Текст книги "Не ходите, девки, замуж… или… ЛОШАДЬ БОЛЬШАЯ"

Гулял муженёк неслабо, причём с первых месяцев её беременности, тщательно скрывая свои похождения от тёщи. Жену-то он не боялся, а вот «мамуля» такого пендаля могла зарядить, что оказался бы на счёт «раз» за порогом!

– Да-а-а-а! – с пеной у рта доказывал тёще, стоило его чуть прищучить, когда ворона на хвосте доносила очередную сплетню до женщины. – Я пью, но не гуляю!

– Мих, ну ведь врёшь! – сомневалась та. – Ведь видели тебя в частном секторе, как выходил от разведёнки одной поздно вечером!

– Какая гадина на меня опять поклёп наводит?! Соседка, небось, тётка Зина, в каждую бочка затычка! Не, ну всё баба знает! Она хоть спать успевает или с биноклем дежурит?

Короче, отпирался парень вовсю, и попробуй докажи. Сознался же сам, уже когда Туська подросла и терять ему на тот момент стало нечего. «Ну да, любили меня бабы… – с самодовольной физиономией щерился, красуясь горделиво. – Ох, тёща, ну и погулял я тогда!» Пассией его первой случилась тётка одинокая, не первой молодости, много старше его самого – разбитная и вседоступная, с которой весело проводил время за бутылочкой вина и в постели.

Но сейчас Васька об этом не догадывалась, а сердце инстинктивно противилось выбранному имени, потому с её подачи так и закрепилось, так и повелось – Туся да Тусечка.

Занятия начались, и надо было срочно что-то решать.

– Мам, ну чего, мне академку брать? – решила посоветоваться с матерью. – Что делать-то? Туську куда?

– Учись давай… как-нибудь, даст Бог, справимся… – вздохнула женщина. – Договорюсь я с начальством, попрошу одни ночные смены, так что днём присмотрю за ребёнком.

И вот уже с октября, пропустив всего месяц, Василиса продолжила учёбу. Нелегко оказалось им, что уж говорить… даже очень тяжко. Матери пришлось временно перевестись в ночные птичницы, возвращалась она со смены рано утром чуть живая и сменяла старшую дочь, оставаясь в няньках с крохотной внучкой. Так получилось, что грудью Васька кормила всего лишь до месяца, изрядно намучившись, – ну не нравился дочурке упругий сосок! Малявка жадно хватала его и, не желая прилагать усилий, тут же выплёвывала, надрываясь громкими воплями. Каждое кормление растягивалось до часу и та, похоже, оставалась голодной. Махнув рукой на все эти мытарства, Василиса стала сцеживать молоко и кормить лентяйку из бутылочки, которую Туська сосала с превеликим удовольствием. Ну ещё бы, дырка в соске огромная, стараться не требуется – само в рот течёт! Несколько готовых бутылочек всегда стояли в холодильнике, оставалось только согреть, таким образом, едой для внучки бабушка была обеспечена до самого вечера. Как-то незаметно режим у Тусечки сменился – проспав на пару с бабушкой весь день и благополучно перепутав время суток, она активно бодрствовала по ночам. После очередной бессонной ночи Васька без сил ползла на учёбу и во время лекций нагло засыпала, уткнувшись носом в тетрадку с конспектом. Молоко, невзирая на многочисленные прокладки, текло по животу и неприятно липло к блузке. Каждую перемену девушка неслась в туалет и сцеживалась прямо в раковину, но спасала сия процедура лишь на весьма непродолжительное время…

Таким образом прошло две недели, Тусечке исполнилось полтора месяца, когда девочка внезапно перестала набирать вес, а затем и того страшнее – катастрофически быстро принялась худеть, тая прямо на глазах. Постоянное срыгивание после еды переросло в ежедневную рвоту фонтаном. Местный поселковый педиатр, запойный дядечка, как ни странно, не находил ничего тревожного в этом, а малютка превращалась в невесомого мотылька. В городскую детскую больницу они попали слишком поздно: трёхмесячная малютка весила чуть больше, чем при рождении. Щупленькое тельце, попросту – скелетик, обтянутый кожей, и огромные синие глаза, точь-в-точь как у мамы, не по-детски умно смотрели на окружающих. Душераздирающее зрелище… Многочисленные консилиумы специалистов ежедневно осматривали малышку, врачи хмурились и перешёптывались промеж собой, но причину выявить оказывались не в состоянии и лишь в бессилии разводили руками. Интерны толпой прибегали поглазеть на «чудо природы», а заодно и поохать над молоденькой мамочкой, самой практически девочкой, а вопрос: «Сколько же тебе лет?» – стал среди вереницы посетителей самым популярным.

Так прошла неделя, когда наконец врождённая патология, связанная с кишечником, наглядным образом «нарисовалась» на животике крохи в виде контура песочных часов под кожей, но… теперь уже, совершенно некстати, возникла другая серьёзная проблема, препятствующая операции, – у ребёнка развился острый бронхит, сопровождающийся слышимыми на расстоянии хрипами и высокой температурой…

И тут Васька сдалась. Давящая усталость навалилась на неё, руки опустились от полной безысходности. Безнадёга. Уставившись на свою малюсенькую дочурку, заливалась слезами, прижимая к груди слабеющее, заходящееся в страшном кашле, истощённое тельце. Жалела сейчас обеих – своё несчастное дитя и, как ни дико это звучит, себя. Девушке месяц назад исполнилось всего восемнадцать, и к роли матери, по всей видимости, она оказалась не готова. Нервы не выдержали… С самого раннего детства одни лишь порки, непонимание, обиды, отсутствие ласки, скандалы в семье, пьяные дебоши отца… ранний брак, изощрённые издевательства мужа, незаконченная учёба… Калейдоскопом промелькнула жизнь. Последняя капля – Туська, угасающая прямо на глазах, точнее – на её руках! «Ну за что мне всё это?! За что? Если кара свыше, то выходит, что меня за одно лишь моё рождение на этот свет стали наказывать! Неужели я всё ЭТО на самом деле заслужила? Если же за Кирилла… хорошо… согласна… только Тусечка здесь причём?» – происходящее казалось настолько несправедливым, что сейчас горько оплакивала свою собственную судьбу, с состраданием обнимая самое дорогое, что у неё есть – девочку свою ненаглядную, рождённую в муках для мук.

Кто знает, смогла бы она преодолеть свою слабость или нет и насколько хватило бы у неё мужества и сил, но именно в эти минуты, захлёбываясь слезами, смирилась с неизбежным… С самым страшным исходом…

– Я больше не могу-у-у-у-у! – в истерике заламывала руки перед матерью. – Туська помирает, и я жить больше не хочу-у-у-у!

Дальше произошло то, чего Василиса вовсе не ожидала.

– Вася, ты езжай… Я сама останусь с Тусечкой… Как Бог даст… молиться буду… И ты молись…

– Ты правда… ик… останешься вместо меня? – прекратив рыдать, изумлённо уставилась на женщину девушка.

– Что ж мне остаётся делать с тобой с непутёвой?!

И Васька поспешно уехала на занятия. Попросту сбежала, оставив вместо себя бабушку. Мучила ли её совесть? Как ни странно, но в тот момент угрызений этой настырной барышни она не испытывала. Неимоверное облегчение, будто гора с плеч скатилась, стоило ей вырваться из больничного бокса и передать дочку на попечение матери.

Впоследствии девушка безжалостно корила себя за чудовищный поступок, попросту сжирала самоё себя, сожалея о проявленной слабости, но сделанного не воротишь. Искала себе оправдания в том, что, дескать, не на чужого человека бросила дочурку, да и матери своей родной доверяла больше, чем себе, полагаясь на её опыт и умения. Через много лет женщина как-то сгоряча, рассердившись на повзрослевшую внучку-подростка, в ссоре попрекнула девочку: «Да ты мне должна быть благодарна до конца дней своих! Если бы не я – не жить тебе! Вымолила тебя и выходила! Знала бы, что так себя вести станешь, – не стала бы спасать!» Так оно и было… Василиса была безмерно признательна матери за помощь и за тот благородный жест, жертвенный в какой-то степени. «Но тыкать этим именно Туське совсем не стоило… не по адресу упрёки… Да и вообще, разве можно такое говорить?» – страшно разобиделась тогда на мать.

Но это было много позже. Сейчас же, проявив истинную любовь и огромное сострадание не словом, а реальным действием, женщина осталась в больнице. В качестве кормилицы от Васьки проку ноль – молоко перегорело чуть раньше после жесточайшего мастита с температурой за сорок, поэтому Тусю пришлось посадить на смеси и геркулесовый отвар. Впрочем что толку, кроме специальных растворов, девочке ничего другого врачи не позволяли давать. Пока суд да дело, а ребёнок-то погибает прямо на глазах, угасая с каждым днём! Тянуть и дальше хирурги не рискнули – честно предупредив, что шансов на выживание практически нет, увезли задыхающуюся от кашля, горящую в лихорадке малютку в операционную. По всему видно, что и делали операцию лишь для «галочки», шов на животе остался кривущий, края некрасиво наползали один на другой, будто пьяный портной постарался, зрелище не для слабонервных. Но их ребёнок, Васькино выстраданное сокровище, вопреки всем прогнозам остался жить!

Где-то через неделю, закончив колоть малышке курс антибиотиков и успешно справившись с бронхитом, её выписали домой. Василиса до конца своих дней не перестанет помнить всё хорошее, что сделала для неё тогда мать, в трудный период став незаменимым помощником и надёжной опорой и ещё несколько месяцев помогая выхаживать внучку. Даже лишь только за это была готова простить женщине все свои детские обиды! Ведь именно её и Господа Бога девушка благодарила за спасение своей дочки…

Жизнь потихоньку стала налаживаться и входить в привычную колею. Каждый в семье занимался своим делом, у Василисы же это – ребёнок, дом, учёба… Сама она уже втянулась в новый ритм, в полной мере ощущая себя матерью и с нежностью вдыхая ни с чем не сравнимый аромат детского тела, безумно радуясь, что дочурка активно пошла на поправку, набирая вес на бабушкиных кашах и догоняя сверстников. Михей… А что он? В отношениях между супругами ровным счётом ничего не поменялось, и рождение дочери, которую, казалось, муж вовсе не замечал, теплоты и понимания не прибавило.

Глава восьмая

Весна в этом году выдалась затяжная, напоминая о прошедшей исключительно суровой зиме продуваемыми насквозь ветрами, островками заледеневшего снега в придорожных канавах да серостью неба, затянутого хмурыми тучами. Погодка… бррр… Тусечка постоянно простывала и кашляла, давал о себе знать перенесённый несколько месяцев назад бронхит. Сквозняки гуляли по квартире и, сколько ни утепляли окна и балконную дверь, казалось, находили малейшую лазейку, чтобы незаметно подкрасться к ползающей по полу с игрушками девочке. Василиса с самой зимы только тем и занималась, что боролась с соплями и сухим лающим кашлем дочурки.

А в начале мая неожиданно прикатили свекровь со свёкром, впервые увидев восьмимесячную внучку. Прознав же о проблемах со здоровьем у ребёнка, тут же предложили забрать девочку к себе на море на целых три месяца!

– Соглашайся, Васенька! – уговаривала свекровь.

Хорошая женщина, добрая, пребывавшая всегда в хорошем расположении духа и по-матерински сочувствующая невестке, подозревая, насколько той несладко приходится с её сыном.

– Ну как же я без неё-то… – упиралась рогом.

– Доченька, ну ты сама пойми! Девочка ослаблена, у вас тут климат сырой. Самой тебе сейчас не уехать с ней, пока занятия не закончатся… Выпускные экзамены ведь в этом году?

– Ну не совсем выпускные, просто экзамены и зачёты, как обычно… С этой осени практика, а потом уже выпускные!

– Ну вот видишь! Тебе готовиться надо! А у нас внучке хорошо будет, уезжали – ягода вовсю пошла, фрукты, овощи! Солнце, жара, да и море уже тёплое, сезон купальный открыли!

– Вася, огороды скоро начинаются, так что на меня особо не рассчитывайте! – вмешалась и напомнила мать.

– Пускай забирают! Ну что ты ерепенишься? Ведь не на всю же жизнь! – подключился Михей, державшийся перед родителями образцовым мужем и любящим отцом, без своих обычных закидонов. – А в конце июля сами туда приедем, отдохнём месячишко и Туську заберём!

Девушка и сама прекрасно понимала, что ребёнку как никогда нужен сухой тёплый воздух и смена климата, но внутри всё противилось и сопротивлялось. Наконец, под напором родственников, пусть и неохотно, но таки капитулировала и дала своё согласие. Собрав детские вещички, со слезами на глазах расцеловала свою куколку и, проводив до вокзала, посадила в поезд, передав на попечение родителей мужа. Это была их первая и единственная столь длительная разлука.

С Михеем отношения оставались по-прежнему сложными. Мягко говоря – безрадостными. Для неё самой. Того же, по всей видимости, всё устраивало. Ну скажите на милость, какому мужику не понравится вольная жизнь при живой-то жене, с пьянками да гулянками? Но делал это весьма осмотрительно, под различными предлогами, скрываясь, впрочем, лишь от тёщи. А вот у самой Василисы произошёл внутренний надлом, и из уверенной, смелой девчонки она в один миг превратилась в забитое существо без права голоса. Каким образом настолько стремительно произошли изменения, оставалось загадкой – боялась мужа до жути, тайно ненавидела и… презирала. В отношения молодых мать не вмешивалась, более того, женщина, похоже, даже не догадывалась, каким издевательствам и унижениям подвергается родная дочь. С тёщей-то хитроватый затёк казался услужливым и милым, а вот на жене втихаря отрывался по полной. Ночные сцены изощрённого насилия продолжались, но и этого изуверу казалось недостаточным, при каждом удобном случае тот пытался сломить волю и дух «его женщины», как будто припоминая непокорность Васьки в момент их первого знакомства, получая непомерное удовольствие от унижений девушки и торжествующе наблюдая за её страданиями.

– Ты моя жена и подчиняться должна каждому слову! Понятно тебе, да?! – приближаясь, больно ухватив пальцами, задирал той подбородок кверху. – В глаза, я сказал, смотреть, сучка!

– Ну за что ты со мной так? – жалобно морщилась Василиса.

– Чтобы, блядь, помнила своё место! – с пеной в уголках рта надрывался криком супруг. – А то вас, русских бл@дей, распустили мужики вконец!

Глядя на перекошенное от злости лицо, Васька не могла понять, чего ей хотелось больше всего в тот момент – скрыться ли, убежав на край света, или же залепить ироду по морде. «Мразь! Ненавижу!» – внутри всё вопило и клокотало яростью, но вслух высказаться не смела, пряча мокрые от слёз глаза, в которых отражались все её чувства. Догадайся о них Михей – точно не поздоровится! «Ну на самом деле, за что он со мной так?» – сжималась, ожидая очередной каверзы. Подобные сцены возникали регулярно, причём на пустом месте, и от понимания этого становилось вдвойне обидно. У неё давно вошло в привычку передвигаться по улице, низко опустив голову и смотря себе под ноги, опасаясь недовольства мужа и, как следствие, незамедлительной расправы. Тычки, щипки и пощёчины получала только за то, что супругу казался слишком заинтересованным взгляд жены, брошенный вскользь, чисто машинально, на проходящего мимо мужчину. Та же участь ожидала её, если вдруг незнакомец ненароком посмотрит на «его женщину» – поникший вид симпатичной девушки невольно притягивал сторонние взгляды, в таком случае доставалось и нахалу, шумного разбирательства было не избежать! Поэтому, дабы не подвергать опасности себя и людей, Васька всё время смотрела вниз, на дорогу. Справедливости ради стоит добавить, что муженёк просто не успел нарваться на достойного мужика, который навалял бы ему по самое «не хочу»!

Как правило, чрезвычайно довольный собой Михей вышагивал рядом с красивой молоденькой супругой этаким гоголем и не иначе как держа девушку крепкими пальцами за шею, словно щенка шелудивого:

– Ты опять пялишься на мужиков? – грозно шипел в самое ухо, исподтишка и очень болезненно щипая Василису за что придётся.

При этом гадёныш нежно улыбался в расстроенное лицо спутницы, светясь не вызывающей и доли сомнения, любовью. Прохожие принимали ребят за влюблённую парочку, а у Васьки от боли и жгучей обиды слезами наполнялись глаза. «Какие мужики?» – недоумевала она. – «Глюки у него что-ли или специально ищет к чему придраться?!» Да уж… С самого детства девчонка рёвой слыла, плаксой, похоже, и осталась… Ну, а как тут сдержишься?!

– Ты чего ноешь?! – ехидно шептал муж. – Ну давай, давай… пореви немного, глядишь, умнее станешь…

Со своим появлением Михей установил особые порядки, на южный манер, правда, касались они лишь его самого и Василисы. Посмей зять что-то подобное вякнуть тёще, при ее крутом нраве, летел бы по лестнице ласточкой дальше, чем видел! Жене по новым правилам не дозволялось сесть за общий стол, если к супругу приходили друзья. Её обязанности – быстренько организовала трапезу и бесшумно исчезла с глаз долой, при этом надо умудриться и всеми силами постараться избежать внимания к себе гостей, в противном случае… Разборки сию минуту устраивать не станет, наоборот, воспользуется поводом прихвастнуть женой-красавицей, но позже, когда все разойдутся, ох и огребёт Васька по полной программе! Наедине же, наоборот, запрещалось вставать из-за обеденного стола прежде супруга, не дождавшись, пока тот доест: «Сидеть! Мужа не уважаешь, да?!» Это его характерное «да» просто бесило Василису, выворачивало наизнанку, девушке так и хотелось бросить в ответ: «Зурна!» Почему «зурна»? А кто его знает, просто в рифму напрашивалось… Да много чего необычного в её жизни появилось, прежде незнакомых правил и табу, вот только чувства уважения к женщине супруг не привнёс из другой культуры, видимо, «места в багаже» не хватило…

Неожиданно ребят пригласили на свадьбу. Студенческая приятельница Наташка, с невольной подачи которой в судьбе Василисы произошёл столь крутой поворот, и курсант-сибиряк Владимир, всё это время продолжавшие встречаться, наконец-то созрели для брака. Происходило сиё событие в километрах двухсот от них, в удалённом от города областном посёлке – совсем не ближний свет, так что пришлось им с Михеем выехать заранее. Празднество решили устроить под открытым небом, на большой поляне рядом с частным домом, где проживали родители жениха, натянув огромный шатёр и установив длинные шеренги из столов. Гостей собралось немыслимо много, большей частью молодёжь. Василиса на фоне разномастной веселящейся толпы – царевна Несмеяна, тоненькая, с огромными грустными глазами, синева которых отражала небо. Чувствовала себя девушка так же, как и выглядела, – скованно и неуютно. Поддатый супруг откровенно крутился около всех особ женского пола, причём без исключения, невзирая на их возраст и не пропуская мимо себя ни одной юбки. Дамы охотно принимали ухаживания и висли на шее симпатичного парня, а сама же Васька забитым мышонком сидела с краю стола, приковывая к себе озадаченные взгляды гостей. Девушка неспроста осторожничала, отказывая молодым людям, активно приглашающим неулыбчивую красавицу на танец. «Ещё драки тут не хватало…» – вполне справедливо рассуждала она, стараясь не провоцировать конфликт. Ох, как Васька была права! Михей, прохиндей ещё тот, обхаживая чужих девчат и рискуя получить по лицу от законных кавалеров, тем не менее ни на минуту не выпускал благоверную из зоны видимости, цепко отслеживая все передвижения девушки. Ну а когда он взял в руки гитару, все девицы заворожённо застыли, открыв рты и облепив певца плотным кольцом, не замечая никого вокруг, в том числе собственных мужчин. Справедливости ради стоит заметить, что устоять перед обаянием парня – задача не из простых. Голос его звучал невероятно сексуально и чувственно, слушательницы плавились, словно пластилин в тёплых ладонях.

Далеко за полночь шумные гости стали расходиться, ну а некоторых особо невоздержанных индивидуумов уносили чуть тёпленьких. Происходило торжество за городом, Василисе с Михеем обратный путь предстоял не близкий, потому радушные хозяева предложили ребятам остаться с ночёвкой. Дом у них был большой, бревенчатый. Запах смолы переплетался с чем-то родным и знакомым… «Точно! Так пахло русской печью у бабы Кати!» – вдруг вспомнила Васька, и что-то удивительно умиротворяющее наполнило душу, заставив зажмурится и сдержать невольно накатившиеся слёзы. Половицы мерно поскрипывали под босыми ногами, поблёскивая лаковой поверхностью…

Спальными мест оказалось негусто, вот и определили их вчетвером, с ещё одной парочкой – курсантом и его молодой супругой, на пол, устроив постель на огромном матрасе. Василиса с девушкой легли посерёдке, тихонечко разговаривая в темноте о чём-то своём, девичьем, оставив место по краям для своих мужиков, которые подтянулись следом. Молодой человек прилёг с краю рядом с женой, а Михей, по-хозяйски отодвинув супругу, преспокойно развалился на её месте, повернувшись лицом к соседке.

Прошло минут десять. Ваське не спалось. Ведь вроде и не испытывала к мужу ничего, кроме неприязни и страха, но именно сейчас почему-то расстроилась из-за хамского отношения к ней Михея. Глядя на счастливые парочки кругом, она… нет, даже не завидовала, это чувство у Василисы с рождения как таковое отсутствовало… просто больно ей было и мучительно тоскливо, она ощущала себя обделённой и неудачницей. Вспоминая своё босоногое детство, оглянувшись в прошлое, только сейчас вдруг поняла, что тех минут уже не вернуть, а детство-то у неё, оказывается, было безоблачным и счастливым…

Под боком послышалось странное шебуршание, недовольное бурчание и тихий женский голос:

– Дорогой, давай поменяемся с тобой местами? – соседка обратилась с просьбой к своему мужу, почувствовав на себе потные руки Михея.

Хорошо хоть скандал не закатила. Василиса же с чувством сожаления решила иначе: «Лучше бы устроила разнос», но додумать не успела. Крайне разобидевшийся Михей вдруг стремительно развернулся к ней и со всей дури двинул ногой. Охнув от неожиданности, девушка кубарем скатилась на пол и опрометью, в одной футболке, чуть прикрывающей ягодицы, бросилась вон из дома, сверкая босыми пятками в зелёной траве и стараясь побыстрее скрыться из вида. Горько ей стало за собственные унижения. Стыдно, мучительно стыдно перед возможными невольными свидетелями её позора. Вслед послышался злобный рык, Михей дёрнулся было вслед за женой, но тут вмешался сосед. Васька так и не узнала, что за разговор произошёл между ребятами, но на утро лицо мужа украшал красочный кровоподтёк. Сама она всю ночь просидела на деревянной лавочке возле леса, зябко ёжась от холода и веткой сирени отгоняя обнаглевших комаров, норовивших впиться в голые колени и обнажённые плечи. Чуть свет осторожно вернулась в дом. Народ спал. Михей как ни в чём не бывало мирно похрапывал в подушку. Стараясь никого не потревожить, Василиса прихватила свою одёжку и отправилась на кухню отогреваться горячим чаем.

Вскоре один за другим гости стали нехотя подниматься, кряхтя и охая, потянулись к умывальнику. «Пора и честь знать! – решила Василиса, стыдясь поднять глаза на народ. – Позорище… показал себя во всей красе…» – это она про мужа. Стоило помянуть, как тот вплыл на кухню, сонно потирая опухшую физиономию.

– Собирайся, поехали домой! – скомандовал жене.

Поблагодарив хозяев за гостеприимство, отправились в обратный путь.

«Сейчас начнёт прессовать – где была… С кем шлялась всю ночь?» – опасалась девушка, искоса поглядывая на синеющий бланш под глазом супруга. Михей, как ни странно, лишь угрюмо помалкивал и недовольно хмурился, потирая помятое лицо, источая вокруг себя запах свежего перегара. Так молчком и доехали до самого дома…

Не о такой семейной жизни мечтала Василиса. Разговоры с Кириллом о совместном будущем рисовали сказку, маленький такой рай на двоих… Тему детей они не затрагивали. Хотя что могла знать девушка о нормальных отношениях между супругами, основанных на любви и уважении, если перед глазами стоял показательный пример родственников – матери, тётушек, да и все мужики в их роду трезвенностью не отличались, гоняя своих ненаглядных матюками да побоями?! Потому стойко терпела и не жаловалась…

Спустя неделю они отправились за дочуркой. «Ура!» – ликовала Василиса в предвкушении скорой встречи. По настоянию Михея летели самолётом через Минеральные Воды.

– Тётка у меня там! Давай заскочим, повидаемся… – поставил перед фактом.

– Вась, вы там сватье со сватом привет огромный от меня передавайте! – провожала мать. – Вот, коньячку моего домашнего пару бутылочек приготовила для них, в прошлый раз он им уж больно понравился, всё нахваливали!

Услышав про коньяк, девушка улыбнулась. Мать, сколько себя Васька помнит, самогон регулярно гнала, доставая из-под кровати тщательно припрятанную конструкцию. Аппарат вызывал у девочки двоякое чувство – с одной стороны, восхищение непонятным устройством, а с другой – испуг, потому как в эти дни им строго настрого запрещалось открывать кому-либо двери и громко разговаривать. Дело-то подсудное, поймают – как минимум огромный штраф обеспечен. Вот и ходили на цыпочках и разговаривали вполголоса, словно подпольщики на конспиративной квартире. А что делать? Трактористу за вспашку дай, за навоз рассчитайся, сантехник придёт – тоже ждёт… куда ни сунься, валюта твёрдая – бутылка. Когда отец ещё с ними жил, так всё бражку ставил – на кухне рядом с батареей стоял огромный молочный бидон, при открытии расточающий сладковатый запах. Рассмешили сейчас Василису как раз воспоминания, связанные с папкиным пойлом.

Случилось то, когда мать отправилась в роддом за сестрой, а сама Васька молоко сгущённое из банок посасывала, подкупленная отцом. Так вот, поставил мужчина, как обычно, брагу. Наверное, хороша получилась, потому как каждый вечер с соседом Витькой из восьмой квартиры квасили. Славно погулял в отсутствие супруги. По возвращении женщины из роддома Васька-то смолчала, но нашлись люди добрые, поспешили доложить о попойках. Мать, конечно, тогда разозлилась нешуточно, но на рожон со скандалом не полезла, а решила по-тихому отомстить. Ничего другого на ум не пришло – взяла и нагадила в бидон! То случилось утром, к вечеру женщина опомнилась, испугалась и давай плавающее дерьмо вылавливать. Вроде как всё повытаскивала, во всяком случае мужчина не заметил и оставшуюся брагу теперь уже на полном основании – ножки обмыть новорождённой положено – с тем же Витькой и высадил!

Вспоминая сейчас, Василиса веселилась и морщилась одновременно: «Ну надо же было до такого додуматься?»

– Ты чему радуешься? – поинтересовался Михей, заметив мимику жены.

– Да так… Туську скоро увижу, вот и радуюсь… – не сдала она мать.

Перелёт прошёл нормально, и вот уже через пару с небольшим часов супруги спускались по трапу самолёта в огромном аэропорту.

Восторг, который испытала девушка, словно попав в волшебный мир, сложно передать словами. Яркие эмоции переполнили её всю, когда тёплый южный ветерок сладким запахом местных растений ударил в лицо. Всё казалось необычным – вдоль узких, мощённых камнем тротуаров насажены айва, алыча, слива, абрикосы, каштаны… рука сама так и тянулась сорвать вроде как ничейный плод. Старенькие, сморщенные старушки с коричневыми от жаркого солнца загорелыми лицами пристроились под навесами маленьких белёных магазинчиков, торгуя невиданно крупными семечками, не спеша отмеряя лакомство гранёными стаканчиками и насыпая в кульки, скрученные тут же из старых газет. Васька всегда-то обожала бабуль, и эти все до единой казались ей несомненно добрыми и ласковыми, напоминая собственную любимую баб Катю… Девушке чудилось, что и воздух-то весь здешний пропитан сказками Востока, будоражил воображение.

Добирались до тётки на такси. Супруг шиковал. Прибыв на место, они сразу отыскали нужный дом.

– Привет, Мих! – дверь им открыл детина лет шестнадцати под два метра ростом. – Здравствуйте… – вежливо и заметно сдержанно поприветствовал Василису.

– О! Привет, братело! – полез обниматься Михей. – А мать где?

– На работе она, скоро должна вернуться! Да вы проходите!

Устроившись на кухне, стали поджидать родственницу.

– Вот-вот должна вернуться… она тут рядом работает, на мясокомбинате местном! – уверил паренёк брата. – Надолго к нам?

– Понятно… – протянул гость. – Нет, завтра к родителям на поезде…

Наконец через порог шумно ввалилась симпатичная тётка, но, что удивило девушку, тело женщины казалось не просто огромным и бесформенным, а каким-то несоразмерным по отношению к голове и конечностям.

– Привет, мои дорогие! – громогласно захохотала та, сверкая золотыми коронками. – Подождите минутку, сейчас разденусь и расцелуемся!

Васька удивилась: «Чего там раздевать, если она и так в одном халате, и почему нельзя сразу поздороваться?!» Какой-то странноватый неприятный запашок тянулся шлейфом от женщины… «Ого!» – глаза полезли на лоб при виде открывшегося зрелища – тётка, ничуть не стесняясь гостей, сбросила на пол халат и принялась отцеплять от своего тела сочные куски парной мясной вырезки, примотанные какими-то неприглядными тряпками к животу, талии, бёдрам, груди, прямо на глазах изумлённых ребят из толстенной бабищи превращаясь в миниатюрную даму, оставшись в одном нижнем белье! Запах конечно стоял тот ещё…

– Сейчас я в ванную мыться, а потом скоренько свежего мяска пожарю гостям дорогим! – с этими словами убежала, а Ваське что-то… как-то… вдруг расхотелось жаркого…

Впрочем, никто девушку особо и не уговаривал его пробовать, угощений вполне хватало – сочная буженина, янтарный балык, мясистые южные помидоры и другие деликатесы, при взгляде на которые рот наполнялся слюной. Отобедав и обсудив все новости, задумались, чем занять вечер. Уезжать им предстояло на следующий день, а здесь, как и было задумано, находились проездом всего на одну ночь, далее поездом до своей станции – и они на месте.

– Ребят, а айда в ресторан?! – предложила вдруг тётка, обведя компанию задорным взглядом. Не женщина, а атаман в юбке!

Местный ресторанчик показался Ваське очень даже уютным и милым. И чистым, что немаловажно. Ей почему-то всегда казалось, что кавказцы чистотой особой не отличаются, и сейчас она была приятна удивлена увиденным, тотчас отказавшись от прежних своих убеждений. Посетителей в будний вечер наблюдалось немного, во всяком случае, свободные столики имелись. Женщин единицы, в основном мужчины компаниями по несколько человек, все как один шумные, активно жестикулирующие во время разговора и произносящие длинные витиеватые тосты. Тем не менее атмосфера располагала к приятному отдыху – спокойная мелодия, полумрак и работающие кондиционеры, услужливые официанты и… ощущение безопасности – супруг при посторонних становился на редкость любящим и внимательным.

Выбрали столик на четверых. Не заглядывая в меню, тётка о чём-то пошепталась с официантом, и минут через десять им принесли на подносе огромное блюдо с зеленью, местное вино из красного винограда и обалденный, вкусно пахнущий специями шашлык. При взгляде на мясо Ваську что-то… хм… затошнило… Перед глазами стояли куски свежей вырезки, прилипающие к женскому потному телу.