвинителя, но и только. Не ждет ли меня такая же участь?

От отчаяния хотелось выть в голос. Обычно изломанные пытками, голодом, усталостью обвиняемые готовы дать любые признательные показания, лишь бы этот кошмар поскорее закончился. И часто так бывало, что костер иная ведьма воспринимала как избавление от мук. Через что еще предстоит мне пройти прежде, чем казнь перестанет восприниматься с ужасом и отчаянием?

Взгляд упал на две крысиные тушки, потом метнулся к двери. Знак запрета нарисован криво… это дает слабую лазейку… терять мне нечего…

Торопясь, встал на четвереньки и принялся разодранными пальцами чертить пентаграмму. Самую простую, небольшую. Было больно, но я нарочно нажимал изо всех сил, чтобы вытекло как можно больше крови. Терять все равно нечего. Даже если будет заражение – кого это станет волновать на костре?

Нужные слова заклинания слетали с губ. Без дополнительных инструментов, не помогая себе концентрационными пассами и прочищающими сознание эликсирами, провести обряд довольно трудно, но свежая кровь – сама по себе мощный катализатор. А если, не жалея, добавить собственных жизненных сил…

Занятый делом, я не заметил, когда в камере стало намного светлее. Словно потолок постепенно истончился настолько, что стал проникать свет с улицы. Кстати, уж не знаю как, но я чувствовал, что моя камера находится под землей на глубине примерно десяти локтей. Так сказать, чтобы заранее привыкнуть…

Рифмованные строки еще звучали в тишине подземелья, а багровые отсветы вечного заката и пряные запахи цветущего вереска уже окутывали все вокруг. Стены камеры отступили в стороны, растворяясь в тумане. Я стоял на грани между мирами, балансируя на самой кромке, с трудом удерживая сознание от желания соскользнуть в эту бездну. Не знаю, что удерживало от последнего решительного шага – инстинкт самосохранения или чувство долга?

– А-а-ах…

Сиплый вздох-стон прозвучал над левым плечом, и я, понимая, что сейчас допущу ошибку, все-таки бросил взгляд в ту сторону.

За спиной была тьма. Обычная тьма подземелья, сгустившаяся еще больше и как бы спрессованная, вытесненная закатным маревом, проникшим с вересковых пустошей. И в этой тьме ворочались чьи-то тени, осторожно подкрадываясь ближе.

– Это… это оно… аа-а-х… неужели… что это? – шелестели негромкие голоса.

– Кто здесь?

Тени заколыхались, забеспокоились, но любопытство пересилило, и они одна за другой стали придвигаться ближе, давая себя рассмотреть. Числом чуть больше дюжины – считать «по головам» было некогда, да и они то и дело перемещались, мешая сосредоточиться, – они на первый взгляд походили друг на друга как капли воды или клочки тумана. Лишь попадая в полосу багрового света, пришельцы один за другим меняли облик, на глазах превращаясь в тени незнакомых людей. Несколько мужчин разного возраста, от ровесников до стариков, и женщины. Эти как на подбор были стары и довольно уродливы – не потому, что такими родились, просто возраст никого не щадит. Может быть, в юности они и были прекрасны, но – увы и ах! – душа чаще всего имеет тот облик, какой имел человек в момент смерти. Ни один дряхлый старик после смерти не вступает на вересковые пустоши крепким юношей. Ни одна старуха не возвращает себе после смерти молодость.

– Вы кто?

– Ты-ы-ы, – души только сейчас с явным усилием отвлеклись от созерцания багрового тумана, явно видя в нем больше, чем живой и здоровый я, – ты… помоги-и-и… отпусс-с-ти-и-и…

– Ага, – кивнул я, начиная что-то понимать. Ну конечно, здесь, в тюрьме, время от времени умирали под пытками или просто от старости, слабости или болезней заключенные. Даже сейчас от души одной из старух веяло остатками магической силы. Она и держалась чуть особняком, глядя прямо в глаза с каким-то странным выражением лица – не то презирала, не то жалела сбившегося с пути парня. За что в свое время арестовали и бросили сюда умирать других – неизвестно. То ли оговорили, то ли просто женщины попались под горячую руку закона. Из мужчин таких – обладавших крупицами магии знахарей и ведунов – набралось трое. Как маги и волшебники, они наверняка были слишком слабы, чтобы получить образование. В Колледж Некромагии, например, принимают отнюдь не всех, а лишь тех, чьи силы достигают определенного уровня. А для того, чтобы самим чего-то достичь, их сил вполне хватало. Кому-то из соседей не понравился «дурной глаз», на кого-то обиженный самоучка действительно навел порчу, за что и поплатился. Бывало, что гильдия магов и ведьмаков сама выслеживала и «сдавала» инквизиторам таких самозванцев, ибо, не умея правильно распоряжаться отпущенными природой силами, они часто допускали ошибки и дискредитировали настоящих волшебников. Самых ярых казнили, а тех, чья вина была невелика или кто вовсе попал сюда по ошибке, оставляли умирать в камерах. Ибо считается, что инквизиция не ошибается. Вот они, плоды ее ошибок. Их тела не получили должного погребения, и они обречены оставаться призраками этого места, до тех пор пока окончательно, до последней крошки, не истлеют их тела или пока не найдется некромант, который отпустит истомившиеся души на вересковые пустоши.

– Помоги-и-и… отпус-сти-и…

– Не мучь ты нас-с, с-с-сынок, – прошамкала одна из старух, протискиваясь вперед, – отпус-с-сти… дочка у меня там… дай свидетьс-с-ся напосс-следок…

– Дочка-то жива? – Сердце почему-то дрогнуло.

– Жива, жива, как ей живой-то не быть! – торопливо закивала старуха, а с той стороны багрового тумана уже шевелились другие тени, с нетерпением ожидая встречи с умершими родными и близкими.

– А у меня – с-с-сын… А у меня – мать хворая… – словно только того и ждали, загомонили-зашептали остальные призраки. – С-сколько лет не виделис-с-сь… отпус-с-сти… не держи…

Я сжал кулаки, борясь с приступом жалости к себе. Если не случится чуда и меня не выпустят – что вряд ли! – или не казнят, то и моя судьба – умереть вот так, в камере, забытым всеми, через несколько лет. Измученный недоеданием – сижу два дня, а еще ни разу не кормили, – усталостью, пытками и холодом, я стану жертвой тюремных крыс, которые наверняка хорошо освоились с ролью могильщиков, поедая останки ранее умерших заключенных. И моя душа останется призраком летать меж этих стен, не в силах удалиться от места своего последнего упокоения, – до тех пор, пока судьба не приведет сюда же другого несчастного некроманта, который согласится отпустить ее на вересковые пустоши.

– Я отпущу вас. Всех! – Призраки придвинулись вплотную, окружая кольцом, и едва не кинулись обниматься. – Но с одним условием!

Нежданные гости шарахнулись в стороны, как ветром сдуло.

– Приказывай, хоз-зяин, – через минуту или две прозвучало из задних рядов, – всс-се исс-сполним…

Было велико желание напоследок натравить их на здешних «хозяев» – кошмары наслать или вещички кое-какие попортить, но я усилием воли отогнал эту мысль. В конце концов, мстить я смогу и сам – после смерти!

– Летите на вересковые поля, – взмахнул рукой, подкрепляя свои слова пассом, – летите и будьте свободны. Но скажите моей жене… скажите ей, что я… что скоро я последую за вами! Пусть… не держит на меня зла и поскорее найдет себе нового супруга!

– Ис-сполним. – Призраки заколыхались, заволновались. Лишь некоторые – души тех, кто при жизни действительно были ведунами и чародеями, – смотрели пристально и пытливо. – Кто твоя жена? Где нам исс-скать ее?

– Не беспокойтесь! Она сама найдет вас! Спешите!

Еще два концентрационных пасса, с губ срывается обрывок заклинания – и словно порыв ветра сдернул багровый туман, открывая картину холмистой равнины, поросшей вереском. Ноздри защекотал запах цветов, полыни, свежей воды и йода. На горизонте кое-где к затянутому вечными облаками небу поднимались столбы дыма. Там готовились праздничные пиры для запоздавших путников.

С ликующими криками души устремились вперед, навстречу теням, ожидавшим их. Все смешалось – те, кого встретили родные, бросились приветствовать друг друга, остальные ринулись к горизонту искать своих. Кому-то уже поднесли полный кубок меда, кто-то просто вдыхал аромат вереска.

Одна из старух внезапно обернулась через плечо:

– Идем с-с нами, некромант!

Соблазн так и сделать был чрезвычайно велик – душа и плоть сами устремились навстречу. Чего стоит – всего лишь встать с колен и шагнуть вперед! Но что-то удержало мой порыв. То ли трусость – я все-таки хочу жить, несмотря ни на что! – то ли внезапно ворвавшиеся в сознание посторонние звуки. За дверями моей камеры с криками и матюгами толпились люди – не иначе как почувствовали магию.

– Нет.

– Ну как знаеш-ш-шь…

Порыв ветра задул-задернул багровый туман, унес запахи и звуки потустороннего мира. Я еле успел окончательно нарушить границу и затереть край пентаграммы, когда дверь распахнулась и в камеру ворвался монах в сопровождении трех стражников. Одного взгляда на следы медленно затухающей пентаграммы ему хватило:

– Взять!

Удар сапога в бок опрокинул меня на пол. Били стражники долго, со вкусом и знанием дела. А я с закованными в колодки руками не мог даже нормально защищаться. Даже на бок не повернешься, закрывая живот. Попытался было подтянуть колени к животу, спасая жизненно важные органы, и тут же получил по ним сапогом так, что в глазах потемнело. Потом кто-то с явным удовольствием наступил мне каблуком на пальцы, и я перестал сдерживаться, заорав во все горло.

Не знаю, сколько времени меня избивали, пару раз я, наверное, терял сознание, но приходил в себя от новых пинков, – но вдруг раздался негромкий властный голос:

– Отставить!

Стражники отступили. С превеликим трудом разлепив мокрые ресницы, – из рассеченной брови текла кровь, и правый глаз немилосердно щипало, – я едва различил склоняющегося надо мной знакомого инквизитора.

– Ай-ай-ай! – в притворном огорчении покачал он головой. – Такой добронравный… я бы даже сказал – такой благородный молодой человек! И так глупо и бездарно все испортить?

Я попытался пошевелиться – ну или хотя бы вздохнуть полной грудью – и прислушался к себе. Болело абсолютно все! Но, судя по всему, ничего жизненно важного эти мордовороты пока не отбили – во всяком случае, серьезных травм внутренних органов удалось избежать, а переломы пары ребер и кисти рук не столь серьезны по сравнению, скажем, с разрывом селезенки. Ну еще бы! Профессионалы! Сволочи тренированные… На ком только тренировались? Сколько народу забили до смерти прежде, чем набить руку? Двусмысленность фразы показалась мне забавной, и губы раздвинулись в улыбке. Правда, синяк на челюсти не способствовал веселью, и вместо смеха получился всхлип, но инквизитор все правильно понял.

– Что такого смешного я сказал?

– Ничего. – Я осторожно проверил языком зубы. Передние шатаются. Вот бесы! – Просто я… – с усилием повернул голову набок, скосил глаза на пентаграмму, – просто я не понял, где допустил ошибку? Нарисовано все правильно! Заклинание сработало как надо… В чем проблема?

– Проблема, – инквизитор присел на корточки и понизил голос до змеиного шипения, – в том, что здесь нельзя колдовать!

– Ну извините, – развел бы руками, но соединяющий браслеты железный штырь и так держал их на расстоянии, – не знал! Надо было перед тем, как сюда бросать, зачитать мне права и обязанности, что ли…

Избивать человека, сидя на корточках, неудобно, но вот ткнуть в болевую точку вполне можно. Я невольно вскрикнул.

– У тебя нет никаких прав, запомни это!

Разбитые губы шевельнулись. Так хотелось высказать этому скоту все, что думаю! И как же трудно сдерживаться.

– Ну так и не сдерживайся! – Шепот вовсе превратился в шипение. Раздавил бы гадину! – Плюнь мне в лицо, прокляни! Что молчишь? Слова подбираешь? Что бы ты ни сказал, ничего нового не услышу. Знаешь, сколько было до тебя?

– Мы на «ты», – молчать оказалось слишком трудно, – не переходили…

Видимо, этого замечания инквизитор действительно не ждал. Или просто колени у него затекли. Но он встал и направился прочь, задержавшись лишь на пороге, чтобы бросить тюремщикам:

– В колоду его.

С утра на улицах и площадях всем желающим наливали бесплатное пиво и раздавали ржаные лепешки и блины с кашей – помянуть невинноубиенного молодого Гжеся Вайду, горячо любимого сына градоправителя Добринского. Несмотря на то что действовал указ: «Больше одной кружки не наливать!» – многие специально ходили по улицам, останавливаясь на каждом перекрестке и каждый раз действительно выпивая всего по кружке пива, так что, обойдя полгорода, вполне можно было напиться и наесться за счет градоправителя. Предполагалось, что, выпив кружечку, в благодарность за угощение человек пойдет в храм и помолится за упокой души убитого. Но, увлеченное походом по злачным местам и возможностью напиться на халяву, население не спешило демонстрировать солидарность с градоправителем. На поминальной службе в храме Смерти было почти столько же народу, как и всегда, – городская знать, выражавшая верноподданнические чувства, десяток-другой самых ревностных богомольцев и еще несколько человек, которых городская стража отловила на улицах и силой согнала слушать молебен. Мужики стояли мрачные и злые – пока они тут песни слушают, там все бесплатное пиво другие выпьют!