Текст книги "Сквозь призму права. Судебные очерки, статьи, эссе"

«Замочили», не зная, за что

В тот день «золотая молодежь» небольшого рабочего поселка (неподалеку от городка Талица, что в двухстах километрах восточнее Екатеринбурга) собралась на вечеринку. Повод? А его, собственно, не было. Просто – хотелось веселья. Душа требовала. Тем более, что свободного времени у ребят предостаточно. Поневоле заскучаешь, особенно, если и на работу, и на учебу не тянет. Энергии же хоть отбавляй: так и бурлит, так и кипит молодая кровь!

Местом для увеселения избрали квартиру Молотковых. Кроме парней, были и две несовершеннолетние девицы. Правда, возраст не помешал одной из них сожительствовать.

Хорошо гуляла молодежь! Много, естественно, пила. И не подрассчитала: уже через несколько часов были разлиты по стаканам последние капли спиртного, отчего парнишки и девчонки малость опечалились.

Тогда Боровков и Ряпцев, усевшись на мотоцикл, рванули в Талицу. Там встретились с приятелями Захаркиным, Чистяковым и Филипповым (на ловца и зверь бежит?). Выпили тут же за встречу. С солидным запасом водки уже четверо пьяненьких молодцов на мотоцикле вернулись в поселок. Чистяков к ним присоединился позднее, примерно в девять, вечера, когда в квартире Молотковых, как говорится, дым коромыслом стоял.

Итак, налицо много молодых жеребчиков и мало особей женского рода – только две. Да и те несвободны. Нет, не мог Боровков, к примеру, делиться с кем бы то ни было тем, что, как он считал, принадлежит ему по праву, – девицей Волковой.

А Чистяков и Филиппов полагали иначе, положив глаз на Волкову и Ряпцеву (сестру Алексея Ряпцева). Они не стали скрывать своих намерений забрать с собой девчонок. Другие стали бурно возражать. Назревал конфликт.

Ряпцева и Волкова вынуждены были разойтись по домам. А какая вечеринка без них? Парни вновь погрустнели. Стали расходиться.

Боровков и Ряпцев, в частности, решили покататься на мотоцикле по поселку. Встретили несовершеннолетнего Коновалова. Вместе с ним поехали дальше. Встретили Чистякова и Филиппова. Они попросили подбросить их до автотрассы Бутка – Талица. Боровков сначала отказывался, потом согласился.

И вот на одном мотоцикле с коляской Боровков, Ряпцев, Захаркин, Коновалов, Молотков, Чистяков и Филиппов двинулись в путь. Добрались до автострады. Остановились. Дальше в сторону Талицы Чистяков и Филиппов отправились на своих двоих. Остальные остались на месте. Они явно о чем-то договаривались. Именно договаривались, поскольку дальнейшие действия их были на редкость рациональны и продуманы.

Чистяков и Филиппов удалились в сторону города примерно на километр. Их догнали на мотоцикле.

Остановившись, Боровков сошел с мотоцикла и для начала сильно ударил кулаком в лицо Филиппова. Затем к нему присоединился Молотков. Вдвоем они взялись за Чистякова. Били жестко, немилосердно. Так что жертва вскоре потеряла сознание и упала. Тогда Чистякова уволокли влево от дороги, в лес. Там продолжали истязания. Они пинали лежащего без движения Чистякова в голову, в живот, в грудь, по позвоночнику, в лицо, превратив тело парня в кровавое месиво. Но и этого им показалось мало. Боровков нашел палку, и ею, как дубинкой, стал с ожесточением бить жертву по голове.

Далее хочу процитировать один из документов, находящихся в уголовном деле:

«Убив Чистякова, Боровков, продолжая реализовывать свой умысел на убийство двух лиц, пересек дорогу и, подбежав к Филиппову, который сидел на корточках и разговаривал с Ряпцевым, ударил того ногой по голове, а когда тот упал, продолжал пинать по голове и телу».

Тут же находились и все остальные. Они не остались безучастными к происходившему на их глазах. Они присоединились к избиению Филиппова, а фактически к убийству. С нечеловеческим остервенением они расправлялись со второй жертвой. В ход шло все – от палок до березовых поленьев. Ясно, что у них цель была общая, – убить и Филиппова. Все пятеро убивали методично, мучительно, упиваясь тем, что каждый из них наносит наиболее болезненные удары. Тело, лежащее на земле, не подавало признаков жизни. И, кажется, уже давно. Но вошедшие во вкус, не замечали этого.

Цитата из материалов дела:

«Тело Филиппова Боровков и Коновалов, а затем сменившие их Молотков и Захаркин, перетащили вглубь леса и там оставили, сокрыв его таким образом. Затем все, за исключением Ряпцева, перешли дорогу, проверили труп Чистякова, и еще раз убедившись, что он мертв, уехали на мотоцикле».

Они вернулись в поселок. И первым делом приняли меры, чтобы скрыть следы содеянного. Они были изрядно забрызганы кровью своих жертв, поэтому одежду отдали в стирку. А Борисов даже развел костер возле дома Волковой и, облив окровавленные кроссовки бензином, сжег их.

Впереди у них было три дня. Как потом будут жалостливо рассказывать свидетели, парни, замочив двух своих приятелей, сильно переживали. Переживали и все чего-то ждали. И дождались-таки! За ними приехали.

В милиции Боровков, Коновалов, Молотков вдруг (это через трое суток-то!) решили представить дело так, будто они явились с повинной, собственноручно оформив соответствующие документы, в которых каялись в содеянном, давали признательные показания. Потом, правда, все изменилось в их поведении.

Было возбуждено уголовное дело по факту умышленного убийства. Вел следствие старший следователь Талицкой прокуратуры Ю. А. Панфилов.

Меня заинтересовали некоторые фрагменты протоколов допросов, самых первых допросов в качестве обвиняемых.

На допросе Боровков. Здесь, кроме следователя, присутствует адвокат, который спрашивает:

«Цель действий, когда били Чистякова и Филиппова?»

Ответ обвиняемого:

«Просто решили побить, так как они приставали к нашим девушкам».

Адвокат спрашивает:

«В чем вы признаете вину частично, а в чем не признаете?»

Борисов отвечает:

«Признаю вину в том, что бил Чистякова и Филиппова. Не признаю, что хотел их убить».

На допросе Молотков. Он заявляет:

«Я не бил Чистякова и Филиппова».

Тогда следователь достает из дела бумагу, написанную тем собственноручно, в которой черным по белому написано совсем иное.

И тут Молотков говорит:

«В день задержания мои показания были даны под давлением опергруппы».

Спустя несколько месяцев Молотков откажется и от этого утверждения и скажет, что никакого давления на него никто не оказывал. Но это случится после того, как будет проведено служебное расследование, которое не найдет фактов давления.

Поведение обвиняемых на стадии предварительного следствия (да и на суде тоже) никак не согласуется с заявлениями свидетелей, проходивших по делу, что парни сильно переживали и сожалели, что «замочили» Чистякова и Филиппова. Если бы это было так, то, наверное, они бы были со следователем более искренними, а не юлили бы, не изворачивались бы ради одной-единственной цели – уйти от неминуемой кары за злодеяние.

Вот говорит Ряпцев:

«От дачи показаний отказываюсь. Мотивы отказа от дачи показаний объясню в суде».

Да, конечно, он вправе отказаться от дачи показаний, но тогда о «искреннем раскаянии» говорить не приходится.

Аналогично вели себя и другие. Например, Захаркин: «Я находился рядом, заявил он, но сам не убивал… От дальнейшей дачи показаний отказываюсь».

Что же получается? Захаркин не убивал. А Молотков? Тот даже и не бил, пальцем никого не тронул. Ряпцев? Ну, разве что самую малость… Чуток кулак приложил, отчего люди не умирают. Боровков? Ну, пнул слегка раз или два, подумаешь, какой пустяк! Странно, что Чистяков и Филиппов оказались мертвы, но Боровков к этому не имеет никакого отношения.

Мистика какая-то! Никто никого не убивал, а два трупа налицо. Причем изуродованы так, что и узнать их было трудно, когда нашли. Видавшие виды эксперты были потрясены увиденным.

Как ни крутились молодые, но слишком рано созревшим пятерым смелым отвертеться не удалось. А вот предварительное следствие затянули до неприличия.

Рано или поздно, но день, когда им пришлось занять свои места на скамье подсудимых, все-таки наступил. В Талицу выехала судебная коллегия по уголовным делам Свердловского областного суда.

Начался судебный процесс. В ходе его судьи внимательнейшим образом изучили материалы уголовного дела, выслушали свидетелей, обвиняемых и пришли к выводу:

«Несмотря на отрицание всеми подсудимыми вины в убийстве, она подтверждается доказательствами, исследованными в судебном заседании».

Естественно, что при вынесении приговора суд принял во внимание как отягчающие, так и смягчающие вину обстоятельства. К числу первых относится злодеяние, совершенное в состоянии алкогольного опьянения. К числу смягчающих – положительные характеристики (ох, уж эти пресловутые характеристики! Разве мы не знаем, как они пишутся сердобольными людьми?), а также несовершеннолетний возраст некоторых.

И все же главное, ради чего следователь прокуратуры Ю. А. Панфилов и его товарищи потратили уйму сил, нервов, времени, суд подтвердил. Он всех пятерых признал виновными в совершении двойного умышленного убийства с особой жестокостью.

Суд приговорил…

Боровкова к пятнадцати годам лишения свободы, Ряпцева – к десяти годам, Молоткова – к девяти годам, Захаркина – к восьми годам, Коновалова – к пяти годам лишения свободы.

Судебный очерк был подготовлен к печати еще несколько месяцев назад. Но тогда он не увидел свет. Почему? Автор посчитал преждевременным, поскольку стало известно, что адвокаты и сами осужденные не согласились с приговором, посчитав его слишком суровым, и направили в Москву кассационные жалобы.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации поставила недавно последнюю точку в кровавой драме, разыгравшейся вблизи Талицы. Она определила:

«Приговор Свердловского областного суда оставить без изменения, а кассационную жалобу без удовлетворения».

А чего же, собственно, хотели, мальчики, обагрившие руки и совесть свою кровью, практически, невинных людей? По головке не погладили? Следует молить Всевышнего за то, что суд все же проявил гуманность. Ведь за содеянное и высшей меры наказания недостаточно.

Вспомнил и о матери, но не поздно ли?

Жалобы осужденных… До чего же они замечательны! Люблю их читать. Сказать, почему? Пробегая строку за строкой такое «произведение», во мне зарождаются волны гнева, буквально захлестывающие меня с головой. Появляется непреодолимое желание тут же сорваться с места и бежать, бежать, чтобы помочь несчастному, попавшему в беду по воле злого и неумолимого рока.

И в самый последний момент, когда я уже полностью готов мчаться, чтобы восстановить попранную свободу невинного узника, в памяти всплывает один весьма примечательный эпизод, несколько охлаждающий мой гнев по поводу бесчеловечности нашей системы…

1

Как-то раз (четверть века назад) был избран народным заседателем. Однажды мы (судья и двое народных заседателей) выехали в колонию общего режима, располагавшуюся тогда вблизи Верхотурья (небольшой городок в четырехстах километрах севернее Екатеринбурга, некогда был центром православия и светской власти Урала и Сибири), где надлежало рассмотреть несколько дюжин дел по условно досрочному освобождению.

Суд заседал в кабинете заместителя начальника колонии. Процедура была проста: приглашался осужденный, оглашалось ходатайство руководства ИТК об освобождении, испрашивалось мнение присутствующего представителя прокуратуры и судья оглашал решение – направить на стройки народного хозяйства, которых было много и где постоянно не хватало рабочих рук. На все это уходило не более двух минут.

Объявили перерыв в судебном заседании. Вышел из помещения, где возле крыльца толпились те, кто ждал решения своей участи; те, кто полагал, что принудительный труд все же намного предпочтительнее, чем колония, даже если она общего режима.

Ко мне подошел один из осужденных. Попросил сигарету. Протянул ему пачку. Он взял две, одну из которых засунул за ухо, а другую прижег. Он не отходил. Тогда я поинтересовался (извечное любопытство), за что он здесь? Тот, глубоко затянувшись и выпустив облако сигаретного дыма, ответил:

– Да… по глупости. Неудобно даже рассказывать.

Завидев, что это меня заинтересовало, продолжал:

– На работе квартальную премию давали. Я с приятелем вечером забурился в пивнушку, чтобы вспрыснуть премию. Ну и засиделись. Пришел домой поздно. Не успел еще и порога перешагнуть, как там меня встретили лаем: опять, мол, нажрался. Не обращая внимания на истерику жены, прошел на кухню. Она – за мной, продолжая истошные вопли. Это-то и вывело меня из себя. Я схватил стоявший на плите пустой чайник и сильно запустил в нее…

Представив себе эту семейную весьма-таки расхожую разборку, улыбнувшись, спросил:

– Попали?

– В том-то и дело, что нет: промахнулся. Чайник пролетел мимо жены и угодил в настенный шкафчик, и от стекла в разные стороны полетели осколки. Жена выскочила из квартиры на лестничную площадку и на весь дом заорала: «Спасите, убивают!» Сбежались соседи, явилась милиция. Меня увезли. Вскоре осудили по 206-й – не злостная, а все же хулиганка.

Слушал, сочувственно кивая головой. И, в самом деле, назовите мне семью, в которой бы жизнь протекала тихо да гладко?

Мой собеседник притушил сигарету, окурок же не выбросил, а засунул за другое ухо.

Он заискивающе посмотрел на меня и спросил:

– Освободят?

– Думаю, что да, – ответил я и вернулся в кабинет, где меня уже ждали.

Рассмотрение дел продолжалось. Через какое-то время появился мой недавний знакомый. Все закончилось быстро. Осужденный собирался было выйти, как совсем неожиданно судья остановил его:

– Одну минуту, – перед ним лежала раскрытая папка с документами. Обычно он в нее даже не заглядывал, а зачитывал на отдельном листочке коротенькую аннотацию, подготовленную заранее администрацией колонии. – Повторите, за что были осуждены?

– Двести шестая, часть один, хулиганка.

Повторил привычно осужденный, но голос его зазвучал как-то нерешительно. Он сник, и глаза забегали от одного присутствующего к другому.

Судья:

– На вас не распространяется закон об условном освобождении. Статья, по которой были осуждены, совсем другая… Выйдите.

Я был ошарашен больше, чем другие. Крутил головой, ничего не понимая.

Пока судья разбирался с разразившимся скандальчиком, воспользовавшись паузой, взял папку с документами, заглянул туда, чтобы узнать, в чем там дело. Прочитав копию приговора суда, которым был осужден мой знакомый, удивился того больше. Не было никакой семейной драмы, о которой говорил мне мужик, а была грязь, о которой я и не мог предположить. Дело в том, что тот был осужден не за бытовую хулиганку, а за… растление малолетних.

«Боже мой, – думал я, – кому поверил…»

После этого эпизода никогда не был столь доверчив и сказочки заключенных, конечно, выслушивал, но потом непременно перепроверял. И так жестоко не ошибался. Усвоил раз и навсегда: рассказ осужденного и материалы уголовного дела, по которому тот проходил, обычно отличаются как небо от земли.

2

Вот и в этот раз читал кассационную жалобу осужденного Шилова с долей скептицизма. Прав или нет – пусть судит читатель.

Шилов, в частности, писал:

«Я характеризуюсь положительно – и на ра6оте, и дома. Имею жену, ребенка девяти лет, престарелую мать. Им сейчас очень трудно, так как я был основным кормильцем. Совершенное мною преступление – не норма моей жизни, а случайность, за которую я так уже жестоко наказан».

Как сам видишь читатель, здесь налицо все, чтобы пожалеть несчастного; он, человек положительный во всех отношениях, по случайности оказался на скамье подсудимых, за что жестоко наказан. А как на самом деле? Давайте вместе разберемся.

В августе Шилов пошел погулять по городу. Случайно забрел на рынок, случайно натолкнулся на продавца, который предложил ему купить обрез, изготовленный из двуствольного охотничьего ружья, и патроны к нему, случайно у него при себе оказалась довольно приличная сумма денег, случайно сделал покупку, принес домой и случайно забыл, что приобретенное нуждается в обязательной регистрации. В сентябре он же случайно сходил за город, в лес, где опробовал обрез и остался доволен его убойной силой.

В ноябре того же года Шилов случайно с неким Поповым устроил большой и затяжной выпивон; случайно, когда кончилось спиртное (это была уже глубокая ночь), отправился с приятелем к коммерческим киоскам, чтобы пополнить запасы водки; так же случайно под руку ему попался обрез, заряженный двумя патронами, который он случайно прихватил с собой.

Пока Попов покупал водку, Шилов, стоя невдалеке, случайно, подняв обрез стволами вверх, сделал один выстрел.

Спустя почти два года, когда состоялся суд, участники процесса все никак не могли уяснить, зачем он это сделал, то есть устроил стрельбу в ночи. На прямой вопрос они получили, кажется, столь же искренний ответ:

– Из баловства!

Иная простота, как говаривал один классик отечественной литературы, хуже воровства.

Цитата из приговора:

«Подбежавшими гражданами Шилов был задержан на месте преступления и обрез у него был изъят».

Выходит, что опять же случайность: обрез не сам он отдал, а у него, после сопротивления, рискуя жизнью, безоружные люди отобрали.

Я, например, не уверен, что история закончилась бы так благополучно (все остались живы), если бы среди прибежавших на выстрел не оказался мужественный человек – участковый инспектор Криворук. Это он, увидев вооруженного человека, пошел на него с голыми руками, и фактически единолично разоружил.

Мог знать Криворук, что он останется в живых? Нет, конечно.

Намерения Шилова были достаточно прозрачны, особенно, когда обрез своими стволами уперся в грудь участкового.

Тут надо было действовать, а не размышлять о том, нажмет Шилов на спусковой крючок или нет.

Кстати, участковый инспектор Криворук считает, что тот, когда уткнул в грудь стволы, все-таки нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало, так как обрез дал осечку.

В дальнейшем эксперты обнаружили в правом стволе обреза следы осечки. И в изъятом оттуда патроне также были следы осечки. Но 6еда в том, что на патроне-то обнаружены следы не одной, а двух осечек.

Отсюда и началась путаница, позволившая засомневаться в умысле Шилова убить Криворука, поскольку последний заявил, что Шилов стрелял в него не два раза, а один.

Тогда откуда взялась на патроне вторая осечка? На этот вопрос экспертиза не смогла ответить в период предварительного следствия.

Поскольку суд всякое сомнение трактует всегда и обязан трактовать в пользу подсудимого, то не оставалось ничего другого, как записать в приговоре следующее:

«То, что Шилов, целясь ему в грудь, произвел выстрел с целью его убийства, является предположительным. Других достоверных доказательств, свидетельствующих о наличии у подсудимого умысла на убийство Криворука установить невозможно. Оценивая в совокупности доказательства, суд считает, что подсудимый Шилов должен быть оправдан по статье… попытка убийства… за не доказанностью его вины».

Везет же некоторым, а?

Здесь явный просчет предварительного следствия. Но как бы то ни было, факт есть факт: сразу два человека, участвовавшие в одной и той же истории, родились в рубашке. Шилов, потому что по чистой случайности на одном и том же патроне оказалось две осечки, а не одна. Криворук же, потому что из стволов, упертых в его грудь, не прогремел выстрел, и он остался жив, хотя угроза была слишком реальной.

Почти два года тянулось следствие по этому уголовному делу. Времени достаточно, чтобы исправить все просчеты и доказать вину Шилова по главному эпизоду. Этого, к сожалению, не случилось. И, значит, сомнения остаются, по заслугам пи наказан Шилов?

Впрочем, сам-то он (даже с учетом оправдания по статье попытка убийства) считает, что с ним обошлись излишне сурово, поскольку он всего лишь жертва случайного стечения обстоятельств.

…Судебная коллегия по уголовным делам Свердловского областного суда, рассмотревшая данное уголовное дело, признала виновным Шилова Вячеслава Ивановича в совершении преступлений (приобретение, хранение и ношение огнестрельного оружия и боеприпасов без соответствующего разрешения; злостное хулиганство) и приговорила (по совокупности) к четырем годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима.

А какова же судьба кассационной жалобы, о которой шла речь в начале очерка?

«Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации определила: приговор Свердловского областного суда в отношении Шилова оставить без изменения, а кассационную жалобу – без удовлетворения».

Увы, но слезливое послание стрелка не оказало воздействия на слепую Фемиду. Очевидно, оказалась к тому же и глухой.