Текст книги "Без семьи"

Глава X
Старая и новая семья

Сколько раз во время моих скитаний я мечтал о том, как лягу в свою детскую кроватку и как сладко буду в ней спать, свернувшись калачиком и укрывшись до подбородка! Сколько раз, ночуя под открытым небом, иззябший и промокший до нитки, я с грустью вспоминал о своём тёплом одеяле!

Когда я лёг, то сразу заснул, так как очень устал от прошедшего дня и ночи, проведённой в тюрьме. Однако я очень быстро проснулся и уже больше заснуть не мог. Я был слишком взволнован мыслями о моей семье.

Моя семья разыскивает меня, но, чтобы найти её, я должен встретиться с Барбереном. Одна эта мысль уже отравляла всё моё счастье.

Где он находится? Точного адреса матушка Барберен не знала. Предполагалось, что он остановился у одного из хозяев, сдающих комнаты в квартале Муфтар, фамилии которых ей были сообщены.

Значит, я сам должен был отправиться в Париж на розыски того, кто искал меня.

Конечно, известие о том, что у меня есть семья, было для меня неожиданной и большой радостью, но эта радость омрачалась следующими обстоятельствами. Я надеялся отдохнуть и провести несколько дней с матушкой Барберен, поиграть с Маттиа во все свои любимые игры, а приходилось чуть ли не на следующий день снова пускаться в путь.

После пребывания у матушки Барберен я собирался идти на берег моря – повидаться с Этьеннетой, а затем побывать у Лизы и сообщить ей новости о братьях и сестре. Теперь же нужно было от всего отказаться и спешить в Париж.

Почти всю ночь я не спал, думал и колебался. То мне казалось, что я обязан сперва выполнить своё обещание и навестить Этьеннету и Лизу, то, наоборот, что я должен идти скорее в Париж и разыскать свою семью. Я заснул, так ничего и не решив, и эта ночь, о которой я столько мечтал, оказалась самой тяжёлой и беспокойной из всех оставшихся в моей памяти.

Утром, когда матушка Барберен, Маттиа и я собрались у очага, мы устроили совет. Я рассказал о своих ночных сомнениях.

– Надо сейчас же идти в Париж, – говорила матушка Барберен. – Родители тебя ищут, не заставляй их ждать.

– Значит, решено, идём в Париж, – согласился я.

Но Маттиа, казалось, не одобрял моего решения.

– Ты считаешь, что нам не следует идти в Париж? – спросил я его. – Объясни почему.

Он отрицательно покачал головой.

– Я считаю, – ответил он наконец, – что нельзя забывать старых друзей ради новых. До сегодняшнего дня Лиза, Этьеннета, Алексис и Бенжамен были твоими братьями и сестрами и любили тебя. Своей новой семьи ты не знаешь; она ничего для тебя не сделала, кроме того, что когда-то бросила тебя на улице, и ты сразу же ради неё покидаешь тех, кто был к тебе добр…

– Нехорошо говорить, что родители Реми его бросили, – перебила Маттиа матушка Барберен. – Возможно, что у них украли ребёнка и они до сих пор оплакивают его, ищут и ждут.

– Этого я не знаю. Но я знаю, что Пьер Акен подобрал умирающего Реми, что во время болезни он ухаживал за ним, как за своим сыном, и что Алексис, Бенжамен, Этьеннета и Лиза любили его, как брата. По-моему, они имеют не меньше прав на его дружбу, чем те, кто по своей или чужой вине потеряли его. Для семьи Акен Реми не был родным, и они не обязаны были о нём заботиться.

Маттиа произнёс эти слова таким тоном, словно он на меня сердился. Это меня очень огорчило.

– Маттиа прав, я не могу идти в Париж, не повидав Этьеннеты и Лизы, – сказал я.

– Но как же быть с твоими родителями? – продолжала настаивать матушка Барберен.

– Ладно, мы не пойдём к Этьеннете, – решил я, – это будет слишком большим крюком. Кроме того, я могу послать ей письмо. Но по пути в Париж мы зайдём в Дрези и повидаем Лизу. Задержка будет небольшая. Лиза писать не умеет, и я главным образом ради неё предпринял это путешествие. Я расскажу ей об Алексисе и попрошу Этьеннету написать мне в Дрези, а потом прочту Лизе её письмо.

– Хорошо, – улыбаясь, согласился Маттиа.

Было решено, что мы уйдём завтра. Я почти целый день провёл за письмом к Этьеннете, в котором объяснил ей, почему не могу прийти повидать её, как намеревался раньше.

На следующий день мне уже пришлось распрощаться с матушкой Барберен, но, конечно, эта разлука не была такой печальной, как тогда, когда я уходил с Виталисом. Я горячо обнял матушку Барберен и обещал в скором времени навестить её вместе с моими родителями.

И вот мы снова идём по большим дорогам с мешками за спиной. Капи бежит впереди. Мы идём большими шагами, торопясь поскорее попасть в Париж.

Маттиа, сначала послушно следовавший за мной, говорит мне, что если мы будем так спешить, то быстро выбьемся из сил. Я замедляю шаги, но потом снова ускоряю их.

– Как ты торопишься! – огорчённо говорит Маттиа.

– Верно, но мне кажется, что и ты должен был бы спешить. Разве моя семья не будет также твоей семьёй?

Он отрицательно покачал головой.

Я огорчился, заметив это движение, которое уже не раз замечал у него, с тех пор как речь заходила о моей семье.

– Разве мы с тобой не братья?

– О, что касается нас, конечно, я в этом не сомневаюсь. Я твой брат и останусь им навсегда.

– Ну так что же?

– А почему ты думаешь, что я стану братом твоих братьев, если они у тебя имеются, и сыном твоих родителей? Вероятнее всего, они не захотят принять в свою семью такого маленького оборванца, как я, и мне придётся продолжать свой путь одному. Но я никогда не забуду тебя, как, надеюсь, и ты не забудешь меня.

– Мой дорогой Маттиа, как можешь ты так говорить!

– Я говорю то, что думаю. Я не могу радоваться, так как боюсь, что нам придётся расстаться, а я надеялся всю жизнь прожить с тобой вместе. Я мечтал, что мы не останемся навсегда бедными уличными музыкантами, а начнём работать, учиться, будем настоящими артистами. Я прекрасно знаю, что ты также этого хочешь, но ведь теперь ты не сможешь распоряжаться собой по своему усмотрению.

Тогда я понял наконец причину его грусти. Маттиа боялся разлуки со мной. Он горячо любил меня, думал только о нашей дружбе и не хотел со мной расставаться.

Так как нам нужно было зарабатывать себе на пропитание, то мы часто останавливались и играли в больших деревнях, встречавшихся по пути. Кроме того, мы решили сделать Лизе подарок. В одном из городов мы купили чудесную куклу с полным приданым. К счастью, кукла стоила много дешевле коровы.

После Шатильона мы вышли на берег канала. Его лесистые берега, спокойные воды и плывущие мимо баржи напомнили мне о том счастливом времени, когда я вместе с госпожой Миллиган и Артуром плавал на «Лебеде». Интересно, где теперь был «Лебедь» и его обитатели? Когда мы пересекали канал или шли вдоль его берегов, я постоянно спрашивал встречных, не видели ли они плавучий домик с верандой. Наверно, Артур выздоровел и госпожа Миллиган вернулась с ним в Англию. Однако, завидев издали лошадей, тащивших баржу, я всякий раз спрашивал себя: не «Лебедь» ли плывёт нам навстречу?

Наступила осень, и наши дневные переходы делались всё короче и короче. Мы старались по возможности до наступления темноты попасть в ту деревню, где собирались ночевать. И хотя мы очень спешили, особенно под конец, мы всё же пришли в Дрези только поздно вечером.

Муж тётушки Катерины был смотрителем шлюза и жил в доме, выстроенном возле того шлюза, который он сторожил. Найти его поэтому оказалось весьма просто. Дом их стоял на краю деревни, окружённый деревьями.

Сердце моё билось очень сильно, когда мы подходили к этому дому. Через окно, на котором не было ни ставен, ни занавесок, я увидел Лизу, сидевшую за столом рядом с тёткой; а напротив, спиной к нам, сидел, по-видимому, её дядя.

– Они ужинают, – объявил Маттиа, – мы пришли вовремя!

Но я остановил его и сделал знак Капи, чтобы тот не вздумал лаять. Затем, сняв арфу с плеча, я приготовился играть.

– Понимаю! – прошептал Маттиа. – Ты хочешь исполнить серенаду[15]15
  Серена́да – вечерняя песня (ит.).


[Закрыть].

– Нет, я буду только играть.

И я заиграл первые такты неаполитанской песенки, но не запел, так как боялся, что голос изменит мне.

Играя, я смотрел на Лизу. Она подняла головку, и я увидел, как заблестели её глаза.

Тогда я запел.

Лиза быстро соскочила со стула и побежала к дверям. Я едва успел передать арфу Маттиа, как она была уже в моих объятиях.

Тётушка Катерина пригласила нас войти в дом и тотчас же усадила нас с Маттиа за стол.

– Пожалуйста, поставьте ещё один прибор, – попросил я. – Мы не одни, с нами маленькая подружка.

Я достал из мешка куклу и усадил её на стул рядом с Лизой.

Никогда не забуду, с какой горячей благодарностью посмотрела на меня Лиза.

Глава XI
Барберен

Если бы я не торопился в Париж, я бы долго, очень долго прогостил у Лизы. Нам столько нужно было сообщить друг другу, а объясняться на том языке, на котором мы с ней говорили, было нелегко.

Лизе хотелось рассказать мне о том, как она жила в Дрези, как привязались к ней дядя и тётка, у которых своих детей не было, о своих играх, прогулках и удовольствиях.

Я в свою очередь расспросил её о том, что пишет отец, и рассказал ей всё, что со мной произошло за время нашей разлуки.

Мы проводили время в бесконечных прогулках втроём – вернее, впятером, потому что Капи и кукла принимали участие во всех наших развлечениях.

По вечерам, если не было сыро, мы усаживались возле дома, а если на дворе стоял туман, то возле очага, и я играл на арфе, чем доставлял Лизе большое удовольствие. Маттиа играл на скрипке и на корнете, но Лиза предпочитала арфу, и я этим немало гордился. Перед тем как идти спать, Лиза всегда просила меня спеть ей неаполитанскую песенку.

Наконец пришлось расстаться с Лизой и снова пуститься в путь. Не будь со мной Маттиа, я, довольствуясь самым необходимым, стремился бы только поскорее прийти в Париж. Но Маттиа не соглашался со мной.

– Будем зарабатывать столько, сколько сможем, – говорил он, принуждая меня снова и снова браться за арфу. – Кто знает, скоро ли мы найдём Барберена!

– Если мы не найдём его в полдень, мы найдём его в два часа. Улица Муфтар невелика.

– А если он уже вернулся в Шаванон? Придётся ему писать, ждать ответа. А как мы проживём это время, если у нас не будет ни гроша в кармане? Можно подумать, что ты совсем не знаешь Парижа. Неужели ты позабыл каменоломню Жантильи? А я прекрасно помню, как чуть не умер в Париже от голода.

Мы снова вышли на ту дорогу, по которой шесть месяцев тому назад шли из Парижа в Шаванон. Мы решили зайти на ту ферму, где когда-то дали свой первый концерт. Молодожёны узнали нас и снова захотели потанцевать под нашу музыку. После танцев нас накормили ужином и оставили ночевать.

Оттуда на следующее утро мы отправились в Париж. День нашего возвращения мало походил на день ухода: погода стояла пасмурная, холодная. Ни солнца, ни цветов, ни зелени по краям дороги. Наступала осень – и с ней пора осенних туманов. Теперь нам на голову с высоких стен летели не лепестки левкоев, а сухие, пожелтевшие листья.

Однако печальная погода мало влияла на моё настроение: радость переполняла меня. Мысль о том, что я скоро обниму мать, свою родную мать, а отец назовёт меня своим сыном, опьяняла меня.

Зато Маттиа, по мере того как мы приближались к Парижу, становился всё грустнее и грустнее и часто в продолжение нескольких часов не произносил ни слова. Он ничего не говорил мне о причине своей грусти, а я, понимая, что он боялся предстоящей разлуки, не хотел повторять то, в чём уверял его не раз, то есть что мои родители и не подумают нас разлучать.

Только когда мы подошли к Парижу и остановились позавтракать недалеко от заставы, Маттиа неожиданно сказал:

– Знаешь ли ты, о ком я сейчас думаю?

– О ком?

– О Гарафоли. Что, если он вышел из тюрьмы? Я ведь не знаю, на какой срок он осуждён. Возможно, теперь он свободен и вернулся к себе домой. Мы будем искать Барберена на улице Муфтар, то есть в том же квартале, где живёт Гарафоли. А вдруг мы с ним случайно встретимся? Он мой хозяин и дядя, он, вероятно, захочет взять меня снова к себе, и тогда я не смогу от него избавиться. Ты боишься попасть в лапы Барберена и можешь представить себе, как я боюсь попасться Гарафоли.

Увлечённый своими мечтами, я совсем забыл о Гарафоли. То, что мне сказал Маттиа, было вполне реальной опасностью.

– Как ты думаешь поступить? – спросил я его. – Быть может, тебе не стоит идти в Париж?

– Я думаю, что если я не пойду на улицу Муфтар, то вряд ли нарвусь на Гарафоли.

– Ладно, не ходи на улицу Муфтар. Я пойду туда один, а часов в семь вечера мы с тобой где-нибудь встретимся.

Мы решили встретиться поблизости от собора Парижской Богоматери. Маттиа и Капп пошли по направлению к ботаническому саду, а я на улицу Муфтар. Впервые я остался один, без Маттиа и без Капп, в таком большом городе. Мне было тяжело и жутко, но я не унывал. Ведь вскоре я должен был найти Барберена, а с его помощью и свою семью!

На бумажке у меня были записаны имена и адреса тех хозяев, где мог остановиться Барберен. Я давно выучил их наизусть: Пажо, Барабо, Шопине.

Первым на моём пути оказался Пажо. Я довольно смело вошёл в маленькую столовую, помещавшуюся на первом этаже каких-то меблированных комнат, и дрожащим голосом осведомился о Барберене.

– Что за птица этот Барберен?

– Барберен из Шаванона.

И я описал Барберена таким, каким он сохранился в моей памяти после его возвращения из Парижа: грубые черты лица, суровый вид, голова, наклоненная к правому плечу.

– Не знаю. Такого у нас нет.

Поблагодарив, я отправился к Барабо. Последний не только сдавал комнаты, но и торговал фруктами.

Я повторил свой вопрос. Сначала меня не слушали, так как муж и жена были очень заняты. Она резала шпинат, а он ссорился с покупательницей.

– Барберен?.. Да, такой жил у нас года четыре назад.

– Пять лет назад, – поправила его женщина, – и остался нам должен за целую неделю. Где он, этот негодяй?

Я вышел крайне разочарованный и даже огорчённый. Оставался один Шопине. Что я буду делать, если и этот ничего не знает? Где мне искать Барберена?

Шопине был владельцем столовой. Когда я вошёл в помещение, он одновременно и стряпал и раздавал еду. Несколько посетителей сидели за столами.

Я обратился с вопросом к самому Шопине, который в это время с ложкой в руке разливал суп.

– Барберен здесь больше не проживает, – ответил он мне.

– Где же он? – с волнением спросил я.

– Откуда я знаю! Адреса он не оставил.

У меня, наверно, был такой огорчённый и растерянный вид, что один из мужчин, сидевший за столом возле печки, обратился ко мне:

– А зачем тебе нужен этот Барберен?

Откровенно ответить на его вопрос я не хотел.

– Я пришёл с его родины и принёс ему вести от жены. Она мне сообщила, что я найду его здесь.

– Если вы знаете, где находится Барберен, – обратился хозяин к тому, кто со мной разговаривал, – скажите мальчику. Ведь он не сделает ему ничего плохого. Не правда ли, малый?

– Конечно нет.

Надежда снова вернулась ко мне.

– Барберен живёт сейчас в гостинице «Канталь», в проезде Аустерлица. По крайней мере, три недели назад он находился там.

Я поблагодарил и вышел. Но прежде чем пойти по указанному адресу, я решил разузнать о Гарафоли. Мне как раз надо было пройти мимо улицы Де Лурсин, и только несколько шагов отделяло меня от того дома, где я когда-то был с Виталисом. Как и в тот памятный для меня день, какой-то старик развешивал на грязной стене жалкие лохмотья. Можно было подумать, что он не переставал заниматься этим делом с тех самых пор.

– Гарафоли вернулся? – спросил я его.

Старик посмотрел на меня и вместо ответа закашлял.

Я решил, что мне нужно дать ему понять, что я знаю, где находится Гарафоли, иначе от него ничего не добьёшься.

– Он всё ещё там? – продолжал я с независимым видом. – Ему, верно, невесело.

– Возможно, но время идёт.

– Для него, наверно, не так быстро, как для нас.

Старик засмеялся при этой шутке, и это вызвало у него новый приступ кашля.

– Не знаете ли вы, когда должен вернуться Гарафоли? – спросил я, когда он перестал кашлять.

– Через три месяца.

Гарафоли пробудет в тюрьме ещё три месяца! Маттиа мог ничего не бояться; за эти три месяца мои родители найдут, конечно, способ оградить его от посягательств ужасного дядюшки.

Не задерживаясь больше, я шагал к проезду Аустерлица. Радостное чувство охватило меня, и я уже гораздо снисходительнее относился к Барберену. Он, наверное, не был таким злым, как казался; без него я бы замёрз на улице или умер с голоду. Правда, он меня отнял у матушки Барберен и продал Виталису, но он не жил со мной, не знал меня и потому не был ко мне привязан. Несомненно, нужда заставила его так поступить, а нужда, как известно, плохой советчик. В настоящее время Барберен искал меня, был занят моими делами. Если я разыщу своих родителей, то из чувства справедливости обязан быть ему благодарным.

Расстояние от улицы Де Лурсин до проезда Аустерлица невелико, и я скоро разыскал гостиницу «Канталь». Гостиницей она оказалась только по названию – на самом деле это были жалкие меблированные комнаты. Их содержала глухая старуха с трясущейся головой.

Когда я обратился к ней, она приложила руку к уху и попросила меня повторить.

– Я плохо слышу, – шёпотом сказала она.

– Я хочу видеть Барберена, Барберена из деревни Шаванон. Он живёт у вас?

Услышав эти слова, она так громко всплеснула руками, что спавшая на её коленях кошка испуганно соскочила на землю.

– Ах, ах! – простонала она, глядя на меня, и голова её затряслась ещё сильнее. – Вы тот самый мальчик?

– Какой мальчик?

– Которого он искал?

От этих слов у меня сжалось сердце.

– Что с Барбереном?! – испуганно воскликнул я.

– Покойным, покойным Барбереном, следует говорить.

Чтобы не упасть, я опёрся на арфу.

– Разве он умер? – закричал я как можно громче, но от волнения голос мой звучал глухо.

– Скончался. Восемь дней назад скончался в больнице.

Я оцепенел. Барберен умер! А как же моя семья? Где и как я найду её теперь?

– Значит, вы тот самый мальчик, – продолжала старуха, – которого он разыскивал?

Я уцепился за эти слова.

– Стало быть, вы знаете?.. – спросил я.

– Знаю только то, о чём рассказывал бедняга. Что он приехал в Париж, желая найти и вернуть родителям того ребёнка, которого он когда-то подобрал на улице.

– Где же моя семья, где моя семья? – спросил я, задыхаясь.

– Ах, так вы и есть тот самый мальчик? – повторяла старуха.

И, продолжая трясти головой, она стала меня пристально рассматривать, но я оторвал её от этого интересного занятия.

– Очень прошу вас, расскажите мне всё.

– Но я ничего не знаю, кроме того, о чём уже сказала вам, мой мальчик… простите, молодой человек.

– Расскажите всё, что говорил вам Барберен о моей семье. Вы видите, как я волнуюсь.

В этот момент какая-то женщина, по-видимому служанка, вошла в комнату. Хозяйка гостиницы «Канталь» обратилась к ней:

– Вот так история! Это тот самый мальчик, которого разыскивал Барберен. Он явился, а Барберена уже нет в живых. Вот так история!..

– Говорил ли вам когда-нибудь Барберен о моей семье? Где она живёт и как её фамилия? – перебил я её.

– Нет, об этом он никогда ничего не говорил. Когда Барберен умер, мы осмотрели все его вещи. Не из любопытства, конечно, а для того, чтобы сообщить его жене. Но мы ничего не нашли. В больнице тоже в его одежде не оказалось никаких бумаг.

Увы, я отлично понял всё, что мне сообщила старуха! Барберен умер и унёс с собой тайну моего рождения. Почти находясь у цели, я ничего не достиг. Мои мечты и надежды рухнули!

Долгое время я не находил слов. Эти женщины рассказали мне всё, что знали. Но они ровно ничего не знали, хотя и пытались выведать у Барберена его секрет. Я поблагодарил их и направился к двери.

– Куда же вы идёте? – спросила меня старуха.

– Я должен встретиться с моим другом.

– Ах, у вас есть друг?

– Да.

– Он живёт в Париже?

– Мы прибыли в Париж сегодня утром.

– Ну, так если вам нужно жильё, вы можете устроиться у меня. Здесь вам будет очень хорошо. Смею вас уверить, вы будете жить в приличном доме. К тому же ваши родные, не получая известий от Барберена, несомненно, обратятся сюда, и вы сами сможете их здесь встретить. Как найдут вас родные, если вас здесь не будет? Я говорю всё это исключительно в ваших интересах. А сколько лет вашему другу?

– Он немного моложе меня.

– Подумать только, такие молодые люди – и одни на улицах Парижа! Можно повстречаться бог знает с кем, ведь есть гостиницы, где живёт всякий сброд. То ли дело у меня: тут так спокойно, да и район хороший.

Я вовсе не был согласен с тем, что это спокойный и тихий район: гостиница «Канталь» находилась в одном из самых грязных и жалких домов, когда-либо мной виденных. А между тем за свою бродячую жизнь я повидал немало трущоб. Но над предложением старухи следовало подумать.

– Сколько будет стоить комната для меня и моего друга? – спросил я.

– Десять су в день, не дорого?

– Хорошо, мы придём к вам сегодня вечером.

– Возвращайтесь пораньше. В Париже ночью небезопасно.

Так как было ещё рано идти к месту нашей встречи, я решил побродить по набережным и посмотреть на Сену. Но вот начало смеркаться, зажглись газовые фонари. Тогда я направился к собору Парижской Богоматери, башни которого чёрными силуэтами выделялись на алеющем от заката небе. Увидев скамейку, я с удовольствием сел: у меня так ныли ноги, будто я долго шёл. Тут я снова погрузился в свои печальные размышления. Давно не чувствовал я себя таким расстроенным и усталым. В огромном, ярко освещённом и оживлённом Париже я был более одинок, чем среди полей и лесов. Проходившие мимо люди иногда оборачивались, чтобы посмотреть на меня. Но меня не трогало ни их любопытство, ни их сочувствие – я ждал и надеялся на сочувствие близких, которых, увы, не нашёл. Только бой башенных часов интересовал меня. Я считал их удары и соображал, сколько времени оставалось до того момента, когда я встречу Маттиа, найду поддержку и утешение в его дружбе, увижу его ласковые, весёлые глаза.

Незадолго до семи часов я услышал радостный лай и тотчас же увидел приближающийся ко мне белый предмет. Прежде чем я сообразил, в чём дело, Капи вскочил ко мне на колени и стал лизать мои руки. Я прижал его к себе и поцеловал в нос. Тут же появился Маттиа.

– Ну как? – издали закричал он мне.

– Барберен умер…

Он пустился бежать, желая скорее очутиться возле меня.

В нескольких словах я рассказал ему всё, что узнал.

Он искренне огорчился, и от его сочувствия мне стало легче. Я понял, что, хотя Маттиа и боялся того, что моя семья может нас разлучить, он всё же горячо желал, чтобы я её нашёл.

Он старался утешить меня сердечными и ласковыми словами и всячески убеждал, что не следует отчаиваться.

– Твои родители встревожатся, не получая от Барберена никаких известий. Они захотят узнать, в чём дело, и обратятся, конечно, в гостиницу «Канталь». Пойдём в гостиницу, через несколько дней всё уладится.

То же самое говорила мне и старуха с трясущейся головой, но в устах Маттиа эти слова звучали для меня убедительнее.

Безусловно, не стоило так огорчаться, надо было только терпеливо ждать. Немного успокоившись, я рассказал Маттиа о Гарафоли.

– Ещё три месяца! – воскликнул он и от радости принялся петь и скакать посреди улицы.

Мы дошли до проезда Аустерлица по набережным. Теперь, когда волнение моё улеглось, я спокойно мог любоваться Сеной, освещённой полной луной, которая разбрасывала серебряные блёстки по её воде, сияющей, как одно огромное подвижное зеркало.

Возможно, что гостиница «Канталь» и была «приличной», но красивой и удобной её никак нельзя было назвать. Нас поместили в маленьком номере под крышей, который освещался тусклым огарком свечи. Номер был так тесен, что одному из нас приходилось садиться на кровать, чтобы другой мог пройти. Но не всё ещё потеряно, решил я, и с этой мыслью уснул.