Текст книги "Встречи с дьяволом"

В Восточной Африке вулканическая деятельность отнюдь не прекратилась (за последние восемьдесят лет там произошло около тридцати извержений), и особенно активен вулкан Киву в глубокой впадине Великих озер. На восточных рубежах Конго протянулась гирлянда могучих вулканов. В этой цепи их восемь. Два из них, несомненно, потухшие (судя по тому, что они изъедены глубокими следами тысячелетней эрозии), два находятся в апогее своей деятельности, и четыре вулкана – в том нет сомнения – лишь временно уснули.

Наиболее страшен вулкан Ньямлагира. На высоте 3000 метров он увенчан кальдерой двухкилометровой ширины. Долгие годы жерло его глубиной около шестидесяти метров заполнено было маленьким озером кипящей лавы. Оно исчезло в ходе большого извержения 1938—1940 годов, когда потоки лавы длиной почти до 20 километров залили площадь около 75 квадратных километров, спалив на пути селение и религиозную миссию.

С тех пор многочисленные извержения следовали почти непрерывно. Однако только одно из них произошло в кальдере. Очаги извержений возникали либо на пологих склонах гигантского «щита» Ньямлагиры, либо на «лавовых равнинах», расположенных вокруг подошвы вулкана, в трех-четырех милях от кратера.

Именно там, на склонах Ньямлагиры, открылась мне в марте 1948 года во всем величии картина вулканического извержения. Именно там, блуждая пять месяцев вокруг вулкана, я впервые насладился всем очарованием профессии вулканолога, очарованием, в котором необъяснимым образом сочетаются и восхищение зрелищами неописуемой красоты, и боевой задор борца со стихиями, и страсть к раскрытию сокровенных тайн природы.

В трех милях к юго-востоку от Ньямлагиры высится конус Ньирагонго. Я решил совершить спуск в его обрывистую кальдеру; надо было преодолеть неприступно крутые стенки и завесу сернистого «дыма», испускаемого центральным жерлом вулкана...

Только десять лет спустя нам удалось спуститься в центральное жерло. 11 августа 1958 года после трехнедельной тщательной подготовки мы спустились с помощью специального ворота (такие вороты применяются при спуске в пещеры, и устанавливаются они на металлическом шасси) на глубину 180 метров – к нижнему уступу, оставленному озером; озеро это с 1948 года несколько сузилось и в то же время метров на тридцать углубилось.

Оставалось преодолеть последний обрыв, чтобы добраться до берега озера, что казалось вполне осуществимым; то была конечная цель экспедиции.

Институт научных исследований Центральной Африки и Бельгийский вулканологический центр решили всерьез заняться систематическим изучением этого исключительно интересного вулкана.

Экспедиция 1958 года состояла из шести специалистов – геологов и геофизиков; в ее задачу входили разработка методов штурма вулкана и исследование его деятельности.

Это необычайно увлекательная работа, в которой сочетаются техника альпинизма, способы изучения пещер и методы геологических, химических и геофизических исследований. Цель – проникнуть в тайны редчайшего явления, ибо неисчезающее лавовое озеро действительно преисполнено загадок. Где таится источник тепла, которое в огромных количествах теряет вечно расплавленная поверхность площадью в несколько десятков тысяч квадратных метров? Что порождает течения, принимающие в этом озере различные направления? Почему за временным затишьем, когда охлажденная поверхность озера покрывается непрозрачной коркой, следуют пароксизмы, в часы которых прибой раскаленной лавы бешено бьется о стенки кратера? Каков состав того газа, который, воспламеняясь, образует блуждающие огоньки изумрудно-зеленого цвета, бегающие по всей этой огромной огненно-жидкой поверхности? Какова природа соломенно-желтого пламени, вырывающегося из расщелин на берегах озера, и какими породами сложено дно этого адского котла? Какова глубина озера, чему равен диаметр подводящих жерл, связывающих его с очагом-резервуаром в недрах нашей планеты? И наконец, что собой представляет этот резервуар, какова его «магматическая камера», каковы его размеры и сколь глубоко находится он от поверхности Земли?

Самое сильное из известных за последнее время извержений разразилось 27 сентября 1957 года на Азорских островах. Извержение началось на дне океана. Немногим еще удавалось наблюдать подводные извержения: они обычно относительно коротки, и только случайно судьба может послать в район извержения пароход или самолет. Однако за последние столетия на земном шаре засвидетельствовано несколько десятков таких извержений. В действительности их, должно быть, произошло несколько сот, а может быть, и несколько тысяч. За последние пять-шесть лет было довольно основательно обследовано несколько таких извержений. Наблюдения эти велись у берегов Филиппин, Южной Калифорнии, Японии... Именно у японских берегов, у рифа Майодзин, внезапно погибло 30 человек, в том числе четверо ученых. Их исследовательское судно было вдребезги разбито мощным подводным взрывом. Удалось найти лишь несколько продырявленных досок и обломки пемзы.

Пемза представляет собой лаву, то есть породу, извергнутую в расплавленном виде из земных глубин. Растворенные ранее в этой жидкости газы, освобождаясь при резком падении внешнего давления, вырываются наружу в виде бесчисленных пузырьков, и жидкая лава образует нечто вроде пены; застывая в воде или в воздухе, пена эта превращается в пемзу.

В отличие от обычных подводных извержений извержение у Азорских островов сразу же стало и надводным, по крайней мере таким оно казалось всем обитателям острова Фаял. Начало его было весьма любопытно: с наблюдательной вышки заметили, что примерно в двух километрах от берега на поверхности океана возникло какое-то странное волнение. Вышка эта была установлена охотниками за кашалотами, отважными гарпунерами; на Азорских островах доживают свой век последние могикане гарпуна, причем они настойчиво сопротивляются применению в китобойном промысле пушек и моторных судов. С вышки обычно обозревали обширное пространство в надежде, что где-нибудь в океане появится фонтан, извергаемый китом, существом опасным, но зато сулящим в случае поимки изрядное вознаграждение.

Наблюдать вулканы с вышки никому еще не доводилось ни на суше, ни на море, и поэтому кипение на поверхности моря дозорные приняли за огромного кашалота.

Но они недолго пребывали в заблуждении. Уже спустя несколько часов в небо взмыл огромный столб пара. Океан закипел на огромном пространстве, и почти непрерывные толчки потрясли остров. По зеленым водам, взволнованным течениями и вихрями, растекались коричневатые следы: это были первые порции пемзы. Ее выбрасывал кратер, возникший на дне, и, будучи чрезвычайно легкой, пемза выносилась на поверхность воды.

С самого начала сила извержения была очень велика, и уже наутро из волн выступил островок. Всего лишь за сутки продукты выбросов этой подводной пасти образовали холм высотой более ста метров и шириной около тысячи метров у основания. Выступившая наружу часть этого

«конуса» в плане имела форму подковы; конус разрастался несколько недель, и высота его достигла 115 метров. Остров через пять недель превратился в полуостров, но извержение в течение двух с лишним месяцев сохраняло подводный характер, и, хотя над поверхностью воды выросли бесформенные груды камней и пепла, само дно кратера, где открылись многочисленные и весьма активные отдушины и жерла, все время находилось ниже уровня моря. Поскольку рожденная вулканом гигантская подкова так и не замыкалась в кольцо, оставляя водам океана доступ во внутреннюю полость, часто наблюдались необычные для наземного извержения признаки.

Не было страшного грохота, который так действует на наблюдателя. Царила необычная тишина... Слышались лишь приглушенные беспокойные раскаты подземных толчков. Они шквалами следовали один за другим, и время от времени внезапный блеск молнии прорезал густую пелену дыма, газа, бомб и пыли, взметавшуюся на тысячи метров над вулканом.

Необычны были черные вулканические снаряды, почти непрерывно извергаемые кратером. Никогда в жизни не видел я ничего подобного. Казалось, колоссальные фонтаны в виде гигантских вееров внезапно были выброшены из дьявольской катапульты; они гасили дневной свет, а газовые вихри и массы обломков всевозможной формы достигали неба; оказавшиеся вблизи наблюдатели средь бела дня погружались в ночь и вдыхали воздух, отравленный зловонными газами.

Именно подводному характеру извержения я приписываю два необычных признака. Они для меня были неожиданными, несмотря на десятилетний опыт изучения действующих вулканов. Я говорю об отсутствии самого распространенного газа, обычного для активных вулканов,– сернистого ангидрида и о появлении газа, который я не сумел распознать. Этот тяжелый газ тянулся бледными полосами по земле вдоль подножия вулканического конуса, и запах его вызывал тошноту; дважды я по неосторожности оказался в едва заметном на глаз газовом скоплении, и оба раза я внезапно ощутил быстрый, казалось бы, беспричинный упадок сил. Затем наступало удушье. При этом мои восприятия становились как бы потусторонними и рефлексы притуплялись. Сил едва хватило на то, чтобы унести ноги из этой коварной западни.

Извержение Капелиньюша (так называется этот вулкан) было самым сильным из наблюдавшихся за последние годы. Об этом свидетельствуют не только непосредственные впечатления; находясь вблизи вулкана, я делал все возможное, чтобы измерить количественно различные проявления его деятельности; по этим выкладкам я впоследствии подсчитал суммарную энергию вулкана. Число это было фантастическим: во время пароксизмов, когда иной раз несколько часов подряд вулкан извергал миллионы тонн вещества, жидкого, твердого и газообразного, выбрасывая его более чем на тысячу метров со скоростью 300—400 километров в час, расход кинетической энергии, то есть энергии движения (более мощная тепловая энергия в расчет не принималась), был от десяти до тридцати миллионов лошадиных сил в секунду.

Эти колоссальные пароксизмы бывают различной продолжительности – от нескольких минут до нескольких часов. При этом неистовые и зловещие взрывы следуют один за другим по нескольку раз в секунду, порой сливаясь воедино, и казалось, что вулкан стремится пронзить атмосферу. Каждое мгновение десятки тысяч кубических метров расплавленной породы и обломки вулканических бомб весом в несколько тонн взлетали в воздух и затем обрушивались нескончаемой лавиной камня и пепла. Так вокруг пасти этого чудовища непрерывно рос кольцеобразный конус. В промежутках между пароксизмами вулкан почти не отдыхал, и, если взрывы и были несколько слабее и реже, их силы хватало с избытком, чтобы преградить доступ к склонам этой новой горы. Чтобы добраться до самой кромки кратера и рискнуть заглянуть внутрь, туда, где в вихрях паров кипела морская вода, постоянно устремлявшаяся в эту бездну после каждого пароксизма, нужно было воспользоваться короткими минутами затишья; в эти минуты вулкан, казалось, переводил дыхание.

17 декабря, 80 дней спустя после рождения вулкана, характер извержения изменился. Черные как смоль вулканические выбросы сменились роскошными фейерверками расплавленной лавы; теперь подкова сомкнулась, океану был закрыт доступ к кратеру; базальтовая лава уже больше, таким образом, не «гасилась» водой, и к небу взметались эффектные оранжевые, красные, желтые и пурпурные огненные султаны.

На поверхности конуса открылось новое жерло, и оттуда вырвался поток раскаленной лавы. Эта новая вспышка продолжалась четверо суток. Несомненно, море снова проложило дорогу в громадный сатанинский котел, ибо извержение приняло такой же облик, как и в былые дни; и в то время, когда из нового жерла вырывались, прорезая ночной мрак, огненные параболы, основной кратер снова начал извергать мощные черные султаны, прорезанные молниями.

Извержение Капелиньюша продолжалось 13 месяцев. В результате появилась новая земля – сотни гектаров суши, рожденной на глазах безропотных и встревоженных островитян; эта суша отныне примкнула к острову Фаял. Но эти земли, в недалеком будущем плодородные и богатые, пока еще черная пустыня, и столь же черны земли западной части острова, погребенные под толщей пепла; мощность этой толщи местами 11 метров.

Компридо, деревенька китобоев, исчезла; исчезли два нижних этажа маяка Капелиньюш. Отныне это уже маяк в отставке. Его башня сидит в темной лаве, причем от моря ее отделяет новая гора.

«... Между тем мы все время поднимались. Ночь прошла в этом восходящем движении. Окружавший нас грохот нарастал. Я задыхался. Мне казалось, что пришел мой последний час...

... Нас, очевидно, выбрасывало извержением вулкана; под нами была кипящая вода, а под водой слой лавы, скопление обломков скал, которые на вершине кратера будут разбросаны по всем направлениям. Мы находились в жерле вулкана, в этом нельзя было сомневаться...» – так описывал Аксель чувство, которое он испытал, когда вместе с профессором Лиденброком и молчаливым гидом исландцем Хансом на утлом плоту много часов стремительно плыл вверх по узкому жерлу Стромболи диаметром едва в несколько туазов...

Признаюсь, в детстве, влюбленный в иллюстрации, которыми сопровождались повести о разных путешествиях «Робинзона Крузо», в «Страну Рутабаго», Джека Лондона и Жюля Верна, я совсем почти не оценил «Путешествия к центру Земли». Тогда мне не бросалась в глаза нереальность тех приключений, которые испытали по воле Жюля Верна его герои; в двенадцать лет я даже не подозревал, что существует геология – наука, в обращении с которой Жюль Верн позволял себе крайние вольности. На меня нагонял скуку самый тон книги, и если мне и удалось дочитать ее до конца, то только по инерции, в силу того пассивного и смутного чувства, которое порой заставляет читателя, не удовлетворенного собой и окружающим миром, добраться до конца неинтересной книги.

Тридцать лет спустя, когда я склонился над кромкой, которая обрамляла узкое жерло Стромболи, взору моему представилась фантастическая картина, и в эту минуту я вспомнил об Акселе, Хансе и педантичном Лиденброке...

А ведь Жюль Берн никогда не подходил к кратеру действующего вулкана, ему даже не доводилось беседовать с теми, кто знаком был с огнедышащими горами.

Я ждал девять лет, и в конце концов мне удалось не только заглянуть в это необычайное жерло, но и кое-что в нем увидеть. За последние пять с небольшим лет Стремболи стал модным туристским объектом: от пасхи до осеннего равноденствия ежедневно десятки приезжих взбираются по его извилистым тропам, ведущим к совершенно необычному бельведеру – вершине этого вулканического острова, вознесенной на высоту 900 метров. Оттуда глазу открывается обширный амфитеатр кратера; можно, не подвергаясь при этом ни малейшей опасности, насладиться зрелищем грандиозной и впечатляющей панорамы.

На земном шаре существуют и другие вулканы подобного рода, причем вулканы эти, так же как и Стромболи, изнывают от благословенного бедствия нашего времени – туризма. Таковы Михара близ Токио, Килауэа на Гавайях (ныне уснувший), Исалько в Центральной Америке. До извержения в марте 1944 года Везувий тоже считался одной из «прирученных огненных гор», подступ к которым, по крайней мере до известного предела, безопасен.

Подлинные энтузиасты, однако, не могут довольствоваться наблюдением вулкана издали, даже если расстояние это относительно невелико; любопытство толкает их на более глубокие исследования, и пассивное созерцание уступает место тонкой игре, соревнованию между вулканом и человеком, в котором на стороне последнего лишь опыт, ловкость и удача; эта борьба отнюдь не похожа на поединок тореро; это коррида, в которой бык никогда не погибает, это борьба, в которой человек может считать себя победителем, если он выходит из схватки целым и невредимым и притом обогащенным новыми впечатлениями. И удача бывает поистине необыкновенной, если в час, когда притупляется бдительность многоглавого дракона, вырывают у него новую тайну.

Так, вероятно, думал Эмпедокл, когда 25 веков назад созерцал кратер Этны. Такие же мысли приходили на ум два с лишним века назад Спалланцани, который, укрывшись в расщелине, прислушивался к утробному реву Стромболи. Так же рассуждали все геологи, пытавшиеся расшифровать загадки вулканических явлений: Гамильтон, Скроп, Джуд, Меркалли, Сапер, Дэна, Лакруа, Пере, Джегер, Танакадате, фон Вольф, Мальядра, Стен... И если о вулканических явлениях знали мало, то виной тому трудности и опасности, сопряженные с их изучением.

Как это ни парадоксально, в наше время легче, да и Проще определить состав звезд, удаленных от нас на миллиарды миль, измерить их температуру, дать их описание и провести расчеты реакций, которые происходят в их недрах, чем проникнуть в чрево Земли.

Конечно, нет недостатка в теориях и среди них есть немало соблазнительных. Но кому удастся доказать,что под тонкой коркой, покрывающей расплавленную внутренность нашей планеты, медленные и невероятно могучие течения перемешивают жидкую магму, обладающую, однако, большей твердостью, чем сталь? Кто сможет доказатъ,что именно эти течения, сливаясь где-то, порождают складчатые горные цепи, а расходясь, вызывают в хрупкой поверхностной корке зияющие трещины, из которых вырывается на поверхность Земли расплавленная лава?

Кто знает, удастся ли когда-нибудь проникнуть в эти земные недра, увидеть воочию, что происходит в земных глубинах. Быть может, завтра астронавты уведут человека далеко от Земли, но приходится опасаться, что спуск в глубь Земли хотя бы всего лишь на несколько десятков километров никогда не удастся осуществить. В самом деле, с глубиной возрастает температура: уже в полумиле от поверхности она доходит до ста градусов; у основания относительно плотной коры, на которой мы живем, температура должна быть в таком случае порядка 2000 градусов... Правда, существуют достаточно тугоплавкие металлы, и притом можно добиться значительного охлаждения в земных глубинах, но кто даст те тысячи или миллионы миллиардов, которые необходимы чтобы пробурить скважину на нужную глубину? Однако если представляется немыслимым, чтобы человек проник к основным магматическим очагам Земли и измерил вязкость, температуру, давление и другие подобные «безделицы», то все же он может утешить себя тем, что на поверхности имеются доступные наблюдению факты, свидетельствующие, что эта магма – очень густая жидкость. Полвека в различных местах Земли изучались опускания и поднятия: ведь земная кора сама в какой-то мере пластична и плотно облегает своё пульсирующее основание; в некоторых местах, где за последние тысячелетия вследствие потепления расплавились четвертичные ледники, поверхность Земли уже поднялась на несколько сот метров, и любопытно, что это поднятие продолжается и поныне со скоростью почти одного сантиметра в год; с другой стороны, исключительно точные измерения силы земного притяжения показывают, что высокие горы напоминают громадные каменные айсберги, основания которых погружены в густую жидкость подобно ледяным айсбергам, чьи «корни» уходят глубоко в воду; может быть, спустя несколько лет измерения высокой точности покажут, что на земной поверхности материки не занимают постоянного положения и что они под влиянием приливов и отливов и центробежной силы перемещаются с востока на запад.

Есть основания полагать, что такое перемещение имеет место. Надо сказать, что оно объясняет многие тайны, в частности, например, прямолинейность высоких берегов Америки в отличие от дугообразных изгибов «тыловой» части Азиатского континента. На самом деле, выдвигая вперед линию горных цепей и вулканов, континентальная масса присоединяет к своему базису их «корни», перемещение которых медленнее, так как центробежная сила на глубине меньше. Но происходит и другой процесс: «корни», передвигающиеся замедленно, и вулканы, расположенные вдоль зияющих разрывов, которые образуются при движении материковых масс, дают начало фестончатой гирлянде островных дуг. Дуги эти образуются в «тылу» Азии и отделены от материка неглубокими морями.

Жажда познания и стремление постичь общие причины, желание дать универсальное объяснение сущности всех явлений – вот чудодейственные стимулы, которые побуждают человеческий дух. И не мудрено, что велика бывает радость, когда забрезжит первый луч пусть даже самого незначительного открытия, позволяющего расширить сферу нашего познания.

Вулканические явления еще весьма таинственны, ибо пока еще лишь немногим ученым довелось их наблюдать, и редко ныне встречаются те счастливцы, которым удалось их изучить. В этой области многое (а быть может, и решительно все) предстоит еще открыть. Вот почему есть люди, которые любят и ведут эти диковинные поиски, которые не прекращают эту охоту за непознанными деталями исследования сокровенных тайн, оберегаемых грозными стражами. Некоторые в таких исследованиях находят радость борьбы, борьбы с природой и с самим собой, борьбы, которая сродни азартной страде альпинистов. Подобно альпинистам они внушают сладость блужданий в неведомых краях, их пьянит чувство победы, которое испытывают те, кому удалось достичь недостижимого... Не знаю, кто одерживает верх в душе любителя вулканов – спортсмен или исследователь, вероятно, и тот и другой, в зависимости от обстоятельств...

Верхние склоны зловещего вулкана Асама (Япония), засыпанные «бомбами». Кое-где видны огромные «бомбы», выброшенные из кратера

Кратер вулкана Вулькано; последнее его извержение (1888—1890) явилось мерилом силы вулканических взрывов

В глубине кратера Асамы приютилось небольшое круглое озеро с кипящими водами

При первом спуске в кратер Бромо нам удалось добраться до самого дна; оно лежит на 250 метров ниже края кратера (август 1956 года). Фото Т. Зена

При подводном извержении кратер постоянно сообщается с морем, и даже после появления острова, впоследствии ставшего полуостровом, извержения по-прежнему сохраняли характер подводных взрывов. Взрывы эти бесшумны (гул их гасится водой, которая устремляется в пасти кратера). Мощные выбросы пемзы и черного пепла взметаются на высоту 400—1200 метров. Пепел осаждается затем в море; белые клубы пара поднимаются от поверхности моря, где кипят и испаряются огромные массы воды

Вид с севера на вулкан Мерапи (Ява), известный частыми и губительными извержениями. Высота вулкана 2911 метров

Индонезийский вулканолог доктор Т. Зен в кратере Мерапи. Июнь 1956 года

Вулкан Килауэа на Гавайях выплескивает лаву регулярно каждые два-три года

Безжизненный пейзаж. Так выглядели окрестности Ирасу (Коста-Рика), засыпанные пеплом. В отдельных местах толщина вулканических «осадков» достигала двух метров

Измерение температуры фумарол

Апрель на вершине Этны – еще зима 

На высоте 1800 метров в Чителли огненный поток поглотил сосновую рощу

Вулканические бомбы, падая, описывают определенные параболистические траектории

Этот паразитный конус был насыпан за несколько дней извержения

Монти Силъвестри высотой около 1950 метров появился в 1892 году

Газовое кольцо над бокка Нуова

Извержение западной бокки на Этне

Апрель 1971 года. Этна. Небольшой поток горячей лавы прокладывает себе дорогу среди глыб уже остывшей лавы

В сольфатаре Центрального кратера на Этне в 1963 году. Эльскенс, Тонани и. Шемине приготовились, чтобы взять пробы газов и других выбросов

Горящая лава вырывается из туннеля, который уходит далеко в глубину

Вулканолог берет образец горячей лавы, протекающей у подножия северо-восточной бокки

Один из новых кратеров, появившихся на Этне в апреле 1971 года. Он полон активности

Огненная река Ньямлагиры в Африке

Три новых очага извержения

Этна. Затмение в полдень

Кратер Ньирагонго. Исследователь в защитном облачении словно врач «выслушивает» озеро лавы

Валь дель Bye – амфитеатр длиной 8 километров, шириной В километров, а глубиной почти 1000 метров. В глубине амфитеатра бесчисленные потоки лавы и паразитные конусы

Стромболи – один из регулярно действующих вулканов

27 сентября 1957 года в Атлантическом океане в одной миле от западной оконечности острова Фаял (Азорские острова) началось подводное извержение

Мощный поток базальтовой лавы и вулканических бомб образовал кольцеобразный островок, высота которого над уровнем океана уже превысила 50 метров

Первая фаза извержения (типа Вулькано). Приблизительная глубина кратера 300 метров. Сгустки, подобные цветной капусте,– раскаленные газы, насыщенные пылью, в них таятся вулканические бомбы

Уснувший вулкан Баток возвышается в обширной кальдере Тенгера (Ява). Баток – сосед вулкана Бромо, со склонов которого сделан этот снимок. По обе стороны конуса видна стенка кальдеры

Апрель 1971 года. Несколько новых кратеров появилось на южных склонах Этны на высоте 3000 метров. Несколько дальше потоки, лавы достигли Монте Розы

Долго мечтал я о Стромболи, прежде чем впервые посетил этот вулкан в 1949 году. Для меня Стромболи – идеальное воплощение вулкана; я читал различные его описания, и мне казалось, что его вечно активный кратер – это самая совершенная естественная лаборатория.

Однако мне пришлось убедиться, что это далеко не так. И вовсе не потому, что непрерывные извержения вулкана не соответствовали моим ожиданиям. Нет. Исследуя Стромболи, я понял, что недостаточно наблюдать единственный вулкан, чтобы изучить и составить представление о природе вулканизма; без приборов, без лаборатории, без сотрудников-специалистов почти невозможно «застигнуть врасплох» ни одно великое явление природы и открыть то, что до сей поры еще не было известно.

Несмотря на это, я испытываю к Стромболи «застарелую» нежность и часто сюда возвращаюсь. Надо сказать, что игра его стихий все время возбуждала мое любопытство. Велико было искушение взглянуть, что происходит внутри его огненных жерл.

Недавно мне довелось прочесть описание, которое в конце XVIII века оставил его первый исследователь Спалланцани: «Кратер до некоторой высоты заполнен пылающим жидким веществом, подобным расплавленной бронзе. Это и есть лава, и можно видеть, как ее колеблют два явственных движения: одно – круговое и бурное внутри ее и другое – вздымающее раскаленную массу...»

Итальянский натуралист наблюдал это удивительнее зрелище, укрывшись от осколков вулканических бомб в небольшом гроте вблизи действующего жерла; отсюда извержение было хорошо видно. Еще при первом посещении кратера Стромболи я заметил, что со времен Спалланцани условия изменились и что теперь уже нельзя заглянуть внутрь жерла. Тогда мы с моим спутником достигли самой кромки. Добраться туда нам удалось, но усилия оказались напрасными: из-за барьера вырывались густые вихри белого дыма, и нельзя было разглядеть, что происходит внутри. Мы стремились поскорее добраться до огнедышащих краев вулкана. Больше всего мы боялись, что нас застигнет очередное извержение. На Стромболи эти пароксизмы начинаются внезапно и порой следуют один за другим с интервалом в несколько минут.

Позже я спустился в кратер ночью. В ночное время пелена паров не столь непроницаема – в ней не отражаются солнечные лучи, и никакие внешние воздействия не омрачают сияния лавы. И если дым не слишком густ, то можно сквозь пелену его рассмотреть раскаленную магму. Но, увы, дым был очень густ. Точно так же случалось и в последующие годы: густые пары или смертоносный град бомб мешали мне разглядеть глубины Стромболи. Много раз проходил я, никогда не опаздывая, вдоль западного края основного жерла. И все же ни разу мое любопытство не было удовлетворено.

Основное жерло этого вулкана одновременно и самое широкое, и самое свирепое из всех, расположенных в том месте, которое принято называть кратером Стромболи. Впрочем, число их непостоянно. Я говорю: «в том месте, которое принято называть», потому что у этого вулкана, как и у Исалько, кратер имеет свои особенности. Ибо, как известно, кратером называется «выемка в форме чаши, котла или воронки в вершине вулканической горы»; однако вершина Стромболи не вполне отвечает этому определению: кратер этого вулкана представляет собой террасу.

Строение Стромболи сложнее, чем кажется на первый взгляд: путешественнику, который приближается к этой широкой пирамиде, окутанной парами, кажется, что перед ним совершенный тип вулканического конуса. Но, всмотревшись внимательнее, он обнаруживает, что кратер, из которого вырываются пары, находится не на вершине, а более чем на сто метров ниже ее (а ведь сто метров – немало для горы высотой 900 метров). Если же вглядеться еще пристальнее, легко заметить, что этот кратер сдвинут с центра и расположен на северо-западной стороне вулканического корпуса, выше крутого и ровного склона Шара дель Фуоко, который (это видно издали) сложен продуктами извержения. Наконец, когда путешественник окажется на самом острове Стромболи, он убедится, что породы, которыми сложена большая его часть, отличаются от тех, которые образуют склоны вулкана: большая часть острова сложена андезитами, а вулкан – базальтами.

Оказывается, на острове Стромболи не один, а два тесно связанных вулкана; более молодой, ныне действующий, заключен в объятия более старого. Судя по глубине оврагов, вырытых эрозией в твердых андезитовых породах древнего вулкана, он угас много тысяч лет (быть может, даже несколько десятков тысяч лет) назад. Его последнее извержение невероятной силы разрушило всю западную часть древнего конуса. Затем, спустя несколько лет, веков или тысячелетий отдыха, вулканическая деятельность возобновилась, причем вдоль той же сетки глубоких трещин, но то уже был не прежний вулкан: западное его жерло «стерлось», да и сама природа лавы изменилась. Разлившиеся в виде потоков или выброшенные в виде расплавленных снарядов базальтовые породы, накопившись, постепенно заполнили зияющую рану, оставленную последним взрывом вулкана-предка, и образовали крутой склон Шара дель Фуоко, который при каждом извержении заливает раскаленная лава. Именно Шара и жерла в верхней его части являются действующим вулканом.

То, что называют кратером Стромболи, есть пространство без вершины, верхняя часть внутренней] трещины, которую вулкан еще не успел заполнить. Эта необычная конфигурация позволяет туристу с вершины старой пирамиды погрузить свой взор в дымящийся кратер.

В отличие от большинства вулканов в кратере Стромболи, в сущности, почти нет никакой полости: столь интенсивна работа этого вулкана, который непрерывно заполняет свой кратер грудами застывшей лавы, что он превратился в подобие неровной террасы, кое-где прорезанной багровыми жерлами, то тихо дымящимися, то издающими грозный рев. И, погружаясь в кратер, люди на самом деле спускаются с вершины древней горы на террасу нового действующего вулкана.