Текст книги "Охота на Белорусском Полесье"

Шляхетские охотники-1

Охотник мчался по трассе Микашевичи – Туров – Хочень, совсем не обращая внимание на знаки. Только проехав мост через реку Припять, сразу же скинул скорость. Он понял, что успевал. Телефон откликнулся знакомой мелодией. Он включил его на громкую связь. Из динамика понеслось.

– Где тебя носит! – кричал высоким тенором в трубку свояк. – Уже час назад, как пора выходить на охоту!

Он тут же ответит земляку:

– Скоро буду, не шуми!

А сам поднажал на акселератор. Через минут пять за стеклом иномарки замелькали замершие окна изб. Приехал, вышел из машины, закурил. Тишина. Из дымоходов деревенских изб дым поднимался строго вверх. «Морозно будет», – подумал про себя. Только что наступил вечер. Стемнело. Весь местный народ спрятался в теплые избы. На улице даже собак не было видно. А вот и охотники вышли из деревенской избы.

– Привет, Володя! Наконец-то приехал, а мы ждем тебя, думали, не приедешь! Уже сами выдвигались в лес. – Его брат Евгений обнял свояка. По всему было видно, что рад приезду.

– Куда идем? – спросил приезжий охотник.

– Да недалеко.

– Луку?

– Да, там кабана заметили. Очень крупный кабанчик ходит. Крутится возле старого шлюза на реке. Роется в низинах. Снега немного. Однако хватит, чтобы его отследить, – рассказал Володе его брат.

– Хорошо, значит, сделаем так, – сказал Володя. – Тебе, брат, надо затаиться возле озера Круглое и с твоим другом перекрыть отход кабана в лес. Возле долины сам буду караулить.

На том и порешали.

– Все, идем, – сказал местный охотник.

Охотники гуськом перескочи дамбу, защищавшую деревню Хочень от вышедшей, не по погоде из берегов и вновь замерзшей реки Ствиги. Речка вновь была крепко схвачена оковами льда. Перешли спокойно, не боясь провалиться. Сразу же разделились, и тремя дорожками, стараясь не шуметь, двинулись каждый охотник к своему месту засады на зверя. Володя остался воле реки, с самого края. В самом центре урочища Лука рос невысокий дуб, который для охотника стал хорошим укрытием, и ветка была совсем пригнута к земле. Охотник примостился, словно на стуле дома за столом. Шорох шагов своих друзей охотников уже перестал слышать. Значит, они на месте. Все, нужно ждать! И терпеть очень сильный мороз.

Время тянулось медленно. Володя подумал, что всю ночь ждать не будет. Можно было найти себе «хворобу» вместо трофея. Но все случилось, как всегда на охоте, внезапно. Медленно повернув голову в сторону, охотник сразу увидел кабана. Секач, как гора, стоял в долинке и чутко прислушивался. Успокоившись, кабан начал своим длинным рылом ломать мерзлую землю. Охотник наблюдал и тихо приноровился, направил ружье на кабана. Свет луны очень помог ему определить расстояние до зверя. «Ага, примерно метров за сорок стоит, – подумал про себя охотник. – Нужно стрелять!» Раскатисто в морозном воздухе ночи грохнул выстрел. Кабан присел на ноги. А потом ломанулся, обходя Володю справа, мимо речки. Шпарил изо всех сил. «Не попал в зверя, наверное», – подумал охотник. Он опять поймал мелькающего секача в просвете кустов, нажал на курок, и жакан с верхнего ствола «Ижевки» отчетливо шлепнул в кабана. Секач как-то сразу сгорбился. Упал. Потом резко вскочил и скрылся из виду. «Ладно, подожду немного, – подумал охотник про себя. – Если ранил, то пусть отлежится!» А то, что он точно попал, был уверен. «Пройду по следу, там будет понятно все», – решил охотник. Звонок телефона без звука, задребезжал в кармане тулупа.

– Ну что, взял? Может, добивал? – спрашивал его Евгений.

Володя сказал в ответ:

– Два раза стрелял. Ранил крепко, но в лозу влетел, потрескивает, еще не совсем дошел. Так что ты не спеши, Женя. Ждите! Если рана сквозная, то смотрите внимательно, сейчас будет лететь мимо тебя, через озеро Круглое, в лес прорываться. Да, точно будет прорываться в лес, на Дедову гору.

– Давай немного подождем, – согласился его брат.

Прошло немного времени, прежде чем стрелок снялся с места засады и пошел в низину, где первый раз стрелял по кабану. Капли крови на снегу, перемешенном с землей и листьями, нашел только, когда прошел по следу метров пятьдесят. Уже хорошо попал по секачу – и по месту! Так часто говорят охотники, когда пуля попадает в самое убойное место зверя. Кабан дал кровяной след. Прошел немного дальше и на поляне увидел первую лежку кабана. Все это место было в крови и снегу. Было видно, что кабан качался по снегу. Так проутюжил место, словно поле битвы. Потом кровяная дорожка следов секача скрылась густой лозе. «Сам не полезу», – решил про себя. Охотник знал, как опасен раненый кабан.

Полетел быстрый звонок друзьям.

– Идите ко мне. Только осторожно. Осматривайтесь. Кабан сильно ранен, а значит, очень опасен. Вместе подойдем ближе и с стрех сторон перекроем секачу дорогу, – сказал охотникам Володя.

А сам вернулся немного назад по следу.

– Вот это новость! – прошептал про себя. На следу Володи были свежие следы кабана, аж дрожь по телу, озноб пробил от страха. Хотя и не трус сам охотник, но боялся. Однако крови на следу зверя уже не видно. Охотник присмотрелся вокруг себя. Да, эти следы намного меньшие, чем у раненого зверя. Понял, что рядом в лозе стоял еще один и после выстрела, убегая, пересек следы охотника. А Володя его не заметил. «Вот же зараза», – подумал про себя охотник.

В кустарнике, что рос на берегу притока реки Ствиги, раздался тихий шорох. Из-за кустов показались двое друзей-охотников. Женя тихо шепнул Володе, в самое ухо:

– Ну, и где твой раненый секач залег? Замерзли уже что «цутики»!

А охотник Коля, который приехал в гости к Жене, порой от мороза постукивал зубами. Было видно, что горе-охотник замерз основательно. Городская фирменная курточка уже не спасала от мороза. Володя посмотрел на друга и сказал:

– Ты будешь со мной рядом, крепись, скоро пойдем домой! А ты, Женя, обойди кругом и станешь по луне. Только что кабан трещал в лозе, на перешейке, что тянется с Площади к Млину.

Луна тускло светила охотникам на юге. Шляхетский охотник, сын дядьки Валика, «наша почта», не спорил с охотником и через несколько минут его фигура тускло замаячила на белом снегу притока реки с юга. Опытный охотник достал нож, взял на изготовку ружье. И вместе с городским, «замороженным вдрызг» напарником след в след направился по следам секача. Но не успели сделать и два шага, как из-под росшей в трех шагах высокой старой ветлы выскочил секач и кинулся на охотников. Володя не верил своим глазам, он тоже был рядом. Оказывается, все это время кабан стоял рядом с ними! Его острые, смертельно опасные, загнутые наружу клыки мигом оказались у ног охотника. Только чрезвычайная храбрость и хладнокровие спасли его от травм, а то и полной гибели. Грохнул выстрел. Стрелок стрелял в голову кабана, держа вертикально ружье за тридцать сантиметров.

– И мое счастье, что пуля попала кабану в челюсть, – рассказывал потом своим друзьям-охотникам Володя.

А вепрь резко отскочил в сторону и медленно поплелся к лозе. Потом лег.

– Хотел еще раз выстрелить, – рассказывал потом Володя. – Но посмотрел на опущенный хвост кабана и шерсть на загривке, понял – готов! Если кто-то думает, что это байка, когда раненый зверь ложится на свой след головой навстречу охотнику, так мой случай тому полное подтверждение, «за чаркай, да шкваркай», – рассказывал Володя мужикам, – то пусть сам попробует последить раненого кабанчика. Но лучше не надо! Никому не желаю пережить тот момент жизни и ту встречу с кабаном, когда зверь стремительно летел на меня, – говорил охотник, вспоминая зимнюю охоту на кабана.

Тут и Женя вставил в разговор несколько слов:

– Но ты же его достал?

– Конечно, а как ты думаешь, – ответил ему Володя. – Свежина-то в печи «шкварчит», да «горилка» в рот бежит так быстро, а сам не пьянею – праздную свой второй день рождения.

– На здоровье! За славную охоту! За добычу! За наши родные места! За всех наших дедов и прадедов. И не только охотников! Поднимем «чарку» во славу охоты. Да не переведется живность в наших краях! И спасибо тебе, Володя, за трофей! – наперебой поздравляли его охотники.

Шляхетский охотник Володя только за столом понял – встреча с секачом могла бы стать для него и последней. Утром, уезжая домой, собрались все за столом за чаем. Володя достал из кармана пустую латунную гильзу и пулю, которую достал из головы кабана.

– Дома заряжу опять – на нового кабана, – сказал он. – А пока, до новой встречи, «шляхетские охотники».

Брат Леонид Рай

Река Ствига

Родная река, как мать, ты нам служила все эти годы. От детских шалостей, попыток научиться плавать и нырять с трехметрового трамплина уже подросшими. Падать юнцами в возрасте четырех лет с моста в твои темные воды, где мы удили вертлявых окуней и плотву, и уже юношами, ныряя, переходили реку с одного на другой берег под водой. Мы загорали на твоих золотистых песчаных берегах. Барахтались на отмелях, ныряли под корчи и доставали руками язей, сазанов, линей. А потом, на лодке с мотором, уже повзрослевшие молодые люди с батей Станиславом затягивали небольшим неводом затоны. И ты, река, дарила нам столько рыбы, что хватало на всю неделю. Жарили, парили, уху варили.

А когда стали охотниками с братом Лёней, то учились караулить осторожных бобров в твоих затонах на Жичполе, в Житовской яме, да подстерегали ночами у кустарника, росшему по твоему берегу, ночью – в любую погоду – хитрых кумушек лис. Добывали осторожных волков и ловили капканами выдр, которые на твоих песчаных отмелях, родная река, оставляли свои туалеты.

Обмелевшая за лето река, ты к осени набирала воду с лесных чащоб и болот и растаявшего весной снега с гор Карпат, рвала берега свои, выходила на луга. А мы, деревенские, стояли у магазина в родной деревне и видели, как на наших глазах ты, река, поступала своими водами, подбиралась к нашей школе. И вся деревня начинала экстренно поднимать на настилы всякую свою живность да готовить лодки.

Местные мужики тревожно судачили по утрам:

– Все уже! Деревня отрезана от Турова!

Я выходил на северный край нашей деревни и видел, как ты, река, залила все луга и поля. А потом ночью ты, река, рвала дорогу у деревни и перемывала шлях. Грозно рычали твои воды. Бурлили так целую неделю. А мы, повзрослевшая детвора, садились на деревянные лодки и неслись по твоим водам что маленькие капитаны за березовым соком, до самого леса, который синел на юге. Лес всегда манил нас, жителей деревни, своей первозданностью и лесными запахами ландышей, подснежников в это весеннее время. Мы выходили на высоком южном берегу и смотрели на тебя, наша родная река Ствига, с умилением и восторгом! И ничуть! И никогда мы тебя не боялись. Даже ночью с острогой и подсветкой били зазевавших и дремавших в твоих мелких водах на затопленном лугу карасей.

Река непосредственно впадает в реку Припять, и ее зовут правым притоком. Главная река нашего Полесья – Припять и моя родная река что сестры, подпитывают одна другую водами и рыбными косяками, которые поднимаются из Днепровского водохранилища и плывут в твои воды, река Ствига, с приливом. Чистая вода немного темновата, так как вытекает с лесных канав целебна, и мои друзья-минчане приезжают и неделями смывают с себя городской стресс и усталость. А по всей реке ловятся раки.

Когда ты наполнена водой берегами, то твое русло служит сплавщикам. Они целое лето гонят связанные плоты бревен. На которых мы, ребята, катаемся что капитаны, и из бревен плотов многие мужики в наших приречных деревнях умудрились построить свои избы. А вот часть дна долины, заливаемую высокими речными водами, мы зовем поймой, или пойменной террасой.

Есть у тебя, родная река, глубокие места – плесы и мелководные участки, которые в жаркое лето можно перейти в брод в резиновых сапогах. Мы их зовем «перекаты»! А когда идем на моторных лодках, то ищем фарватер.

– Ого, как лодку понесло! – кричал порой батя.

– Так мы же выскочили на стрежень, – отвечал ему мой брат Лёня.

А наибольшую скорость течения мы называем стрежнем!

Разные случаи час от часу случались со мной и моими земляками на реке. Река порой наказывала за самоуверенность и миловала нас, малявок, которые, не зная броду, лезли в воду. Так раз мой троюродный брат Евгений вытащил меня из ямы, в которую тащило течение реки. Он загорал в тот день с нами на реке, самый старший. Я плавал и вдруг потерял дно. Вода заливала мой рот, перехватила мое дыхание, и я, еще пятилетний ребенок, медленно скачивался в яму.

– Ой-е-ей, – хрипел беспомощно, вскидывал руки над водой и порой, чуть нащупав дно, выскакивал над водой и кричал: – Помогите, братцы!

А ребята смотрели на меня и смеялись.

– Да это Генка балуется, – шутили они.

И чуть не дошутились.

– Да тонет он! – закричал Евгений и бросился ко мне, подал руку.

Долго потом лежал на песке и просил ребят:

– Только не говорите бате!

Но все равно кто-то проговорился. Получил от бати на закуску розги и очень быстро научился плавать.

В твоих водах, родная река, водятся огромные сомы. Не раз, удив рыбу, мы замечали, что на воде над вечерком плывет, словно бревно, большая рыба. Подплывала к стае гусей и затаивалась. Только крик гусиный, переполох табунка уже был запоздалый. Мы догадывались, что не все гуси улетали. Огромная пасть пятидесятикилограммового сома утаскивала гусыню на дно, и хозяюшка прибегала на реку и неустанно звала:

– Ой моя ж ты гусыня, где же ты плаваешь-то!

Но река несла свои темные воды, а сом опять лежал в глубокой яме, закусывал гусыней да ночью выплывал на перекат реки, поджидая свою очередную добычу.

Другой раз наблюдал, как брат учил плавать земляков.

– Эй, Володя, – говорил он, – что ты трусишь, а, скоро уже в школу. Тебе уж седьмой год пошел, а ты так и не научился плавать, – журил мой брат Лёня, уже к 15 годам вымахавший что дуб.

Высокий и отличный пловец был, на ты с тобой, родная река Ствига.

– Так, садись-ка ты, Володя, мне на спину, – сказал он.

И ребята поплыли к глубокому месту возле старого шлюза. А сам стою, смотрю и кричу:

– Не балуй, Лёнька!

Сам готовый прыгнуть в реку спасателем. Вдруг мой младший брат резко выправил спину, и Володя слетел в воду что камень. Один миг – младшенького троюродного братца на поверхности воды не стало видно. Я уже был в речке и на саженках быстро плыл к месту крушения, где Лёня крутился как волчок на воде, пытаясь увидеть «свой груз». Но ты, река, простила нам эту шалость. Вдруг Володя вынырнул из воды, крутанул головой и спокойно поплыл сам к берегу. С тех пор он научился плавать и с каждым днем развивал свое мастерство. Скоро плавал с нами на равных.

Ты, река Ствига, берешь свое начало на территории Украины. Впадаешь в Припять с правого берега близ д. Погост Гомельской области Беларуси, на Млиновице. Длина твоя – 178 км, из них в пределах Беларуси – 1 12 км. Основные притоки на территории Беларуси: ручей Плав, канал Бычок, р. Моства. По реке часто проходят туристы на байдарках. Очень красивы песчаные острова. По всей реке, особенно в верховье, много упавших деревьев, и другой раз туристы берут в лодки топор и пилу, чтобы прорваться сквозь заторы на реке, в ее верховье. Один из таких островов находится на русле реки у глубокой ямы. На зимовку тут собирались косяки лещей, язей, сомы да щуки.

Помню такой эпизод прошлой жизни. Тем вечером батя взял конец веревки, привязанный к сети, стоял на берегу, а я молотил веслом воду в лодке, закручивая круг на воде. Брат на меня покрикивал, выкидывая невод:

– Эй, давай ровней лодку гони, что ты виляешь что пес на охоте, – шутил он, при этом тихо смеялся.

И вот круг заведен! И медленно, с двух сторон сводим крылья невода.

– Все, Генка, бери два крыла внизу и тяни, – командует батя, – а мы растянем их, чтобы рыба не выпрыгивала.

«Кипишь ты, родная река! Делишься с нами своими запасами, – думаю про себя и тяну из всех сил. – Вот первые лещи буянят в сети, рвутся на волю. Да как бы не так! Покрова скоро! Покрова, и рыба нужна нам что воздух». Так думаю про себя, и, когда «матня» сети уже у самого берега, огромная щука свечкой вылетает из воды и бьет мне прямо в грудь. Сижу на мягком иле берега и растерянно смотрю, как настоящий монстр, а не щука, виляя что вьюн, ползет к воде. Первым заметил, что щука удирает, брат. Он прыгает на щуку и животом жмет ее в ил, не обращая никакого внимания на грязь.

– Что сидишь? Помогай мне! – кричит он.

Тут же встаю и хватаю пятнадцатикилограммовую рыбу за жабры, швыряю ее подальше от берега. Дома еще долго мажу настойкой огромный синяк на груди и прошу прощения у тебя, моя река, за пойманную рыбу.

А твоя протока, по которой ты с силой несешь нашу плоскодонку, а мы, подруливая только веслом, подплываем к нависшим над протокой дубам. Кидаем кузнечиков, которых наловили по твоим берегам. Залазим на нависшие над протокой дубы и затаиваемся, смотрим на воду. Из твоих глубин выплывают красавцы-язи с выпученными глазами, и только вода вздыбливается, и мы тянем огромных килограммовых рыбин. Нам начинает надоедать.

– На сегодня хватит!

Этот внутренний голос твой, родная река, просит нас: «Хватит на сегодня». И мы слушаемся тебя, река, щадим твои рыбные запасы.

Озеро Круглое, Щучье, Капаны, Хатун, Млины, На Шлюзе, Подбереза. А еще? Как милы нам и дороги твои воды, твои песчаные косы. И словно вчера, мой Брат Лёнька, агроном, и наш троюродный брат, полковник милиции Николай, зарывают меня в песок! Еще дома обещали меня отлупить. Не знаю, за что? Наверное, что сильнее их! Но куда им, малолеткам, на два года моложе меня? Каждый из них получает по шее. Потом мы миримся и, довольные, бежим домой к бабушке Наде, где в печи томится огромный чугун с оладьями, а на столе стоит банка молока, лежат пироги, банки с вареньем и выпеченные в печи коржики. Ненадолго мы дома! И опять на реку! К тебе, родная Ствига!

Разве можно было уехать от тебя далеко? Как жалею своих земляков, которые уехали от тебя по городам, еще дальше. Но красное лето, пока не сбросит свой красочный наряд, зовет их детей и внуков, и они купаются в твоих водах и сегодня. Нам не нужен берег турецкий! Со всех ног, летом и зимой, весной и осенью мы с тобой, родная река Ствига! Спасибо тебе за все!

Вячеслав Рай и Даниил, @superKlev

Юркевич Денис

Коля-фартовый

Где только не носила нас судьба с заядлым охотником Николаем Мацуль. Много историй о наших охотах можно положить на страницы рассказа о нем. Охота в лесхозе г. Житковичи, в Венгрии, у города Мор. Да и по всей нашей республике. Витебская область, где он и сейчас живет и охотится, стала для его родным домом. Который он построил у озер. По-прежнему охотится и рыбачит. Спортивного сложения охотник, просто неутомим в походах за лосем, оленем, терпелив в засаде с вышки. Трофеев его не счесть. На фото некоторые из них. Пока несколько строк о нем. А для всех его походов надо написать целую книгу, и не одну. Славных охот тебе, друг Николай. Встретимся на новых тропах.

Охотник Николай Мацуль

Генка

Над спящей деревней, в бездонном небе полыхали яркие звезды. Порой их закрывали черные тучи. Вдоль скошенного поля пшеницы небольшая группа охотников шагали к болоту. Еще с вечера дождь прибил к земле потерянные молотилкой колоски. Поэтому острее чувствуются запахи осеннего поля, так и щекотали ноздри.

– Благодать-то какая! – восклицает Анатолий.

Все остальные молчат, лишь самый молодой охотник Генка тихо прошептал:

– Словно не на охоту идем, а лошадей на выпас ведем.

Однако темень ночи еще плотно, окутывала всех охотников пеленой. Тут Коля вступил в разговор:

– Да замолчите, каждое наше слово далеко слышно, не пугайте уток, скоро болото!

Генка, отступившись, вдруг упал на колено и прошептал тихо, боясь нарушить тишину:

– А луна-то где, а, дядька, пора уже подсветить нам дорожку-то, – буркнул еще раз.

И как по заказу. Тонкая сережка нарождающегося месяца зацепилась за высоченный дуб, что одиноко стоял среди поля, и повисла над деревней, над полем, над охотниками. Вскинув еще раз на плечо рюкзак и ружье, Генка шел нога в ногу за охотниками. Вдали, у самой кромки болота, замаячили вершки шалашей. Генка шагал, и ему казалось, что он не идет, а плывет над полем. В тумане рассвета не было видно своих ног.

Вдруг от стога соломы отделилась фигура человека.

– Доброе утро, охотники, – сказал егерь. – А я-то думал, проспите, ан нет, – еще раз шепнул он.

Егерь сразу обратил внимание на Генку и, обращаясь к пожилому охотнику Анатолию, тихо спросил:

– А этот, молодой, тоже с вами… он охотник?

И тут же повернулся к Генке, хотел что-то сказать, как тот тут же подал егерю свои документы.

– Ого, так новенькие еще, – заметил Прохор Фёдорович.

– Так и он «новенький», – хмыкнул Николай, поддев Генку.

Он ему не нравился. Сам-то Николай любил выставить напоказ свои навыки и охотничье мастерство. Но, как обычно, его мало кто слушал, зная его болтливый язык. Однако егерь быстро проверил документы у Генки, тихим голосом сказал:

– Так, все в порядке у молодого охотника с документами, путевка тоже имеется! – И тут же на вопрос Анатолия «Много ли дичи?» он ответил: – Утка есть. Правда, воды много в болоте, хотя выводки уток уже поднялись на крыло. Так что, с добычей все будете, хищников-то сам отстрелял. – И вдруг уставился на Генку: – Ну а ты, охотник, вместе со мной останешься. В центр болота пойдем. Стронем уток, вижу, сапоги-то рыбацкие на ногах. Молодец! Пойдешь-то или боишься? – обратился егерь к Генке, так и сверля того глазами, словно бур.

Не промедлив и минуты, Генка ответил ему:

– Да, конечно!

Когда охотники разошлись по своим местам, Генка решил еще раз спросить егеря:

– Прохор Фёдорович, разрешите? Мне бы хотелось в болоте выбрать место и остаться в нем на целый день. Можно?

Егерь на минуту остановился и с недоверием еще раз внимательно посмотрел на молодого охотника.

– А вытерпишь-то – день сидеть в болоте? А патронов-то хватит на уток? А если выпь крикнет, не забоишься ли? Одному остаться, – улыбнулся он.

– Да! Не хочу в деревню идти! Лучше на природе останусь, – немного смутившись, ответил молодой охотник.

Он, как птица из клетки, рвался на природу, и ему казалось – вот она, воля! Сам, и только сам, наедине с природой. Нет городского шума, трамваев да громкой музыки.

– Хорошо, помогу тебе, – согласился егерь.

Подходя к болоту, он расставил всех охотников у его края. Это место было почти круглое. От края болота метров десять рос невысокий рогоз, а дальше шла сплошная стена камыша. Порой был слышен тихий писк утиного молодняка. Он только что поднялся на крыло, совершая облеты болота. Смело набирая высоту, утиные выводки набирали силу, крепли их крылья. Уже вечером совершали полеты к недалекому пшеничному полю, где в покосах соломы осталось много зерна пшеницы. Набивали кормом зоб и летели в болото пить воду, отдохнуть на дневке. Генка слышал, что в болоте есть утка, и был в диком восторге. После городского шума с постоянным грохотом трамвая под окно квартиры тут, в болоте, тишина, запахи покоса, болотной тины, рогоза, щебетание птиц – все было то, о чем он читал в книгах Сабанеева, Тургенева, Толстого, Пришвина. Наступал рассвет. Вот он бредет вдоль канавы позади егеря, и его сердце, кажется, скоро выскочит из груди и улетит, словно та, заматеревшая, старая кряква.

– Все! Пришли… тут останься, – вдруг тихо сказал Прохор и продолжил говорить, при этом рукой указал на высокую купину. – Смотри, Генка! Не прошляпь! Сейчас буду обходить болото по кругу. Утка будет летать, так стреляй – не зевай. Однако несмышленышей, молодых уток, что еще на крыло не встали, пожалей. А если будешь стрелять по утке на воде, то не стать тебе охотником. – При этом егерь как-то странно посмотрел на молодого охотника и вломился в высокую стену камыша, залитого по пояс водой.

Генка осмотрелся. Вот она, охота, первая охота в жизни. Вдруг повсюду загремели выстрелы. Генка стал хватать в руки то ружье, то патронташ, пока десяток патронов высыпались в воду. Только он начал их искать, как над ним просвистели крылья, и кряква села в десяти метрах от него в небольшую прогалину воды среди камыша.

«Ух ты, охотник», – подумал про себя и, почти не целясь, бабахнул с ружья. То ли в утку, или только в ту сторону. Захлопали крылья… и остались лишь круги на воде. А утка, хлопая одним крылом, уплывала в рогоз. Он выстрелил еще раз. Но на водной глади утки не было. «Тьфу, зачем стрелял-то», – вдруг Генка вспомнил, что егерь ему дал наказ – не стрелять по сидячей утке. «Ладно, – думал он, – закончится охота, потом поищу утку». А кряквы, напуганные дуплетами охотников, что были расставлены по краю болота, раз за разом пролетали над молодым охотником. Он целился, жал на курок, но утки словно издевались над ним, уносились прочь. В этом хаосе молодой охотник зацепил рукой патронташ, что лежал на высокой купине рядом с ним. Когда закончились патроны в кармане куртки, заботливо припасенные для быстрой перезарядки ружья, Генка увидел пустую купину. «А где же патронташ?» – в отчаянии крутанул ногой в резиновом рыбацком сапоге, но не нащупал на дне болота ничего. Сгоряча, не думая, рукой начал шарить вокруг купины, совсем не обращая внимания, что рукав-то не закачен. Нашел! Бумажные гильзы разбухли в воде. С трудом охотник вытащил несколько из патронташа. А утки словно издевались над ним. Почти на голову садились. И, заметив в последний миг угрозу – охотника, тяжело махая крыльями, крупные кряквы уносились на край болота, попадая под выстрелы других охотников, только не Генки.

Он вдруг заторопился, засобирался.

«Надо выбраться на край болота, может, у егеря есть патроны», – подумал он. Вскочил, шагнул по болотной жиже, но тут же остановился. «Как не стыдно-то, а, патроны просить!» – вдруг ясно представил себе, как потом его будут подевать друзья-охотники. Да-да, с ними нужно ухо остро держать. «Нет, такой подарок не сделаю насмешникам, – подумал, – лучше тут просижу до конца охоты, – смирился он, осел. – Ну, не добыл утку, ну и ладно». И начал вытаскивать размокшие патроны в бумажных гильзах из патронташа, пряча их в рюкзак. И тут вспомнил: «Так у меня же были два патрона в латунных гильзах!» И точно. Присмотрелся – так вот же они! Дрожащими руками, осторожно он вытащил два патрона из промокшего в воде патронташа. Вставил в ружье. Мягко щелкнул замок ружья. Закрыл. Готов к выстрелам. Но как на грех ни одной утки на горизонте больше не видать. Стронутые кряквы разлетелись по небольшим болотцам, что вокруг, прячась от охотников. Только несколько чирков стригли крыльями небо, облетая болото, а некоторые охотники палили по ним, стараясь их достать дробью. Но чирки благополучно улетели.

Подумал Генка: «И зачем торопился-то? Жег патроны, патронташ утопил, не послушал егеря, по сидячей утке выстрелил. Не надо было стрелять», – запоздало мелькнула мысль. Бичевал себя охотник. Солнце поднялось высоко. Пора охоту заканчивать. Генка решил поискать утку, что подстрелил. Разгребал руками высокую траву. Она была очень густой. И тут из-под самого носа охотника выскочила крякуха, закричала, захлопала крылом по воде. А другое крыло было перебито выстрелом охотника. Генка прицелился в крякву, чуть не выстрелил. Но подумал, так утка рядом, разобью дробью. А подбитая выстрелом охотника совсем выбилась из сил, запуталась в траве, спрятала голову в воду, только одно крыло было видно. Генка нагнулся и схватил крякву рукой. Утка несколько раз махнула крылом и затихла. Только охотник снял рюкзак, как у него за спиной с криком сорвались три утки. Он выстрелил, почти не целясь, два раза. Одна кряква в полете надломила крылья и упала на то место, где только что сидел в засаде охотник. Бита чисто! Это была первая добыча в его жизни.

Сегодня, вспоминая прошлое и давая наказ молодым охотникам, уже сам егерь Геннадий Илларионович другой раз рассказывает им эту историю. Как бы предупреждает, зная их горячность и неопытность: никогда не стреляй по сидячей утке! А по взлетевшей – когда дичь уходит, тут не зевай! Вот такая история-быль!

Горбацевич Геннадий

Егерь Мороз Сергей