Текст книги "Пожиратель звезд"

– А Лилька? – вздрогнула я.

– Все зависит от ее решения, – шепот Джошуа был едва слышен.

Мы все уставились на нее. Бесплотный Хорхе терпеливо ожидал решения под потолком. Я знала, что он именно ждет Лилькиного решения, только не знала, откуда. В тишине прошло около минуты, и мне стало казаться, что я сама сейчас от ужаса завизжу в полный голос.

Вот Лилька с мертвым лицом поднялась на ноги, вот ее контуры начали расплываться. Значит, решилась! Только к Хорхе подплыла не одна полупрозрачная фигура, а две… Трое взялись за руки, вспышка… и все! Все?

– М-да, – нарушил молчание наблюдавший за происходящим из дверей своей комнаты Лоуренс. – Вот, значит, кто живет среди этих звезд. Но они выглядят вовсе бесполыми. Как же они размножаются, хотел бы я знать?

– Делением, – сердито буркнул Сережка, возвращаясь к тарелке с недоеденным мясом. – Не видел, что ли?

Может, и делением, а может, и нет, но очень было похоже, что подходила наша очередь. Я чуть не бегом добралась до своего кресла, придвинула его как можно ближе к Элии, вцепилась в его руку.

Лоуренс, криво усмехнувшись, присоединился к компании.

– Видимо, вы приняли какое-то решение? – спросил он Аратогу, доставая из синтезатора стакан знакомой серо-буро-малиновой бурды.

– И мне тоже, – попросил его Элии.

Лори протянул ему свой стакан, достал себе еще один, приподнял, сказав:

– За удачу! – и вылил в себя.

Элии кивнул ему и выпил свою порцию. Сережка вопросительно глянул на меня:

– Тебе чего? Водку будешь?

Мне было все равно, и он толкнул в мою сторону стопарик. Я поймала его трясущимися руками, чудом не расплескав, принюхалась – привычно противного запаха не чувствовалось, поэтому смогла выпить все сразу. Зубы почти сразу перестали стучать, и можно было сосредоточиться.

– Ну что же, – сказал Аратогу, – приступим к делу. Присаживайся и ты, Джошуа. Так вот, у нас возникли две идеи по разрешению ситуации. Мы выносим их на ваше усмотрение, как скажете, так и сделаем.

Безразличие охватило меня вслед за теплой волной, разливавшейся из желудка. Не знаю, насколько разумно решать судьбы человечества на не очень трезвую голову, но так уж получилось…

– Итак, первый вариант, – начал Аратогу. – Мы можем активировать механизм саморазрушения черной дыры…

Или у меня от водки мозги плывут? Как можно в черную дыру встроить чего бы то ни было? И как она может разрушиться? И во что она превратится? В сверхновую?

– Но этот путь чреват подобием Большого катаклизма, – продолжил Аратогу, – взрыв неизмеримой мощности, потоки жесткого излучения, искривление пространства. Слишком опасно в непосредственной близости от обитаемых звезд.

– Там только одна звезда и осталась после ваших безалаберных опытов, – ворчливо перебил его Сережка.

– И условия жизни в ее системе могут стать непригодными для людей, – добавил Джошуа. – Вернее, гарантированно станут непригодными.

– Малоприятный сценарий, – сухо заметил Элии. – Давайте второй вариант.

Аратогу и Джошуа переглянулись. Ну вот, опять они смотрят на нас взглядом добренькой бабушки!

– Второй более сложен для исполнения и… – Джошуа вздохнул и обернулся к Аратогу, как будто ища поддержки, – и может некоторым из вас не понравиться.

Я насторожилась – что еще они имеют в виду?

– Не тяните, – поморщился Элии.

Аратогу кивнул и продолжил:

– Можно провести технически довольно сложную операцию, которая позволит не только избавить человечество от Пожирателя, но и ликвидировать ненужный уже тоннель…

– Хорошая мысль, – заинтересованно заметил Лори, – но ведь изменение структуры пространства в таких масштабах приведет…

– Да, – согласно кивнул Аратогу, – оно приведет к изменению его временных характеристик.

Элии напрягся и отрывисто спросил:

– А именно?

– Каждый человек окажется в той временной точке, когда его еще не коснулись изменения, произведенные черной дырой, – объяснил Аратогу, а Джошуа уточнил: – И никто не будет помнить о том, что случилось.

Аратогу махнул рукой в нашу с Элии сторону:

– Никто, кроме вас двоих, обладающих внутренним зрением, то есть непосредственно подключенных к вселенной и вдобавок побывавших в подпространстве и теперь настроенных… Как бы это сказать? В унисон с мирозданием.

– Как будто это о чем-то говорит, – фыркнула я.

– По другому я вам не смогу доступно объяснить, – пожал плечами Аратогу. – Так вот…

– Подождите-ка, – до меня только сейчас дошло, что именно он сказал, и я обратилась к Элии: – Ты тоже там был? В тоннеле?

Он нетерпеливо дернул себя за ухо:

– Пришлось, иначе бы тебя оттуда было не вытащить.

– А почему меня затаскивало туда снова и снова, а тебя – нет?

– Я упирался крепче, – отшутился Элии и снова обратился к роботам: – В общем, вы предлагаете нам вариант, устраивающий всех, кроме нас двоих?

– Меня тоже не устраивает, – пробормотал Серега. – Если я вернусь, то вместо звездолета буду снова летать всего лишь на задрипанном вертолете. А ты, Лори?

– Я не буду препятствовать варианту, который способен удовлетворить все человечество. Правильно ли я понял, что Сириус и Ригель останутся на своих местах, не будет никакой эвакуации, паники, страха?

– Да, – подтвердил Аратогу. – Жизнь будет течь так, как будто никакого Пожирателя звезд никогда не существовало.

Элии резко выдохнул воздух и сердито заявил:

– Никто не будет препятствовать этому варианту! Когда вы сможете начать операцию?

Сердце обрушилось вниз и замерло – вот оно! Вот то, чего я боялась! Мы никогда не будем вместе!

– Сейчас, – спокойно заметил Аратогу, как будто говорил о прогулке в солнечный день. – Прямо сейчас. Прощайтесь друг с другом.

И они с Джошуа исчезли, как будто их и не было только что за столом.

Лори казался совершенно спокойным – ну да, он-то ничего не терял, наоборот, получал все! Серега недовольно ежился, но молчал. А я…

– Но как же? Элии! Вот так вот, без предупреждения? А ты говорил, что мы всегда будем вместе… и вот…

– Я найду тебя, – Элии стиснул челюсти, перекосившись, как будто проглотил жуткую гадость, и процедил сквозь зубы: – Я все равно найду тебя!

Как ты найдешь меня, Элии? Где Сириус и где Земля? Ведь у тебя больше не будет своего звездолета… Потому что там, в прошлом, его никто для тебя больше не построит!

Глаза застилали слезы, окружающее начало расплываться и терять четкие очертания. Зеркальные стены то вытягивались в высоту, то растягивались в ширину, и вдруг я оказалась в самой нижней точке шара, в который превратилось помещение, как в елочной игрушке. Карикатурное страдание на искаженном лице Элии, узком внизу и расширяющемся кверху сначала медленно отдалилось от меня, потом постепенно растворилось в свертывающемся вокруг меня пространстве, и вдруг знакомое ощущение невыносимой скорости, как тогда, в подпространственном тоннеле, растянуло меня в нитку, размазало в небытии, несуществовании…

* * *

…И я проснулась от собственного крика. Повертелась в кровати, протянула руку к будильнику, поднесла его к глазам, присмотрелась – совсем рано, можно еще поспать. Но уснуть так и не получилось. Замотавшись в плед, подошла к окну, привычно уперлась в прохладное стекло лбом. Стояла и смотрела на девятиэтажку напротив слезящимися от напряжения глазами. Прислушалась к привычному стуку ненавистного будильника, сглотнула комок, застрявший в горле.

За окном унылая ночь, вдоль улицы метет поземка, в небольшой разрыв между тучами выглядывает луна, безмолвно уходят вдаль фонари. Изредка проезжают машины, их шум кажется особенно громким в ночной тишине. На подоконнике лежит лимон, в лунном свете он кажется совсем зеленым. Нас спасли от черной дыры, если она вообще существовала, очень качественно, я бы сказала – бесследно.

Включила компьютер, посмотрела на время – февраль, оказывается, на дворе. Вот, значит, куда меня зашвырнули? Проверила почту, бессмысленно глянула на письма и даже не стала читать. Одна только горячечная мысль колотилась в голове – неужели мне все только приснилось? Нет, нет, этого не может быть! Элии был на самом деле, есть и сейчас на единственной планете в системе Сириуса.

Будильник зазвонил… Не обращая внимания на его вопли, я отправилась на кухню, поставила чайник и задумчиво глянула в окно. Начинало светать, кусты в сугробе под окном стали приобретать четкие очертания. Февраль… да, в феврале со мной еще ничего не случилось, я ничего не знала про нашествие инопланетян. А может, его и в самом деле никогда не было?

Звонок телефона заставил меня вздрогнуть. Я брела к нему, со страхом оглядывая резкие очертания почти забытых вещей в белом свете зимнего утра. Сон или нет? Начальник с живым интересом спросил, где я, что со мной и почему меня все еще нет на работе. Через силу шевеля языком, я объявила себя больной. Слава богу, никаких срочных дел сегодня не предвиделось, можно было отсидеться дома.

Весь день меня терзала все та же мысль – было или не было? Она не оставляла меня и в последующие дни, преследуя днем и ночью. По утрам, дожидаясь на остановке автобуса, я прятала замерзающий от летящего по ветру снега нос в воротник и мучительно размышляла о том же самом.

В марте мне стало окончательно и невыносимо плохо. Я почти не могла спать и часами торчала по ночам у окна. Иногда выходила из дома, подолгу бродила по улицам, глядя на постепенно, день за днем поднимавшуюся все выше Венеру. В небе светила всего одна луна, и ни одного доказательства случившегося не осталось, кроме воспоминаний, терзавших меня.

Элии обещал вернуться, и я ждала его день за днем. Каждую ночь мне казалось, что вот-вот засветится в ночи его машина, опустится прямо перед моим окном, и я снова увижу его. Только ничего не происходило, и мне снова начинало казаться, что ничего не было, сон, яркий сон, и только. Никакого Элии в природе не существует, да и не существовало никогда. Откуда на Сириусе возьмутся люди? Да там и жить невозможно, под двумя-то солнцами!

Может, другие что-нибудь помнят? Не может такого быть, чтобы столько событий бесследно исчезли из людской памяти!

В один из выходных я собралась с духом и отправилась в гости к Лариске. Замученная хозяйством подруга, разрываясь на части между делами, гоняла мужа и детей в хвост и гриву. Я посочувствовала бедняге и, вспоминая ее же собственный рассказ про дом, в котором их когда-то поселили, в подробностях пересказала как голубую мечту любой женщины, что-то вроде:

– Представляешь, что было бы, если?

Лариска тоскливо посмотрела на меня, повернулась к плите и вздохнула:

– Если бы у меня был такой дом…

Нет, она действительно ничего не помнила, все мои слабые надежды растворились в небытии.

Решив сделать еще одну попытку подтвердить свою вменяемость, как-то вечером забежала к соседке Надежде, попила у нее чаю с пирогами. Про Ригель та и слыхом не слыхивала, когда я помянула про него, она бросила на меня недоумевающий взгляд и заговорила про виды на огурцы. Никто ничего не помнил, только я одна…

И меня стала разрывать на части другая мысль – как же Элии доберется до меня? Если раньше у него имелся персональный звездолет, который ему построили всем миром ради спасения этого самого мира, то теперь, теперь-то он на чем прилетит? Дура я, дурища! Нет бы упереться, сыграть первый вариант, остановить Пожирателя у Солнца, остаться там… Он бы согласился со мной, наверное… Не мог бы не согласиться. Но все получилось так, как получилось, и некуда было уйти от понимания этого.

Мучительная затяжная весна прошла, настало лето, холодное и промозглое. Тоска заедала меня все сильнее, все яснее становилось, что ждать больше нечего, все произошедшее было сном, и только. Чтобы не рехнуться окончательно, в июле я начала неторопливо записывать все, что помнила, день за днем.

Каждый вечер после работы садилась за компьютер и методично стучала по клавишам. Дни стояли пасмурные, временами я останавливалась, прислушиваясь к тихому стуку дождя за окном, успокаивалась и продолжала терзать память дальше. Слова постепенно отстраняли от меня прошедшие события. Когда я завершила свой монументальный труд, стало казаться, что все это мне действительно приснилось.

Душевная боль стала понемногу отпускать меня, и я окончательно решила считать, что ничего не было, потому что такого не бывает и быть не может. За эти мучительные для меня полгода я, впрочем, так достала парнишку, который работал у меня в отделе, что он сбежал, оставив меня в кабинете одну-одинешеньку. Мне это даже нравилось – по крайней мере, никто не мешал мне оставаться и на работе наедине с собой и своими тягостными раздумьями.

Народ в конторе никак не мог понять, с чего это у меня вдруг испортился характер. По общему мнению, причиной тому послужила одинокая жизнь, и было решено общими усилиями выдать меня замуж, даже привели на смотрины пару кандидатов. Фиг вам, сказала я про себя, все останется на прежних местах, и отшила всех с таким звоном, что от меня быстренько отступились.

Наконец, настал август, я ушла в отпуск. Поехала на Онежское, сняла там полуразвалившуюся избушку и провела в полном одиночестве почти три недели. Каждый день я бродила по тому самому берегу, разыскивая хоть какие-то следы нашего там пребывания. Естественно, кроме грибов, ничего не нашлось, да и не могло найтись. И я окончательно собралась с духом и поставила в конце своей истории очередную жирную точку. Мне все приснилось, все! И Элии, и любовь к нему тоже приснилась! Больше ждать нечего… И я перестала ждать.

Накопившиеся на работе за время моего отсутствия дела навалились на меня всей кучей, и я чувствовала, что вот-вот разорвусь на много-много маленьких начальников отдела, иначе мне никак не успеть справиться. И когда на следующий же день после возвращения из отпуска меня вызвал директор, я отправилась к нему в совершенно озверелом состоянии.

Влетела к нему в кабинет, плюхнулась за стол для посетителей – маленький столик, стоявший перпендикулярно к начальственному. Напротив меня за тем же столиком восседал довольно неприятный тип. Он мне сразу не понравился – прилизанный, аккуратный, сразу видно, что педант и зануда, а я их переношу с большим трудом, вернее, на дух не переношу. В общем, это было бы еще ничего, но его физиономия выражала такую брезгливость и скуку, что меня передернуло.

Директор с утра был в прекрасном настроении, он весело улыбнулся и представил мне этого типа.

– Вот, Евгения Валентиновна, знакомьтесь, ваш новый сотрудник.

Ага! Вместо сбежавшего мальчика хотят подсунуть… Ну, так я устрою ему веселую жизнь!

Мой новый сотрудник высокомерным жестом поправил на носу очки и с кислой миной сделал вид, что улыбается. Я ответила ему тем же.

Директор с милым выражением лица продолжал:

– Думаю, к годовому отчету ты уже введешь Альберта Николаевича в курс дела, вдвоем вы спокойно справитесь.

Ну и имечко! Вычурное, под стать хозяину. Да он просто урод! Губошлеп! И вообще противный…

– Очень приятно, – ядовито улыбнулась я, и он ответил мне тем же.

Я скривилась – деваться было некуда. Да, повседневную работу у меня кое-как получалось тащить в одиночку, но успеть в срок с отчетом мне не под силу, требовался помощник. С этого времени мое настроение стало хронически плохим не только по ночам, но и с утра до вечера.

Как он меня раздражал, этот Альберт Николаевич! Он постоянно вызывал у меня какие-то смутные ассоциации с Элии. Высокий, слегка косолапит – в общем, тот же самый мужской тип. Только Элии иногда едва заметно сутулился, а этот всегда держался прямо, столб ходячий, да и только. Элии был, чего уж греха таить, жизнерадостным балбесом, а этот… редкостная, невыносимая зануда!

Даже чертами лица временами он напоминал мне Элии, и это меня просто бесило. Вот только выражение этого лица ни в какие ворота не лезло, да и все остальное не лучше. Брезгливо опущенные уголки губ, коротко стриженые черные волосы, из-под которых лопухами торчат уши, седая прядь на лбу. И уж совершенно выводила меня из равновесия его идиотская привычка смотреть поверх очков, отвесив нижнюю губу, когда я влетала в кабинет.

Каждый раз, как я опаздывала на работу – а это случалось едва ли не ежедневно, потому что по полночи у меня не получалось уснуть, а утром, естественно, не получалось услышать будильник, – я натыкалась на этого типа в предбаннике конторы, где он курил с мужиками. И каждый раз он опускал голову, смотрел на меня поверх очков, ехидно улыбался и слегка кивал головой в знак приветствия.

Иногда, мельком глянув на него, я размышляла, какие подлые шутки устраивает нам жизнь. Иногда же казалось, что мне просто мерещится это сходство, я постепенно начала забывать лица всех – не только Элии, но и Сереги, и Лильки, и Лори… если они вообще существовали.

Вскоре я этого Альберта Николаича просто возненавидела. Он казался мне неестественным и неживым. Сидит за компьютером и медленно тычет в клавиши, глупо оттопыривая мизинцы. Когда он, разбирая бумажки, рассеянно пошевеливал длинными пальцами, они казались мне паучьими лапами. Но больше всего меня выводил из себя его взгляд, который я все чаще стала ловить на себе. Наклонит голову и смотрит исподлобья, спустив очки на кончик носа. Хоть бы губы подбирал… Урод и губошлеп!

Ближе к концу года мой телефон принялся безостановочно трезвонить, приходилось писать кучу бумаг, мотаться по подразделениям, по командировкам… И каждый раз по возвращении в кабинет меня встречали подозрительные глаза над очками. О чем он там думает, я знать не знала, да и не хотела… И вообще не желала с ним общаться. Здрасьте, будьте добры, Альберт Николаич, сделайте вот то и еще вот это, до свиданья – все, хватит…

В придачу ко всем своим недостаткам и разговаривал он тихим бесцветным голосом без всяких интонаций, как примитивный робот. Не мужик, а какой-то ходячий механизм, с Джошуа и то бывало интереснее болтать.

Наконец настало время годового отчета, который каждый год за сжатый срок его исполнения успевал выпить у меня не меньше ведра крови! Внезапно обнаружилось, что практически все материалы обработаны, почти все таблицы подготовлены, мало того, собрана вся статистика, которую мне обычно приходилось выбивать из наших подразделений не меньше недели – только садись и пиши. Нет, конечно, все равно приходилось засиживаться до позднего вечера, но хоть работать можно было без обычной излишней натуги. Пришлось признать, что от зануд тоже бывает польза, и я немного смягчилась.

Но окончательно мое сердце растаяло на новогодней гулянке. Обычно праздничные попойки на работе бывали весьма сдержанными, но на Новый год народ отрывался по полной программе. И я расслабилась за компанию так, что голова кружилась. Альберт неожиданно притащил гитару, и оказалось, что поет он так себе, зато играет просто блестяще. За это я ему простила и маниакальные взгляды поверх очков, и занудство. А его длинные паучьи пальцы сразу же перестали меня раздражать, как только я увидела их на гитарном грифе – там они были как раз на своем месте.

Но больше всего мне в тот вечер понравилось, как он ловко поставил на место зарвавшегося механика. В подвыпившем состоянии тот имел привычку вдохновенно вопить на всю контору:

– А ты знаешь, какая у тебя талия? – и, естественно, норовил меня за эту самую талию облапить.

Вот и в этот раз история пыталась повториться. Странно, говаривал Джошуа, почему она повторяется? Более всего мне было странно то, что она попыталась повториться, а у нее ничего и не вышло…

В голове стоял такой туман от шампанского, что мне пришлось выскочить на крылечко, отдышаться. Валил снег, слегка поблескивая в свете, падавшем из освещенных окон конторы, было довольно тепло. Я подставила руку, пытаясь поймать снежные хлопья, беспричинно радуясь жизни.

И тут на крыльцо вывалился чертов механик, вопя и протягивая лапы к моей талии. Но в этот раз у него ничего не получилось – следом появился Альберт, с кривой брезгливой усмешкой ловко оттеснил его в сторону и спокойно предложил проводить меня домой. Ладно, раз человек так здорово играет на гитаре, значит, ему можно, пусть провожает. А по дороге выяснилось, что мы с ним слушаем одну и ту же музыку, и вот тут-то я и растаяла окончательно.

Мы как раз переходили дорогу, в блаженном тумане я, конечно же, попыталась угодить под колеса единственной машины, неторопливо проезжающей мимо. Альберт крепко схватил меня за капюшон пуховика и спокойно поинтересовался:

– О чем это вы, Евгения Валентиновна, так задумались?

Я беспричинно захихикала:

– Если бы вы знали, как давно у меня не было такого прекрасного настроения!

– По-моему, – возразил он, – это вовсе не повод бросаться под машину.

Нет, он все-таки ужасная зануда! Все ему не так!

– Вот приду сейчас домой, – не обращая внимания на его поучительные речи, продолжала я, – как врублю музыку погромче!

– И что?

– А ничего, просто буду слушать – обиделась я и вдруг выпалила неожиданно для самой себя: – Вы мне напоминаете одного моего знакомого… Это ужасно!

Он посмотрел на меня поверх очков.

– Почему именно ужасно?

– Потому что… – я вздохнула. – Потому что я его больше никогда не увижу. А он мне так нравился…

– И поэтому я не нравлюсь вам, – подытожил он. – Все ясно.

– Что ясно? – окрысилась я.

– За что вы меня так не любите, – равнодушно пожал он плечами. – Теперь у меня не станет поводов для пустых раздумий. А какую музыку вы собираетесь слушать?

И вот тут и выяснилось, что у нас одинаковые вкусы, а эта такая редкость! И такому человеку, несомненно, можно простить многое, вплоть до занудства.

Следующую неделю после Нового года я как проклятая, безостановочно ругаясь на чем свет стоит, сочиняла ненавистный отчет, и каждый вечер Альберт провожал меня домой. Когда я закончила отчет, смоталась для его сдачи в управление и вернулась, он церемонно пригласил меня на концерт его джаз-банды. В общем, я не большой любитель джаза, но мне очень понравилось, как вдохновенно он терзал контрабас со зверски мрачным выражением на физиономии.

После этого я окончательно признала его нормальным мужиком и даже пригласила домой после очередных проводов, попить чаю – неловко стало закрывать дверь у него перед носом. Сначала мы пили чай, потом я показала ему свою музыкальную подборку на винчестере, после чего мы плавно перешли к обсуждению концерта. Я в самых невыдержанных выражениях обругала их тупого ударника, но Алик даже и не подумал возразить. Вместо этого он тихо и настолько невыразительно произнес эти слова:

– Жень, выходи за меня замуж… – что до меня даже не сразу дошло, что он, собственно, сказал.

И тут я крепко задумалась. Черт подери, каких только сюрпризов не подкидывает нам жизнь? Может быть, мне просто казалось, что он похож на Элии, ведь по мере того, как лицо Элии растворялось в забвении, его заменяло Алькино лицо. Я не знала, как быть. Особенных чувств к нему я не испытывала, да, мне нравилось его общество, но не более того. Остаться старой девой во имя недоказанной, почти несуществующей, не исключено, что приснившейся, а может быть, даже и придуманной любви, или плюнуть, забыть и попытаться жить полной жизнью с этим человеком?

Мы сидели и молча смотрели друг на друга. Он не выдержал первым и спросил:

– Ты все еще не забыла его?

Сначала я пожала плечами, потом все-таки кивнула – конечно, нет. Уже не была уверена, что любила, но еще помнила, да… если он существует…

Алик спокойно поднялся и ушел, я не стала провожать его. И думала, что он не появится на следующий день – мы оба взяли отгулы после отчета, чтобы поехать покататься на лыжах.

Но он все-таки пришел рано утром, как мы и договаривались, хотя в тот день мы так никуда и не поехали. Пока я спросонья ковырялась, медленно собираясь, Алик попросил разрешения глянуть на мой хваленый лимон – тот уже пожелтел, и я напропалую хвасталась его грандиозными размерами всем, кто подворачивался под руку.

Я ткнула пальцем в сторону лимона и побрела разыскивать лыжные ботинки, закопанные где-то весьма тщательно. Отыскав их совсем не там, где они, по моим расчетам, должны были храниться, я гордо потащила их демонстрировать. И едва не рухнула в обморок – на фоне еще сумеречного окна в полумраке комнаты перед окном медленно покачивалась из стороны в сторону высокая мужская фигура. Да, я начинала забывать лицо Элии, но его дурацкую привычку переминаться с ноги на ногу, стоя со сложенными на груди руками, забыть не могла.

С грохотом уронив ботинки, я рванула на кухню разыскивать валерьянку. Когда-нибудь меня оставит это наваждение? Сон или нет? Хлопнув чуть не полбутылки из горла, еле отдышалась. Алик, услышав шум, пришел выяснить, что случилось. С полнейшим равнодушием после лошадиной дозы валерьянки я спросила его:

– Слушай, ты кто?

– До сих пор считал себя человеком мужского пола, – с едва заметной кривоватой усмешкой заметил он. – У тебя есть сомнения?

Вот ведь скользкий тип! И тогда я храбро посмотрела ему в глаза – все равно узнаю, кто ты, – но ничего не увидела. Или я разучилась пользоваться своими способностями… Или их отродясь не было, потому что они мне только приснились.

До сих пор я отчаянно цеплялась за последнюю надежду, и настырность всегда вывозила меня из самых разных ситуаций. Решительно направилась компьютеру – там лежат мои записи, они не дадут мне потерять эту самую последнюю надежду. Со стиснутыми зубами я ждала, пока чертов ящик загрузится, но файл так и не нашелся. Перекопала весь винчестер – нет, пропал, как и не было! Может, его и вовсе не было?..

Бессмысленно созерцая клавиатуру, я переживала крушение последней надежды. Все, больше у меня не осталось от прошлого ничего. Ни-че-го!

Алик тихо усмехнулся за спиной:

– Так ты выйдешь за меня замуж?

Я вспомнила плоскую шуточку насчет того, что зануде легче не отказать, и печально вздохнула:

– Да. Но только позже, потом…

– Потом обычно обозначает никогда, – хмыкнул он.

То же самое мне когда-то сказал Элии, но это же самое расхожее выражение мог повторить любой человек. Не поднимая глаз от клавиатуры, я выдавила из себя:

– Давай летом.

Хоть успею привыкнуть к этой мысли…

– Хорошо.

И все?

Нет, не все... Алик осторожно положил мне руки на плечи. И я не выдержала, разревелась. Перед моим носом незамедлительно оказался чистый и выглаженный носовой платок – нет, он не только зануда, но и педант! За кого я собралась выходить замуж? Но именно в этот платок мне удалось, наконец, выреветь всю накопившуюся горечь своих утрат, именно он стал последней точкой во всей этой истории – насквозь мокрой и сопливой, но точкой.

К августу методичная осада моего сердца вынудила меня дойти до загса. Однажды утром мы без всякой помпы расписались, погрузились в старенькую Волгу и отправились на Онежское озеро, Алька настоял. В общем, мне всегда нравились те места, и я не стала особенно сопротивляться, хотя не очень туда и рвалась.

К вечеру мы добрались до озера. Мне было очень не по себе, даже не знаю, почему. Остановились мы не там, где… в общем, совсем в другом месте, но погода стояла такая же ясная и безветренная, как тогда, и у меня внутри все переворачивалось от страха. Я не понимала, чего боюсь, а Альке, когда он забеспокоился, увидев мою кислую физиономию, сказала, что устала от дороги. Шесть часов в машине кого угодно доведут до полного безразличия к жизни, а уж последний отрезок пути никак не был предназначен для передвижения на легковом автомобиле, разве что на танке или вообще на вертолете.

Пока Алька возился с палаткой и разбирал вещи, я сидела на берегу, глядя на спокойную воду. Потом устала, закрыла глаза…

Над головой, высоко-высоко на орбите, висел звездолет. Он все-таки прилетел, а я… Не сон!!!

И я закричала во весь голос, как будто он мог услышать:

– Элии!

– Что случилось? – подскочил ко мне Алик. – Что с тобой?

Задыхаясь, я показала вверх.

– Там звездолет…

Он спокойно посмотрел вверх… и весело рассмеялся, первый раз за все время нашего знакомства.

– Ну и что? – и голос стал другим…

Я внимательно посмотрела на него, стащила с его носа очки и с подозрением спросила:

– Ты кто?

Он чмокнул меня в нос, отобрал у меня очки, зашвырнул подальше в траву и фыркнул:

– Твой муж. Еще вопросы есть?

– Есть, ох, есть… – протянула я, набирая в грудь побольше воздуха. – И много…

– Тогда ты могла бы задавать их, пока я буду заниматься делами, – и он собрался вернуться к полусобранной палатке. – Стемнеет скоро.

Но я вцепилась в его рубаху и отпускать не собиралась.

– Нет уж, стой! Пусть темнеет, пусть проваливается сквозь землю к чертовой матери, пусть! – наоравшись, я тихо спросила: – Ты?..

Он все-таки смутился, и у меня больше не осталось никаких сомнений. Нет, я его сейчас задушу! К чему весь этот идиотский маскарад? Зачем он морочил мне голову? Откуда он здесь взялся? Когда? Как?

Элии вытащил из кармана рубахи маленький приемник и повертел им перед моим носом.

– Если ты включишь этот приемник, то услышишь, что все радиостанции орут о прибытии инопланетян, о первом контакте, о грядущих перспективах сотрудничества, – я потянула к приемнику руку, но Алька широко размахнулся и зашвырнул его подальше в воду. – Но не ради этого я добирался сюда столько времени и тем более не для того, чтобы отвечать на глупые вопросы.

Он взял топор, натянул растяжку и вколотил колышек в землю. Поднял на меня глаза, привычно глядя поверх несуществующих очков.

– Не для этого я снес все преграды перед собой и всеми правдами и неправдами заставил Совет отправить на Землю экспедицию во главе с собой.

Повернулся и стукнул по второму колышку.

– Не для этого я болтался здесь несколько лет, чтобы провести необходимые исследования. А прикидывался идиотом и морочил тебе голову, – третий колышек, – потому что не знал, в какой временной точке ты находишься, до или после Пожирателя.

Он обошел палатку и взялся за растяжку с другой стороны.

– Не для этого я заставил тебя забыть того, кого ты любила, – он бросил растяжку, отшвырнул топор в сторону и самодовольно усмехнулся.

– Не совсем получилось, признаю, но замуж ты вышла все-таки за меня, а не за него.

– Что-то ты совсем… того… – вздохнула я. – Этого я уже не понимаю.

Он обнял меня за плечи.

– Чего тут понимать? Ты любила того Элии, а я стал этим. И потом, знаешь ли, я здорово завелся. Надеялся, что ты меня сразу узнаешь, а вместо этого получил порцию безразличия, если не ненависти. Сначала думал, что ты еще в точке перед Пожирателем. А потом, когда понял, что все-таки после, завелся. Решил тебя отбить у самого себя, – он расхохотался.

Я оттолкнула его, в растерянности села на траву.

– Получается, что я тебя предала?..

Он уселся напротив и удивленно пожал плечами.

– Почему? Вот же ты здесь, рядом со мной. И ты никого не любила, кроме меня, и только меня ждала, и дождалась, наконец.