Текст книги "Не ходите, девки, замуж… или… ЛОШАДЬ БОЛЬШАЯ"

Первое время жизнь их семейная протекала размеренно и спокойно. Тусечка теперь посещала совхозный детский сад, куда с утра пораньше Василиса тащила её полусонную, послего чего сама неслась на работу. В фельдшерском пункте их трудилось двое, но работы хватало обеим – до обеда приём больных, затем процедуры, инъекции, – сами назначали, сами и выполняли, и обслуживание вызовов на дому. Часам к четырём, как правило, освобождалась и торопилась обратно, чтобы забрать дочку из садика. Михей поначалу выполнял данное обещание и, казалось, наконец-то взялся за ум, да и должность обязывала, ведь участковый на селе издавна считался лицом весомым и авторитетным. Впрочем, хватило его лишь месяца на два, когда всё возвратилось на круги своя и последовали привычные пьянки да загулы. И если раньше близкое присутствие тёщи хоть как-то сдерживало парня, то теперь тот вообще распоясался, почувствовав полную свободу. «Чёрного кобеля не отмоешь добела…» – решила Васька и… подала на развод во второй раз. Вроде и настроилась решительно, в тот же вечер поставив супруга в известность, но вновь потерпела поражение. Михей на сей раз уговаривать да горы златые обещать не стал, а заявил прямо и цинично:

– Уйдёшь, убью обеих! И тебя, и Туську… – положив ладонь на кобуру с пистолетом.

– Ну отпусти ты нас! – униженно заскулила девушка и, размазывая слёзы по лицу, принялась горячо умолять. – Тебе ведь семья не нужна, до дочки дела никакого нет, а женщин и без меня хватит!

– Заткнись! Сказал – нет! Даже не мечтай так легко от меня избавиться! – вдруг вышел из себя, остервенело брызгая слюной и намеренно сдерживая голос.

Всё это время разбушевавшийся супруг с опаской поглядывал на прикрытую в их комнату дверь, за которой, как пить дать, притаилась любопытная хозяйка, чтобы потом разнести по посёлку о скандалах в семье аж самого участкового. Васька же чувствовала себя марионеткой в руках мужа, ненавидела того, презирала и боялась… невероятно сильно… просто до колик в животе… Вся её буквально недавно проявленная отвага разом куда-то испарилась, но сейчас добавился панический страх за дочку. Таким образом, под давлением Михея заявление своё она забрала. Секретарь в суде лишь глянула на странную девушку, вторично изымающую поданное заявление, с недоумением в глазах, но от комментариев воздержалась.

Прошло совсем немного времени, как сбылось пророчество тёщи – на работе у парня начались сильные неприятности, на стол руководству посыпались многочисленные заявления от населения, возмущённого донельзя произволом со стороны участкового: в них указывалось и на избиения задержанных, и на вымогательство, и на воровство совхозного имущества, и на пьянство и разнузданность зарвавшегося стража порядка, и на многое другое… Васька же нисколько не сомневалась в правдивости обвинений, узнав всю «кухню» блюстителей правопорядка, так сказать, изнутри и познакомившись поближе с коллегами супруга, искренне не понимая, каким образом все эти люди оказались в доблестных органах, стоящих на страже закона.

Масла в огонь, сама того не ведая, подлила и сама Василиса. Копия второго заявления на развод каким-то образом попала на стол самого начальника районного отдела милиции, а девушку неожиданно вызвали повесткой на приём.

Робко постучавшись и услышав глухое: «Войдите!» – с опаской ступила в большой кабинет. За казённым столом, заваленным бумагами, сидел пожилой полковник и, задумчиво глядя на Василису, перебирал пальцами замысловатую перьевую ручку с золотистым наконечником.

– Присаживайся… – устало произнёс он. – Я читал твоё заявление о разводе… – потянувшись, вытащил из кучи документов листок со знакомым аккуратным круглым почерком. – И хоть ты сама же его и забрала по непонятным мне мотивам, но сейчас я хотел бы услышать от тебя честный ответ – насколько соответствует действительности всё то, что написано в нём?

Краска бросилась в лицо девушке, жаром запылали щёки до самых ушей. Она прекрасно помнила весь текст длиннющего заявления, в котором под влиянием душившей обиды и мятежной злости импульсивно и совершенно по-детски, искренне и очень подробно описала все моменты своей нелёгкой с Михеем жизни. Василиса небезосновательно опасалась, что не разведут их так вот быстро и сразу; как водится, назначат трёхмесячный срок для «подумать», и тогда взбешённый супруг её точно прибьёт, жёстко расправившись за проявленную инициативу, так что и до суда она не доживёт. Потому и выложила всю правду-матку, очень красочно и эмоционально расписав безобразные пьянки и длительные загулы распоясавшегося мужа. Про то, что и собственной дочкой тот не занимается, написала, ежели вдруг в интересах ребёнка надумают назначить им испытательный срок, про издевательства и насилие, про угрозы табельным оружием… С заявления, как и положено при подаче, сняли копию, которая совершенно случайно попалась на глаза судье, и та передала её для дальнейшей проверки по месту службы несостоявшегося ответчика. Документ, как ни странно, не затерялся в ящиках архива, а направился прямиком на стол руководству. Вот тут парню не повезло во второй раз: начальником его оказался мужик старой, видать, закваски, честный и справедливый, который просто не смог оставить без внимания и проигнорировать столь явное безобразие среди своих сотрудников. Василиса же испугалась… Чего, спрашивается? За непутёвого мужа волновалась, что вдруг посадят хулигана или турнут из органов, а она виноватой останется? Нет… вовсе нет… Она до сих пор судила о всей милиции по собственному супругу и его коллегам, потому и в эти минуты не доверяла седому полковнику, сильно опасалась, что не доведёт тот дело до конца, замнёт ради чести мундира, в конце концов, просто не поверит её словам, а если и начнёт проверку, то Михей, как угорь скользкий, вывернется и не избежать ей тогда отмщения, которое и в самых страшных снах не приснится, а то и впрямь, выполнив прежние угрозы, возьмётся за оружие…

Под изучающим взглядом большого начальника Василиса притулилась на стульчике, чувствуя себя более чем некомфортно и имея огромное желание дать стрекача, лишь бы не смотрел он на неё так внимательно… будто рентгеном просвечивал. Вся она как будто уменьшилась в размерах, сжавшись в комочек, а мужчина терпеливо ждал ответа, казалось, понимая состояние девушки. Поэтому, махнув рукой на все свои нерушимые принципы относительно вранья, того, что больше всего не любила, просто органически не переваривала ложь, Васька неумело пошла на попятную:

– Это неправда… я всё выдумала… – прошептала, не глядя на собеседника.

– Посмотри на меня? – как-то по-отечески и до слёз проникновенно тихо попросил он.

Василиса неохотно подняла раскрасневшееся лицо на полковника, но взгляд непроизвольно всё время скользил мимо, уходя куда-то в сторону, за спину, где на стене висел огромный портрет Горбачёва. «Лучше я на него стану смотреть…» – подумала девушка, разглядывая затейливое родимое пятно на челе президента, напоминавшее ей какую-то страну…

– Вот смотрю я на тебя… – неторопливо продолжил полковник. – Совсем молоденькая, можно сказать, юная девочка, несмотря на то что у самой ребёнок, а в глазах такая мука читается и боль умудрённой жизнью взрослой женщины… Что он с тобой сделал? – сочувственно так поинтересовался мужчина, по возрасту годившийся девушке в отцы, которого ей так сильно не хватало с самого детства.

«Ему бы только в КГБ работать…» – Васька закусила губу, чтобы не расплакаться от жалости к собственной персоне и своей несчастной доле, но… собрав себя в «кучу», дабы совсем не раскиснуть, твёрдо продолжала гнуть свою линию и упорствовать:

– Ничего. Никто со мной ничего не делал. Это я… написала неправду… – при этих словах вновь опустила глаза, ложь давалась с большим трудом, словно вгрызаясь в сердце каждым словом.

– У тебя взгляд правильный, чистый, так что запомни, девочка моя, ты никогда и никого не сможешь в своей жизни обмануть! В твоих глазах читается любая ложь! – ничего так и не добившись, с сожалением вздохнул он. – Как хочешь… наверное, у тебя на самом деле веская причина скрывать правду. Не буду тебя больше мучить, иди…

Сгорая от стыда, Василиса поспешно вскочила со стула и бросилась к выходу, но уже взявшись за ручку двери, вдруг опомнилась и, обернувшись, выпалила:

– До свидания! Извините меня… пожалуйста!

– До свидания… будь счастлива… девочка…

«Блин… как мерзко!» – всю обратную дорогу не могла успокоиться она, вспоминая разговор с полковником. – Из-за этого козла… паразита пришлось врать такому хорошему, душевному человеку!» Ваське чудилось, будто буквально все встречные прохожие бросают на неё укоризненные взгляды: «Вруха!», «Обманщица!», «Притворяется честной, а сама-то…» Девушка, потупив взгляд, торопилась скрыться от бескомпромиссных судей, старательно обходя народ как-то боком, по касательной…

На работу возвратилась далеко после обеда, по-быстрому обслужила вызовы за себя и за напарницу, раз та одна приём отсидела, с ветерком пробежавшись по посёлку из дома в дом, с этажа на этаж. Заполнив карточки, закрыла медпункт и заторопилась на автобус, а затем бегом за Туськой в садик. Как ни спешила, запыхавшись прискакав на детскую площадку, девочку застала уже самой последней в группе, остальных разобрали родители. Ребёнок сидел в полном одиночестве, не считая рассматривающую красочный журнал воспитательницу на скамеечке в отдалении. По уши чумазая дочка строила куличики в песочнице, сосредоточенное личико украшали грязные разводы, а в светлые волосики, почему-то без панамки на голове, набилось полно мелкого песка.

– Мамочка моя пришла! – отбросив далеко в сторону пластмассовое ведёрко, девочка радостно бросилась к Василисе, цепляясь пыльными ручонками за светлую юбку и горячо обнимая за шею, когда та, подхватив дочурку, прижала к себе.

– Поздно вы приходите за своим ребёнком… – недовольно процедила подошедшая воспитательница.

– Извините… так получилось, вызовов сегодня много… – стала оправдываться девушка, хотя до закрытия садика оставался целый час.

Избаловались, однако, нянечки! Горе тем родителям, кто забирает родное дитя последним, ни в чём не повинный ребятёнок автоматически становится объектом крайнего недовольства и неприязни со стороны персонала. Так и чесался язык у Васьки высказать обнаглевшей женщине всё, что думает по поводу её необоснованных претензий – сама, мол, за ребёнком не смотрит, отдыхая с журнальчиком в сторонке, а девочка-то вся измазюканная в песке, будто поросёнок. Смолчала… усилием сдержала себя, чтобы не нагрубить. Отношения портить не хотелось, всё же они новенькие здесь, и не была она никогда скандалисткой, к тому же не безосновательно побаивалась, что на ребёнке могут отразиться конфликты взрослых. Потому поспешно попрощалась, и они отправились домой.

Тусечка важно вышагивала рядом, пытаясь подстроиться под мамину походку. Помня своё собственное детство и жёсткое воспитание через ремень и затрещины, Васька не желала повторять ошибки собственной матери, старалась как можно больше времени уделять дочке и никогда не позволяла себе поднимать на девочку руку. Да и по какому месту, скажите на милость, можно ударить малышку, чтобы ненароком не повредить хрупкий организм? Неужели багровые полосы, оставленные ремешком на нежной коже детишек, не заставляют материнское сердце плакать, омываясь слезами сострадания? И вот парадокс: стоит кому-то постороннему нанести обиду или вред ребёнку, разъярённая родительница тигрицей кинется на защиту, а самой, получается, вполне дозволено причинять грубое физическое насилие, словно дитя – собственность её единоличная и право такое имеет… «Не понимаю… – никак не могла взять в толк девушка, вспоминая синие отметины, рубцы на своей попе и ногах от тонкой скакалки в безжалостной руке матери. – Ладно наказать за непослушание, лишив удовольствия какого, на крайний случай слегка шлёпнуть, но бить-то зачем?» Обида на мать у Василисы притаилась глубоко в душе, сомнения в том не было…

Возраст у Тусечки был самый что ни на есть любознательный, четыре годика исполнилось совсем недавно, когда всё интересно, потому и рот всю дорогу до самого дома не закрывался, а всё новые каверзные вопросы и смешные высказывания сыпались один за другим:

– А почему голуби летают, а курицы нет?

– Мам, а в лампочке живёт маленькое солнышко?

– У меня две ноги, – глядя на свои коленки заявила вдруг, чуток подумала и выдала. – Одна правая, а другая… розовая!

– Вот вырасту и замуж за Серёжку выйду… У нас с ним любовь вот та-а-акая большая! – это она про своего нового друга из группы.

– А у Светы сегодня зуб выпал! Я тоже хочу! – лезла грязными пальцами в рот, проверяя наличие лишних зубиков, которым пора уж тоже выпадать, а то, понимаете ли, непорядок!

Уловив последнюю фразу, Васька страдальчески сморщилась от кошмарных воспоминаний, связанных с собственным расставанием с одним из молочных зубов. До сих пор её накрывало паническим страхом, стоило лишь подумать об этом…

«Сколько же мне тогда исполнилось? – хмурила лоб Василиса. – Немного ведь постарше Туси…» Закачался нижний молочный зуб. Подумаешь, проблема. С молочными никто жить не оставался, те выпадали, и вырастали новые, но родители вознамерились ускорить событие! Это же надо такую пытку придумать для собственного ребёнка! Дубль номер один. Привязав один конец шёлковой нити к зубу, а второй к дверной ручке, приготовились в ожидании, что кто-нибудь внезапно откроет дверь с той стороны. Но не тут-то было! Васька, выпучив от страха глазищи и намертво ухватившись обеими руками за нитку, тихо подвывала. Поняв, что номер сей не пройдёт, предприняли дубль два. Зачем, спрашивается, идти на какие-то ухищрения, если можно гораздо проще проблему решить? Всё элементарно – есть зуб и вот… уже нет, решили выдернуть его… плоскогубцами! «Стоматологи доморощенные…» – злилась сейчас на них девушка. Мать силой держала сопротивляющуюся, истерично орущую дочку, пытаясь открыть той рот, а отец, не теряя времени даром, пропихивал конец пассатижей в рот… «Жесть!» – с содроганием вспоминала Василиса. Визжала тогда так, что наверняка слышали соседи за стенкой. «Ну да… чего со мной церемониться… ведь – лошадь большая!» – с горечью размышляла она, поражаясь родительской глупости на грани с жестокостью.

Вот так и шагали они не спеша – мама с дочкой. Василиса охотно отвечала на бесконечные Туськины вопросы, отвлекающие её от собственных невесёлых мыслей. Из головы всё никак не шёл разговор с полковником, а уж как отреагирует муж, узнав о содержании её заявления в суд и вызове к собственному начальству, даже думать боялась.

Наконец показалась калитка их временного жилища. Зайдя в дом и не откладывая, сразу же с порога потащила Туську в ванную отмываться. Переодев девочку в чистую одежду, отправила во двор поиграть с ребятами, а сама отправилась на кухню, намереваясь спокойно приготовить ужин. Но не тут-то было. Уже приближаясь к помещению, услышала возбуждённые голоса. «Неужели пьянка?!» – расстроилась Василиса. Осторожно потянув на себя выкрашенную белой краской деревянную дверь, как и предполагала, обнаружила большую компанию, в большинстве своём незнакомых ей людей. Мужички, вида весьма подозрительного, с мудрёными татуировками на коже, выставленными словно напоказ, опасливо дёрнулись, стоило появиться новому человеку, а тётки же пышногрудые, раскрасневшиеся и развесёлые, даже глазом не повели в сторону девушки. Кого-то из соседей Василиса признала. Во главе накрытого стола восседала оживлённая не без помощи горячительных напитков, хозяйка, а рядом с ней вальяжно раскинулся на стуле невозможно довольный Михей. Опухшая физиономия и сыто-масляные глазки говорили сами за себя – супруг безобразно… нетрезв. Дым от сигарет стоял коромыслом, сизыми клубами повиснув в воздухе. Запах самогона, стоявшего посреди стола в огромной бутыли, шибанул в нос. Василиса было попятилась, намереваясь по-быстрому исчезнуть, но…

– О, жена моя явилась! – злорадно оскалился в улыбке Михей. – Ну чего, сучка, заложила своего мужика?! – внезапно ощерился, демонстративно сжимая кулаки.

«Как-то быстро информация до него дошла… Неужели полковник?» – испугалась девушка, опасаясь скорой расправы. Но неожиданно у неё объявилась заступница, умело осадившая закипающего показной злостью парня.

– Тихо! – приказала сидевшая рядом с ним дама. – Отношения будете выяснять после и без нас! – из всей компании женщина казалась самой трезвой, и по всему было видно, что пользовалась авторитетом у присутствующих.

«Во всяком случае, влияние на Михея у неё точно есть!» – сразу уловила тонкость момента Василиса, успевшая хорошо изучить своего мужа.

– Василисочка, девочка, садись с нами! Радость ведь у меня, на пенсию вышла! – пригласила к столу вдруг забеспокоившаяся хозяйка, вскакивая с места и выставляя пустую тарелку, протерев ту краем висящего на крючке фартука.

Чтобы не обижать добрую женщину, Василиса осторожно присела к столу, устроившись полубоком на краешке табуретки, будто приготовившись в любой момент сорваться, спасаясь бегством.

– Давай, дорогая, я тебе плесну малёхо… – подставляя гранёную стопку поближе к Ваське, потянулась за мутной жидкостью Ильинична, как все называли хромую бабулю, проживающую в доме напротив.

Василиса и возразить не успела, как за неё это незамедлительно сделал Михей:

– Да не пьёт она, оставь! Ведь это… трезвеница… ять… поря-я-ядочная! – протянул нараспев, скривившись при этом, как от зубной боли. – И баба-то из неё никакая, мужика до сих пор не знает как ублажить, не то что наши… местные девки! – при последних словах резко дёрнулся, это прежняя дамочка не очень любезно пихнула парня в бок, заставляя замолчать.

– Извините… пойду я… – встав из-за стола и не слушая слабых возражений, Васька отправилась прочь из дома.

Присев на нагретую солнцем лавочку, прочно врытую к самому забору по ту сторону калитки на узкой поселковой улице под кустом сирени, вытянула уставшие за день ноги и прикрыла глаза. «Как всё противно-то… – вспоминала своё враньё в милиции, пьяную физиономию мужа, вызывающую лишь отвращение, его последнюю откровенную, во всеуслышание фразу про девок. – Вот зачем, спрашивается, опять его послушала и заявление забрала? Ну да… Туська… Вот ведь сволочь какая мне муженёк достался… Ребёнка своего родного пристрелить грозился… Ну не может быть, что он это серьёзно? Неужто скотина последняя бесчувственная?» – с горечью размышляла девушка. – Это же надо мне так себя не уважать, позволяя измываться какому-то выродку… С каких пор я такая стала? Зачем мне всё это?» – на последний вопрос ответа не находила.

– Извините… – услышала рядом робкий девичий голосок. – Вы жена нашего участкового?

Нехотя открыв глаза, смогла лицезреть юное создание, на первый взгляд лет пятнадцати – щупленькая, круглые глазки, курносый нос, густо обсыпанный веснушками… короткая юбочка, простенькая футболка, обтягивающая два холмика едва намечающихся грудей… куцый хвостик из крашенных розовыми перьями волос, перевязанный канцелярской резинкой… обкусанные ногти, которые девчонка пыталась спрятать за спину.

– Да. Вроде как жена… – доброжелательно ответила Василиса. – А что ты хотела? – участливо спросила подростка.

– А вы не знаете, как мне его можно увидеть?

– Что-то срочное? Боюсь, что сегодня не получится у тебя… – вспомнила состояние мужа.

– Очень срочное! Честное слово! – взмолилась девочка. – Парень мой попался при воровстве… комбикорма… И вот… мне сказали, что с участковым можно легко договориться… – при последних словах покраснела девчонка.

– Договориться? Это как? – удивилась Васька. – Да он в доме, только… думаю, не стоит сейчас его беспокоить, заходи завтра!

– Завтра не могу… – хлюпая носом, тихонько заплакала та. – У меня завтра… критические дни начнутся… вот…

– А при чём здесь… дни? – недоумение вдруг стало обретать понимание.

– Да девчата сказали, что через его диван в опорном пункте полпосёлка прошло! Он добрый… всем помогает и выручает… только вот… дни у меня будут… – девчонка казалась сама наивность, а её бесхитростность выглядела обескураживающей.

– Прости, но… ничем не смогу тебе помочь…

Дальнейший разговор поддерживать оказалась не в состоянии, это было выше её сил. «Противно… до тошноты просто… мерзость и тварь…» – пульсировали в висках мысли. Пожелав юной волонтёрке удачи, не мешкая отправилась паковать вещи.

Стараясь не выдать себя раньше времени, бесшумно просочилась мимо галдящей пьяными голосами кухни, шмыгнув в свою комнату. Достала из шкафа большую дорожную сумку и, торопясь, поминутно оглядываясь в сторону двери, покидала в неё только самое необходимое. Докладывать о своём уходе не намеревалась, не самоубийца она всё же, потому, не сказав ни слова Михею, выводившему под гитару слезливые серенады, так же крадучись проделала обратный путь, выскочив на крыльцо. Подхватив изумлённую Туську, поспешила в родительский дом. «Теперь уж навсегда и возврата не будет!» На этот раз никаких сомнений, что так оно и случится, у Василисы не было, более того, девушка вдруг чётко осознала, что все угрозы Михея – не что иное, как пустая бравада и блеф. «Не посмеет! – вспомнила поведение супруга, крокодильи слёзы и кровавые сопли при столкновении с сильным противником. – Сама виновата, что позволила так с собой обращаться! Но больше этого не случится! Хватит!» – всю дорогу накручивала сама себя, хмуря лоб и беззвучно шевеля губами…

Домой добирались немыслимо долго, транспорт до станции уже не ходил, пришлось ловить попутку. Минут двадцать прождали электричку. Васька настороженно вглядывалась в каждую останавливающуюся машину, опасаясь погони. Затем бегом неслась на автобусную остановку, одной рукой с трудом удерживая тяжеленную, битком набитую сумку, а второй крепко ухватив за ладошку семенящую, на ходу засыпающую Тусечку, едва успев на последний автобус. Совсем стемнело, когда они наконец подошли к своему подъезду. Мать встретила возвращение дочери на удивление спокойно.

– Ты хорошо подумала, решив, что хочешь уйти от Михея? В наше время мужиками не разбрасываются!

– Да, мама… я ещё никогда в жизни не была более уверена, чем сейчас!

– Думаешь, мне легко было вас двоих с сестрой тянуть всю жизнь без отца?! – продолжала пугать женщина. – Кому ты теперь будешь нужна? С дитём… – указав на свою внучку, выдавила из себя.

– Ничего! Проживём! Я работаю и… никто нам не нужен… ну их, этих мужиков! Правда, доча? – подмигнула ничего не понимающей Туське.

Та в ответ подбежала и, словно шустрая обезьянка, вскарабкалась на колени девушки, трогательно обняв за шею. «Чудо мое…» – умилялась Василиса, крепко прижимая ласковую дочурку к себе.

А наутро заявился Михей. Заявился – мягко сказано. Супруг ворвался в квартиру неистовым ураганом, сметая всё на своём пути: дверь с грохотом ударилась о стену; в сторону отлетела сестрёнка, ненароком подвернувшаяся под руку; запнулся, грязно выругавшись, за Тусины сапожки, которые та с вечера бросила посреди дороги; жалобно заскрипел табурет, некстати оставленный кем-то при входе в комнату… Впрочем, цели своей конечной достичь буян так и не сумел: до Васьки его отделяли всего-то несколько заветных метров, как, откуда ни возьмись, выросло досадное препятствие и он упёрся в восставшую неприступной стеной, крайне рассерженную тёщу.

– Ну-ка притормози, дорогой зятёк! – осадила не в меру резвого парня. – Ты чего тут разбушевался? А? Чего надо?!

– Мать, ты отойди лучше! – дышал перегаром, злобно сверкая налившимися кровью глазами.

«Точно как бык на корриде… – испуганно наблюдала со стороны Василиса. – А мама, выходит, тореадор?» Надо же, ещё и шуточки в голову лезли. Почему-то в победе матери была уверена на все сто процентов и не ошиблась. В ответ на предупреждение разгневанного зятя женщина и ухом не повела, перегородив проход словно щитом стодвадцатикилограммовым, и попробуй сдвинь! Похоже, что лишь сейчас до сознания матери стало доходить, какой «подарок» достался дочери и что пришло самое время вмешаться.

– Иди в маленькую комнату! – приказала притихшей девушке.

Ну та и ушла от греха подальше, закрыв за собой дверь. Тусечка только проснулась, сонно потягиваясь в кроватке, а сестрёнка сидела рядом и, потирая ушибленное плечо, разобижено ворчала.

Как ни прислушивалась Васька, толком разобрать суть беседы не получалось, лишь отдельные фразы. Сквозь неплотно прикрытые двери до неё доносились возмущённые выкрики матери о прописке в квартире, ответное рычание супруга о якобы ненормальной жене, доставшейся ему: «У нас на родине таких подвешивают с балкона вниз головой, привязав к ногам верёвку!» Затем послышались глухие удары кулаком… «Видимо, по столу… – решила Василиса. – Ну не по голове же мать Михею стучит?!» – нервно хихикнула она. Пауза… И монотонный голос матери, прерываемый сдавленными всхлипами мужа. Уж до чего они договорились, Ваське было неведомо, но уже через полчаса Михей ушёл, оглушительно хлопнув дверью.

– Можешь выходить! – позволила раскрасневшаяся женщина дочери. – Больше он тут не появится! Вот ведь говнюк какой… угрожать мне вздумал! Враз бошку откручу, как цыплёнку синюшному!

– Спасибо… мам… – только сейчас позволила себе тихонько заплакать, и то были слёзы не обиды, как раньше на мать, не страха, а бесконечной благодарности… ком в горле сдавил связки, мешая что-то добавить к сказанному. Так получилось, что впервые в жизни за неё кто-то вступился…

Девушке показалось, будто мерзкий липкий кокон, обволакивающий всё её естество с самого первого момента знакомства с Михеем, просто в один момент чулком сполз вниз, позволяя вдохнуть полной грудью, а светлая радость вдруг переполнила всю её истерзанную душу, бальзамом омывая сердце.

«Жизнь продолжается!» – ликовала Василиса, в третий раз подавая заявление на развод. Секретарь в суде и на сей раз смолчала, лишь глянув на девушку словно на ненормальную. «На этот раз последнее!» – всё-таки не удержалась Васька, чтобы не прокомментировать свои действия, словно оправдываясь. Тусечку в тот садик решила не возить – и далеко от дома, и чревато встречей с мужем, и на самом деле только рада была, помня последний инцидент с воспитательницей. Девочка, похоже, вовсе не огорчилась их внезапным переездом к бабушке, вмиг забыв и любовь свою садиковскую – Серёжку!

После разговора с тёщей Михея и правда будто ветром сдуло – ни слуху, ни духу. Уж чего такого ему страшного женщина наговорила, чем пригрозила, тайна за семью замками, но тот их пока не тревожил, а сердце Василисы трепетало в предчувствии скорой амнистии. Она вдруг вновь почувствовала вкус к жизни, оторвав наконец-то скорбный взгляд от земли, и уже без опаски смотрела в лица прохожих, не боясь получить очередную затрещину, ослепляя тех синевой своих глаз. Было в её взгляде что-то такое, что вызывало оторопь в первый момент… сродни недоумению… Случайно окунувшись в глубину зрачка, на несколько долгих секунд будто в водоворот попадаешь, ощущая себе невольным свидетелем страданий нешуточных, разглядев там зарубку боли затаённой, и становится крайне неловко от случайного прикосновения к чужой тайне…

Судебное заседание о разводе прошло намного прозаичнее и не так страшно, как ожидала Василиса. Что тому причиной… быть может, судья, увидев третье по счёту заявление, решила не тянуть, пока девушка вновь не передумала и не забрала свою петицию, просто вопиющую невыносимым страданием? А пока…

Хмурое утро встретило противным моросящим дождём. Кутаясь в коротенький плащик с кокетливым ремешком на поясе и с трудом удерживая вырываемый порывами упрямого ветра хлипкий зонтик над головой, Васька торопилась в город, пытаясь не опоздать на бракоразводный процесс. Волновалась, конечно, а как без этого… До сего дня мужа так и не видела ни разу, тот, к счастью не появлялся, а оставшиеся вещи она перевезла в его отсутствие. Впрочем, брать особо нечего было – новую стиральную машинку, единственную ценную вещь, Михей успел куда-то уволочь. «Дык… продал он её! – доложила тётя Люба. – Ильиничне нашей и втюхал за недорого!» «Ну и… хрен с ней!» – решила девушка. Посему подхватила сумки с одёжками своими и Туськиными и поскорее дала дёру, покамест её тут не застали!

А сейчас, подходя к зданию правосудия, немного дрейфила и даже предполагать опасалась, чего можно ожидать от разобиженного супруга, ведь угрозы оружием оставались слишком свежи в её памяти. К великой радости Василисы, всё прошло как по маслу – развели их с первого раза и без всяких там сроков на обдумывание! Михей явился на заседание паинькой – свежевыбритый, без запаха перегара и какой-то… словно побитый. Молчком, исподлобья косился на супругу, через полчаса ставшую бывшей, а на все вопросы и замечания судьи отвечал кротко и смиренно: «Да, ваша честь!», «Так точно, ваша честь!», «Виноват, ваша честь!» «Это что-то новенькое… Не узнаю я его сегодня…» – удивлялась Васька, лишь позже узнав истинную причину безропотности муженька. О ней, этой самой причине, охотно доложила случайно повстречавшаяся в поликлинике бывшая хозяйка. Тётя Люба, насторожено зыркая по сторонам и низко склоняясь к самому уху девушки, зашептала торопливо, с каким-то даже упоением повествуя, что на работе у Михея случились серьёзные неприятности – многочисленные жалобы на нерадивого участкового достигли наконец своей цели, им заинтересовалась сама прокуратура, и за парня, похоже, взялись всерьёз, а сейчас тот находится под следствием! «Васенька, ты представляешь, в вашей комнате ведь обыск делали, пока мужа твоего дома не было! Но мне велели молчать!» – призналась женщина, округлив глаза в показном ужасе.

Посчитав, что легко отделалась, Василиса из здания суда радостная помчалась домой. «Ой, ведь старуха совсем я… – разглядывала она своё отражение в зеркале, дотошно отыскивая несуществующие морщинки. – Мне ведь уже целых… двадцать два года!» Имея в таком молодом возрасте неудачный брак за плечами и четырёхлетнюю дочку, девушка тем не менее словно парила над землёй, а душа её пела, переполненная чувством свободы, ведь жизнь, несмотря ни на что, продолжалась!