Текст книги "Ричард Длинные Руки – курпринц"

Глава 14

Первыми традиционно выступили пешие войска Макса, следом повел конницу Клемент, разделив ее пополам, первая половина шла вдогонку за Максом, он все-таки беспокоится за молодого военачальника, рыцари никак не могут привыкнуть, что пехота в состоянии выжить без них и в чистом поле, а вторая сопровождает обоз, где помимо съестных припасов и все необходимое для похода, в том числе полевые кузницы, тигли алхимиков и передвижные часовни для молебнов.

Со второго дня похода кончились земли, которые миновало нашествие, потянулись сожженные деревни и обгорелые трупы в руинах да жалобно воющие над погибшими хозяевами собаки.

Альбрехт предположил, что здешние лорды отказались присягнуть Мунтвигу или пойти с его войском, вот он и показал, насколько это рискованно не выказывать ему полное повиновение.

Все встречные подтверждали, что великий Мунтвиг призвал все народы вернуть христианской вере прежнюю чистоту и праведность, а для этого нужно истребить всю нечисть и тех еретиков, что поганят христианство своими выдумками, развращают народ и вообще предались Сатане, хотя пока еще носят кресты и помнят некоторые молитвы.

Народ, судя по слухам, как подхваченный единым порывом, берется за оружие и вступает в отряды, что вливаются в войска и присоединяются к армиям великого и благородного борца за веру и Слово Божье.

Уже гремят имена славных соратников Мунтвига: неустрашимый маркграф Ковакс оставил свои земли и добровольно явился со своей дружиной, пополнив ее всеми охочими людьми из сел и деревень, доблестный лендлорд сэр Бриан собрал целую армию в своих землях и двинул ее сразу на север, даже не пытаясь соединиться с основной армией императора, ему придется идти через Скарлянды, многие с восторгом говорят о виконте Дрейко, который всех, вступивших в его армию и поклявшихся ревностно бороться за дело веры и Слово Божье, произвел в дворянство и пообещал им в завоеванных землях на далеком юге большие и богатые угодья.

Со всех городов выходят отряды и двигаются на соединение с армией Мунтвига или его главными полководцами. Землепашцы покидают свои земли, оставляя плуги прямо в земле, охотники меняют охотничьи луки на боевые, рыбаки берут вместо острог копья, кузнецы идут, закинув молоты на могучие плечи, ремесленники бросают работу и спешат на великую и священную войну против развращенного Юга, от которого все беды, засухи и падеж скота.

Норберт докладывал об этом сухо и монотонно, от этого становилось только тяжелее и даже страшноватее. Военачальники, собранные в мой шатер на короткий брифинг, морщились и кривились, как от зубной боли.

– Хочешь сказать, – проговорил я недоверчиво, – в этих землях Мунтвиг как бы одержал идеологическую победу?

– Вам виднее, – ответил он, – но здесь для нас люди будут враждебными.

– Эх, – сказал я с досадой, – а я как раз размечтался, что нам будут кричать «ура» и в воздух… лифчики… ну это такие чепчики, чепчики!.. На две головы. Для близнецов.

– Я сам проверил, – сказал он. – В некоторых селах остались только старики, женщины и дети.

– Остальные в армии Мунтвига?

– Да, – подтвердил он. – Добровольно. Их проповедники указывают на это как на ужасающую силу правды и справедливости, разожженную Мунтвигом в сердцах людей.

Епископ Геллерий тяжело вздохнул и перекрестился, шепча, что сила Сатаны велика, сумел задурманить сердца людей. Остальные отмалчиваются, но выглядят очень расстроенными.

Я злился, кусал губы, большая разница идти как освободитель или как завоеватель, но пока в голову ничего стоящего не лезет.

Норберт добавил:

– Еще одна армия вышла из Сакранта. Так говорят пленные, она двигается намного восточнее.

– Но пройдет через Бриттию?

– Да, через ее восточную часть, дальше в Варт Генц и вторгнется в Турнедо.

Я буркнул:

– А там останется только наша маленькая, но злая Армландия, закрывающая дорогу к Тоннелю.

Он сказал осторожно:

– Не знаю, слышал ли Мунтвиг, что как вы открыли Тоннель, так можете и обрушить всю массу Хребта на эту узкую прямую норку, но, думаю, это его не остановит…

– Это еще та сволочь, – сказал я со злостью. – Ладно, спасибо за подробный доклад, дорогой барон.

Он поклонился и пошел из шатра, но вдруг хлопнул себя по лбу и повернулся ко мне.

– Еще один пустяк, ваше высочество.

– Говори!

– Мы сейчас проходим мимо земель принца Клавеля, – сказал он. – Старшего сына его величества короля Ричмонда Драгсхолма. Его земли западнее, мы пройдем мимо.

– И что?

– Есть неприятная новость, ваше высочество…

– Выкладывай, – сказал я. – В обморок не упаду. Хотя кто тебя знает.

– Принц Клавель присягнул Мунтвигу, – доложил он. – А так как его армия втрое больше королевской…

Он умолк и посмотрел на меня значительно, словно проверяя мою память.

Я порылся в ней, чего там только нет, ответил сдержанно:

– Мы изволили слышать, принцев в королевстве двое… плюс принцесса Лиутгарда, преисполненная всяческих достоинств. Достоинства ее все видели…

Принц Сандорин вздохнул мечтательно:

– Как их недостает в этом диком грубом мире!

– Не баядерничайте, принц, – сказал я строго. – Мы воины Креста, мы должны вперед и дальше, а во взоре – мечта!.. У старшего сына, как я слышал, армия втрое против отцовской, а так как он женился, если не соврали, на дочери самого богатого и могущественного лорда Бриттии…

Я умолк, давая возможность завершить мою весьма доступную мысль. Норберт поклонился и сказал почтительно:

– Вы все отметили исключительно точно. Любой из пяти крупнейших лордов выставит армию втрое, если не впятеро большую, чем у короля, а уж сын теперь вообще может сокрушить даже объединение лордов.

– Чем Мунтвиг его взял?

– Обещанием отдать отцовский трон.

Я посмотрел в удивлении.

– Мунтвиг намерен оставить королей на своих тронах?

– Трудно сказать, – ответил он уклончиво. – Мы еще не знаем, что творится в Ираме, Сакранте, Пекланде… Но, думаю, насчет принца он может быть спокойным.

– Почему?

– Корону он ему пообещал, – объяснил он, – но вот даст ли? Ричмонд Драгсхолм еще жив, но Мунтвиг заверил принца, что это решится быстро. Бриттия захвачена практически вся, а король с остатками разбитого войска отошел в горную область, откуда его выбить пока трудно, но можно заморить их там всех голодом.

Я выслушал, пробормотал:

– Ну что ж, тогда решается проблема, как провести армию через эти густонаселенные земли и не растоптать ни единого жучка по дороге. Здесь, как я понимаю, принявшие Мунтвига как светоч Веры, а западнее земли самого принца Клавеля.

Сулливан сказал густым голосом, полным уверенности в справедливости любых действия по отношению к сыну, предавшему отца:

– Значит, это земля противника?

– Даже врага, – уточнил Норберт.

Я поморщился.

– Только старайтесь не слишком отыгрываться на крестьянах, что с них взять? Да и нет у них свободы выбора, а вот этот гребаный принц должен ответить за гнусную измену королю, которому приносил присягу!..

Епископ произнес со сдержанным гневом:

– Да еще и родителю!.. Это наибольшая гнусность!

– Вообще-то все дети бунтуют, – уточнил я, – и доказывают, что родители дураки и ничего не умеют… вон даже Адама за это пинком из рая, однако замышлять свержение отца и наверняка отцеубийство…

Клемент заметил осторожно:

– Может быть, он и не замышлял убить отца?

– Замышлял, – возразил я. – замышлял!.. Как думаете, сэр Альбрехт?

– Замышлял, – ответил тот подчеркнуто твердо и посмотрел мне в глаза. – Если нам надо, то замышлял!

– Вот видите, – сказал я остальным, – граф Альбрехт демонстрирует понимание наших справедливых и донельзя гуманных интересов, широту мышления и глыбину… в общем, и глыбину. Потому будем с революционной непримиримостью к такому отношению к родителям и с христианским всепрощением к нашим воинам, что будут творить… гм… справедливость. Что скажете, граф Стоунширский?

Все начали оглядываться друг на друга в недоумении, а я вперил строгий взгляд во всегда молчащего на таких брифингах Макса.

Он поспешно вскочил, щели залило краской, а глаза виновато заморгали.

– Ваше высочество, – сказал он жалобно, – я целиком согласен…

– С чем?

– С вашей политической линией, – сказал он уже увереннее. – И стараюсь ее проводить… своими воинскими объединениями.

– Максимилиан фон Брандесгерт, – сказал я с укором. – Вы хоть помните, что у вас в землях Гандерсгейма целое королевство? Ну и хорошо, что забыли… Только не перегорите на этой дьявольской… простите, ваше преосвященство, благородной работе во славу церкви! Всем спасибо, поднимайте людей, выступаем.

Когда вышли из шатра, Сулливан прогудел зловещим голосом:

– Ответит как принц, так и все лорды в его владениях!

– И все лорды, – согласился я. – Уж они-то могли… и были обязаны взять свои дружины, неважно, большие или малые, и отъехать к законному королю Ричмонду.

– Кто-то так и сделал, – ответил Клемент, – это верные слову и клятве люди, а вот те, кто остался с принцем…

– Те расплатятся, – сказал Сулливан со зловещим весельем и со скрипом потер ладони, словно две каменные плиты одна о другую. – Я выдвигаюсь сразу за сэром Норбертом?

– Кстати, – сказал Норберт и посмотрел на меня так, как умеет только он, словно в доли секунды мысленно пересылает мне целую речь, – Мунтвиг как император милостиво пожаловал принцу Клавелю корону курпринца!

Альбрехт проговорил значительно:

– Хороший ход. Ничего не обязывающий.

Я сказал зло:

– Чем очаровал этого завистливого дурака еще больше и плотнее привязал к своей колеснице?

– Как вы угадали? – спросил он.

Я повысил голос, все почтительно умолкли и замерли, глядя на меня верноподданническими глазами, а я проговорил значительно:

– Тогда сделаем небольшой зигзуг… Владения этого, с позволения сказать, курпринца находятся… находятся… западнее нашего прямого, как правда и справедливость, маршрута, с позволения сказать. А где сам принц… э-э… курпринц?

– Он сейчас в замке его тестя, Брита Марлинга, – подсказал Норберт. – Его дружина пока распущена, но готова собраться по первому же сигналу. Правда, он послал людей следить за отцом, дабы знать, что тот предпримет, узнав о его измене… и предпримет ли что.

– И не учитывает угрозу посерьезнее? – спросил я.

Он кивнул.

– Судя по вектору нашего продвижения, мы должны пройти значительно восточнее.

– Здесь он ошибается, – сказал я. – Я как раз намеревался объявить вам, мои боевые друзья, что мы как раз и пойдем на запад. И не северо-запад, а именно на запад. Через Ирам и Пекланд.

Они замолчали, переглянулись, снова уставились на меня. Наконец Альбрехт произнес подчеркнуто смиренно:

– Ваше высочество, я ошибаюсь или мне кажется, что вы готовы прояснить самое важное насчет нашего похода…

– На этот раз, – ответил я с достоинством, – вы не ошибаетесь, граф, что удивительно. Я держал в тайне наш маршрут, ибо, как вы понимаете, не так ли?..

Они озадаченно пробормотали, что понимают, еще как понимают, почти все понимают, только Альбрехт заметил с иронией:

– Да все уже поняли, ваше высочество! Хоть мы и топаем в другую сторону.

– Не совсем так уж и в другую, – возразил я. – Всего лишь небольшая корректировка в дороге. В общем, мы идем на Генхаузгуз!

Они молчали, только Макс спросил то, о чем другие не решались:

– Это… где?

– Столица королевства Сакрант, – ответил я любезно. – По непроверенным, но заслуживающим доверия источникам, там сейчас ставка Мунтвига. Придется пересечь Ирам и Пекланд, что само по себе ой-ой, да и сопротивление будет сопротивленное. Думаю, Мунтвиг в лепешку расшибется, но постарается не допустить нас к Генгаузгузу любой ценой.

– Значит, – спросил Макс, – ослабит натиск на армии Меганвэйла и Шварцкопфа?

Я сказал с одобрением:

– Быстро схватываете, граф! И, прошу обратить внимание, наш доблестный и благородный граф Максимилиан, как всегда, больше думает о всей войне с Мунтвигом в целом, чем о нашей армии, что лишь часть процесса, и, тем более, о себе любимом!

Макс застеснялся, но его дружески толкали в бока и хлопали по спине, наконец он проговорил все еще застенчиво:

– А Меганвэйл, как мы его знаем, не упустит возможность тут же самому перейти в наступление… или, по крайней мере, перейдет от глухой обороны к активным контратакам.

– Надеюсь на это, – сказал я, – пусть это еще не будет переломом в войне, однако мы остановим победное наступление зарвавшегося узурпатора, посмевшего называть себя Дефендером Веры! А в завязавшейся позиционной войне победит тот, кто владеет новыми методами войны…

Он перехватил мой взгляд и покраснел от удовольствия.

– Ваше высочество, – сказал он почти жалобно, – вы так меня возносите, что мне страшно.

– Что, – спросил я с интересом, – правда?

– Я боюсь, – признался он, – не оправдать ваше высокое доверие… хотя, конечно, буду стараться изо всех сил, как и всегда стараюсь… ревностно!

Я кивнул ему покровительственно и оглядел всех орлиным взором полководца и дальновидного стратега.

– Теперь, когда знаете истинную цель похода, можете сами подумать над тем, что еще можем сделать для торжества свободы и демократии в интересах тоталитаризма и гуманизма!..

Глава 15

Армия, получив новый приказ, повернула под прямым углом и двинулась на запад.

Я промчался на арбогастре и в сопровождении Бобика вдоль колонны, впереди грянули удалую песню:

 
Слышали, деды? Война началася,
Бросай свое дело, в поход собирайся!
 

Норберт уже обрисовал на карте, руководствуясь словами разведчиков, замок принца, вернее его тестя, а также все подходы, расщелины и прочие непроходимые места.

Я выехал к передовому конному разъезду, далекие вершины башен замка тестя курпринца уже выдвинулись из-за темного леса, страшно и грозно сияют на фоне низких темных туч, настолько тяжелых, что кажется, будто земля и небо поменялись местами.

К моему удивлению, с ними находится и брат Вангардий, он как прибыл с Норбертом, так и не отлучается из его мобильного войска, почтительно поклонился мне, а я проворчал:

– Похоже, не стать тебе аббатом.

– Ваше высочество?

– Больно любопытен, – пояснил я. – В естествоиспытатели метишь? Нет-нет, инквизиция ни при чем, я имею в виду другое естество. И другие испытания.

Он ничего не понял, вижу по сконфуженному лицу, но проговорил смиренно:

– Церковь велит познавать этот мир.

– Правильно читаешь, – одобрил я. – Святое Писание, ты прав, нужно уметь читать.

В сторонке взвилась желтая пыль, в нашу сторону на бешеной скорости несется всадник. Завидев меня, прокричал издали:

– В сторону замка двигается большая дружина рыцарей!

– Добровольцы, – сказал я недобро, – или желающие подхватить крохи от того куска, что урвет этот принц… Как идут?

– Шагом, ваше высочество!

– Не спешат?

– Кони тяжелые, – объяснил он, – всадники в доспехах…

– Хорошо, – сказал я. – Скачи к герцогу Клементу! Пусть немедленно выдвинет мощный заслон, чтобы перехватить их до того, как достигнут замка. Вели идти на рысях или даже галопом. Главное – перехватить и не дать войти в замок.

Сам я промчался вперед, чтобы рассмотреть замок сэра Брита Марлинга, и там вздохнул с облегчением. Даже не замок, ибо под этим словом всегда понимаем небольшую крепость, которую можно долго защищать малым числом даже против армии, а здесь же богатое поместье с полудюжиной добротных каменных домов в два и три этажа. Каждый мог бы вырасти до замка, но здесь, похоже, такой задачи не ставили.

Кроме домов, не меньше дюжины сараев, конюшен, амбаров, есть пристройки для кузницы, отдельно прачечная и пекарня… прекрасно, все это очень трудно защищать, особенно если ударить большими силами.

Отсюда с пригорка видно, как с востока двигается большой отряд, в облаке пыли не видно, сколько их, но судя по длинному шлейфу, колонна большая, где-то около двух сотен рыцарей, и не меньше тысячи всякой мелочи вроде тяжелых всадников.

Простучали копыта коня Зигфрида, чуть позже примчался запыхавшийся Норберт, будто это он нес коня, а не тот его, выкрикнул с ходу:

– Клемент успевает отрезать!..

– Прекрасно, – сказал я, – а что Макс?

– Повернул сюда две тысячи копейщиков, – доложил он, – и всех лучников, как вы и хотели!

– Прекрасно, – повторил я.

Он сказал без уверенности:

– А стоило ли задействовать и Максимилиана? Конница Клемента сразу вобьет в землю всю ту горстку.

– Стоит, – сказал я. – Хочу ввести новые стандарты войны. А для этого показать наше абсолютное преимущество. Как бы лихо Клемент их ни растоптал, но и у него будут убитые и раненые.

Он криво улыбнулся.

– Хотите, чтобы никто и пальчик не прищемил?

– Хочу, – ответил я. – Разве это не мечта каждого политика – побеждать без пролития крови? Ну… хотя бы своей?

– Своей… это и не пролив крови своей армии?

– Армия, – ответил я с улыбкой, – это я.

Мы втроем с понятным волнением смотрели на приближающихся всадников, все достаточно рослые, северяне вообще народ не хилый, все выглядят рыцарями, все в хорошей для севера экипировке: железные доспехи, металлические налобники на мордах коней с выпуклыми вырезами для глаз, цилиндрические шлемы самой простой, но достаточно эффективной формы, за спинами гордо реют знамена с оскаленными львами, что, понятно, обязывает тоже быть оскаленными.

Я вздохнул свободнее: хотя Мунтвиг и объявил себя защитником Веры, но не догадался снабдить всех соответствующими атрибутами: крестами на плащах, на щитах, в то время как у нас огромные красные кресты, заметные издали, как на белых плащах, так и на щитах во весь размер, а еще и на шлемах.

Даже у кого кони идут под попонами, те тоже расписаны крестами, это я хорошо придумал, это важно, и когда мы столкнемся в смертельной битве, по нам видно, что мы как бы более верные защитники Веры, а они так себе…

Дорогу к владениям сэра Брита уже перекрыла конница Клемента, выстраиваются в боевые порядки. Прибывающие рыцари начали придерживать коней, наконец вообще остановились в замешательстве, не понимают, откуда нас тут взялось так много.

С севера быстро двигается пехота Макса, как же хорошо, вот сейчас и покажем вам, голубчики, что не на ту карту поставили…

Я оглянулся на своих рыцарей, у наших даже на шлемах отчетливо обозначенный крест: продольная щель для глаз и вертикальная выступающая полоса, что, как гульфик, предохраняет нос, а у сэра Клемента вообще щели для глаз в виде отдельных крестов.

Наши ухитряются вносить элементы креста всюду, даже рукояти мечей стилизованы под кресты, и когда рыцарь целует свой меч, он одновременно целует и крест.

Прибывшие некоторое время совещались, наконец от передней группы отделился один богато одетый рыцарь, снял обеими руками шлем и передал соседу, а сам послал коня рысью к нам, угадав, что мы, отдельная группка рыцарей, наверняка старше по титулам, чем даже герцог Клемент во главе огромной армии, перекрывшей им дорогу.

Не поклонившись, не снизойдя до приветствия, он спросил гневно и с великолепным гонором:

– Кто такие и почему посмели?

Я молча рассматривал его, не удостаивая ответом. Норберт и Зигфрид тоже молчали, наконец он проговорил нехотя:

– Граф Георг Теннисон, владетельный сеньор Никсинга. Я спрашиваю, кто и почему…

Я прервал холодно:

– Эрцпринц Ричард Длинные Руки. Можно просто – Ричард Завоеватель. Это я спрашиваю, кто такие и почему вы направляетесь к замку сэра Брита Марлинга, который, как нам известно, поддерживает мятежника против законной власти короля Ричмонда принца Клавеля?

За спиной слышен приближающийся топот, похрапывание коней, это подъезжают мои военачальники, не переговариваются, стараясь не помешать нам.

Граф Георг, красивый и надменный, ухитрился посмотреть даже на меня свысока.

– Ваше высочество, – произнес он сквозь зубы, – это не ваше дело.

Я ответил резко:

– Теперь – наше.

За моей спиной послышалось характерное металлическое щелканье опускаемых забрал. Донеслось позвякивание удил, кони готовятся пойти в галоп.

За моей спиной Альбрехт сказал громко:

– Ваше высочество, это мятежники… но, может быть, они обмануты, как вы говорите, вражеской пропагандой?

Я кивнул и сказал графу Теннисону милостиво:

– Я предлагаю вам либо сложить оружие, либо влиться в наше воинство. Разумеется, на наших условиях.

Он ответил резко:

– Мы никогда не позволим себе ни того, ни другого!

– Жаль, – ответил я скорбно. – Поверьте, я в самом деле скорблю. Вы отважные люди, все поляжете здесь, а мелкие и трусливые мерзавцы, что остались дома, будут пользовать ваших жен и дочерей…

Он побагровел, вскрикнул:

– Наши женщины добродетельны!

– Сейчас, – согласился я, – но когда придет весть о вашей гибели? Они будут свободны от клятв и обязательств. А те мерзавцы, что не пошли с вами, этим воспользуются…

Я говорил неторопливо, даже замедленно, как бы ронял слова мудрости, но больше прислушивался к указаниям, что раздает Альбрехт гонцам, те уносятся галопом, я видел, как рядом с рыцарской конницей Клемента наконец-то развернулась в боевые порядки пехота Макса, сразу ощетинилась копьями, а за их спинами лучники присели и вытаскивают из сумок тетивы.

Граф оглянулся в их сторону, на высокомерном лице отразились злость и раздражение.

– Вы не посмеете!

– Уже посмели, – ответил я. – Советую сложить оружие.

– Что-о?

– Ваш выбор, – ответил я. – Вы свободные люди.

Он ожег меня огненным взглядом, но ответом не удостоил, а попросту развернул коня и галопом помчался к своим. Те окружили его, расспрашивают, хорошо, тем временем наши закончат перестроение, пехота Макса выдвинулась вперед и пошла мерным шагом, держа копья направленными в небо.

Я видел, как граф обернулся, закричал, державно указывая на посмевших выйти впереди рыцарской конницы простолюдинов. Даже не выстраиваясь, рыцари помчались нестройной массой, стараясь обогнать друг друга, это же дело чести врезаться во врага первым и пойти их рубить, прокладывая дорогу другим…

Копейщики остановились, присели и, опустив копья, направили их в сторону скачущей на них конницы. Одновременно лучники, что шли рядом, разом наложили стрелы на тетивы и резко натянули луки.

Я не слышал крика Макса за грохотом копыт и конского ржания, только заметил взмах его руки, и тут же, как огромная стая птиц, взвилась туча тяжелых длинных стрел, выпущенных из усиленных композитных луков.

Всадники, как казалось, даже не заметили обрушившихся сверху стрел, только некоторые начали раскачиваться в седлах, кто-то откинулся на круп, кто-то повалился на конскую шею и начал сползать на землю, однако основная масса домчалась до копейщиков и ударила со страшной силой…

…некоторые оказались пронзенными копьями, других сбрасывали раненые кони, грохот копыт прервался, зато крики боли и ярости стали громче, а кони продолжали скидывать всадников под свои и чужие копыта.

Вторая туча стрел накрыла весь отряд, рыцари запоздало хватались за щиты, но многие, пронзенные стрелами, сползали на землю. Остальные яростно рубили копья мечами, однако толстый балийский ясень выдерживает удар даже двуручного меча, а второй замах рыцарь обычно не успевает сделать: толстое и длинное копье с такой силой бьет, что острие находит щель в доспехах, и рыцарь с криком роняет меч.

Усеяв поле перед собой трупами, копейщики отступили на шаг, но едва рыцари ударили снова, как те же копья снова продолжали наносить смертоносные удары из недоступного для мечей места.

Когда третий раз отступили на шаг, а потом и еще, граф Теннисон закричал в ярости:

– Это нечестно! Выйдите и сразитесь с нами!

Я крикнул со злым весельем:

– Кто вам сказал, что мы обязаны сражаться по вашей прихоти? У нас свои методы войны! Прогрессивные!

Он заорал во весь голос:

– Вы трусы? Страшитесь сойтись грудь в грудь с настоящими мужчинами?

Я удержал Сулливана, что ревел, как медведь, и рвался в бой, а графу крикнул:

– Это не турнир, сэр Георг! Это война. А на войне гораздо важнее соотношение потерь! Я хочу, чтобы все говорили об этой схватке как о сокрушительной победе, в которой мы не потеряем ни одного человека, а все ваши двести рыцарей полягут в сыру землю всего лишь от рук простолюдинов!..

Он прокричал взбешенно:

– У вас ничего не получится!

Вместо ответа я повернулся к лучникам и взмахнул рукой. Оттуда снова с сухим и громким шелестом вылетела туча стрел.

Рыцари вскидывали щиты, стрелы звонко бьют в них стальными клювами, высекая искры, но иные находят уязвимые места в бедрах, голенях, впиваются в руки, заставляя опускать щиты и мечи.

Еще одна туча стрел снова ссадила с коней десяток рыцарей, и тогда граф вскинул меч и указал в нашу сторону.

– Давно бы так, – прорычал Сулливан. – Ваше высочество… умоляю!

Я поморщился, сказал сухо:

– Ладно, но только в виде исключения.

Он пустил коня в галоп, я крикнул:

– Победа!.. Полная победа!.. А сейчас просто добьем!

Со стороны конницы Клемента понесся огромный всадник, я узнал герцога, еще бы, как это он сам не примет участие, если есть возможность…

Я заорал, арбогастр пошел вскачь. Мы сшибли четверых вместе с конями до того, как Зайчик замедлил ход, и я смог пустить в дело меч.

За спиной мощный звериный рев, грохот, лязг и скрежет металла. Это Сулливан и Клемент крушат все вокруг себя, я повернулся к ним, но раньше увидел графа Теннисона, что бросил меч себе под ноги и прокричал:

– Мы сдаемся! Мы сдаемся!

Сулливан остановился с воплем дикого и душераздирающего разочарования, Клемент тоже застыл в нерешительности, оба настоящие гиганты даже среди северных рыцарей, готовые к новой схватке, но пока придерживаются рыцарских правил.

Вслед за графом мечи начали бросать под ноги и другие рыцари, что дрались поблизости, но немалая часть отодвинулись, отступили, закрываясь щитами и держа мечи наготове.

Я сказал Альбрехту негромко:

– Сдавшихся быстро отвести в сторону, оружие собрать!

– А что с теми?

– Они сами решат, – ответил я.

Графа и его близких увели, а та часть, что оставили оружие при себе и держатся достаточно агрессивно, галдят все громче и делают угрожающие жесты.

Я крикнул властно:

– Вы не подчиняетесь своему предводителю?

Один из рыцарей крикнул дерзко:

– Нет!

– Почему?

– Он не имел права решать за всех, – отрубил он резко. – А если речь зашла о сдаче… он должен был сперва обговорить условия!

Я кивнул, сказал негромко:

– Сейчас вы поймете, что ваш командир умнее всех вас, что бы вы о себе ни думали, и правильно сделал выбор… Дорогой Альбрехт… действуйте!

Альбрехт ответил холодно:

– С удовольствием, ваше высочество.

Он повернулся, взмахнул рукой. Из-за лучников вышли две сотни арбалетчиков, что до этого не принимали участия в бою. Быстро встали на позицию и тут же взяли рыцарей на прицел.

Я видел, как бледнеют рыцари. У наших арбалеты ножные, а то и с воротом, в этом случае натянутая до предела стальная тетива выбрасывает болт с такой силой, что тот легко пробивает любой панцирь даже с большой дистанции.

Альбрехт, не давая рыцарям опомниться или передумать, резко махнул рукой.

Стальные болты не свистят, как стрелы, я едва расслышал короткое вжиканье закручивающегося воздуха, и тут же звонко защелкало о железо панцирей, словно в них бросили горстью мелких камешков.

Все, кто стоял впереди, повалились наземь, раздались стоны, крики, проклятия.

Альбрехт сказал резко:

– Залп!

Однако арбалетчики не успели натянуть тетивы, уцелевшие рыцари торопливо бросали мечи на землю и становились на колени.

Я подъехал, сказал горько:

– Где же принципы? Если ваше дело правое, то должны идти и на смерть!.. Но вы уже показали, что все ваше войско – всего лишь шайка грабителей.

Я проехал мимо, а за спиной раздался холодный приказ Альбрехта:

– Оружие собрать, разбойников под стражу!