Текст книги "Сквозь призму права. Судебные очерки, статьи, эссе"

Вскипела кровь кавказца

– Подсудимый, расскажите суду, как все происходило? – просит председательствующая.

Тот встает, мнется сначала, заикается, но вскоре речь его льется гладко и плавно.

– Кудашева была моей женой. Я с ней состоял в браке с 1990 года. От брака имеем двух детей. У нас были нормальные отношения, мы любили друг друга…

Вообще-то на протяжении всего этого судебного процесса, проходившего в Невьянске, о любви будет сказано очень много – о любви страстной, всепоглощающей, толкающей людей на немыслимые поступки. Шекспиру бы услышать об этой истории. И тогда из-под его гениального пера родилась бы еще одна трагедия, повествующая о том, как Отелло российского образца, в жилах которого течет горячая кровь южанина, в порыве страсти идет на безрассудство по отношению к новоявленной Дездемоне.

Но вернемся к рассказу подсудимого.

– Десятого сентября зашла к нам соседка Сарвилова, где-то около десяти часов утра, и позвала жену в магазин. Жена собралась, и они ушли. Они вернулись с литровой бутылкой водки. Я вообще не пил. Они распивали, а я ушел в сарай, где делал тележку. Меня позвали. Дали денег. Сказали, чтобы я сходил и купил еще одну бутылку водки. Принес ее и отдал, а сам снова ушел на улицу. Когда вернулся, около трех часов дня, жена была пьяная. Пришла знакомая Айсина. Посидели, покурили. Жена вышла, чтобы проводить подружку, и исчезла. Я пошел ее искать. Долго искал, но нашел. Предложил пойти ей домой. Она не хотела идти…

Тут-то и начинает разыгрываться современная трагедия, от знакомства с которой навертываются слезы. Так и хочется воскликнуть: «Вот это любовь! Вот это чувства!»

Подсудимый продолжает:

– Я разозлился и в порыве эмоций содрал с себя фуфайку и бросил ее на землю. Из кармана фуфайки неожиданно вывалился нож, а я и не знал, что нож при мне. Видимо, остался с того дня, когда ходил по грибы. Я поднял этот нож и ударил им себя в грудь. Жена, увидев это, закричала: «Если ты себя убьешь, то и я себя порешу!» Она подскочила ко мне, вырвала нож и ударила себя в грудь. Сама же вытащила нож из себя и быстро пошла по дороге. Прошла метров десять и упала на спину. Я подбежал. Вижу, что жена умирает, и стал делать искусственное дыхание. У нее закатились глаза. Я заплакал. Тогда я решил отвести детей домой, которые играли невдалеке. Вернувшись назад, меня забрала милиция.

Г. Е. Колмогорова, председательствующая на заседании судебной коллегии по уголовным делам Свердловского областного суда, на которую, судя по всему, не произвел должного впечатления рассказ-трагедия, невозмутимо уточняет:

– Явку с повинной вы писали?

– Да, я. Когда привезли в милицию, то там сказали, что будет лучше, если я напишу явку с повинной. Вот я и написал.

Предвидя еще один уточняющий вопрос, добавляет:

– Но я не писал, что ударял жену ножом.

Суд предъявляет подсудимому соответствующий документ из уголовного дела.

– Это ваш почерк?

– Мой, – на лице его появляется удивление и растерянность. – Не знаю, как так получилось, что я это написал… Наверное, мне это продиктовал капитан милиции. Меня сильно били по всему телу.

– Адвокат ваш знал об этом?

– Адвокату я ничего не сказал, Потому что это бы ничего не дало.

– А судмедэксперт?

– Эксперт видел многочисленные синяки на моем теле, но почему-то не зафиксировал в своем заключении.

Суд оглашает показания, которые тот еще дал в качестве свидетеля.

– Это ваши показания?

– Частично мои, частично нет. Я не говорил, что я в ярости ударил в грудь Инну ножом. Меня били.

– По поводу избиений к врачу в изоляторе обращались?

– Не обращался.

– Пили, употребляли наркотики?

– Нет, что вы! Аллах не велит. Я – мусульманин. Вера не позволяет пить.

Интересно, а как Аллах относится ко лжи? Ведь Али Кудашев, подсудимый, хорошо знал, что в уголовном деле имеются документы, свидетельствующие об обратном: он даже после лечения в ЛТП по-прежнему считался алкоголиком. Это – одно. Во-вторых, верный сын Аллаха баловался и наркотиками: собирал маковые головки, из которых варил зелье, употребляя его не только сам, а и угощая приятелей, себе равных.

Подсудимый:

– Наркотики я не употреблял, а маковые головки собирал для булочек, – твердит он.

Суд продолжает уточнять кое-что. Видимо, предшествующий лирический рассказ не устраивает.

– Как жили с женой?

– Жили хорошо. Очень хорошо, гражданин судья. Любил я, очень любил жену и детей.

– Это действительно так?

– Да. Я любил жену. И она меня тоже любила. Теща, правда, ко мне относилась плохо. Она была против нашего брака.

В суде дает показания мать убитой:

– У них дома я постоянно находила шприцы и иглы к ним. Я спрашивала Инну. Она все отрицала. Но как-то прибежала ко мне и сказала, что дома у нее трое мужиков что-то варят. Мы сообщили в милицию. Оттуда приехали и всех забрали.

Говорит дочка подсудимого:

– Папа нас обижал. Мы с мамой всегда убегали от папы.

Кудашев возражает:

– Дочку бабушка научила.

Допустим. Тогда обратимся к свидетельским показаниям, данным в ходе судебного следствия.

Любовь Харисова:

– Сначала, вроде, они жили хорошо. Но потом начались скандалы. Кудашев постоянно угрожал жене ножом.

Николай Добрынкин:

– Кудашев все время пил, нигде не работал, дрался. Я предлагал им разойтись.

Мария Озорнина:

– За две недели до трагедии Кудашев бил свою жену, Очень сильно бил. Я не выдержала (мы жили в одном доме) и пошла. Оттащила его. Сказала: что делаешь, ведь она беременна, ты же пинаешь ее в живот… Кудашев почти все время ходил пьяный. Я говорила Инне: уйди ты от него к матери. Боюсь, отвечала она, он меня зарежет.

Суд уточняет:

– Если судить по вашим показаниям, то получается, что подсудимый знал, что его жена беременна и не первый месяц. Это так?

Мария Озорнина подтверждает:

– Да, он прекрасно знал, что Инна беременна, и потому пинал в живот специально.

Кудашев вновь возражает:

– Свидетели оговаривают меня, все сговорились против меня, они не любят меня.

В его словах слышен прозрачный намек на то, что причиной его оговора является принадлежность к кавказской народности, на которую русские смотрят косо. Суд проверяет и это, но не находит подтверждения. Если у тещи, допустим, есть основания поносить зятя с юга, но нелюбовь проявлять не могут его многолетние собутыльники и наркоманы. Ведь некоторые даже ему пытаются помочь, заявляя, что Инна, жена подсудимого, просто-таки мечтала о самоубийстве, а потому вполне могла сама себя зарезать.

В жизни всякое случается. Можно допустить и самоубийство. Тем более, что жизнь у нее и ее детей была адская. Но тогда зачем надо было Кудашеву прятать такую улику, как орудие совершения преступления, – нож? 3ачем он его бросил в реку?

Свидетель Владимир Кривов:

– Возле моста я нашел нож, который был в воде и который я передал в милицию.

Этот нож опознали и свидетели, и сам подсудимый.

А как быть с заключением судмедэкспертов? Они определенно пришли к выводу: учитывая характер раны, ее степень и тяжесть, потерпевшая не могла всего этого сделать. Она бы, например, при тяжелом ранении сердца никак не смогла сама же и вынуть нож из себя, да еще и бросить в реку. Не могла она и делать какие-либо шаги, поскольку смерть наступила мгновенно.

Итак, в порыве безумной любви к своему мужу молодая женщина убивает себя. Так утверждает подсудимый. А что же было на самом деле в тот злополучный день? Чтобы с определенностью ответить на этот вопрос, необходимо отрешиться от эмоций, обуреваемых и автора этих строк. Лучше будет, если обратимся к последнему документу в уголовном деле – приговору и вчитаемся в его сухие строки.

«Кудашев, на почве ссоры и в присутствии своих двоих детей совершил умышленное убийство жены Кудашевой Инны, находящейся в состоянии беременности.

Кроме того, Кудашев на протяжении ряда лет незаконно приобретал дикорастущий мак, изготавливал из него, хранил при себе с целью личного употребления (сбыт с целью наживы, к сожалению, следствию не удалось доказать) наркотические средства.

Доводы подсудимого, что он оговорил себя в начале предварительного следствия из-за применения к нему недозволенных методов следствия проверялись судом и не нашли подтверждения.

Допрошенный в качестве свидетеля участковый инспектор Невьянского ОВД капитан милиции Проступа пояснил, что… в начале подсудимый вообще отрицал, что был на месте преступления. А затем, когда понял, что его видели там свидетели, решил признаться в убийстве жены и нависал заявление о явке с повинной.

Свидетель Айсина пояснила в судебном заседании, что была очевидцем, как на мосту через реку Нейва Кудашев догнал убегавшую от него жену Кудашеву и в присутствии здесь же двоих детей стал избивать потерпевшую. Вступившись за подругу, Айсина ткнула Кудашева подобранным здесь же металлическим прутом в грудь. Но это не остановило подсудимого и он, достав нож, ударил им жену в область груди. Та сразу упала, а Кудашев, забрав с собой детей, ушел.

Проанализировав собранные по делу доказательства в совокупности, судебная коллегия приходит к выводу о доказанности вины Кудашева в умышленном убийстве своей жены, находившейся в состоянии беременности, о чем подсудимому было заведомо известно.

Подлежит ему вменению и признак особой жестокости, поскольку на глазах своих малолетних детей; сознавая, что причиняет им особые страдания, он совершил убийство их матери, своей жены. Дети находились рядом, видели все происходящее, кричали, плакали от испуга, просили отца не трогать мать.

В деле имеется акт наркологической экспертизы, согласно которому Кудашев страдает хроническим алкоголизмом и нуждается в принудительном лечении».

Вот, оказывается, какая была любовь у балкарца по национальности Али Кудашева и к жене, и к двум малолетним детям, оставшимся по его вине сейчас круглыми сиротами. Возможно, им у бабушки живется и неплохо. А все же никто и ничто не может заменить мать. Да и злодеяние, совершенное на их глазах, не пройдет бесследно для психики малышей.

А как все же наказан Али Кудашев? Он признан виновным в умышленном убийстве, совершенном с особой жестокостью, а также женщины, заведомо для виновного находившейся в состоянии беременности.

Он также признан виновным и в незаконном изготовлении, приобретении, хранении наркотических средств без цели сбыта.

Судебная коллегия по уголовным делам Свердловского областного суда приговорила Али Кудашева окончательно к тринадцати годам лишения свободы.

Последнее, о чем хочу сказать.

Знакомясь с материалами этого уголовного дела, убедился, что адвокат осужденного зря время не терял и даром свой хлеб не ел. Он чрезвычайно активно участвовал в судебном процессе.

А. И. Горлов, адвокат, к примеру, в самом начале судебного процесса заявил ходатайство, поддержанное подсудимым, о вызове в суд для дачи объяснений по проведению предварительного расследования заместителя прокурора области, следователей Невьянской прокуратуры, городского отдела внутренних дел, допустивших (по мнению адвоката) серьезные нарушения уголовного и уголовно-процессуального законов.

Суд это ходатайство отклонил, как необоснованное. Не было удовлетворено ходатайство адвоката Горлова об отводе прокурора, участвовавшего в судебном заседании, который, якобы, нанес оскорбление защите, Почему? Дело в том, что в числе оснований для отвода сторон нет оскорбления, если бы даже оно и имело место на самом деле.

Угробил мать по… неосторожности

Сергею Шефнеру всего лишь двадцать три. По месту жительства уверяют, что он отличался удивительно примерным поведением. Не стыдясь, не имея даже малейших сомнений, ходатайствовали о даче ему самых положительных характеристик. Особенно, по их мнению, любил и ценил родненькую мать, ее он холил и лелеял.

Но вот однажы в больницу Нижнего Тагила привезли женщину, у которой были телесные повреждения, опасные для жизни «в виде термических ожогов горячей жидкостью лица, туловища, конечностей». Замечу: впоследствии женщина скончалась. Это была мать Сергея Шефнера.

Как бы то ни было, милиция (прокуратура тоже) не склонна была видеть в этом несчастный случай. Свои выводы подкрепила, как могла, доказательствами умышленных действий. И, наконец, материалы уголовного дела поступили в Тагилстроевский районный суд, который рассмотрел и принял «соломоново» решение: Шефнер признан виновным в нанесении тяжких телесных повреждений матери по… неосторожности и приговорил к шести месяцам с отбыванием наказания в колонии-поселении. А раз в течение следствия находился под стражей, то вышел на волю сразу по окончании судебного заседания. Суд и это учел.

Прости, читатель, за назойливость, но в очередной раз вынужден сказать: лично я за гуманизм в судопроизводстве; по-человечески мне понятна жалось к мальцу, потерявшему только что любимую мать, осиротевшему по неосторожности. Но при этом, полагаю, судьям надо действовать в рамках закона и, разумеется, в границах разумного.

Нутром чувствую: нижнетагильские судьи, прочитав, хмыкнули: экая, мол, невидаль; а мы и действуем по закону; иначе, мол, нам честь и совесть не позволяет.

Отвечу прямо: не совсем и не всегда. Не слишком-то удобно и не совсем приятно поучать юристов-профессионалов, а приходится.

Итак, суд не согласился с обвинением, которое было уверено, что тяжкие телесные повреждения сынок нанес родной матери умышленно, последствиями которых и стала смерть потерпевшей. Верно, суд и только суд вправе признать виновным, но верно и другое: чтобы принять окончательное решение, в корне отличающееся от обвинительного заключения, представленного суду стороной обвинения, чтобы отбросить в сторону доказательства, собранные в ходе предварительного следствия, надо иметь веские и убедительные, а, главное, законные основания. Были ли эти основания у суда?

Чтобы ответить на вопрос, вынужден вернуться к началу семейной трагедии.

Примерно за полгода до нынешнего суда Шефнера задержала милиция. Тогда он еще проходил в качестве подозреваемого.

И на свет появляется документ, именуемый «явкой с повинной»2525
  С подобного рода «документами» в российской юстиции просто беда. Любому здравомыслящему человеку, даже не имеющему юридического образования, должно быть, понятно: является с повинной сам гражданин и добровольно, до ареста или задержания, а не после того, когда его, как выражаются уголовники, уже «замели и повязали», когда ничего другого не остается, как начать каяться и тем самым давить на жалость.


[Закрыть].

Я своими глазами видел этот «документ». В нем черным по белому рукой самого Шефнера написано, что наносил тяжкие телесные повреждения умышленно. Потом он, выслушав советы сокамерников, станет менять показания. И суд вдруг решает, что самые честные показания подсудимый дает в ходе судебных заседаний. Выходит, Сергей Шефнер правдив и искренен сегодня, а не тогда, когда писал, повторяю, собственноручно, пресловутую «явку с повинной». Оказывается, оговорил сам себя. И теперь, получив некоторые знания в следственном изоляторе, решил исправить ошибку.

Подобные «прозрения» встречаются сплошь и рядом и они не в новинку для грамотных судей, а поэтому нуждаются в документальном подтверждении.

Может, я и не прав, но возникает чувство, что специально, чтобы не ломать схему, нарисованную председательствующим на суде, не были вызваны для дачи показаний именно те свидетели, которые имели иное мнение, мнение, что умысел в действиях Шефнера имел место изначально.

Так, свидетели Борисова и Оглоблин, допрошенные в ходе предварительного следствия, показали, что еще в то время, когда потерпевшая была жива, из ее уст слышали ужасающее: сынок, чтобы сделать ее податливой к его просьбам, сломить ее упрямство, подавить волю, избил мать, потом затащил в ванную и ошпарил горячей водой. Это же самое слышали и из уст самого Сергея Шефнера, когда тот еще находился на свободе. Оба эти свидетеля почему-то не присутствовали в суде.

Эти показания для суда внове? Да нет: документально показания оформлены следователем и приобщены к делу. Хуже того, на самом судебном заседании свидетель Малькова говорила то же самое, но и ее показания по какой-то весьма загадочной причине были судом не взяты во внимание. Именно проигнорированы, ибо не дано никакой оценки. Случайно ли?

Профессиональные юристы хорошо знают (или обязаны знать), что еще в апреле 1996 года пленум Верховного Суда РФ особо подчеркнул: должны получать оценку все доказательства – как подтверждающие выводы суда, так и противоречащие; суд, в соответствии с требованиями закона, должен указать в приговоре, почему одни доказательства признаны им достоверными, а другие отвергнуты.

Тагилстроевский районный суд, рассматривая это дело и постановляя приговор, не захотел взять во внимание разъяснение высшей судебной инстанции.

Честно говоря, в этом «разъяснении» нет ничего необычного и нового. Верховный суд лишь еще раз обратил внимание судей на необходимость безусловного следования Уголовно-процессуальному кодексу, в котором эти положения четко прописаны и которые обязаны суды исполнять.

Нижнетагильские судьи (и не только), очевидно, придерживаются иного мнения и вовсе не считают за догму норму закона, воспринимая как рекомендацию, но не как обязательную для исполнения на всей территории России.

Многое неясно и с заключением судмедэксперта, однако документ приобщен к делу и взят за основу. очевидно, устраивал судей.

Почему, скажем, суд в приговоре не дал оценку и этому документу, в котором странности находились на поверхности? Почему не потребовал дать четкую и ясную оценку характеру причиненных телесных повреждений, степени их тяжести? Или вновь ложилось в схему, начертанную изначально судом?

Допускаю, что в данном случае тут допущено упущение со стороны обвинения. Но если это стало ясно суду, то почему он, то есть суд (в соответствии с требованием статьи 81 УПК РФ), в случае недостаточной ясности или полноты заключения, его необоснованности или сомнений в правильности выводов не назначил повторную экспертизу?

Что помешало судьям? Или кто помешал?

Может, пресловутая «жалость» к подсудимому? Но ведь это категория неправовая, а эмоционально-нравственная. Да и что говорит в этом уголовном деле, что «сирота» нуждается в жалости? Раскаивается в содеянном? Да ни капли. Примерен в быту и на производстве? Да, если, конечно, за оное принять постоянное пьянство и регулярные истязания родной матери, которая не всегда могла давать ему деньги на водку. Какая бы ни была мать, она тот человек, который дал ему жизнь. Да и нет в уголовном деле никаких документов, кроме разглагольствований Сергея Шефнера, что со стороны матери поступали по адресу богатыря какие либо угрозы его жизни и здоровью. А на нет и вины никакой нет. Да и совестно говорить об этом вслух. Вина матери есть, но лишь в том, что вырастила подонка, со способностями убить (фактически) родную мать.

Когда материал был подготовлен к печати, стало известно, что надзорная инстанция удовлетворила протест прокурора на приговор, признав его абсолютно незаконным. Дело возвращено на новое рассмотрение в Нижний Тагил. Хочется верить, что новый состав судей окажется поумнее прежнего и примет то решение, которое будет соответствовать российскому законодательству. Конечно, хочется верить, однако знаю, как часто именно нижнетагильские судьи являют собой чудовищную некомпетентность. Впрочем, не буду заглядывать вперед. А что, если и впрямь на этот раз увижу торжество справедливости, а не беззаконие?..

Автомобиль, полагал он, – это роскошь и…

Судья Октябрьского районного суда Екатеринбурга выполнил свой профессиональный долг: под его председательством вынесен приговор и два пухлых тома еще одного уголовного дела упокоились на полках архива. Последняя точка, кажется, в этом деле поставлена. Закон торжествует, зло наказано, справедливость восстановлена.

И все же душа моя не спокойна. Почему? Что тревожит при знакомстве с многочисленными документами? Попытаюсь ответить на эти и некоторые другие вопросы.

Михаил Александрович Рассохин вовсе не миллиардер. Он – рабочий одного из предприятий, на котором и скромную зарплату не всегда вовремя выплачивают. Не роскошествует. Живет скромно. Лишнего ничего нет. Все, что имеет, своим горбом заработал, в том числе и автомобиль «ВАЗ-2107», который ему посчастливилось купить еще по старым ценам. Берег, холил свою «лошадку». Каждый свободный час посвящал уходу и техническому осмотру, поэтому в гараже его можно было встретить гораздо чаще, чем дома. Это и понятно: свое – не наше.

В тот день – 23 сентября – ничто не предвещало беды. Собираясь, он сказал домашним: «Пойду, поковыряюсь». И все знали, куда он идет. Лишние слова им не требовались.

Подходя к гаражу, он еще издали почувствовал неладное: ему показалось, что дверь гаража не в порядке.

Последние метры преодолел бегом. И остановился пораженный: дверь-то была и в самом деле не в порядке, кто-то ее раскурочил. А внутри? Все разбросано. И, главное, его «лошадку» угнали.

Не медля, рванул в милицию. А куда же еще? Моя милиция – меня бережет.

Этот лозунг тогда еще был слишком свеж в памяти.

Там, в Октябрьском ОВД Екатеринбурга, следователь В. Б. Волков возбудил уголовное дело по факту угона автомобиля у гражданина Рассохина.

На место преступления выехала группа оперативных сотрудников. Осмотр ничего не дал: обычная история – ночью подошли люди, вывернули с корнем замки и все.

Во все отделы внутренних дел пошла ориентировка о розыске автомобиля красного цвета.

Один месяц сменял другой. Делала ли что-нибудь еще милиция или нет – не знаю. Известно доподлинно лишь одно: 23 ноября, то есть через два месяца, из-за не установления лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого, предварительное следствие по делу было приостановлено.

Что чувствовал в то время Рассохин? Печатным словом не выразить, а только и исключительно непечатным. Он был бессилен что-либо сделать. Знатоки намекали, что, мол, на машине он может поставить крест и забыть, выбросить из головы всякую надежду. Обидно? Естественно!

Оставляю пока Рассохина наедине с его горем.

Прошло почти три года.

31 марта. На Сибирском тракте оперативники задерживают водителя автомашины «ВАЗ-2104» (бежевого цвета) некоего Беляева Юрия Юрьевича. При нем было удостоверение общественного автоинспектора. Удостоверение с фотографией, с печатью Екатеринбургской городской автоинспекции.

На запрос следователя оттуда, правда, известили, что по учету базы данных горГАИ удостоверение за №737 на имя Беляева Ю. Ю. не значится.

Не значится так не значится – решил следователь. И на том успокоился. Хотя ведь вопросы к ГАИ все-таки оставались. Например: пусть официальным образом удостоверение и не выдавалось, и потому по базе данных не проходит, однако печать-то подлинная, хотя и устаревшего образца. Печати же такие в коридорах конторских не валяются, а хранятся в сейфах, и доступ к ним имеет весьма ограниченное число лиц.

Следователь С. К. Роганов (в день задержания Беляева) принимает решение вынуть из архива изрядно запылившееся уголовное дело по факту хищения машины Рассохина, о принятии его к своему производству и возобновлении предварительного следствия.

Что сие значит? Одно: у следствия появились серьезные подозрения, что это дело рук задержанного Беляева.

Проводятся первые следственные действия. И они обескураживают. Получив санкцию на обыск, нагрянули в первый же гараж, где стояла бежевая машина, по документам принадлежащая Беляеву, и там обнаруживают бесхозный мотоцикл «Хонда», а также множество бывших в употреблении запасных частей к автомобилям.

Процесс, как говаривал великий политик недавнего прошлого, пошел.

По составленному первому протоколу выемки запчастей возникли серьезные вопросы к владельцу гаража: откуда, зачем и с какой целью?

Деваться некуда: приходится отвечать. Но отвечать так, чтобы это не выглядело как признание в совершенных преступлениях.

Юрий Юрьевич Беляев дает самое первое свое объяснение:

«Поясняю, что в 1990 году я купил в лесном массиве деревянный гараж, обитый железом. Этот гараж я привез и поставил во дворе своего дома. Гараж документально не оформлен, в нем хранил различные запчасти, ключ был только один. Несколько раз ключ давал своим знакомым, которым доверял, фамилии их называть отказываюсь. Второй гараж, металлический, принадлежит моей матери. Этот гараж был куплен в разобранном виде на ее работе – „Уралтрансгазе“. Гараж устанавливал я и мои знакомые, но не помню, кто именно. От гаража имелось три ключа. Один был потерян при сборке. Ключи постоянно находились у меня. Когда у меня просили ключи, чтобы воспользоваться гаражом, то один ключ отдавал просителям, В настоящий момент в гараже находится мотоцикл „Хонда“, который хотел купить у человека, которого я нашел по объявлению. Последний раз я был в гараже неделю назад, когда ремонтировал свою машину бежевого цвета. В течение той недели я давал ключи от металлического гаража Андрею, с которым познакомился в автосервисе».

Кому как, а вот мне кажется объяснение ужасно интересным. Начну с начала.

Купил один гараж, привозит и ставит во дворе. Потом ему мамаша покупает еще один гараж. Зачем? Разве одного гаража мало для одной машины?

Он дает ключи от гаражей то одному, то другому знакомому, которым доверяет, но фамилий не называет. Неужели его «доверенные» лица настолько секретны, что их в открытую называть нельзя? Что же это за «военная» тайна?

Его личное право, называть или нет какие-либо фамилии. Но, в таком случае, зачем вообще в объяснении о них говорить? А вот для чего: огромное количество запасных частей, которые были найдены в обоих гаражах, не принадлежат владельцу гаража, а являются собственностью тех, кому он доверял ключи. Ну, а коли так, то с него, как водится, взятки – гладки. Он, мол, знать ничего не знает, и пусть, если это надо следователю, ищет того, не знаю кого.

Не менее любопытна ситуация с мотоциклом «Хонда». Беляев хотел купить указанный мотоцикл у лица, ему неизвестного, но не купил, однако транспортное средство почему-то хранил уже в своем гараже. Вновь неизвестное ему лицо настолько доверяет, что, не получив ни копейки, разрешает у того хранить транспортное средство, между прочим, достаточно дорогостоящее. Кто же этот столь «добрый дядя»? Его нашли. Он приехал. Не моргнув глазом, расписался в получении мотоцикла, не предъявив претензий Беляеву ни в угоне, ни в краже.

Специально не называю фамилии владельца мотоцикла: если им не заинтересовались следственные органы, то о чем тут говорить? О том, что это кому-то надо было.

Юрий Юрьевич ни слова не обмолвился о том, что у него фактически был еще один гараж. История его появления довольно любопытна и потому считаю своим долгом рассказать.

Рискну предположить, что именно на этой истории он и «погорел» окончательно. Ведь знал же отлично имеющую в его кругу хождение крылатую фразу насчет того, что жадность фраера губит, так нет же…

Как-то Иван Яковлевич Скопцов, находясь в легкой степени опьянения, ехал на своем автомобиле и допустил наезд на машину, стоящую на обочине дороги.

– Как это случилось, – говорит он, – объяснить не могу.

Машина «Жигули» бежевого цвета, на которую наехал Скопцов, принадлежала, как, наверное, догадался читатель, Беляеву.

Виновник дорожно-транспортного происшествия был доставлен в больницу с серьезными травмами. Владелец той машины, на которую был совершен наезд, не пострадал. Да и с машиной обошлось – несколько незначительных вмятин.

Юрий Юрьевич быстро сообразил, что происшествие может принести ему немалые «дивиденды». «Век себе не прощу, если не воспользуюсь ситуацией», – решил он.

Через три дня, когда Иван Яковлевич пришел чуть-чуть в себя, к нему явился посетитель. Это был Беляев, который потребовал от больного (в счет возмещения причиненного ущерба) выплатить крупную сумму или отдать ему гараж, то есть предложил проблему разрешить полюбовно, не вмешивая в это правоохранительные органы.

Таких больших денег у Ивана Яковлевича не было. Гараж? Но он и ему самому нужен. Но он также понимал, что вина его очевидна, следовательно, он никак не заинтересован, чтобы в их историю вмешалась ГАИ.

Ситуация для него оказалась критической. И хорошо, что ему хватило все-таки мудрости поговорить с юристом знакомым, который посоветовал не связываться, не идти ни на какие сделки: если же тот будет настаивать, то пусть подает в суд.

И. Я. Скопцов так и поступил. Беляев еще несколько раз «навещал» больного, всякий раз требуя отдать ему гараж, но всякий раз получал решительный отказ.

В суд, естественно, Беляеву было обращаться не с руки. Причин было две: во-первых, у него патологическая нелюбовь к судьям, милиции, прокуратуре и с ними ничего общего не хотел иметь; во-вторых, он прекрасно понимал, что требуемое им не возместит ни один суд – ни по сумме, ни по срокам. Гараж ему нужен был сейчас, сегодня. Когда Скопцов выписался из больницы, то первым посетителем оказался опять-таки тот же Беляев.

– Он пришел домой, – рассказывал И. Я. Скопцов, – и стал давить на меня. Мы договорились, что гаражом будем пользоваться совместно. Я ему отдал один из ключей.

Дальше – все было проще простого. Когда однажды настоящий хозяин наведался в гараж, то обнаружил, что все его шмотки валяются на улице, а замок заменен на другой. Как говорится, поцелуй пробой и иди домой.

Скопцов же не домой пошел, а в милицию, для которой явление Ивана Яковлевича – это был по-настоящему дар судьбы, дар божий. Еще бы! Наконец-то у следствия был реальный свидетель, готовый говорить все, что знает.

Милиция с соблюдением всех формальностей вскрыла гараж. И там обнаружила настоящий склад большого количества деталей от легковых автомобилей, Все это богатство было изъято, а гараж был возвращен его законному владельцу.

Такая бесцеремонность не понравилась Беляеву, но что было ему делать? Только одно: вновь выдумывать благозвучные объяснения. Правда, без ссылок на неких лиц, не имеющих фамилий.

У него было два выхода: либо начать «закладывать» подельников (только круглый дурак может поверить, что он один мог справиться с таким объемом краж: работа-то адова!), либо все брать на себя. Он пошел по второму пути. И он пришелся по душе милиции, значительно облегчив их задачи. До чертиков надоел милиции этот самый Беляев с его огромными запасами автозапчастей.

Правда, один помощник у Беляева все-таки выявился, но совершенно случайно. Им оказался подросток, который помогал Беляеву в разборке на отдельные детали очередного краденного автомобиля.

Потянув цепочку, следствие стало выявлять все новые преступления. Так, на одной из автостоянок обнаружили «Жигули», помещенные туда Беляевым, с транзитным номером из Тольятти. Все оказалось либо вымышленным, либо поддельным. На самом деле эта и еще многие другие машины были украдены.

Кстати, с автостоянки пыталась забрать «Жигули», когда запахло жареным, сожительница Беляева – некая Наталья. По независящим от нее причинам этого сделать ей не удалось.

Попробую суммировать все, что натворил Беляев: за два года разными способами он похитил из гаражей в Екатеринбурге шесть «Жигулей». Это лишь те эпизоды, которые доказаны следствием и затем подтверждены судом. На самом деле жертв было больше. Хоть и частично и не сейчас, но ущерб, причиненный потерпевшим будет возмещен. Хотя, конечно, ждать этого им придется очень долго. Но это уже кое-что. И надежда тоже чего-то стоит.