Текст книги "Загадочные женщины XIX века"

Марго пообещала. Тогда императрица обернулась к Мокару:

– Мсье Мокар, прошу вас позаботиться о том, чтобы мадемуазель получала причитающееся ей месячное содержание.

После чего она развернулась и ушла. Весь разговор длился несколько минут.

Сразу же по возвращении во дворец Мокар помчался к императору, чтобы рассказать ему о поступке императрицы. Наполеона III это сообщение очень расстроило, и он отправился в покои Евгении, чтобы выяснить отношения. Между супругами произошла ужасная сцена, к огромному удовольствию слуг, которые поголовно подумывали о написании мемуаров…

Кончилось это выяснение отношений тем, что императрица воскликнула:

– Хорошо же! Если она не уберется, уйду я!

И действительно, спустя несколько дней она под предлогом лечения уехала инкогнито в Швальбах, что в Нассау. Император, испугавшись мысли о том, что вся Европа со смехом обсуждает его семейные неурядицы, стал слать Евгении телеграммы с мольбами вернуться во Францию.

Спустя шесть недель императрица все-таки вняла его мольбам и согласилась вернуться в Париж. Но при этом выдвинула одно условие: она хотела быть свободной от выполнения супружеских обязанностей. Наполеон III, скрепя сердце, согласился.

И только тогда императрица вернулась в Тюильри. Полная решимости отныне отдавать политике те силы, которые до сего момента растрачивала в императорской постели…

И Франции суждено было дорого за это заплатить…

В начале ноября Маргарите Белланже передали настоятельное требование императрицы уехать на некоторое время из Парижа. Молодая женщина противиться не стала. Она лишь выразила желание увидеться перед отъездом с императором. И тот посетил ее однажды вечером в Монтрету, где она имела уютненький домик. Войдя в гостиную, император сел и грустным голосом заговорил о государственных интересах. Марго жестом прервала его и, скинув с себя платье, под которым ничего больше не было, уселась на канапе со словами:

– Дорогой Сеньор, вот то, о чем вам предстоит забыть…

Покручивая усы, монарх несколько секунд рассматривал своими бледно-голубыми глазами эти столь хорошо ему знакомые прелести, а потом, презрев советы своего лечащего врача Конно, воздал молодой женщине последние почести. Так сказать, на прощанье…[54]54
  Ламбер. Париж в последние годы Второй империи.


[Закрыть]

А на другой день Марго уехала пожить на ферму к родителям в деревню Вильбернье, что близ Сомюра.

В течение трех месяцев Наполеон III, тайно возобновивший связь с Валентиной Оссман, жил без семейных сцен. Пусть императрица ему не улыбалась, но ведь она, по крайней мере, не закатывала ему скандалов. Это было уже в некотором роде улучшение отношений, и чутко все подмечающая прислуга это сразу же отметила.

Однако эта спокойная жизнь длилась, увы, недолго…

В окружении самых безразличных и защищенных от слухов женщин всегда найдется какая-нибудь дама, достаточно глупая или подлая, и проинформирует этих женщин о том, чего им знать и не следовало бы. И поэтому в один из февральских дней Евгения узнала о том, что у Маргариты Белланже год тому назад родился ребенок. Она немедленно направилась к императору.

– Я только что узнала о том, что у вас есть сын, родившийся от этой мерзавки! – закричала она. – Скоро вся Франция заполнится вашими незаконнорожденными детьми!..

– Южени! – взмолился император.

– Да дайте же мне договорить! Я не желаю, чтобы Европа заподозрила меня в одобрении ваших супружеских измен! Я немедленно уезжаю в Биарриц и отныне буду жить только там!

На это Наполеон III сказал дрожащим голосом:

– Я знал, что у Маргариты Белланже родился сын. Но ведь не я его отец!..

– Тогда докажите мне это!

И Евгения вышла, яростно хлопнув дверью.

Охваченный отчаянием император немедленно позвал к себе господина Девьена, первого председателя апелляционного суда департамента Сена. «В контексте императорского положения о семье именно этому судейскому выпало выполнить миссию по примирению, которая была предусмотрена Кодексом на тот случай, если супруги настаивают на разводе»[55]55
  См. Андриан Дансет. Любовные увлечения Наполеона III.


[Закрыть].

– Мсье Девьен, я хочу поручить вам одну очень сложную задачу. Вы немедленно выезжаете поездом в Сомюр. Там наймете карету и прикажете отвезти вас в деревню Вильбернье, где в настоящее время находится Маргарита Белланже. В деревне вам укажут, где расположена ферма ее родителей…

Вы попросите ее написать вам письмо…

Наполеон III замялся. Закурив, он все-таки продолжил:

– …Письмо, в котором она признается вам в том, что изменяла мне… Что ребенок родился от другого – имя можно не называть – и что она просит меня простить ее за это…

Господин Девьен поклонился, собираясь немедленно выполнить поручение, и сказал:

– Можете на меня положиться, сир.

Император остановил его:

– Но это еще не все! Она должна написать и мне прощальное письмо, в котором должна во всем мне признаться, попросить прощения и выразить благодарность за все, что я для нее сделал… Это письмо, дорогой мой Девьен, естественно, должно быть написано под вашу диктовку… Теперь ступайте. И помните, что от успеха вашей миссии зависит мой покой!..

Господин Девьен подумал о том, что в то самое время, когда в Мексике император Максимиллиан вел себя по отношению к Франции очень оскорбительно, заботы Наполеона III были по меньшей мере оригинальны. Но вслух он ничего не сказал, ограничившись заверением выполнить поставленную императором задачу.

На следующий день первый председатель апелляционного суда департамента Сена был уже в Сомюре. Оттуда он немедленно выехал в Вильбернье, где вскоре и нашел Марго «в грубой крестьянской одежде. Она хлебала щи и пила из кружки сидр»[56]56
  Там же.


[Закрыть].

Увидев господина Девьена, она увела его в свою комнату. Там у них произошел долгий разговор. Первый председатель апелляционного суда департамента Сена, сидя на качающемся стуле, с большой убедительностью доказал молодой женщине, что письма, которые были ему нужны, император рассматривал как свидетельство ее нежных чувств и любви к нему. Марго была девицей покладистой и поэтому согласилась написать под диктовку письма с признанием в не совершенных ею грехах…

Господин Девьен сказал ей, что в благодарность за послушание Его Величество пожаловал ей во владение великолепное имение в Муши. Марго проводила председателя апелляционного суда департамента Сена до самой кареты и, присев в реверансе, предложила ему встретиться с ней в Сомюре. Поскольку их никто услышать не мог, она вроде бы вполголоса небрежно добавила:

– И знаешь, старичок, ты сможешь угостить меня ужином!..

Но достопочтенный господин Девьен приехал в Сомюр вовсе не для того, чтобы заводить роман с бывшей фавориткой. Выполнив свою миссию, он поспешил вернуться в Париж…

На следующий день император показал письма Марго императрице, а затем запер их в особый ящичек, где их и нашли в сентябре 1870 года после крушения империи.

Вот текст первого письма к господину Девьену:

«Мсье,

Вы попросили меня объясниться, в каких отношениях я была с императором. И хотя мне это очень трудно сделать, я хочу сказать Вам всю правду. Ужасно признаваться в том, что я изменяла ему, несмотря на то, что обязана ему буквально всем. Но он столько для меня сделал, что я хочу рассказать Вам все: знайте же, что родила я не семимесячного, а девятимесячного ребенка. И передайте ему, что я прошу его простить меня.

Вы дали мне, мсье, честное слово, что никому это письмо не покажете.

С глубоким уважением,

Маргарита Белланже».

Второе письмо, как мы помним, было адресовано императору. Вот оно:

«Дорогой Сеньор,

Я не писала Вам с самого моего отъезда из опасения доставить Вам неприятности. Но после визита ко мне мсье Давьена я полагаю, что, во-первых, должна написать прежде всего для того, чтобы попросить Вас не презирать меня, поскольку без Вашего уважения я не знаю, что со мной будет. А во-вторых, я пишу для того, чтобы попросить у Вас прощения. Да, все правильно, я сама во всем виновата. Но уверяю Вас, в тот момент я была во власти сомнения. Скажите же мне, дорогой Сеньор, могу ли я как-то искупить мою вину. Если могу, я все сделаю для этого. Если полная преданности жизнь сможет вернуть мне Ваше уважение, знайте, что моя жизнь всецело принадлежит Вам и что нет такой жертвы, на которую я бы не пошла, если бы Вы ее от меня потребовали. Я готова на все. Если для Вашего спокойствия нужно, чтобы я уехала в ссылку и жила за границей, скажите мне только слово, и я уеду. Сердце мое настолько полно признательности к Вам за все, что Вы для меня сделали, что страдать из-за Вас было бы для меня настоящим счастьем. И мне ни в коем случае не хотелось бы одного: чтобы Вы усомнились в искренности и глубине моей любви к Вам. А посему я умоляю Вас написать мне пару строк и сообщить о том, что Вы прощаете меня.

Мой адрес: Сомюр, коммуна Вильбернье, улица Лоней, мадемуазель Белланже.

Жду Вашего ответа, дорогой Сеньор, и прошу верить в мою преданность.

Ваша страдающая

Маргарита».

Так сын Наполеона III и Валентины Оссман официально стал ребенком Маргариты Белланже и оставшегося неизвестным отца…

Именно этого и желал Его Императорское Величество…

Глава 9
Экстравагантная выходка императрицы Евгении на сельском празднике

Она обожала пудру и балы…

Жак Муссо

Многочисленные памфлетисты утверждали, что императрица Евгения, несмотря на крайнюю свою нелюбовь к игре, которую поэты XVIII века ласково называли «крикон-крикет», все же отомстила императору за все его измены.

Одни приписывали ей связь с неким молодцеватым офицером егерей. Другие – далеко зашедшую идиллию с герцогом д’Оссуна. И наконец, были и такие, кто рисовал ее пылкой хозяйкой дома, где было приятно провести время. Вот что рассказывает нам, даже не моргнув глазом, автор книги «Париж в последние годы Второй империи», вышедшей в Лондоне в 1871 году:

«Однажды вечером граф де Главес, ведя в Тюильри задорную кадриль, поскользнулся на паркете и сломал себе левую руку. По приказу императрицы пострадавшего перенесли в одну из комнат дворца.

На следующую ночь Наполеона III вывели из состояния сна раскаты смеха. Встав с постели, он прошел в покои Евгении.

Сами посудите, каково было его удивление, когда он увидел, что ее там не было! Он пал духом, а потом пришел в сильное негодование и в ночной рубашке помчался по коридорам дворца, отчаянно крича:

– Евгения, где ты? Евгения!..

Наконец он достиг двери комнаты графа де Главаса и без стука вошел.

О, какой сюрприз! О, ужас! Он увидел свою супругу лежащей рядом с больным и смог удостовериться в том, что у испанца были поломаны отнюдь не все конечности…

Спустя час к графу де Главасу явился полицейский, арестовал его и сопроводил до самой границы.

Очевидно, Наполеон III вспомнил, что, когда он женился на мадемуазель де Монтихо, ему попались вот такие бессмертные строки:

 
И стража, что ворота Лувра охраняет,
Не может королей от этого спасти! [57]57
  Ламбер. Париж в последние годы Второй империи. 1871 г.


[Закрыть]
 

Вполне понятно, и об этом вряд ли стоит говорить, все это было чистейшей выдумкой. Евгения ни разу не изменила императору. И все же, как и любой женщине, ей нравилось возбуждать чувства у окружавших ее мужчин и ощущать их волнение. Удовольствие несколько сомнительное, о нем пишет в завуалированных выражениях ее стыдливый биограф Фредерик Лолье, склонный к иносказательным красивым оборотам речи. Вот он-то и сообщает, что государыня очень любила «воспламенять души»…

И воспламенить она сумела многих. В нее были влюблены многие из тех, кто посещал императорский двор: Сесто, женившийся позднее на вдове герцога де Морни, Эдмон Абу, Октав Фейе, Вьоле Ледюк, Меттерних, шевалье Нигра и многие-многие другие.

Эта склонность к флирту частенько толкала императрицу на экстравагантные поступки, которые могли быть объяснены только ее испанским темпераментом. Маркиза Ирен де Тезей-Шатенуа, которую в один из вечеров в Компьене Наполеон III завалил в голубой комнате на постель, словно какую-то служанку в трактире, описала в своих «Мемуарах» одно удивительное происшествие, приключившееся с Евгенией во время одного из посещений двором дворца Фонтенбло.

Узнав о том, что в соседней деревне отмечают праздник, императрица решила инкогнито принять участие в сельских плясках, «чтобы испытать терпкое удовольствие крепких объятий какого-либо мужлана…».

Она позвала госпожу де Гренель:

– Разыщите для меня и себя крестьянские одежды. Мы переоденемся и пойдем потанцуем!..

Молодая графиня быстро разыскала юбки, сарро, фишю, чепцы и сабо нужных размеров и оставила все это в хижине некоего сторожа. После чего, «испугавшись ответственности», обо всем рассказала своему мужу. Тот пришел в ужас и немедленно поставил в известность Дюперона (адъютант Наполеона III) и Равилье (императорский конюший), попросив их переодеться в крестьянскую одежду и отправиться с ним в деревню, чтобы обеспечить безопасность императрицы во время этой вылазки.

Вечером госпожа де Гренель незаметно провела императрицу в хижину сторожа, где они переоделись в крестьянок. Затем они поспешили в деревню, где их немедленно пригласили танцевать два каких-то каменщика. «Охваченные запоздалым чувством стеснения, они со смехом отказались». Но рабочие не отступились от своего, поскольку им очень хотелось заставить наших «крестьянок» выпить вина и потанцевать. «Один из них обнял императрицу за талию с явным намерением поцеловать, а другой оказался более прытким и смачно чмокнул в щеку мадам де Гренель, которая вскрикнула от страха и удовольствия».

В этот момент из темноты появились трое крестьян и приблизились к этим двум парочкам с явным намерением вмешаться в эту любовную сцену.

Этими крестьянами были, естественно, Дюперон и Равалье под руководством господина де Гренеля, который, увидев, как пылко целуют его жену, посчитал, что пришла пора положить конец этой глупой шутке. Эта троица принялась отталкивать от женщин слишком предприимчивых каменщиков. Но те разозлились и «пьяными голосами принялись поносить тех, кто пытался отнять у них очаровательных подружек. Последовала ссора с толчками в грудь, обменом тумаками».

В один прекрасный момент один из «крестьян» приблизился к императрице и прошептал:

– Ничего не бойтесь, Ваше Величество!..

«Смущенная и растерянная» Евгения узнала Дюперона. Взяв госпожу де Гренель за руку, она отошла в сторону, поскольку пятеро мужчин принялись уже разговаривать с помощью кулаков и пинков.

Внезапно, как сообщает автор мемуаров, «с голов каменщиков слетели фуражки, а с ними – о удивление! – парики и накладные бороды. И тут все узнали принца Нассау и принца Мюрата!..».

Оба принца, прознав о предполагаемой вылазке императрицы на природу, решили разыграть комедию и тоже переоделись. «К несчастью, прошедший перед восходом слишком обильный ужин и неуемные возлияния вскружили им голову, и они дошли до того, что нарушили рамки приличия в отношении императрицы и мадам де Гренель»[58]58
  См. Маркиза де Тезей-Шатенуа. При дворе Наполеона III.


[Закрыть].

Деревенские мужланы, решив, что эти мнимые каменщики являются разбойниками, которых ищут жандармы, немедленно накинулись на принцев. Господину де Гренелю, императорским адъютанту и конюшему стоило больших трудов добиться того, чтобы принцев живыми и невредимыми посадили в кареты, в которых любители пошутить и прибыли в Фонтенбло.

А Евгения и госпожа де Гренель, воспользовавшись суматохой, поспешили в хижину сторожа. Спустя четверть часа обе женщины, еще не успев оправиться от волнения, уже садились в карету, поджидавшую их на перекрестке. На ней они и вернулись в Фонтенбло.

Императору, разумеется, доложили о происшествии с Евгенией. Он рассердился, сказал, что государыне не подобает посещать деревенские праздники. Даже инкогнито. Вместо того чтобы извиниться, императрица разрыдалась…

Но вскоре ей суждено было совершить поступок куда более неосторожный…

Однажды вечером на балу-маскараде, устроенном герцогом де Морни, Евгения, переодевшись в одежды маркизы XVIII века и надев маску из голубого бархата, развлекалась тем, что шныряла среди гостей, демонстрируя всем свою вызывающую и зажигательную испанскую походку.

Маркиз де Шарнасе, один из самых известных донжуанов того времени, тоже был на балу в домино. Этот человек, которому легитимистские убеждения мешали быть принятым ко двору, никогда не видел императрицу вблизи. Он заинтересовался загадочной маркизой и стал ходить за ней, нашептывая ей на ухо те из своих комплиментов, секреты которых были известны лишь ему одному и которые обычно внушали женщинам, как нам говорят, «непреодолимое желание лечь в призывной позе».

Евгения была взволнована. Господин де Шарнасе заметил это и усилил натиск:

– Приди в розовую гостиную и покажи мне свое лицо. Я люблю тебя![59]59
  На балах-маскарадах было принято обращаться друг к другу на «ты».


[Закрыть]

На этот раз Евгения побоялась зайти дальше дозволенного. Вырвавшись, она убежала в противоположный конец гостиной и скрылась среди танцующих.

Господин де Шарнасе вскоре отыскал свою таинственную маркизу в маленькой комнатке, где она сидела рядом с герцогиней де Боссано. Он нежно взял ее за руку и отвел к окну.

– Я тебя больше никуда от себя не отпущу, – сказал он ей на ухо. – А коль скоро мне не суждено сегодня увидеть твое скрытое под бархатом лицо, скажи мне хотя бы имя…

Она отрицательно покачала головой.

– Не хочешь. Что ж. Я ведь все равно его узнаю. Скоро вызовут твою карету. Я буду стоять у дверей и, если опять не услышу твоего имени, примчусь быстрее лошади к твоим воротам и подожду, когда ты войдешь в дом. И тогда мне будет совсем нетрудно узнать твое имя!..

От этих слов Евгения смутилась и на мгновение задумалась. Потом вдруг ее осенило:

– Послушай, – прошептала она, – если ты все это говоришь не от чистого сердца, поступай как знаешь, мне все равно. Но коли хочешь, чтобы я поверила в те чувства, о которых ты говоришь, я попрошу тебя не пытаться узнать мою тайну. Если ты дашь мне слово ничего не предпринимать, я обещаю выполнить любое твое желание. Если, конечно, оно будет разумным!..

– Да чего же я могу желать другого, кроме как свидания?

– Свидания! Это не так-то просто устроить!.. И все же оно состоится. Но не у меня дома. Видишь, вон там стоит человек, который делает мне знаки прекратить разговор? Это мой муж. Ему не терпится уехать домой… Прощай. Ты сможешь увидеть меня завтра, в три часа пополудни в Булонском лесу, у озера. Я буду проезжать там в открытом ландо и дважды приложу платок к губам. По этому знаку ты меня и узнаешь…

Господин де Шарнасе, счастливый тем, что новая интрижка завязалась столь удачно, вернулся к себе, радостно напевая…

На другой день ровно в назначенный час он был у озера в Булонском лесу и высматривал открытое ландо со своей прекрасной незнакомкой. Пока он мечтал о возможном продолжении этого приключения, на аллее произошло нечто вызвавшее всеобщее оживление. Появились уланы, а за ними выезд императрицы. Маркиз почтительно снял шляпу для того, чтобы поприветствовать проезжавшую мимо государыню. И вдруг ему показалось, что у него начались галлюцинации: Евгения медленно дважды приложила носовой платок к губам…

Господин де Шарнасе был потрясен. Получилось, что он, самый ярый сторонник законной монархии, ухаживал за императрицей!.. Не успел он оправиться от удивления, как дежурный конюший – в тот день им был барон де Бургуэн – отделился от кортежа и приблизился к нему.

– Мсье, – сказал барон, – Ее Величество велели узнать, в какой именно день вам было бы приятнее получить приглашение в Тюильри?..

– Честь, которой удостаивает меня Ее Величество, и ее доброта преисполнили сердце мое благодарностью, – ответил маркиз. – Я позволю себе выразить мою признательность в письме, которое она получит завтра.

Барон де Бургуэн усмехнулся:

– О! Письма попадают в руки императрицы не столь быстро и не столь простым путем! Будет лучше, если я передам ей ваш устный ответ!..

На что маркиз, не желая вовсе прибегать к посредничеству конюшего, ответил:

– Передайте ей все, что я уже сказал, и выразите от моего имени Ее Величеству чувство моего глубочайшего почтения…[60]60
  Все эти диалоги стали известны от самих их участников. См. Фредерик Лолье. Женщины Второй империи.


[Закрыть]

Господин де Шарнасе вернулся домой «с задумчивым видом и опущенными вниз усами».

Отодвинув в сторону гранки своей новой книги, он написал вот такое письмо:

«Мадам, откликнувшись на столь соблазнительное предложение, я смог бы удовлетворить самое дорогое моим глазам желание. Но подчиниться ему значило бы остаться рядом с Вашим Величеством, а это явилось бы предательством по отношению к тем принципам, которых я, как известно Вашему Величеству, придерживаюсь. Умоляю Ваше Величество простить меня за то, что я смею противиться искушению…»

Огорчилась ли Евгения тем, что не увидела у себя дома в Тюильри этого мужчину, который сумел взволновать ее всего за один вечер? Может быть…

Как бы там ни было, она при встречах с ним выражала явное удовольствие и до последних дней существования империи относилась к нему с особой симпатией, которая вызывала многочисленные сплетни.

Вот что говорил Фредерик Лолье:

«Она продолжала вести интимные разговоры и на других праздниках у герцога де Морни. И пошла еще дальше. Она не побоялась прилюдно заговорить с мужчиной, сумевшим обласкать ее душу и потакать капризу… Это случилось на скачках в Фонтенбло. Покинув свиту, она сделала несколько шагов вперед и в течение некоторого времени вела разговор с глазу на глаз с одним закоренелым сторонником королевской власти. В императорской свите это вызвало что-то наподобие политического скандала. Спуститься с трибуны для того, чтобы чуть ли не подбежать к писателю-дворянину, который не бывает в Тюильри, – да разве такое не выходило за рамки мыслимого?! Окружающие тоже не могли прийти в себя от изумления. Почему это происходит? Кто он такой? Что он такого совершил?»[61]61
  Там же.


[Закрыть]

Что он совершил? Он, воспользовавшись маскарадным костюмом, говорил с Евгенией на любовном языке. Такого до него не позволял себе ни один мужчина, в том числе и сам Наполеон III. А он метко и четко выразил свое желание, что было для императрицы, привыкшей к завуалированному и напыщенному языку придворных, свидетельством нового вкуса, глубоко взволновавшего императрицу. Одним словом, он на несколько мгновений дал французской императрице ощущение того, что за ней ухаживают, как за простой субреткой…

А разве не это является тайным желанием любой знатной дамы?[62]62
  Говоря о неосторожных поступках Евгении, генерал де Рикар, бывший адъютант короля Жерома, написал: «Императрица ведет себя как никогда легкомысленно. Будучи не в состоянии ни на секунду заняться серьезными делами, она развлекается, ей нужны все новые и новые забавы. Она уже скомпрометировала себя (я полагаю, беспочвенно) тем, что добилась продвижения по службе мсье де К…, который после этого отдалился от двора, с прусским князем де Реусом, а сегодня с дежурным офицером во дворце Тюильри. Но это кажется намного более серьезным делом. Они с ним обмениваются компрометирующими их взглядами, его часто во внеслужебное время вызывают во дворец. Со своей стороны молодой фат разыгрывает глубокую страсть. Он исчезает на несколько дней, ему посылают записку с тремя словами для того, чтобы призвать его назад. Он возвращается, пока император находится в Баден-Бадене. Императрица дает ему букет, а он с любовью подносит его к губам, бросая на девицу Монтихо сладострастные взгляды. Императрица отбирает у него букет, передает цветы княгине Чарторыжской, потом поспешно снова забирает букет и, раздвинув цветы неловким движением, проверяет, нет ли в букете записки. И все это происходит на глазах восьмидесяти человек». «Вблизи семейства Бонапарт».


[Закрыть]