Текст книги "Классические мифы Греции и Рима"

Между тем, когда Ясон с своими спутниками благополучно прибыл в Колхиду, Гера и Афина, две богини, которым особенно было близко дело аргонавтов, сошлись на совет и повели речь о том, как бы лучше помочь Ясону добыть золотое руно. Гера посоветовала идти к Афродите и просить ее, чтоб она чрез сына своего Эрота, бога любви, поселила в сердце волшебницы Медеи, дочери Эета, страсть к Ясону – своим волшебством Медея могла бы помочь ему овладеть руном. Афина приняла совет Геры, и обе богини отправились в жилище Афродиты. Они застали богиню одну, ибо муж ее, искусник Гефест, занимался в то время работой в своей кузнице на острове Липаре. Сидя на пышно изукрашенном троне, богиня расчесывала золотым гребнем благовонные кудри, волнами падавшие на белые плечи, и заплетала их в длинные косы.

Лишь только увидала Афродита, что Гера вместе с Афиной приближаются к ее чертогу, тотчас же поднялась с своего трона, приветствовала их и, введя в свои покои, усадила на золотые кресла. Потом села сама, быстро закинула кудри назад, наскоро перевязала их и с веселой и дружеской улыбкой спросила:

– Что привело вас ко мне, богини? Вы так редко удостаиваете посещением меня, низшую богиню.

– Не упрекай нас, дорогая, отвечала Гера, – много забот и дум у нас на душе. Ясон со своими спутниками плывет теперь по водам Фасиса, желая достать золотое руно; боимся мы за них, и всего более за Ясона. Дорог мне этот герой; знаю я его доброе сердце, и его избрала я также для исполнения кары над ненавистным Пeлиeм, отказывающим мне в жертвах.

Афродита, не зная, чего хочет от нее Гера, сказала тихо и медленно:

– Если я могу, богини, содействовать Ясону словом или делом, то охотно окажу ему помощь. Что может только и сделать моя бессильная рука?

– Не нужно, дорогая, тут силы, отвечала Гера, – вели сыну своему Эроту наполнить любовью к Ясону дочь Эета Медею. Если она станет помогать герою, ему не трудно будет достать руно: хитра и разумна Эетова дочь.

Уклончиво отвечала на это Киприда:

– Вас, богини, – сказала она, – мальчик послушается скорее, чем меня. Перед вами он хоть немного будет робеть; на мои же слова он не обращает и внимания, постоянно ссорится, со мной и сердит меня, и я не раз собиралась изломать ему и лук, и стрелы.

Богини улыбнулись и переглянулись между собою. Афродита же продолжала грустным голосом:

– Печаль моя вам покажется забавной, богини; знаю, не следовало бы мне рассказывать об этом другим… Но я попытаюсь исполнить ваше желание и уговорить мальчика; может быть, он и послушается.

После этих слов, богини поднялись со своих мест, и Гера, взяв в свои руки нежную руку богини любви, сказала ей на прощанье:

– Исполни же свое обещание, Киприда, и не ссорься с мальчиком, – он со временем исправится.

По уходе богинь, Афродита оставила свой дом и пошла по Олимпу искать сына. Эрот был далеко, в саду Зевса, где играл с Ганимедом, юношей, которого Зевс, прельщенный его красотой, похитил на Олимп. Оба мальчика тешились игрою в кости. Лукавый, краснощекий Эрот стоял и придерживал левой рукой рубашку на груди: вся пазуха у него была наполнена выигранными костями; опечаленный же Ганимед тихо сидел на земле и, раздосадованный своею неудачей и смехом Эрота, спешил поставить две оставшиеся у него кости. Стали играть; Ганимед проиграл и последние, и с пустыми руками пошел прочь, не замечая приближавшейся Киприды. Богиня подошла к своему сыну, взяла его за подбородок и сказала:

– Чему смеешься ты, шалун? Верно опять сплутовал и обыграл простака! Слушай, какое я поручу тебе дело. Я дам тебе прекрасную игрушку Зевса, сделанную для него его кормилицей Адрастеей в то время, когда он был еще ребенком: золотой шар с золотыми кольцами вокруг. Такой игрушки ты никогда еще не видывал; если бросить этот шар вверх, он полетит по воздуху подобно длиннохвостой комете. Вот что я подарю тебе. Но за это ты должен поразить стрелой дочь Эета, чтобы она полюбила Ясона. И сделай это скорее; если будешь медлить, то мне не надо никаких услуг от тебя.

Мальчик поспешно бросил все свои игрушки, обеими руками схватился за одежду матери и стал просить ее, чтоб она тотчас же отдала ему подарок. Она же обняла его и, лаская и целуя, сказала с веселой улыбкой:

– Кянусь твоей и своею головой, будет у тебя игрушка, я не обману тебя; только пусти сперва стрелу в Эетову дочь.

Мальчик быстро вскочил, собрал выигранные им кости и бросил их в одежду матери, потом взял колчан, висевший на ветвях соседнего дерева, схватил лук и стрелы и поспешно вышел из Зевсова сада. Оставив за собой эфирные врата Олимпа, Эрот опустился с небесной высоты на землю, где между горами и реками стояли многолюдные города и широко раскидывались нивы и луга земледельцев.

Рано утром поднялись аргонавты и стали держать совет.

– Друзья! – начал Ясон, – вот как, кажется мне, пора начинать дело. Все вы оставайтесь на корабле, я же, взяв с е собой сыновей Фрикса и еще двоих из вас, отправлюсь к Эету и посмотрю, согласен он будет уступить руно добровольно или нет. Если, полагаясь на свою силу, он отвергнет нашу просьбу, мы обсудим тогда, что делать; но добрым словом, вы знаете, делается иногда больше, чем силой, – некогда царь этот дал же у себя приют Фриксу.

Аргонавты одобрили план Ясона, и он, сопутствуемый сыновьями Фрикса, а также Теламоном и Авгеем, покинул корабль и, и с Гермесовым посохом мира в руках, направился к городу. Пришли они на так называемое Киркейское поле и здесь с ужасом увидали множество трупов, подвешенных цепями к деревьям. Но то не были трупы преступников или врагов, а тела обычных жителей, мужчин. Считая беззаконным закапывать в землю или сжигать трупы мужчин на огне, колхидцы вешали их на деревья, закутав в грубые бычьи кожи, дабы воздух иссушил тела. Трупы женщин же колхидцы напротив предавали земле, дабы воздух и земля одинаково действовали на них.

В то время, как Ясон с своими друзьями шли к городу, Гера покрыла их и весь город густым туманом: не замечаемые и не оскорбляемые никем, шли аргонавты по многолюдным улицам Эетовой столицы. Когда же они подошли к царскому дворцу, богиня разогнала туман. С изумлением смотрели герои на обширный дворец колхидского царя, на высокие стены с многочисленными башнями и широкими воротами и на длинные ряды колонн, окружавших стены дворца. Молча вступили аргонавты во двор царского жилища. Здесь, осененные густолиственными, тенистыми виноградными лозами, били четыре прекрасных фонтана: из одного струилось молоко, из другого – вино, из третьего – благовонное масло, из четвертого– чистая, кристально-прозрачная вода, зимою теплая, а летом холодная, как лед. Все эти чудеса созданы были руками хитроумного искусника Гефеста. Кроме того, он сделал для Эета быков с медными ногами и медными головами, а из пасти своей быки извергали страшное пламя. Он же сковал ему плуг из чистого железа. Все это сработал Гефест в благодарность Гелиосу, отцу Эета: в битве богов с гигантами Гелиос спас изнемогавшего уже Гефеста, умчав его на своей колеснице. Затем пришельцы вступили во внутренний двор царского дворца: за рядами изящных колонн увидали они множество двустворчатых дверей, ведших во внутренние покои.

Дворцовых теремов было два, и стояли они рядом, один против другого: в одном, более высоком, жил сам Эет с женой своей Идией; в другом – сын его Абсирт, рожденный от кавказской нимфы еще до брака Эета с Идией, дочерью Океана и титаниды Тефиды. Колхидцы звали Абсирта Фаэтоном (лучезарным), – он превосходил красотой всех юношей Колхиды. В зданиях, стоявших вокруг двух этих теремов жили две дочери Эета: Халкиопа, вдова Фрикса, и младшая незамужняя сестра ее Медея. Медея, жрица богини колдовства Гекаты, ежедневно посещала храм богини, где и оставалась обыкновенно до вечера; но в этот день Гера вложила ей мысль остаться дома. Медея вышла из своих покоев, чтобы проведать сестру свою Халкиопу, как на дворе дворца встретила входивших героев. Испугавшись, она громко вскрикнула.

Халкиопа и ее прислужницы, услыхав этот крик, оставили свои прялки и веретена и поспешно вышли во двор. Когда Халкиопа увидала перед собой детей своих, то с благодарностью подняла к небесам руки, радостно бросилась к детям и, проливая слезы, заключила их в объятия.

На радостные крики Халкиопы вышли из дворца Эет с женой, и в скором времени в царском дворце поднялся шум и великие хлопоты. Одни из слуг забивали большого быка, другие рубили дрова, третьи грели на огне воду для омовения чужеземцам; не было раба во всем дворце, остававшегося без дела. Никем не видимый, прилетел в царский дворец юный Эрот с своим луком и колчаном со страдами. Он спрятался сперва за одну из колонн, натянул тетиву у лука и достал из колчана стрелу; потом, тайком же, пробрался он к Ясону и, прячась за ним, пустил стрелу в грудь Медеи. После этого он поднялся в эфир и, смеясь, полетел на Олимп. Девушка, глубоко пораженная стрелой в сердце, стояла безмолвно, томимая тоскою и трепетом. Жгучая боль терзала ей грудь; на нежных щеках ее бледность сменялась ярким румянцем; глубоко вздыхая, бросала она, украдкой от окружавших, взоры на Ясона, и всю душу ее наполнила сладостная грусть.

Между тем царские слуги уже приготовили обед, и герои, закончив омовение, сели за стол и стали вкушать предложенную им пищу и пить вино. За обедом Эет спросил Аргоса о причине его внезапного возвращения и о прибывших с ним чужеземцах. Аргос рассказал о своем несчастном плавании, о том, как корабль был разбит буреи и как встретившиеся им на пустынном острове чужеземцы спасли его и братьев от неминуемой гибели; назвал юноша каждого героя по имени и сообщил также, кто из них откуда родом. Не скрыл он от царя и причины прибытия героев в Колхиду.

– Царь одной из областей Эллады, – объяснял Аргос деду, – поручил Ясону добыть золотое руно: царь тот боялся силы Ясона и послал его на такое опасное дело в надежде, что герою не воротиться живым из похода.

Устрашился Эет, слушая речи внука, и вскипел на него гневом: подумалось ему, что чужеземцы прибыли в Колхиду по наущению его внуков. Яростью заблистали его глаза из-под густых сдвинутых бровей, и он воскликнул:

– Прочь с глаз моих, коварные злодеи! Знаю я ваши козни: не за руном прибыли вы сюда, а за тем, чтобы похитить у меня престол. Если бы вы не сидели за моей гостеприимной трапезой, клянусь, я вытянул бы у вас языки, размозжил бы вам кости…

Тут поднялся с места Эакид Теламон и хотел было ответить престарелому царю гневной речью, но Ясон удержал его и так отвечал Эету:

– Успокойся, царь; не со злыми намерениями прибыли мы в Колхиду и вступили в дом твой. Кому придет охота предпринимать такое дальнее путешествие по бурному морю для того только, чтоб ограбить другого? Нет, нас побудила на это дело судьба да воля злого царя. Отдай нам руно, и мы будем прославлять тебя по всей Элладе. Мы будем согласны сослужить тебе за это, какую хочешь службу: если, допустим, ты пойдешь воевать на сарматов или какой другой соседний народ, возьми нас с собой, – мы тебе будем верными помощниками».

Так говорил Ясон, стараясь смягчить гнев царя. Слушая его, царь не знал, на что решиться: приказать ли тотчас схватить пришельцев и предать их смерти, или испытать сперва их силы? Наконец, он остановился на последнем.

– Зачем тратить столько слов, – сказал он, – если вы действительно божественного происхождения, если вы не уступаете мне достоинством, я отдам вам руно. Но прежде я подвергну вас испытанию: вы должны исполнить работу, которую обыкновенно исполняю я собственноручно, – так она опасна. На поле Арея пасутся два меднокопытных быка, извергающих пламя из ноздрей. Этими быками вспахиваю я широкое поле Арея, потом бросаю в борозды семена, только не хлебные зерна, а зубы дракона, и из них вырастают облеченные в доспехи витязи. Когда они окружат меня толпою, я умерщвляю их копьем. Ранним утром запрягаю я быков в плуг, а и к вечеру отдыхаю после жатвы. Если ты справишь мне эту работу, я в тот же день отдам тебе руно, и вези его своему царю. Но без этого я не уступлю тебе руна: сильный не должен уступать более слабому человеку.

Долго сидел Ясон, опустив глаза и не говоря ни слова, – все обдумывал он предложение царя: опасность была слишком велика, и герою не хотелось спешить обещанием. Наконец, сказал он царю:

– Прав ты, требуя от меня исполнения такого трудного дела. Но как ни велика опасность, я решаюсь, – повинуюсь судьбе, приведшей меня в твое царство.

– Ну, ступай же теперь, – мрачно сказал царь, – к своим спутникам; но обдумай хорошенько наперед, сможешь ли исполнить дело, за которое берешься. Ведь если ты побоишься запрячь быков или биться с витязями, то предоставь лучше это дело мне и удались из нашей земли.

Ясон поднялся с своего места и, вместе с Авгеем, Теламоном и Аргосом, оставил дворец Эета. Остальные сыновья Фрикса – по знаку, данному им старшим братом – остались при матери. Когда молодой герой удалился из дворца, Медее не спускала с него глаз, лишь к нему неслись ее мысли.

Когда же она осталась одна в своем покое, по ее щекам заструились слезы, и тихим годовом стала она говорить сама с собой: «Несчастная! зачем горюешь ты? Что тебе до этого юноши: каков бы он ни был, лучший ли он из всех героев, или худший из людей, – гибель его неизбежна! Но, если б только могла я спасти его! О, Геката, чествуемая мною богиня, спаси его, возврати его невредимого! Если же суждено ему пасть, пусть, по крайней мере, знает, что я не радуюсь и не буду радоваться его печальной судьбе».

Так печалилась и мучилась заботами девушка в своем тихом жилище. Герои же шли в это время назад к своему кораблю. Услыхав ответ царя, они первоначально пришли в уныние, потом воспылали бурным гневом. В это время выступил вперед Аргос и предложил им мудрый совет:

– Друзья! – сказал он, – не употребляйте пока никаких насильственных мер: гибельно будет для нас всякое насилие. Во дворце Эета живет девушка, искусная в чародействе; девушка эта – Медея, сестра моей матери. Я отправлюсь к матери и буду просить ее, чтобы она склонила сестру свою помочь Ясону волшебством. Если Медея не откажет вам в своей помощи, вы спасены.

Едва Аргос успел закончить свою речь, как к кораблю подлетел голубь, которого преследовал хищный коршун; спасаясь от преследователя, голубь влетел за пазуху Ясону, коршун же упал на днище корабля. Тогда поднял голос прозорливец Мопс и сказал:

– Друзья! Это было знамение, явленное нам богами; мы должны молить эту девушку о помощи, и, думается, она нам не откажет. Вспомните, что предрекал Финей: только при содействии Афродиты суждено нам благополучно возвратиться в отечество. Любимая птица богини на наших глазах была спасена от смерти. Призовем же на помощь Афродиту и последуем совету Аргоса.

Герои изъявилисогласие, и Ясон отослал Аргоса снова в город, к матери его Халкиопе.

Между тем Эет собрал колхидский народ и рассказал о прибытии чужеземцев и о намерении их. Отдал царь приказание стеречь корабль и всех на нем находящихся, чтобы не мог уйти ни один из них. При этом Эет имел такое намерение: лишь только падет предводитель чужеземцев, тотчас же обложить корабль дровами и сжечь его вместе со всеми людьми, на нем находившимися. Особенно жестокую казнь готовил Эет сыновьям Фрикса, которые привели, как он думал, чужеземцев в Колхиду за тем, чтобы похитить у него престол.

Между тем Медея лежала на своем ложе, и беспокойные сны летали над ее изголовьем. Снилось ей, что юный герой, в ее присутствии вступает в битву с быками, но не за тем, чтобы добыть золотое руно, а за тем, чтобы получить ее руку. Потом ей снилось, будто сама она борется с теми же быками и счастливо одолевает их; но родители ее не хотят сдержать слово, не хотят отдать руки ее чужеземцу, словно быков следовало побороть не ей, а предводителю чужеземной рати. Обе стороны вступают в горячий и шумный спор, и решение его предоставляют Медее. Она принимает сторону чужеземцев. Опечалились тогда и разгневались на нее родители, грозно закричали на нее, и этот крик заставляет ее пробудиться. Испуганная, обвела она глазами стены своей спальни и долго не могла придти в себя. Решилась она потом идти к сестре своей Халкиопе, ибо думает, что та ради детей, станет просить ее помочь чужеземцу. С обнаженными ногами поднялась она с ложа и вышла из своего терема; но стыд удержал ее, и она снова возвратилась к себе. Трижды отворяла она дверь и трижды отходила от нее; наконец, измученная, бросилась она снова на ложе и зарыдала.

Одна из рабынь ее услыхала эти рыданья и тотчас же передала о них Халкиопе, которая сидела в это время с Аргосом и другими своими сыновьями и рассуждала о том, как бы убедить свою сестру подать Ясону помощь. Тотчас отправилась Халкиопа к сестре; та в слезах лежала на своем ложе.

– Что случилось с тобой, бедная сестра, – спросила ее Халкиопа с участием, – что мучит твое сердце? Не заболела ли ты, не услыхала ли, что отец наш задумывает злое против меня или детей моих? О, как бы я желала никогда не видать более дома отца нашего, как бы хотела жить в такой дальней стороне, где не ведают даже имени колхидцев!

В смущении слушала Медея речи сестры; хотела отвечать ей, по слова не шли у нее с языка. Наконец, пересилила они себя и начала говорить:

– Печалить меня, сестра, судьба детей твоих; боюсь я, что отец предаст их смерти вместе с чужеземцами. Снились мне зловещие сны. О, если бы боги не попустили исполниться этим снам!

Страх объял Халкиопу при этих словах. Она охватила обеими руками колена сестры, скрыла лицо свое в ее одежде и, проливая горькие слезы, заклинала ее спасти юношей. Долго плакали они обе, обняв друг друга. Медее обещала сделать для них все, что будет в состоянии сделать.

– Если так, – сказала ей Халкиопа, – то, ради моих детей помоги предводителю чужеземцев; дай ему какой-нибудь талисман, при помощи которого он мог бы осилить врагов в предстоящей ему битве. Пришел ко мне от него Аргос; просит он твоей помощи.

При этих словах Халкиопы затрепетало от радости сердце Медеи, лицо ее покрылось ярким румянцем, и, полная восторга, воскликнула она:

– Будь спокойна, сестра, и не сокрушайся об участи детей; я исполню твою просьбу. Завтра, ранним утром я пойду в храм Гекаты и вручу чужеземцу талисман, который поможет ему укротить быков. Только ты храни это в тайне, чтобы не знали об этом родители.

Халкиопа прокинула жилище сестры и поспешила сообщить радостную весть сыновьям. Медея же, оставшись одна, не могла сомкнуть глаз всю ночь. Стыд и любовь, сострадание и боязнь боролись в ее смущенном сердце; плакала она и дрожала и не могла успокоиться. То решалась она спасти чужеземного героя, избранника своего сердца, и умереть потом; то передумывала и хотела умертвить себя немедленно, в эту же ночь: никто тогда не упрекнет ее в измене отчизне и родителям.

С этою мыслью поднялась она с ложа и достала ларец, в котором хранила лекарства и губительные, смертоносные яды. Поставила она ларец к себе на колени и залилась слезами. Открыла она уже крышку ларца и достала яд; но тут пробудилась в ней жажда жизни, вспомнилась ей пора счастливого детства, вспомнились подруги детских игр. Жизнь показалась ей слаще, чем когда-либо, и овладел ею непреодолимый страх смерти. Гера изменила ход ее мыслей и придала ей сил. Она твердо решилась спасти Ясона и с нетерпением дожидалась наступления утра.

Ранним утром, когда Аргос, возвратясь к кораблю аргонавтов, сообщил им радостную весть об обещании Медеи, она готовилась уже идти в храм Гекаты. Заплела она свои русые кудри, отерла слезы с лица, умастила тело благовонным маслом и, надев лучшие из своих одежд, застегнула платье золотыми пряжками. Потом надела на голову роскошное покрывало и, не думая более о своей печали и об опасностях, весело вышла из своих покоев и приказала своим служанкам (двенадцать рабынь прислуживали Медее) запрягать лошаков в колесницу. Между тем достала она из ларца мазь, носившую название «Прометеева масла». Кто, призвав на помощь Гекату, натирал этой мазью тело, того не разило в тот день железо, не палил огонь, не мог побороть никакой враг. Мазь эта составлялась из черного сока корня одного растения, выросшего в лесах Кавказа из Прометеевой крови. Темной ночью собирала тот сок вещая дева. Облеченная в черные одежды, семь раз омывала она предварительно руки в воде потока и семь раз взывала к Гекате, потом разрезала она корень и собирала сок из него в раковину; при раскатах грома сотрясалась в тот час земля, и громко стонал Прометей, терзаемый лютой болью. Этот-то сок и вынула теперь Медее из ларца и сокрыла его за поясом; потом села на колесницу и с двумя рабынями отправилась в храм Гекаты.

Вскоре пришел туда и Ясон, сопровождаемый Аргосом и предсказателем Мопсом. Гера придала герою дивную красоту: даже спутника его смотрели на него с изумлением. Когда они приблизились к храму, Аргос и Мопс отошли назад, и, Ясон один вошел в храм, где дожидалась его девушка.

Когда Медее увидала героя, замерло сердце в ее груди, тьма покрыла ей глаза, ноги как будто приросли к земле. Долго стояли они друг против друга, не говоря ни слова. Так в н нагорном лесу, возле ели беззвучно стоит в час затишья высокий дуб; но вдруг поднимется буря, и зашевелятся тогда вершины обоих деревьев, и ветер зашумит между их ветвями. Так и Ясон с Медеей; движимые любовью, они спустя немного времени повели между собою живые и быстрые речи.

– Что ты так боишься меня? – спросил Ясон, – я не питаю никаких дурных умыслов; спрашивай меня и говори все, что тебе вздумается. Помни только, что мы находимся в священном месте; обмануть в этом святилище – тяжкое преступление. Меня привела сюда нужда, я пришел молить тебя о помощи; заклинаю тебя Гекатой и Зевсом, – он опора и оплот всех молящих о защите, – дай мне тот талисман, который ты обещала мне через свою сестру. Я отплачу тебе, чем ты только пожелаешь, и вместе с другими героями прославлю твое имя по всей Элладе. Будут восхвалять тебя за это жены и матери моих спутников, – они теперь уже, я думаю, сидят у моря и оплакивают нас. Ведь подала же помощь Тезею Миносова дочь Ариадна, и боги наградили ее за благородный поступок: высоко блестит в эфире ее венец.

Медее с улыбкой подняла глаза на юного героя и хотела было отвечать ему, но не могла сказать ни одного слова. В смущении, молча, вынула она из-за пояса припасенный талисман и подала его Ясону, который принял этот дар с великою радостью. Потупив глаза в землю, стояли они друг против друга; наконец, преодолев свой стыд и смущенье, девушка сказала Ясону:

– Выслушай же теперь, чем могу я помочь тебе. Когда отец мой отдаст тебе зубы дракона, ты оденься в черное и в полночь ступай один к реке. Искупавшись в ее водах выкопай яму, принеси над ней в жертву овечку и всю ее сожги на костре, в яме. Потом облей жертву медом и принеси мольбу могучей Гекате. Когда после этого ты пойдешь назад, не сбивайся с пути, не иди на лай собак, не оборачивайся, – иначе не поможет тебе твоя жертва. Утром же ранним возьми эту мазь и натри ею все тело: ты почувствуешь в себе великую, безмерную силу. Натри этой мазью также копье, щит и меч свой. Тогда не повредит тебе ни оружие витязей, которых породит земля из зубов дракона, ни пламя быков. Такую силу даст тебе талисман только на один день; но ты не смотри на это и не отказывайся от предприятия, Вот что еще я должна сказать тебе. Когда посеешь в землю зубы дракона и увидишь, как станут толпою подниматься из земли воины, брось им камень: яростно, как псы из-за брошенного куска, начнут они драться между собою; ты в это время нападай на них и убивай их. Так добудешь ты руно и повезешь его с собой в Элладу, далеко, далеко от берегов Фасиса. Да, вези его, куда хочешь, куда влечет тебя твое сердце.

Так говорила она и безмолвно потупила очи в землю, и горькие слезы потекли по ее ланитам: горько ей стало при мысли о том, что скоро уплывет Ясон далеко от нее. Печально продолжала она затем свою речь и сказала:

– Когда же возвратишься домой, не забывай о Медее; буду и я вспоминать о тебе. Скажи мне однако, в какой стране ты живешь, куда понесет тебя корабль твой? Расскажи мне также и о благородной деве, дочери Миноса, о которой ты вспоминал с похвалою, – она не чужая моему роду.

Слезы девушки пробудили любовь к ней и в сердце Ясона, и он отвечал ей:

– Если я спасусь от смерти и возвращусь в Элладу, то никогда не забуду о тебе. Родина же моя – город Иолк, лежащий в плодородной Фессалии, где Девкалион, сын Прометея, основал много городов и воздвиг много храмов богам. Но к чему говорю я много о своей родине? Минос ради дочери помирился и подружился с Тезеем, – если б и твой отец был благосклонен к нам обоим»…

С грустью отвечала на это девушка:

– Нет, суров и злобен Эет – нечего тебе и думать о мире и дружбе с ним. Не забывай же меня, когда возвратишься в Иолк; я буду о тебе помнить, что бы ни было со мной. Если же ты когда-нибудь забудешь обо мне – о хоть бы птицы принесли мне тогда весть о том, – на крыльях ветра понеслась бы я в Иолк, в дом твой, и стала бы напоминать тебе, что благодаря мне ты спасся от смерти.

Так говорила она, проливая слезы.

– О, если бы ты решилась уехать с нами в Элладу, – сказал ей Ясон. – Отцы и матери, супруги и сестры спасенных тобою героев чествовали бы тебя, как божество; ты была бы тогда моею, и ничто, кроме смерти, не смогло бы разлучить нас.

Радостно стало при этих словах на душе у Медеи, и хоть грустно было покидать ей отчизну и родителей, но какая-то чудная сила влекла ее в далекую и прелестную Элладу. Гера вселила это чувство в душу вещей девы: желательно было богине, чтобы Медее отправилась в Иолк и погубила там Пелия.

Давно уже поджидали царевну сопутствовавшие ей рабыни: время ей было возвращаться в дом матери. Она же, увлеченная беседой с Ясоном, и не думала о возвращении, пока не напомнил ей Ясон.

– Время уже разойтись, – сказал он, – скоро будет заходить солнце; тебя станут искать, и тогда легко смогут узнать обо всем. Мы снова сойдемся после – в этом же храме.

Так расстались они. Ясон отправился назад к кораблю, а Медея – к ожидавшим ее рабыням; увидав ее, те торопливо пошли к ней на встречу. Но Медея почти не заметила их: мысли ее носились далеко. Весело вспрыгнула она на колесницу, взяла в руки поводья и направилась к городу.