Текст книги "Звезды Эгера"

Вельможи вздохнули с облегчением. Да неужто это и есть кровавый Сулейман? Ведь это добродушный отец семейства! Взгляд его чист, улыбка дружелюбна. Вот ребенок потянулся за алмазной звездой, сверкавшей на тюрбане. Султан отдал ему звезду:

– На, поиграй ею! Сразу видно, что ты королем родился.

Балинт и Гергей поняли, что он говорит.

Султан обернулся к своим сыновьям:

– Поцелуйте маленького венгерского короля!

Сыновья султана, улыбаясь, поцеловали малыша, тот весело засмеялся.

– Примете вы его своим братом? – спросил султан.

– Конечно, – ответил Селим. – Ведь этот ребенок так мил, будто в Стамбуле родился.

Гергей оглядел шатер. Что за роскошные синие шелка! А на полу плотные узорчатые синие ковры. В стене шатра круглые окна без стекол. В одно из них султану виден остров Маргит. Внизу, возле стенки шатра, разложены большие подушки для сидения.

В шатре не было никого, кроме трех венгерских вельмож: монаха Дёрдя, Вербёци и Балинта Тёрёка, да еще няни и Гергея, которого по роскошному наряду придверник мог принять за пажа самого короля. Тут же стояли и сыновья султана, двое пашей и толмач.

Султан вернул младенца-короля няне, но, продолжая им любоваться, похлопывал его по щечкам, гладил головку.

– Какой красивый, здоровенький! – приговаривал он.

А толмач так разъяснял его слова по-латыни:

– Милостивый султан соизволил сказать, что ребенок очарователен, как ангелочек, и цветет, как распустившаяся на заре восточная роза.

– Я рад, что повидал его, – заговорил снова султан. – Везите малыша обратно к королеве. Передайте, что я заменю ему отца и сабля моя будет охранять маленького короля и его страну во веки веков.

– Его величество так рад, – объяснял толмач, – словно видит собственного своего ребенка. Он усыновляет его и простирает над ним могучие крылья своей власти, господствующей над всем миром. Передайте это ее величеству королеве, а также передайте ей самый благосклонный привет падишаха.

Султан вытащил из кармана кошелек вишневого шелка и милостиво сунул его в карман няньки. Потом он снова поцеловал ребенка и ласково помахал ему рукой.

Это был знак того, что султан считает свое желание выполненным и гости могут удалиться.

Все с облегчением вздохнули. Нянька чуть не бегом унесла ребенка.

Вельможи вышли из шатра. Паши любезно взяли их под руки.

– Нынешний вечер вы гости его величества султана: поужинайте вместе с нами. Пусть вернется и та часть свиты, которая повезет короля обратно. Стол уже накрыт.

– Вас ждут кипрские вина, – любезно произнес молодой чернобородый паша.

– Нынче и нам дозволено чокнуться, – весело прибавил другой молодой паша – рыжий и с таким веснушчатым лицом, будто его засидели все лагерные мухи. Даже выделанная в форме морской раковины прекрасная пряжка и страусовое перо на тюрбане и те не красили его.

– Проводи короля домой, – сказал Балинт Тёрёк, обернувшись к Гергею, и исчез в шатре под руку с одним из пашей.

Солнце уже село за будайские горы, и в небе багряным огнем горели облака.

Маленького короля снова водворили в экипаж. Правой ручкой он помахал пашам, венгерским вельможам, и позолоченный экипаж покатил меж двух рядов бурно приветствовавших его солдат в Будайскую крепость.

20

Гергей поскакал вслед за экипажем.

Цецеи вместе со стариками ехал впереди, молодежь – сзади.

– А турки-то, оказывается, не такие уж дикари, – весело болтали они меж собой. – Они и вправду уважают венгерцев. Немцы куда подлее!

Гергей скакал позади Золтаи и Мекчеи, рядом с рыжеватым толстым юношей, которому он представился еще в начале поездки.

– Дружище Фюрьеш, – сказал Гергей своему рыжему соседу, почтительно глядя на него, – я только сегодня попал в Буду и ни с кем еще не знаком.

– А что тебе, братец? С удовольствием дам сколько смогу.

Он решил, что Гергею нужны деньги.

– В полночь у меня должна состояться одна встреча. На площади Сент-Дёрдь…

Фюрьеш спросил, улыбаясь:

– Какая встреча?

Он решил, что у Гергея на площади Сент-Дёрдь назначено любовное свидание.

Встряхнув рыжеватыми волосами, Фюрьеш весело взглянул на Гергея и воскликнул:

– Ах, вон оно что!..

– Встреча-то как раз не из веселых, – мотнул головой Гергей, – но и не очень серьезная.

– Одним словом, тут замешано сердце?

– Нет, сабля.

Фюрьеш вытаращил глаза:

– Уж не драться ли ты вздумал?

– Драться.

– С кем же?

Гергей указал на Мекчеи, который скакал впереди них в зеленой атласной одежде.

Фюрьеш опять посмотрел на Гергея и уже серьезно спросил:

– С Мекчеи?

– Да.

– Имей в виду, что он сорвиголова.

– Да ведь и я тоже не ягненок.

– Он уже и немцев рубал.

– А я его самого зарублю!

– Ты хорошо владеешь саблей?

– Семи лет начал.

– Ну, это кое-что обещает.

Фюрьеш пощупал мыщцы на руке Гергея, покачал головой:

– Лучше всего тебе попросить у него прощенья.

– Мне?..

Фюрьеш тревожно покачал головой:

– Он одолеет тебя.

– Меня?.. – И, выпятив грудь, Гергей взглянул на скакавшего впереди Мекчеи. Потом снова обернулся к Фюрьешу: – Ты будешь моим секундантом, дружище?

Пожав плечами, Фюрьеш сказал:

– Если только секундантом, то с удовольствием. Но ежели какая беда случится…

– А что может случиться? В худшем случае, он кольнет меня. Но ведь и я в долгу не останусь.

– Как бы там ни было, но вместо тебя я драться не стану.

Вдруг в передних рядах поднялись шум и суета. Потом раздались дикие крики, заметались кони. У всех точно шею свело: люди уставились на крепость.

Посмотрел на крепость и Гергей.

На воротах Буды развевались три огромных флага с конскими хвостами. Бунчуки были водружены и на церквах и на башнях. А в воротах крепости вместо венгерцев стояли турки с алебардами.

– Пропала Буда! – крикнул кто-то замогильным голосом.

И как ветер сотрясает деревья, так потряс этот вопль венгерцев.

Это закричал Цецеи.

Все побледнели, но никто не отозвался. И молчание стало гробовым, когда на колокольне храма Богородицы муэдзин[49]49
  Муэдзин – мусульманское духовное лицо.


[Закрыть] завел пронзительным голосом:

 
Аллаху акбар… Ашшарду анна ле иллахи иллаллах[50]50
  Нет Бога, кроме Аллаха и закона его.


[Закрыть].
 

Гергей и часть отряда галопом поскакали обратно, в турецкий стан.

– Где вельможи? Вельможи! Венгерские вельможи! Произошло вопиющее злодеяние!

Но неподалеку от султанского шатра им преградили путь бостанджи в красных шапках:

– Назад! Сюда нельзя!

– Мы должны войти! – заорал Мекчеи, задыхаясь от гнева. – Или вызовите наших господ.

Вместо ответа бостанджи приставили им к груди пики.

Турецкий лагерь весело гомонил. Отовсюду слышались звуки рожков и чинчей.

Гергей крикнул по-турецки:

– Вызовите на одно словечко господина Балинта Тёрёка!

– Нельзя! – рассмеялись в ответ бостанджи.

Венгерцы стояли в нерешительности.

– Вельможи! – крикнул один коренастый венгерец. – Выходите! Беда!

Никакого ответа.

Гергей поехал в обход. Взобрался на холм, где стояли сипахи, надеясь оттуда проникнуть к загостившимся венгерским вельможам.

Возле одного из шатров его окликнул кто-то по-венгерски:

– Это ты, Гергей?

Гергей узнал Мартонфалваи.

Тот сидел перед шатром сипахи и вместе с двумя турками уплетал дыню.

– Тебе чего здесь надо? – спросил Мартонфалваи.

– Я хочу попасть к нашему господину.

– К нему сейчас не попадешь. Иди сюда, угощайся вместе с нами.

Мартонфалваи отрезал кусок дыни и протянул его Гергею. Гергей замотал головой.

– Да иди же! – подбодрял его Мартонфалваи. – Эти турки – добрые мои друзья. Потом, когда зажгут факелы, мы тоже спустимся в лощинку и найдем господина.

– Ходи сюда, брат маджар! – весело пригласил его один сипахи – дородный и плечистый смуглый турок.

– Не могу, – ответил юноша угрюмо и поехал дальше.

Он спустился между рядами шатров туда, где стояли пушкари, охотники, янычары, и опять очутился возле шатра султана.

Но и с этой стороны шатер окружали бостанджи. Отсюда ему тоже не попасть к Балинту Тёрёку!

А венгерские юноши все еще стояли на том же месте и звали своих господ. Из большого шатра доносилась турецкая музыка: бренчали стальные струны цитр, рокотали кобзы и визжали дудки.

– Негодяи! – крикнул Мекчеи, заскрежетав зубами.

Фюрьеш чуть не заплакал от злости:

– Останься мой господин в крепости, никогда бы этого не произошло!

Он был пажом монаха Дёрдя и считал его всемогущим.

Как только музыка замолкла, все снова закричали в один голос:

– Эй, господа! Выходите! Турки взяли Буду!

Но никто не вышел. Небо заволоклось тучами. Полил дождь – и лил с полчаса. Черные тучи мчались к востоку, точно бегущее войско.

Наконец в полночь показались господа. Веселые, заломив на затылок шапки, теснились они у выхода из шатра. Извиваясь двойной огненной змеей, до самых ворот Буды им освещал дорогу длинный строй факельщиков. Воздух, посвежевший после дождя, наполнился дымом и чадом смоляных факелов.

Уже и Мартонфалваи подошел к шатру. Бостанджи позволили венгерцам, стоявшим снаружи, сойтись с теми, кто был в шатре.

Мартонфалваи вызывал конюхов по именам. Вельможи по очереди садились на коней.

При свете факелов было видно, как мрачнели и бледнели раскрасневшиеся лица.

Монах Дёрдь в белом своем одеянии походил на призрак.

– Не плачь! – накинулся он на скакавшего рядом Фюрьеша. – Не хватало еще, чтобы они видели, как мы плачем!

Поодиночке, по двое, по трое мчались вельможи к Буде по дороге, освещенной факелами.

Гергей все еще не видел Балинта Тёрёка.

Мартонфалваи стоял рядом с ним и тоже тревожно смотрел на дверь шатра, откуда тянулась полоса красноватого света.

Последним из вельмож вышел, вернее – вывалился, шатаясь, Подманицки. Его поддерживали два турецких офицера и даже подсадили на коня.

Потом показались несколько пестро разряженных слуг – сарацинов. И больше никого.

Полог палатки опустился, закрыл собой красноватый свет.

– А вы чего здесь ждете? – любезно спросил их пузатый турок со страусовым пером на тюрбане.

– Ждем нашего господина Балинта Тёрёка.

– А разве он еще не уехал?

– Нет.

– Стало быть, наш милостивый падишах беседует с ним.

– Мы подождем его, – сказал Мартонфалваи.

Турок пожал плечами и ушел.

– Я больше не могу ждать, – забеспокоился Гергей. – В полночь я должен быть в Буде.

– Так что ж, братишка, – дружелюбно сказал Мартонфалваи, – поезжай и, если найдешь в моей постели турка, вышвырни его вон.

Он сказал это в шутку, но Гергею было не до смеха. Он попрощался с Мартонфалваи и поскакал в гору.

Луна выплыла из-за туч и осветила будайскую дорогу.

Турки, стоявшие с пиками у ворот, даже не взглянули на Гергея. Поодиночке люди могли еще свободно входить и выходить из крепости. Кто знает, что будет завтра! Не выгонят ли вовсе венгерцев из Буды?

Внутри крепости конь перешел с рыси на галоп. Гергей увидел, что возле домов тоже стоят янычары с пиками – перед каждым домом по янычару. На всех башнях болтались бунчуки, увенчанные полумесяцем, только на храме Богородицы еще уцелел позолоченный крест.

Гергей доехал до площади Сент-Дёрдь и, к великому своему удивлению, никого там не увидел.

Он объехал кругом и бассейн и пушки – никого, кроме турка с пикой, как видно караулившего орудия.

Гергей сошел с коня и привязал его к колесу пушки.

– Ты что здесь делаешь? – заорал на него турок.

– Жду, – ответил Гергей по-турецки. – Уж не боишься ли ты, что я твою пушку суну себе в карман?

– Ну, ну… – благодушно сказал топчу. – Ты, стало быть, турок?

– Не удостоился еще такого счастья.

– Тогда ступай домой.

– Но сегодня у меня решается здесь вопрос чести. Потерпи немного, прошу тебя.

Турок наставил на него пику:

– Прочь отсюда!

Гергей отвязал коня и вскочил в седло.

Кто-то бежал со стороны Фейерварских ворот.

Гергей узнал Фюрьеша. Его рыжеватые волосы почти светились в темноте.

Гергей подъехал к нему.

– Мекчеи ждет тебя в доме Балинта Тёрёка, – проговорил Фюрьеш запыхавшись. – Пойдем, а то янычары не разрешают разговаривать на улице.

Гергей сошел с коня.

– Как же произошла эта подлость? – спросил он.

Фюрьеш пожал плечами.

– Они всё проделали хитро, коварно, по-басурмански. Пока мы с малюткой-королем были в лагере, янычары пробрались поодиночке в крепость и прикинулись, будто интересуются нашими постройками. Ходили, глазели. И набиралось их все больше и больше. Когда же они заполнили все улицы, затрубила труба – янычары выхватили оружие и всех загнали в дома.

– Сущие дьяволы!

– Этак-то просто крепости занимать.

– Мой господин заранее говорил…

Окна дворца были открыты, в покоях горел свет. Из окна на втором этаже высунулись две головы.

Как раз в это время у ворот сменялась стража, и огромного роста янычар загородил вход.

– Вам что? – небрежно спросил он по-венгерски.

– Мы здешние, – ответил резко Гергей.

– Только что пришел приказ, – сказал турок, – кого угодно выпускать и никого не впускать.

– Я здешний, живу в этом доме. Я из домочадцев Балинта Тёрёка.

– Тогда, сынок, езжай домой, в Сигетвар, – насмешливо посоветовал турок.

Глаза Гергея округлились.

– Впусти! – крикнул он и хлопнул по рукояти сабли. Турок выхватил саблю из ножен:

– Ах ты, песий сын! А ну, убирайся отсюда!

Гергей отпустил повод коня и тоже выхватил саблю, надеясь, очевидно, на то, что он не один.

Сабля турка сверкнула над головой Гергея.

Но Гергей отбил удар, сабля его высекла искру в темноте, и, тут же подавшись вперед, он вонзил клинок в янычара.

– Аллах! – взревел великан.

И слова его потонули в хрипе. Он откачнулся к стене. За спиной его, треща, посыпалась штукатурка.

С верхнего этажа дворца раздался крик:

– Всади в него еще раз!

Гергей по самую рукоятку всадил саблю в грудь янычара.

Он с изумлением вытаращил глаза, увидев, что великан мешком упал у стены и выронил из рук саблю.

Гергей оглянулся, ища Фюрьеша. Но тот бежал, бежал без оглядки к королевскому дворцу.

Вместо Фюрьеша с противоположной стороны улицы неслись на помощь товарищу три янычара в высоких колпаках.

– Вай башина ибн элкелб![51]51
  Горе тебе, собачье племя!


[Закрыть]

Юноша увидел, что времени терять нельзя. Он подскочил к воротам, открыл их и мигом задвинул изнутри засов.

Взволнованный стычкой, он сделал дрожащими ногами еще несколько шагов, потом, услышав, что кто-то, громыхая, спускается по деревянной лестнице, сел на скамью под воротами.

Это шел Золтаи с саблей в руке, а вслед за ним Мекчеи, тоже с обнаженной саблей. Они увидели Гергея. Горевший под воротами фонарь осветил их изумленные лица.

– Так ты уже здесь? – спросил Золтаи, широко раскрыв глаза. – Не ранен?

Гергей покачал головой: не ранен.

– Ты заколол турка?

Гергей кивнул головой.

– Дай я прижму тебя к груди, ты ведь маленький герой! – воскликнул Золтаи с воодушевлением. – Ты превосходно отразил его удар! – И он обнял Гергея.

Снаружи забарабанили в ворота:

– Откройте, собаки, не то мы спалим вас дотла!

– Надо бежать, – сказал Мекчеи. – Собрались янычары! Но прежде, дружище, дай мне руку. И не сердись, что я тебя обидел.

Гергей протянул руку. Он был ошеломлен, не знал даже, что с ним творится. Молча позволил он протащить себя по двору, потом вверх по лестнице, в какую-то темную комнату. И очнулся только тогда, когда юноши сплели из ремней и простынь веревку. Мекчеи предложил ему спуститься первому.

Гергей глянул в окно.

Там, внизу, в залитой лунным светом глубине, он увидел королевский огород.

21

На другой день утром Али-ага снова явился к королеве и сказал:

– Милостивый падишах счел за благо взять Будайскую крепость под защиту турецких войск, пока не подрастет твой сын. Ведь ребенок не в силах защитить Буду от немцев. А милостивый падишах не может каждый раз являться сюда и два-три месяца проводить в пути. А ты, всемилостивейшая госпожа, удались пока в Эрдей. Доходы с серебряных, золотых рудников и соляных копей Эрдея по-прежнему будут принадлежать тебе.

Королева уже приготовилась ко всему дурному.

С надменным спокойствием выслушала она посла.

Али-ага продолжал:

– Итак, милостивый падишах берет под свое покровительство Будайскую крепость и Венгрию. Через несколько дней он в письменном виде даст обещание защищать и тебя и твоего сына от всех недругов. Когда же ребенок достигнет совершеннолетия, милостивый падишах вернет ему и Буду и всю страну.

При этом присутствовали все вельможи, недоставало только Балинта Тёрёка и Подманицки. Монах был бледнее обычного. Лицо его почти сливалось с белым капюшоном сутаны.

Посол продолжал:

– Буда вместе с придунайским и притиссенским краями встанет под защиту милостивого падишаха, а ты, государыня, переедешь в Липпу и будешь оттуда управлять Эрдеем и затиссенскими краями. Управление Будой возьмут на себя турецкий и венгерский правители. На почетную должность венгерского правителя его величество султан назначил его милость господина Иштвана Вербёци. Он будет судьей и правителем венгерского населения.

Вельможи печально поникли головой, точно стояли они не у королевского трона, а у гроба.

Когда посол ушел, в зале воцарилась скорбная тишина.

Королева подняла голову и взглянула на вельмож.

Вербёци расплакался.

По лицу королевы тоже скатилась слезинка, но она вытерла ее.

– Где Подманицки? – спросила королева устало.

– Ушел, – ответил Петрович будто во сне.

– Не попрощавшись?

– Он бежал, ваше величество. Переоделся крестьянином и ушел на рассвете.

– А Балинт Тёрёк все еще не вернулся домой?

– Нет.

На другой день турки выкинули колокола из храма Богородицы, сорвали образа, свалили статую короля Иштвана Святого. Позолоченные алтари с резьбой и образами выбросили на церковную площадь, туда же вышвырнули деревянные и мраморные статуи ангелов и церковные книги. Разбили и орган; оловянные его трубы отвезли на двух телегах к литейщикам пуль. Серебряные трубы, золотые и серебряные подсвечники тончайшей ручной работы, алтарные коврики, напрестольную пелену и церковные облачения погрузили на три другие повозки и увезли султанскому казначею. Чудесную стенную роспись храма закрасили белилами. Крест с колокольни сшибли и вместо него водрузили большой позолоченный медный полумесяц.

Второго сентября в сопровождении пашей султан верхом въехал в Буду. При нем были его сыновья.

У Сомбатских ворот его поджидали аги в парадной одежде и под звуки труб проводили в церковь.

Султан пал ниц посреди храма.

– Слава тебе, Аллах, что ты простер свою могучую длань над страною неверных!

22

Четвертого сентября обоз в сорок телег, запряженных волами, выехал из королевского замка и свернул на дунайский судовый мост.

Это перебиралась в Липпу королева.

Во дворе замка стояли наготове экипажи, а вокруг них толпились вельможи. Они тоже собрались в путь. В Буде оставался только Вербёци и с ним его любимый офицер Мекчеи.

Гергей заметил за спиной вельмож Фюрьеша.

– Гергей, – снисходительно улыбаясь, спросил Фюрьеш, – ты что же, не поедешь с нами?

Гергей окинул его презрительным взглядом с ног до головы:

– Никаких «ты»! Заяц трусишка – нам не братишка.

Белобрысый парень готов был вспыхнуть, но, встретившись с колючим взглядом Мекчеи, только пожал плечами.

Позади вельмож, съежившись, сидел на коне старик Цецеи.

Гергей, положив руку на луку его седла, обратился к нему:

– Батюшка…

– Добрый день, сын мой.

– Твоя милость тоже едет?

– Только до Хатвана.

– А как же Эва?

– Королева берет ее с собой. Ступай сегодня в обед к жене, утешь ее.

– Зачем вы отпускаете Эву?

– Вербёци уговорил отпустить. На будущий год нас вернется не одна тысяча.

Разговор прекратился. Появление телохранителей означало, что сейчас выйдет королева.

Она вышла в траурном одеянии. В числе придворных дам была и Эва.

Плечи ее окутывал легкий дорожный плащ с шелковым капюшоном орехового цвета. Но капюшон не был поднят. Она оглядывалась, точно искала кого-то.

Гергей протиснулся между вельможами и очутился рядом с нею.

– Эва!

– Ты не поедешь с нами?

– Поехал бы, да мой господин еще не вернулся.

– А потом вы поедете вслед за нами?

– Не знаю.

– А если не поедете, когда же я увижу тебя?

Глаза юноши наполнились слезами.

Королева села в просторную карету с кожаным верхом и с окошечками.

Ребенок и няня уже сидели в карете. Ждали только, пока служанка засунет под сиденье маленькую четырехугольную корзинку.

Вица протянула Гергею руку:

– Ты не забудешь меня, правда?

Гергей хотел сказать: «Нет, Вица, нет, даже на том свете не забуду!», но он не в силах был вымолвить ни слова и только покачал головой.

23

Десять дней спустя пустился в дорогу и султан.

Балинта Тёрёка он увел с собой в оковах раба.

Часть третья. Лев-узник

1

На заболоченном лугу у речки Беретьо стоял конный ратник в синем плаще и красной шапке. Это был солдат королевских войск. Он помахал шапкой и, крикнув через кусты вербы: «Ого-го-го! Вода!», съехал по нагретому солнцем топкому берегу к воде, заросшей пышно желтеющей калужницей.

Конь зашел по колено в траву, под которой воды было почти не видно, и вытянул шею, чтобы напиться.

Но пить не стал.

Поднял морду, и вода полилась обратно через рот и через ноздри. Конь фыркнул и замотал головой.

– Да что с тобой? – проворчал солдат. – Ты что, чертушка, не пьешь?

Конь снова опустил морду. И опять выпустил воду ртом и носом.

Через луг рысью подъехали еще восемнадцать всадников в венгерской одежде различного покроя. Среди них был худощавый высокий человек с орлиным пером на шапке. На плечах у него вместо плаща накинут был суконный ментик вишневого цвета.

– Господин лейтенант, – обернулся к нему солдат, заехавший в речку на коне, – верно, вода грязная, конь не хочет пить.

Всадник с орлиным пером на шапке погнал коня в реку и посмотрел на воду.

– В воде кровь! – сказал он с удивлением.

Берег зарос ивняком, желтевшим барашками. Земля голубела от фиалок. Над весенними цветами жужжали пчелы.

Лейтенант хлестнул коня и проехал несколько шагов вверх по течению. Среди кустов вербы он увидел молодого человека в одной рубахе, который стоял по колено в воде и мыл окровавленную голову. Голова у него была большая, бугристая, точно у быка. Глаза черные, взгляд решительный, усики торчали, как колючки. Возле него на траве валялись желтые сапоги, доломан, вишневого цвета бархатная шапка и сабля в черных кожаных ножнах.

Так вот отчего в реке кровь!

– Кто ты такой, братец? – спросил изумленный лейтенант.

Юноша ответил небрежно:

– Иштван Мекчеи.

– А я Иштван Добо. Что с тобой?

– Турок меня поранил, черт бы его побрал! – И Мекчеи прижал руку к голове.

Добо оглянулся. В поле он увидел только вербы, осины и какие-то кусты.

– Турок? Ах, басурманская душа!.. Да ведь он не мог еще далеко отъехать. Сколько их?.. Эй, ребята!

И Добо выехал на берег.

– Не трудитесь понапрасну, – сказал Мекчеи, мотнув головой, – я уже уложил его. Вот он валяется позади.

– Где?

– Да где-то здесь неподалеку.

Добо приказал своему слуге спешиться.

– Давай сюда корпию, полотно.

– И там, повыше, тоже есть, – молвил Мекчеи, снова прижав ладонь к голове.

– Турки?

– Нет! Старик-дворянин с женой.

У раненого с макушки головы сочилась кровь и алой струйкой стекала по лбу к носу. Он снова склонился к воде.

– Там, в ивняке, – доложил один солдат.

Добо поскакал на своем жеребце вверх по течению и вскоре увидел старика и женщину. Старик сидел в одной рубахе у самой воды, наклонив голову, а женщина – дородная старушка – смывала с нее что-то красное.

– Ой, горе! Пришлось тебе на старости лет попасть в такую беду. Да еще такому калеке! – причитала она.

– Не вой! – рявкнул старик.

– Бог в помощь! – крикнул Добо. – Рана-то велика?

Вскинув голову, старик отмахнулся:

– Турецкий удар…

Только тогда заметил Добо, что старик однорукий.

– Что-то знаком больно, – пробормотал он, слезая с коня, и, соскочив, представился: – Иштван Добо!

Старик взглянул на него.

– Добо? Ба! Да это ты, братец Пишта? Как же тебе не знать меня! Ведь ты бывал у меня, заезжал к старику Цецеи.

– Цецеи?..

– Ну да, да, Цецеи! Не помнишь разве? Когда ты за Морэ гнался!

– Теперь припоминаю. Так что же здесь, отец, случилось? Как вы попали сюда из Мечекской долины?

– Да всё эти собаки басурмане… – И старик подставил голову жене, снова принявшейся смывать кровь. – Эти псы, басурмане, напали на нас в дороге. Счастье наше, что как раз в это время нас нагнал тот юноша. Ох, и парень! Крошил их, словно тыкву. Но и я не давал спуску, бил по ним прямо из повозки. Возница тоже показал себя молодцом…

– Сколько же их было?

– Десяток, пес их дери! Провались они в преисподнюю! Счастье, что не сладили с нами. Я ведь везу с собой штук четыреста золотых, если не больше. – И он хлопнул рукой по болтавшейся на боку суме.

Женщина выжала из платка красную от крови воду.

– А юноша этот не помер? – спросила она, подняв глаза.

– Ничуть не бывало, – ответил Добо. – Он тоже умывается в реке – вон там, немного пониже.

Добо взглянул на лежавший поблизости окровавленный труп турка.

– Поеду посмотрю, с каким народом пришлось вам биться, – сказал он и пустился по берегу в объезд к дороге.

В ивняке Добо нашел еще семь трупов: двух венгерцев и пяти турок, а на дороге увидел свалившуюся в канаву повозку, запряженную тройкой лошадей. Молодой возница собирал и складывал выпавшие из повозки сундуки.

– Не мучайся, дружок. Сейчас придет подмога… – сказал ему Добо и поехал обратно к Мекчеи. – Здесь, братец, не один турок, а целых пять. Рубился ты превосходно! Удары делают тебе честь.

– Где-то должен быть еще один, – ответил Мекчеи. – Тот, наверно, в реке. А моих солдат вы нашли, батенька?

– Нашел. Одному, бедняге, голову раскроили пополам.

– Нас было трое.

– А турок?

– Их, собак, было десять!

– Стало быть, четверо сбежали?

– Сбежали. Чего доброго, вздумают вернуться!

– Пусть возвращаются! Теперь и я помогу!

Добо слез с коня и стал осматривать рану юноши.

– Порез большой, но не глубокий, – сказал он и, сжав края раны, сам положил на нее корпию и туго перевязал длинными кусками полотна. – Ты куда ехал, братец?

– В Дебрецен.

– Уж не к Тёрёкам ли?

– Да, к ним.

– Послушай, братец, есть у меня там дружок: Гергей Борнемисса. Он еще, наверно, мальчик. Знаешь его?

– За ним я как раз и еду. Гергей прислал письмо, что хочет служить в моих войсках.

– Он так уже вырос?

– Восемнадцать лет ему исполнилось.

– А с земель Балинта Тёрёка народ разбежался, конечно?

– Да, с тех пор как хозяин попал в неволю, всех словно ветром разметало.

– И Тиноди ушел?

– Тоже бродит где-то. Впрочем, сейчас, может быть, и он ютится в Дебрецене.

– Что ж, передай привет и поцелуй ему и обоим сыновьям Тёрёка.

Пока они беседовали, Добо взял тряпку и, засучив рукав, вымыл окровавленное лицо Мекчеи. А один из солдат отчищал мокрой тряпкой кровавые пятна с его одежды.

– Старик еще там? – спросил Мекчеи, указав в ту сторону, где был Цецеи.

– Там. Беды большой с ним не случилось. Он тоже в голову ранен. А ты не голоден, братец?

– Нет, только пить хочу.

Добо велел солдату принести флягу, остальных же отрядил помочь вознице.

Потом они направились к Цецеи. Старики-супруги сидели уже на траве возле экипажа. Цецеи держал в руке индюшечью ножку и с волчьим аппетитом обгладывал ее.

– Милости просим к нашему столу! – весело крикнул он. – Хорошо, братец, что с тобой ничего не стряслось.

Мекчеи махнул рукой:

– Ничего!

Солдаты собрали добычу: пять турецких коней, столько же плащей и различное оружие.

Мекчеи разглядывал коней, потом стал осматривать валявшееся на земле оружие.

– Выбирайте, отец, – предложил он Цецеи, – добыча общая.

– Очень мне нужно! – отмахнулся старик. – У меня и коней и своего оружия хватит.

– Что ж, тогда разрешите вам, Добо, предложить какую-нибудь саблю.

– Благодарю, – улыбаясь, ответил Добо и замотал головой: – Зачем же я-то возьму? Я ведь не бился с турками.

– Ничего, выбирайте.

Добо покачал головой:

– Добыча вся твоя, до последней пуговицы. С какой стати приму я у тебя подарок!

– Я даром и не собираюсь отдавать.

– Вот это другой разговор. – Добо с интересом взглянул на турецкую саблю превосходной работы. – Какая же ей цена?

– А вот какая: когда вы, ваша милость, будете комендантом какой-нибудь крепости и вам придется туго, вы призовете меня на помощь.

Добо, улыбнувшись, замотал головой.

– За такую неверную плату мы не покупаем.

– Что ж, я назначу другую: поедемте со мной в Дебрецен.

– Сейчас это тоже невозможно. Я – королевский комиссар, собираю десятину в брошенных имениях. Разве что попозже выберусь в Дебрецен.

– Тогда подарите мне взамен сабли вашу дружбу.

– Она и без подарков твоя. Но в знак дружбы я, так и быть, возьму саблю на память. На вас напали не простые турки, вижу по оружию. Один из них был, наверно, беем. Знать бы только, откуда они.

– Думаю, что из Фейервара.

Добо поднял с земли саблю в бархатных ножнах, украшенных бирюзой, с рукояткой в виде позолоченной змеиной головы. Глаза у змеи были алмазные.

– Ну, братец, это твоя. Такой сабли я не возьму. Она ведь стоит целое состояние.

Тут же валялись еще две сабли из турецкой стали. Обе были попроще. Добо поднял одну и согнул кольцом.

– Хороша сталь! – заметил он весело. – Подаришь мне эту саблю – спасибо скажу.

– С удовольствием! – ответил Мекчеи.

– Но если ты подарил ее мне, сделай еще одно одолжение: возьми эту саблю с собой в Дебрецен, и ежели Тиноди обретается там, попроси его написать на клинке какое-нибудь изречение. Какое он сам захочет В Дебрецене есть золотых дел мастер, он вырежет эти слова на клинке.

– С удовольствием! – ответил Мекчеи. – Я тоже попрошу его написать что-нибудь и на этой вот змеиной сабле.

Взмахнув кривой саблей, он привязал ее к поясу рядом с другой.

– Не нашлось ли денег у турецкого офицера? – спросил Добо своих солдат.

– Еще не обыскали его.

– Так обыщите.

Солдат вскоре приволок убитого турка, прямо за ноги протащив его по траве, и тут же обыскал.

Карманов в красных бархатных шароварах не оказалось. Но в поясе нашли мешочек с золотом и серебряные монеты.

– Как раз на расходы пригодятся! – обрадованно воскликнул Мекчеи. – Солдат всегда найдет, на что потратить.

Обнаружили также рубиновое украшение на тюрбане и золотую цепочку на груди. На цепочке висел талисман – накрученный на кокосовую щепку листик пергамента.

Мекчеи положил драгоценности на ладонь и протянул Цецеи.

– Ну, из этого, отец, вы уж непременно должны что-нибудь выбрать себе.

– Спрячь, братец, – отмахнулся старик. – Куда старику цветок на шляпу, с него и репейника хватит!

Но у его жены заблестели глаза.

– Цепочку-то возьми для дочки, – сказала она. – У нас есть дочка. Красивая барышня. Она живет при дворе королевы.

– Приезжайте, братцы, на свадьбу! – весело заорал Цецеи. – Хочу перед смертью душу потешить, потанцевать вволю.

Мекчеи опустил цепочку на ладонь его жены.

– За кого ж ваша дочка выходит замуж?

– За лейтенанта королевы Адама Фюрьеша. Вы, может, знакомы с ним?

Мекчеи, помрачнев, замотал головой.

– Славный малый, – хвасталась супруга Цецеи. – Дочку мою сама королева выдает замуж.

– Дай бог им счастья! – буркнул Добо.

Одежду турок и все оружие без украшений Мекчеи подарил солдатам Добо.