Текст книги "Оглянись, незнакомый прохожий…"

Глава 18

Они уехали, а я еще раз внимательно осмотрел трактор. Все ли тут в порядке. Все ли тут так. Не забыли ли чего. Но все было сделано на совесть, и даже комплект ключей был заботливо сложен тут же в ведро. В кабине, в углу стоял нагнетатель, полный масла. Это Мрыль позаботился. Хороший он все-таки мужик, подумал я. Не буду больше его доводить. Закончив осмотр, я, довольный, сел в кабину. Включил скорость и, лязгая гусеницами, попылил к конторе.

У конторы стоял мотоцикл и возле него спорили мои новоиспеченные друзья. Я заглушил мотор и подошел к ним.

– Ну че, мужики? Зачем вызывали-то?

Степаныч показал рукой на небольшую стелу возле конторы. На ней за стеклом обычно развешивали свежие газеты и оперативную информацию в виде молний, объявлений и прочей писанины.

– Иди почитай. Потом сюда подойдешь.

Я посмотрел на стелу, подойдя поближе. Там висела свежая молния, в которой было написано примерно следующее: «Бригада рабочих, количеством четыре человека, за одну ночь восстановила списанный в металлом гусеничный трактор «Казахстан». Этим самым они ввели в строй еще одну рабочую единицу техники. За этот благородный порыв, достойный звания советского человека и труженика, руководство совхоза постановило поощрить денежной премией в размере 50 рублей. Вот имена героев…» Дальше перечислялись герои, все кроме меня и Володи Ткача. Главенствовал над «героями» Степан Мрыль. Мне стало обидно за себя и за Володю.

Я подошел к героям и заметил шутливо: – Вот как бывает. Вы все герои, а мы с Ткачем так не при чем. Мы сзади стояли.

Я сплюнул зло и быстро пошагал в контору.

– Генка, погоди. Куда ты? Выслушай нас! – это голосили братовья.

– Я не долго, шас только поубиваю всех и вернусь.

Зайдя в контору, я нос к носу столкнулся с Лилькой. Она очень обрадовалась, увидев меня, и пригласила вечером к себе в клуб. Не давая мне сказать ни слова, она скороговоркой выдала на гора всю информацию о том, как там у них интересно и весело. Я хотел ей ответить, что еще не знаю, как дальше ляжет моя карта, но она, уже уходя, повернулась и с улыбкой произнесла: Приходи, не пожалеешь, я буду ждать.

Тут вышел Володя и у нас с ним завязался какой-то неприятный и тяжелый разговор.

– Володь, а кто молнию сочинил?

– Сочинил я, написала и повесила Лиля. А что?

– Ага, значит, ты. То-есть, по твоему мнению, мы с тобой не герои?

– Ух ты! Вона как. Ты тут всего-то один день, а уже героем себя возомнил. Мужики тут по тридцать лет на одном месте работают, и то не претендуют на вагон масла, а он, видите ли, не успел приехать и уже на тебе!

– Володь, но ведь ты не прав. Ну, ладно, я никто и звать меня никак, ну, мужики молодцы, про них речь молчит, но ты-то? Себя-то почему не занес в этот список? Ладно, в список не занес ни себя ни меня, это мы переживем. Но денежки-то не лишние! Мы же не за один голый энтузиазм работали.

– Ах, вон ты про что! С этого и надо было начинать. Сколько тебе денег надо? – и он достал из кармана лопатник и приготовился доставать купюры.

– Эх, Володя, не понял ты меня. Разве в деньгах дело? Дело в принципе. Ну ладно, разговор у нас какой-то не очень, как у немого с глухим. Где пахать-то, показывай енто самое полюшко.

– Ладно, щас оденусь и выйду, – и он, мрачный, пошел к себе в кабинет.

Мне и самому было жутко неприятно от этого разговора – и дернуло меня сунуться…

Выйдя на улицу, я начал заводить трактор. Мужики обступили меня и стали советоваться – что же делать с деньгами. Пропить всем вместе? Так вина там в мастерской осталось хоть залейся. Они, оказывается, пытались разделить деньги. Себе, то есть на четверых, по десятке каждому, а нам с Володей по пятерке. Володя отказался брать деньги и сказал, что он имел ввиду по десятке на пятерых, включая меня. Но в список молнии решил меня не заносить, поскольку меня тут никто не знает, и я еще себя никак не проявил. От такого мудрого решения я зауважал Володю еще больше и видел свои уши от стыда за претензии к нему.

– Мужики, че же вы мне сразу-то все не сказали? Я ведь там ему такого наговорил!

– Так ты рванул в контору как угорелый и нас слушать не стал.

– Ладно, делите на четверых. Володя не взял и я не возьму, хоть у меня в кармане как у латыша – хрен да душа.

Эти мои последние слова услыхал вышедший Володя…

– Ну так бы сразу и сказал, что у тебя ни копейки, а то развел тут сантимонию! Ладно, скажу, чтобы тебе подъемные выписали, тем боле что положено.

– Так бы сразу и сказал, что подьемные положены, а то развел тут сантимонию, – передразнил я его.

– Ладно, поехали в поле. Я вперед на малом газу, а ты уж, будь любезен, не отставай.

Выехали мы за село, и снова передо мной раскинулась бескрайняя степь, поразившая меня своим величием и безмолвием. Накатанная техникой лента дороги упиралась в горизонт. Ярко светило солнце и его палящие лучи жарили меня нещадно сквозь боковое стекло трактора. Хотя на улице задувал ледяной ветер, в селе не особо ощущавшийся, а тут в степи, казавшийся еще сильнее и холоднее, но в кабине было жарко и только когда я повернул правым боком к ветру, кабина наполнилась жутким холодом. Дело в том, что стекла в правой дверце не было. Видно, его забыли вставить. Володя ехал потихоньку, как только мог ехать ГАЗ-51. Я не отставал.

Наконец мы приехали на пахоту. Это было поле, наполовину распаханное. Вдалеке виднелся трактор, который двигался в нашу сторону, испуская черный дым. Стая птиц сверху контролировала вспашку на предмет червячков. Они парили над плугом и пикировали вниз, завидев добычу.

– Ну вот, здесь и будете допахивать вместе с Иваном. Поле небольшое. Всего четыре километра борозда. Но, как говорится, начнем с малого, – сказал с улыбкой Володя.

– Ничего себе не большое! У нас борозда, самое большее, метров пятьсот, а тут четыре километра, – удивился я.

– Привыкай.

Тут подъехал трактор Ивана и остановился. Он выпрыгнул из кабины и, улыбаясь, подошел к нам. Он настолько был чумазый от пыли, что у него, как у негра, только глаза и зубы сверкали.

– Вот, Вань, напарника тебе привез. Подмога, так сказать. Ты ему тут покажи, что да как. Ну а уж завтра с утра вместе выезжайте. Договоритесь, во сколько утром начинать. А я поехал. Попозже заеду обмерить пахоту. Всё, работайте.

И он уехал.

Глава 19

… Поболтав с Иваном еще минут десять, я узнал, что у них очень большая семья, мать, отец, четыре дочери и девять братьев. Иван по возрасту предпоследний. Так же Ванька рассказал, что они немцы с Поволжья и что они не захотели жить в Федоровке, ибо в Калиновке жить проще. Я тоже ему о себе вкратце рассказал и как я сюда добрался. Иван с интересом слушал, особенно про наши лесные пожары, про Московское метро и про то, что нынче в моде в России из эстрады.

Но, как говорится, делу время а потехе час. Мы, оседлав своих стальных коней, взревев моторами и испуская черный дым, понеслись по полю, переворачивая пласты земли. Иван шел передом, я за ним. Монотонный рокот трактора располагал к раздумьям, и мысли мои потекли сами собой. Я задумался о том, что увидел ночью в окне старухи, и мне снова стало не по себе. Ведь столкнуться с мистикой лицом к лицу – это значит обречь себя на мучения. Да-да, мучения! Во-первых, не с кем все это обсудить. Потому что люди не верят во всякую чертовщину, доказывай ты им, не доказывай, все бéстолку. Во-вторых, все происходящее мне и самому не понятно и назревает закономерный вопрос: почему именно я это видел? Почему все происходящее так или иначе происходит со мной?

Так думая, я настолько увлекся, что не заметил как Иван остановил трактор и, выпрыгнув из кабины, стал внимательно разглядывать пашню. Я подошел к нему.

– Вань, ты что потерял?

– Да нет, не потерял ничего. Вот смотрю, пахарь ты никакой. Раньше-то пахал?

– В училище, и то только один раз.

– Тогда все с тобой ясно. Надо щас твои огрехи перепахать, иначе Ткач не простит издевательство над землей.

Он подошел к плугу, внимательно посмотрел и спросил.

– Кто тебе плуг устанавливал на глубину вспашки?

– Степан Бендера.

Иван удивленно вылупился на меня и я быстренько поправился.

– Ну, Степан Мрыль.

Иван захохотал и, отсмеявшись, предупредил меня.

– Не выдумай его Бендерой в глаза назвать или еще кому-то. У него в войну бендеровцы всю семью в хате сожгли, за то что Степан Мрыль геройски в разведке служил. Он один сразу двух языков притаскивал за один рейд по тылам врага. На девятое мая как оденет все свои награды, прямо иконостас, хоть молись.

Я достал ключи и мы с Иваном отрегулировали плуг как надо. И снова перед моими глазами плыла земля и думалось, думалось, думалось…

Уже солнце склонилось к закату. Ветер утих. На небе едва просматривались звезды, готовые воссиять всеми своими красками и переливами брильянтового блеска. Откуда-то издали тянуло дымком жженой травы, сладко и приятно щекотавшим ноздри. Напаханного было уже много, а мы все работали, не останавливаясь. Наконец вдали, поднимая пыль, показались две машины. Это был Володя Ткач на своем грузовичке и следом за ним пылил бензовоз. Есть хотелось ужасно и я подумал, что вовремя их сюда принесло.

Подрулив к нам, Володя вылез из машины и, пока совсем не стемнело, взяв свою треугольную, деревянную мерку, зашагал вдоль пашни, делая обмер.

Иван тем временем заправлялся соляркой из бензовоза, и потом я плеснул горючего в бак. Водитель бензовоза достал из кабины термоса с горячей едой и стал все раскладывать на траве, предварительно постелив белую чистую тряпицу. Затем он вытащил из кабины еще сумку и сказал:

– Вот это, Ваньк, тебе матка положила, если в ночь останесься работать.

– Похоже, что не останусь. Масляный насос накрылся. Не поднимает почти плуг. Менять надо. Так что отдай, Гришк, еду вот ему, – и он указал на меня. – Ему еще в ночь работать.

Я взял сумку и, поблагодарив Гришку, убрал ее в кабину трактора. Вскоре подошел Володя и они, повозившись с Иваном в моторе трактора, наконец порешили ехать ближе к дому. Володя посмотрел на меня и, хлопнув меня по плечу, произнес:

– Ну что? Покоритель целины, для первого раза нормально. Поехали домой.

– Куда так рано? Еще пахать и пахать. До двенадцати ночи можно еще поработать. Вон и луна уже вылезла. Посветит мне, если что.

– Ох и упрямец же ты! Ну ладно, работай. Дорогу-то обратно найдешь?

– А че ее находить-то, вон она, и по ней, никуда не сворачивая, пока в дом не упресься, – пошутил я.

– Ну-ну. Ладно. Верю.

Они спешно собрались и поехали. Иван мне махнул рукой и что-то крикнул, но слов было не разобрать. Я уже мчал навстречу горизонту, покачиваясь как на шхуне. Долго ли я пахал, не помню. Только замерз я жутко. Ночь выдалась холодная. Надо завтра в дверку стекло вставить, подумал я. Небо было чистым и луна светила как в последний раз. Можно было работать даже без света. Хотя и так из всех фар у меня светила только одна. Она располагалась на задней части кабины сверху. Я ее развернул вперед, и хотя было не очень ярко, но работать было можно. Так я и пахал бы себе дальше, но погода внезапно стала портиться. Небо затянуло тучами. Заморосил дождь. Луна предательски спряталась за тучи. Я посмотрел на часы. Время уже было ровно двенадцать часов ночи, и я решил ехать домой. Напахано было много, и мне завтра не стыдно будет глядеть в глаза бригадиру.

Подняв плуг, я стал выезжать на дорогу. В темноте она выделялась желтоватой лентой на фоне темной ночной травы. Кругом не было ни деревца, ни огонечка дальнего какого-нибудь селения. От этого становилось жутко.

Сколько я так проехал, не знаю. Дождь все усиливался и дороги почти не было видно. Вдруг впереди на горизонте показалось что-то темное…

Глава 20

… Вдалеке темнела березовая роща. Деревья были какими-то низкорослыми и кривыми. Внезапно подул сильный ветер. Дождь все усиливался. Я с тревогой подумал, что заблудился, ибо когда ехали сюда, никаких деревьев по пути вообще не было. А тут целая роща. Я остановил трактор. Вылез на гусеницу и стал напряженно всматриваться в темноту. Тьма была непроглядная и разглядеть что либо было не реально. Тем более что дождик хлестал по лицу так, что заливало глаза и рассмотреть горизонт мне удалось с трудом. Я принял решение разворачиваться и ехать обратно к полю, а там искать свою дорогу, по которой приехал.

Я стал разворачивать трактор так резко, что слетела гусеница. Я был на себя злой как собака. Чтобы одеть гусеницу одному в темноте, да еще при такой погоде, надо быть сверхчеловеком. Но делать было нечего. Или ночевать в степи, а погода все ухудшалась, или сделать попытку решить проблему. Взяв инструменты, я выпрыгнул в темноту. Ледяной ветер и дождь подгоняли меня и я, несмотря на усталость, работал быстро. Расстегнул гусеницу и сделал попытку натянуть ее на звездочку, но тщетно. Руки озябли так, что уже не чувствовали ничего. За каких-нибудь минут пять я промок насквозь. Заскочив в кабинку, я стал мучительно соображать, что делать. Тут меня осенило. Я вдруг вспомнил, как это делал отец, когда он в поле работал один и помочь было некому. Я пацаном часто с ним выезжал на пахоту в ночное. Я снова выскочил из трактора и, собрав все силы, накинул гусеницу на один зуб звездочки. Затем, включив скорость и отжав один фрикцион, стал медленно отпускать сцепление. К моей великой радости получилось. Осталось состыковать траки и забить палец в их соединение. Вот тут меня поджидало новое испытание. Траки не сходились на три сантиметра. Надо ослаблять натяжной винт. Я порылся в ключах и, о ужас, ключа на пятьдесят пять не было. Так я еще никогда не матерился. Что делать? Хоть плачь.

Из-под сиденья торчали концы ветоши. Я решил намочить их в солярке и зажечь, чтобы погреть руки. Приподняв сиденье, я потянул ветошь на себя и оттуда вывалился нужный мне ключ. Вот оно, счастье! Нет, не миллион в хрустящих новеньких купюрах. Не слиток золота, случайно найденный, а простой ключ на пятьдесят пять враз изменил мое представление о счастье.

Я быстро зажег ветошь. Она, не смотря на дождь, разгорелась ярким пламенем и, погрев руки, я принялся крутить «километр» резьбы. Быстро все доделав и убрав ключи, я проехал метров десять, чтобы убедиться в правильности ремонта. Все оказалось нормально. Тут и дождь перестал лить. Из за тучи вылезла луна и только ветер, чем-то не довольный, все завывал. Я разделся до трусов и одежду как мог и где мог расположил на горячем двигателе для просушки. Сам стоял и всматривался в темноту. пока луна освещала, но дороги, другой дороги, нигде не было.

Вдруг мне на плечо легла чья-то рука. Мохнатая и склизкая. От неожиданности я резко обернулся. Но никого не было. Только страшный и дикий хохот разносился по ночной степи. Только чертовщины мне еще не хватало! – судорожно пронеслось в голове. Покрутившись еще на месте и никого не увидев, я решил убираться поскорей из этого проклятого места. Тут я заметил, что недалеко от меня что-то белеется при свете луны. Наверное, березовые сучья, подумал я. Надо один взять с собой в кабину для самообороны. Мало ли что.

Подойдя поближе и глянув на то, что белело в темноте, я не мог сойти с места от оцепенения. На земле лежал скелет человека «лицом» вниз, одетого в черный плащ с капюшоном. Кости были ослепительно белыми в свете луны. Я видел скелеты людей, проходя мимо раскопок в Суздале возле какого-то монастыря. Но те кости были желтые или вовсе коричневые, а тут белые. Меня как пружиной подбросило, и я пулей рванул к трактору. На бегу я чувствовал чье-то надрывное дыхание у себя за спиной, но обернуться было выше моих сил.

Вскочив в кабину, я попытался включить скорость, но, видно, от страха и от холода руки меня не слушались. Я схватил куртку и быстро стал завешивать окно в дверке, загораживаясь от ветра. Видимо, от страха я уже не понимал, что делал. Посмотрев вперед, я увидел, что скелет, с головой старухи, да-да, той самой старухи – завис впереди трактора над землей в полутора метрах. Вместо глаз у нее были пустые глазницы. Она, раскинув руки в стороны, подлетела к лобовому стеклу и, распластавшись на нем, бормотала:

– Где ты? Где же ты? Найду. Все равно найду.

Я впал в оцепенение. Тело мне не подчинялось. Да и чему подчиняться, когда вместо мыслей один страх, животный страх.

Тут левая рука старухи стала вытягиваться и пролазить в проем дверки, завешенный курткой.

Ну, все. Это конец! – пронеслось у меня в голове. Вдруг сильный ветер, внезапно поднявшийся, пригнул к земле две березы и раздался грохот. Березы вспыхнули неестественно ярким огнем, и в его свете на земле появилась преогромнейшая тень какого-то существа. Человеко-зверя. Но у этой тени глаза горели адским огнем. Голос, от которого кровь стыла в жилах, произнес:

– Все никак не угомонишься, пани Массальская? Аль забыла мой запрет? Ну, тогда…

Дальше были какие-то непонятные слова, от которых старуха завизжала, закрутилась на месте, как бы вбуравливаясь в землю…

Дальше как в забытьи. Очнулся я от всего увиденного уже тогда, когда на горизонте показались огоньки Калиновки. Как я включил скорость? Как нашел дорогу? Ничего не помню. Но потрясение, пережитое мною, не прошло даром…

Глава 21

Подьехав к мастерской, я заглушил трактор и еще долго сидел в кабине, приходя в себя. Мысли в голове путались. Вся моя сущность лихорадочно искала ответ на тяжелый вопрос. Что же это творится со мной? Почему именно со мной? Кто мне помогает?

В глубине души я понимал, кто. Но боялся себе признаться. Мало того, даже понимал почему, но где-то все же теплилась надежда, что все это какое-то видение… ну, скажем, от переутомления. От этой мысли мне вдруг стало легче, и я стал сливать воду из радиатора и из блока. Пока вода текла, я умылся ею и неспеша пошагал домой. Идти домой не хотелось. Я не мог уже видеть старуху. Но что было делать? Броситься на нее с дрыном и отдубасить? И как бы я выглядел в глазах сельчан? Молодой, здоровый парень избил старушенцию, хоть и ведьму. Нет, это отпадает. Но что же делать? Спалить бабульку на костре? Тьфу. Я сплюнул от таких мыслей и зашагал быстрее. В конце концов у меня теперь есть новые друзья. Может, я им когда-нибудь расскажу обо всем.

Подойдя к дому, я увидел, что во всех комнатах горит свет. Что-то стряслось, подумал я. Входная дверь была настежь открыта. Недалеко от дома стояла скорая помощь. Из дома на носилках выносили старуху. Дед стоял тут же, одетый в парадный костюм с орденскими планками. Он держал Зосю за руку. Увидев меня, он очень обрадовался.

– Как ты вовремя! А то уж я не знал, что и делать. Дом пришлось бы на замок закрыть. Поздновато ты сегодня.

– Пахал я, Ян Карлович. Там далеко. В степи, – ответил я и не узнал своего голоса. Он был сдавленно-хриповат. – А что тут у вас случилось?

– Да вот старуха моя ночью вдруг завизжала и никак ее не успокоить. – Затем дед наклонился к моему уху, – все повторяла: князь, я отработаю, князь, я отслужу. Тьфу, дура старая! Князей мы в семнадцатом прогнали, а она князь…

Но я то понимал, какого князя она умоляла, и мне опять стало не по себе.

– Мы вот щас с Зоськой поедем со скорой в Качиры. Старуху-то ложат в больницу. Там у меня племянник живет. Пару дней у него поживем. Ну а ты тут хозяйствуй. Ключ от дома всегда сюда прячь, – дед, оглядевшись по сторонам, указал мне место, куда надо прятать ключ.

– Ой, а кто Вас так намочил? – хихикнула Зося и осеклась, потому что дед на нее строго глянул и покачал головой.

– Дождь был сильный. Просто ливень. Разве у вас тут не было?

– Нет, у нас все тихо было. Даже вон небо чистое. Луна опять же.

Тут их позвали в машину, и они пошли усаживаться. Деда посадили в кабину. Зося села в салон к бабке. Садясь в машину, она махнула мне ручкой и улыбнулась. Я ей тоже помахал.

Постояв еще немного, я наконец вошел в дом. Прошел на кухню и только сейчас заметил телефон, стоящий на полочке, на кружевной салфетке. На стене, прямо на обоях были начертаны химическим карандашом номера каких-то телефонов. Есть не хотелось, но я был измучен и ужасно хотелось спать. Проходя мимо телефона я машинально снял трубку и, приложив ее к уху, подумал… Надо же, телефон – и где? В Богом забытом месте. В трубке слышны были гудки и вдруг сначала шорох, потом тот самый голос из степи:

– Ну как? Ты доволен, маэстро?

У меня затряслись руки и я машинально, не задумываясь, ответил:

– Да-да, спасибо!

– Ты мне еще перекрестись тут. Аль забыл, с кем разговариваешь?

Я упал, потеряв сознание.

Очнулся я утром. Сильно болела шея. В прихожей кто-то тихонько бубнил:

– Говорил, бери на размер больше, так нет. Еще портянки эти, словно носков нету.

Через минуту вошел Иван и, улыбаясь, спросил:

– Че на полу-то? Спать больше негде?

– Да нет, вот карандаш уронил. Видно, под диван закатился, – соврал я. – А ты че там в прихожей ругался?

– Да матка сапоги купила только-только в размер. Ни снять, ни надеть, да еще портянки всучила. Говорит, носки не дам чистые, пока не заштопаю. Ну, ты готов?

– Наверно, да, – с улыбкой ответил я и, покидав в сумку кусок белого хлеба, бутылку козьего молока и горсть яблок «ранеток», пошел к выходу. Иван за мной. На выходе он меня остановил и спросил, глядя мне прямо в глаза:

– Что, старуха донимает?

– С чего ты взял?

– Да вон у тебя отметина на голове.

– Интересно, что там у меня за отметина?

– Целый клок седых волос. Вчера еще не было, – серьезно сказал Иван.

– Луна, Вань, посеребрила, – попытался отшутиться я.

– Ладно, пошли быстрей, а то на работу опоздаем.

Иван еще раз внимательно посмотрел на мою помятую и кислую физиономию и, вздохнув, зашагал вперед быстрым шагом. Я за ним…