Текст книги "1000 притч"

Болтливость – к неудаче

Сэнь Го страдал чрезмерной болтливостью. Из-за этого он претерпел в жизни множество несчастий: его покинула жена, хозяин лавки безжалостно выгнал его с работы, ни один человек в городе не решался подойти к нему, ибо привычка заводить долгие и назойливые разговоры отпугивала от Сэнь Го решительно всех. В конце концов жизнь этого человека стала невыносимой, неудачи преследовали его повсюду.

– Только мудрец сможет тебе помочь, – сказал как-то ему один загадочный незнакомец.

И Сэнь Го отправился к старцу. По дороге он все так же разговаривал сам с собой, отчаянно жестикулируя и что-то изображая. Наконец показался дом старца. Старый человек мирно сидел на своем крыльце, опираясь на посох. Сэнь Го подошел к старику, поклонился и начал было разговор:

– Добрый отец, я…

Но тут неожиданно получил сильнейший удар по голове.

– За что же ты бьешь меня? – возмутился Сэнь Го.

Второй удар был еще сильнее первого.

Болтун тяжело повалился на землю.

– Тогда для чего здесь мой посох? – спокойно сказал старец.

У Сэнь Го больше не нашлось ни одного слова.

Привычка была разрушена.

Где твоя мотыга?

Однажды, когда монахи должны были работать на улице, Обаку Киун вышел во двор в сопровождении своего ученика Риндзая. Оглянувшись через некоторое время, Обаку увидел, что Риндзай стоит с пустыми руками.

– Где твоя мотыга? – спросил учитель.

– Кто-то взял ее! – ответил Риндзай.

– Подойди сюда. Я хочу поговорить с тобой.

Риндзай подошел. Обаку поднял над головой свою мотыгу и сказал:

– Вот, смотри! Ни одно существо в поднебесной не может поднять ее так!

Риндзай выхватил мотыгу из рук учителя, поднял ее высоко над головой и воскликнул:

– Почему же я держу ее сейчас в руках?

– Потому что один мой знакомый желает потрудиться на славу! – сказал Обаку и вернулся в храм.

Пустое слово уху в тягость

Один поэт сочинил хвалебные куплеты в честь халифа и продекламировал их. Халиф, весьма польщенный, спросил поэта:

– Что тебе дать – триста динаров или три мудрых совета?

Поэт, полагая, что бессмертные советы лучше тленных монет, приготовился внимательно слушать.

– Во-первых, – провозгласил халиф, – если одежда у тебя рваная, не носи с ней новых башмаков, это некрасиво!

– Пропали мои сто динаров, – вздохнул поэт.

– Во-вторых, – торжественно продолжал халиф, – если мажешь бороду маслом, не пачкай им одежду, какой бы рваной она ни была.

– О повелитель правоверных! – воскликнул разочарованный поэт. – Оставь третий совет для себя.

Халиф рассмеялся и наградил поэта.

Входя в храм, забудь о лишнем

Кэйчу, великий учитель дзен, возглавил главный храм Киото. Однажды к нему пришел губернатор. Слуга принес Кэйчу его визитную карточку, на которой было написано: «Китагаки, губернатор Киото».

– С этим человеком у меня нет дел, – сказал Кэйчу слуге. – Передай, чтобы он убирался отсюда.

Слуга отнес карточку обратно и принялся извиняться.

– Это была моя ошибка, – сказал Китагаки и зачеркнул слова «губернатор Киото». – Попроси-ка своего учителя еще раз.

– А, так это Китагаки! – воскликнул Кэйчу. – Скорее зови его! Как я рад видеть этого человека!

Не торопись с вопросами

Учитель Ма написал свою знаменитую книгу. Многие люди ее прочли, и теперь от их докучливости и любопытства учителю не было покоя. Его преследовали повсюду.

Как-то на рассвете Ма вышел в парк, чтобы вдохнуть свежесть едва распустившихся цветов. Но тут к нему подбежал незнакомый юноша и умоляюще воскликнул:

– О просветленный мастер! Разъясни мне смысл существования!

Учитель внимательно осмотрел молодого человека и ответил сурово:

– Ты слишком много спрашиваешь. Кланяйся и уходи!

Запах горячих лепешек

Мустафа покинул свою деревню и отправился к горному ущелью. Дорога была трудной: каменистые тропы сменялись бурными реками, холодные ночи – полуденным зноем. Всю дорогу он вспоминал своих родственников, теплый дом и запах горячих лепешек. И вот, наконец, он приблизился к хижине святого отшельника.

– Святой отец, – произнес взволнованно Мустафа, – я пришел…

– Ты привел с собой толпу, – прервал его голос из хижины, – приходи один.

Мустафа удивленно оглянулся по сторонам. Вокруг никого не было.

– Но здесь только я, – сказал Мустафа.

– Толпа внутри тебя, – настаивал голос, – ты не можешь прийти ко мне.

Долгие годы прошли, прежде чем Мустафа был допущен в хижину святого учителя.

Непростые горшки

Однажды Насреддин одолжил свои горшки соседу, у которого был какой-то праздник. Тот вернул их вместе с одним лишним – крошечным горшочком.

– Что это? – спросил Насреддин.

– Согласно закону я отдаю вам отпрыска вашей собственности, который родился, когда горшки находились на моем попечении, – сказал шутник.

Вскоре после этого и Насреддин одолжил горшки у своего соседа. Но долго их не возвращал. Тогда сосед сам пришел к мулле, чтобы заполучить свою утварь назад.

– Увы! – сказал Насреддин, – горшки скончались. Мы ведь установили, что они смертны, не так ли?

Кто захочет прийти в пустой дом?

У одного человека умерла собака. Была она очень редкой породы – прекрасное произведение искусства, хозяин не чаял в ней души. И вот ее не стало, и человек безумно грустил. Тогда он отправился в магазин животных в надежде найти там собаку, похожую на прежнюю.

– Не волнуйтесь, – сказал хозяин магазина, выслушав пожелания человека, – у меня есть собака, которая вам нужна. Очень редкой породы – и совсем дешево.

Тут хозяин показал эту собаку. Человек никогда не видел такого замечательного пса – с таким умным выражением, такими любящими глазами, так превосходно сложенной.

– Я готов заплатить сколько угодно, – сказал человек.

– Нет, нет, – ответил хозяин. – Только по самой низкой цене.

Так удивленный человек приобрел собаку. За такую цену он не заполучил бы даже самого несчастного уличного пса.

Озадаченный, он привел ее домой. Но каково же было его разочарование, когда утром он увидел, что собака исчезла.

Он бросился назад в магазин – умное животное сидело там, на своем месте.

– Теперь вы понимаете, почему это самый дешевый пес? Он всегда возвращается, – сказал хозяин. – Вы можете забирать его тысячу раз, но какой смысл?

И тогда человек понял:

– Нет, никто не сможет заменить мне моего верного друга. Какая глупость – искать ему замену. Ведь мое сердце уже занято – а кто захочет прийти в пустой дом?

Надо знать, где искать

Как-то Бухлух увидел человека, печально сидевшего у края дороги.

– Что тебя так беспокоит, брат? – поинтересовался Бухлух.

– В жизни нет ничего интересного, – сказал человек. – Я был достаточно богат, чтобы не работать. И вот отправился в это путешествие с единственной целью – поискать что-нибудь более значительное, чем то, чем я жил дома. И до сих пор я ничего не нашел. Как грустно на этом свете! Есть ли на нем счастье?

Без лишних слов Бухлух схватил мешок путешественника и бросился бежать, словно заяц. Поскольку он хорошо знал местность, то смог сократить расстояние. Дело в том, что дорога, по которой шел искатель счастья, сильно петляла, и Бухлух, сделав несколько крюков, оказался скоро на той же дороге, но впереди человека, которого ограбил. Он положил мешок у обочины, а сам спрятался и стал ждать.

Вскоре появился несчастный путешественник. Из-за своей потери он казался уже не печальным, а просто убитым. Но как только увидел свой мешок, тут же подпрыгнул от радости и зашагал напевая.

– Вот один из способов производить счастье, – подумал Бухлух и сильно зевнул.

В поисках счастья

Молодой ремесленник долго бродил по своей стране в поисках счастья. Устав от дороги, он остановился под ветвистым деревом недалеко от замка. Случилось так, что в это время мимо проходил герцог, хозяин замка. Он подошел к молодому человеку и спросил:

– Скажи, юноша, кто ты и что ищешь в моих землях?

– Я искусный ремесленник, а ищу я – счастья, – ответил молодой странник.

– Пойдем со мной, я дам тебе работу, земли, богатства, но если ты пожелаешь уйти, то должен будешь вернуть мне все обратно.

Юноша согласился. Герцог не обманул его: все, что бы молодой человек ни пожелал, тотчас предоставлялось ему. Он жил в роскоши и довольстве, однако честно и прилежно работал. Шли годы. Беспокойство поселилось в молодом сердце, ощущение удушья и пустоты становилось невыносимым. Юноша отправился к герцогу.

– Пожалуйста, позвольте мне уйти, – сказал он.

– Но разве ты не обрел счастья? – удивленно воскликнул герцог.

– Нет, я ухожу с пустыми руками, потому что здесь мне ничего не принадлежит. Среди ослепительного блеска бриллиантов я чувствую себя нищим. Утром же отправляюсь в путь!

Иногда извинение хуже поступка

Царь Ираклий прибыл в свой загородный дворец. Слуги вели приготовления к охоте, а придворные обсуждали разные вопросы.

– Иногда извинение хуже поступка, – сказал один из уважаемых придворных.

Царь не согласился, завязался спор.

– Государь, я обещаю доказать вам это, если позволите, – сказал придворный.

Через несколько дней началась охота. На рассвете привели лошадей. Придворный незаметно пробрался сквозь царскую свиту, подошел сзади к царю и обнял его за талию.

– Что ты себе позволяешь?! – возмутился Ираклий.

– Прошу извинить меня, государь, я думал, это царица!

Чудо-логика

Сын Насреддина вернулся из медресе домой. Он хорошо учился, легко освоил философию, логику. Теперь ему захотелось продемонстрировать свои познания.

– Мама, я покажу тебе сейчас то, чему так старательно обучался, – заявил он. – Что ты видишь на подносе?

– Два яблока, – ответила мать.

– Ты глубоко заблуждаешься. Логические рассуждения говорят другое. Смотри. Вот одно яблоко, вот второе, а в сумме будет два. Одно складываем с двумя и получаем три, – сказал сын.

Мулла Насреддин внимательно наблюдал за происходящим.

– Хорошо, сказал он. – Я съем первое яблоко, твоя мать второе, а ты – ешь третье!

Вот такой пассаж

Ходжа Насреддин повесил на двери своего дома табличку, где было написано: «Отдай этот дом тому, кто ни в чем не нуждается».

– Я богатый человек, – думал про себя торговец маслом, – мне совсем ничего не нужно, поэтому я вполне удовлетворяю предложенным условиям.

– Эй, Ходжа! – крикнул торговец. – Отдавай мне свой дом!

– А ты уверен, что ни в чем не испытываешь нужды? – спросил Насреддин.

– Да, это так! – ответил тот.

– Тогда зачем же тебе мой дом? – спросил Насреддин.

Всякому слову – свое ухо

Однажды Иисус, сын Марии, шел по пустыне с несколькими людьми, в которых еще сильна была жажда власти и всемогущества. Они умоляли Иисуса назвать Тайное Имя, способное воскрешать мертвых.

– Если я сообщу вам эту тайну, – отвечал им Иисус, – вы неправильно ею воспользуетесь. Вы навлечете на себя беду. Ведь знание сверхъестественных вещей предполагает и сверхъестественные способности – вы же еще не созрели.

Но люди, охваченные соблазном власти, настаивали на своем:

– Нет, мы уже подготовлены к такому знанию и вполне заслуживаем его. Кроме того, оно укрепит нашу веру.

– Вы сами не знаете, о чем просите, – возразил Иисус. – Но раз ваша вера требует чуда, примите его.

И Иисус открыл им великое Слово.

Немного позже, вновь оказавшись в пустыне, эти люди увидели на земле кучу побелевших от времени костей.

– Сейчас мы и попробуем всемогущество Слова, – сказали они друг другу и хором произнесли Тайное Имя.

И как только Слово было сказано, кости вдруг начали соединяться в скелет, тот обрастать мясом и покрываться шерстью, и вот, наконец, дикий хищный зверь предстал перед их испуганными глазами. Ожившее чудовище, обнажив огненную пасть, набросилось на людей и разорвало их на куски.

Аромат белого лотоса

Королевская дочь красотой своей была подобна луне в осеннюю ночь. От ее лица веяло ароматом белого лотоса, ее брови напоминали гряду далеких гор, а губы были цвета спелой вишни. Ее стан был гибок, как ива, а походка – легка и изящна, как движение ветерка. Она была кротка и своенравна, задумчива и дерзка. Она очаровывала всех.

Однажды, когда принцесса проходила через городские ворота, она наткнулась на какого-то дервиша. Он как раз подносил ко рту кусок хлеба, но как только увидел королевскую дочь, пальцы его сами собой разжались, и хлеб упал на землю. А сам он так и застыл на одном месте с открытым ртом. Заметив это, принцесса не смогла удержать улыбки и сияющими глазами посмотрела на дервиша. Несказанный восторг объял все его существо, хлеб остался лежать в пыли, а сам он едва не лишился чувств.

Семь лет пробыл дервиш в этом экстатическом состоянии. Домом его стала улица, соседями – бродячие собаки. Он не замечал ни голода, ни лишений – он был на вершине блаженства. Обезумевший, он преследовал принцессу повсюду. И тогда ее телохранители решили его убить. Однако, испугавшись за жизнь несчастного, принцесса вызвала его к себе и сказала:

– Никакой союз между нами невозможен. И тебе лучше немедленно покинуть город, потому что мои слуги хотят тебя убить.

Тогда дервиш ответил:

– С тех пор, как я увидел тебя, жизнь потеряла для меня всякую цену. Пусть они прольют невинную кровь, только скажи, почему ты тогда улыбнулась мне?

– О глупец! – воскликнула принцесса. – Когда я увидела, каким посмешищем ты себя выставил, я не могла не улыбнуться, только и всего.

Бесконечная печаль изобразилась в глазах дервиша. Ненадолго оцепенев, он, наконец, учтиво поклонился, прижав ладонь к сердцу, и молча ушел.

На шпагах

Однажды Сюй Вэньчан, скитаясь без гроша в кармане, попросился на ночлег в один из монастырей. Монахи впустили странника, но, видя, что перед ними бедный ученый, обращались с ним довольно грубо.

В тот же вечер в монастыре остановился и богатый купец, и монахи наперебой старались ему угодить.

Не захотев терпеть такую несправедливость, Сюй Вэньчан спросил одного монаха:

– Почему со мной вы так грубы, а с купцом так вежливы?

Монах ответил:

– А вы разве не знаете, что у нас, буддистов, принято относиться к плохому обращению как к неплохому, а к неплохому относиться как к плохому?

Тут Сюй Вэньчан, не говоря ни слова, дал монаху несколько крупных тумаков. Тот завопил от боли и спросил, почему постоялец побил его.

– А разве ты не знаешь, – ответил Сюй Вэньчан, – что у нас, конфуцианцев, принято относиться к битью как к небитью, а к небитью как к битью?

Лепестки солнечного лотоса

Долго скитался Абу Саид по миру, сам не зная, чего он ищет и в чем его предназначение. Однажды он зашел в одну индусскую деревушку, чтобы попросить у кого-нибудь немного риса и остаться на ночлег. Подойдя к ветхой хижине, Абу был встречен очень худым и высоким стариком. Отличаясь простотой поведения и гостеприимством, хозяин невольно вызвал к себе доверие, и, разговорившись, Абу поведал старику свою грустную историю. Он рассказал ему о своих сокровенных печалях, бесплодных скитаниях и неизменных разочарованиях.

Старик внимательно выслушал, немного помолчал и наконец сказал:

– Я помогу тебе, но ты не должен выходить из этой хижины, пока тебе не будет позволено. Посмотри, здесь нет ничего, кроме подстилки из старой соломы да закопченной лампы. И вот тебе задание: думай об огне. Через три часа я вернусь, чтобы выслушать тебя.

Абу Саид очень удивился, но не подчиниться требованию странного старика он не мог. Долго тянулось отведенное время. Юноша уже давно приготовил свой ответ и теперь сидел, скучая. Наконец старик вернулся.

– Огонь – это вещество, на котором готовят еду и согреваются в холодные ночи, – сказал Абу.

– Думай еще, – ответил старый индус. – Сказанное тобой слишком примитивно. Я приду с восходом солнца. Не спи!

Мучительно долгой была эта ночь для Абу, но наконец он дождался старика.

– Огонь – это горящие лепестки Солнечного Лотоса, упавшие с неба на землю, – сказал юноша.

– Твои мысли бедны и поверхностны. Думай еще, – сказал старик и, презрительно отвернувшись, ушел.

Абу Саид потерял счет времени; два раза всходило и заходило солнце с тех пор, как ушел старик, а он все еще ничего не ел и не пил. Казалось, он весь превратился в единственную мысль и сам стал огнем. Все его тело горело от жары, жажды и назойливых насекомых; голова уподобилась раскаленному шару, глаза налились влажным пламенем. Внезапно он понял, что, напряженно думая об одной вещи, он постиг самого себя. Он вдруг ясно увидел всю свою жизнь, и единственно верный путь, которым надлежало ему идти, теперь лежал как на ладони. Абу Саид загадочно улыбнулся и вышел из хижины. Старый индус, скрестив ноги, неподвижно сидел на земле. Он ждал его.

Тяжела чаша мудрости

Некий монах по имени Фэн преследовал наставника Чжао-чжоу с намерением отобрать у него одеяние и чашу учителя.

Увидев это, Чжао-чжоу положил тогу и чашу на камень и сказал Фэну:

– Эти вещи – только свидетельства мудрости. Разве можно завладеть ими силой? Возьми их, если можешь.

Фэн попытался поднять одеяние и чашу, но они были тяжелы, как гора. Сгорбившись от стыда, Фэн сказал:

– Могу ли я назвать вас своим учителем?

Не отвергай себя

Монах по имени Дачжу явился к наставнику Ма-цзу Даои.

– Откуда ты пришел? – спросил его учитель.

– Из юэчжоуского монастыря Больших Облаков, – ответил Дачжу.

– А для чего ты пришел сюда?

– Для того, чтобы постичь закон Будды.

– Не ценя богатства в своем доме, ты их отвергаешь. Зачем уходить так далеко? Мне нечего тебе дать.

Дачжу отвесил поклон и спросил:

– Но в чем богатство Дачжу?

– Спрашивающий меня сейчас и есть твое богатство, – ответил Ма-цзу Даои. – В нем все наличествует сполна и ничего не упущено. Пользуйся этим свободно, ибо богатства сии неисчерпаемы. Зачем искать их на чужбине?

Услышав эти слова, Дачжу наконец познал свое сердце. Подпрыгнув от радости, он горячо поблагодарил учителя и ушел.

Журавли

Монах Чжиу Лянь любил журавлей. Их полет напоминал ему танец стрел, их грациозные осанки были подобны стеблям орхидей, качающихся на ветру, – Чжиу Лянь умел ценить красоту.

И вот в то время, когда монах жил на горе Яншань, кто-то, знавший о его пристрастии, прислал ему в подарок пару маленьких журавлей. Чжиу Лянь стал ухаживать за ними как самый чуткий влюбленный. Жизнь его превратилась в поэму.

Однако через некоторое время у птиц подросли крылья, и они уже могли улететь. Но Чжиу Лянь так боялся потерять своих любимцев, что в порыве отчаяния не сдержался и подрезал им крылья. Бедные журавли, предчувствуя усладу высоты, все пытались взлететь, но могли лишь прыгать, изгибаться и неуклюже валиться на землю. И всякий раз, когда птицы оглядывались назад, на свои обрезанные крылья, казалось, что они смотрят на Чжиу Ляня с глубоким укором.

В конце концов Чжиу Лянь забыл о своих страданиях – он только чувствовал страдание журавлей, которых сам лишил свободы. И он понял:

– Эти существа созданы для того, чтобы парить в поднебесье. Никогда они не захотят быть потехой для человеческих глаз и ушей. И даже самая сильная любовь к этим птицам не удержит их ни в каком земном дому.

Когда же крылья у журавлей отросли вновь, Чжиу Лянь отпустил их на волю. И долго он стоял на горе, провожая их полет. Он плакал и улыбался.

Глава 10

Странный человек

Как-то среди суфиев завязался любопытный спор: насколько может быть прост человек и насколько он готов принять чью-либо помощь, внутренне этому не сопротивляясь.

Аба Наджнун, один из суфиев, особенно отличавшийся тягой к тайнам психологии, заявил, что такой факт, как неуемная человеческая гордость, действительно может иметь место, и пообещал собранию что-нибудь продемонстрировать в пользу известной теории.

Здесь надо заметить, что Аба, безусловно, серьезно рисковал и, в общем-то, надеялся на авось, и тем не менее, как повествует предание, опыт состоялся.

Наджнун попросил привести к нему какого-нибудь безнадежного бедняка, которого в собрании никто бы не знал. Причем этот несчастный должен был прийти к Аба по лесной дороге, на которой философ распорядился оставить мешок с золотом.

И вот Наджнун встречает на опушке леса бедного человека и спрашивает:

– Любезный! Не находил ли ты чего-нибудь на дороге, что по праву могло бы стать твоим?

– Нет, почтеннейший, на дороге я ничего не обнаружил.

– Не может быть! – взволновались противники Наджнуна.

– Вы знаете, как только я оказался в этом чудесном лесу, – сказал бедняк, – я, надо думать, на какое-то время стал настоящим поэтом. Вы слышали когда-нибудь симфонию трав? А видели ли вы, как солнечные лучи, словно тонкие светящиеся стрелы, пронзают темную листву и пламенем ложатся на стволы? А как цветет дикий инжир?! Благоухание его цветов может сравниться разве что с ароматом глициний… Так что – нет! На дороге я ничего не заметил. Хотя – постойте! – кроме одного: ослепительных маленьких лужиц, которые под солнцем превращались в зажигательные стекла…

На несколько мгновений воцарилось молчание.

– Странный человек! – было всеобщее заключение.