Текст книги "Диагноз: любовь"

– Ну позязя… – засюсюкала Алина.

Двадцать лет девке, а все туда же!

– Если хочешь, я пришлю тебе видеорецепт. Маффины. Самое простое, что можно себе представить. У мамы ведь есть формочки?

– Ну, не знаю… А где они могут быть?

– Верхний шкаф, справа от вытяжки.

Из телефона раздался грохот.

– Нет, тут сковородки какие-то… Горшочки, железная хрень… – приглушенно бормотала Алина, видимо, прижала трубку плечом.

Ника вздохнула.

– Такой прямоугольный железный противень с ямками в форме кексов, – терпеливо произнесла она.

– А вот, вижу. Но тут же их только… Три, четыре… Двенадцать всего. А нас будет больше.

– Значит, порций испечешь больше. Алин, на видео всё есть. Сейчас скину. Погоди-ка, а ты почему не на парах?

– Да раньше закончили… Забей. Ладно, мне пора, шли свои рецепты, если тебе наплевать на сестренку. – И Алина отключилась.

Мамина радость! Нет, Ника ее любила, но всякий раз после подобного разговора радовалась, что уже пять лет живет отдельно.

Впрочем, отправкой инструкции к маффинам дело не ограничилось. Через полчаса Нике перезвонила мама. И не потому, что Алина была ябедой, просто физически не умела держать язык за зубами.

– Что случилось? – замогильным голосом выдохнула в трубку Надежда Сергеевна. – Тебе плохо? Я приеду.

– Все нормально, мам.

– Ты хочешь, чтобы я спросила у твоего начальства?

– Переволновалась. Показывала Веселовскому бизнес-план, заболел живот, и я…

– Ну же, что произошло?! – напирала Надежда Сергеевна.

– Упала в обморок, – сдалась Ника. – Буквально на секундочку.

– Я знала, что этим все закончится… – мама сделала трагичную паузу. – И кто отец? Твой начальник? Или он отказывается от ответственности? Хотя нет, можешь не отвечать. Мы с Витей поможем тебе во всем. Ты уже встала на учет?

Непредсказуем и стремителен полет материнской фантазии. Ника устало закатила глаза.

– Я. Не. Беременна, – отчеканила она.

– Точно?

– Да.

– Ты ведь знаешь, я не стану сплетничать…

– Мам, я серьезно.

– Слава богу! Разумеется, я хочу внуков, в твоем возрасте у меня уже была ты, но ведь ребенку нужна полноценная семья… Я могу понять, если ты созрела для материнства, и тогда тебе тем более не стоит пренебрегать вниманием достойных молодых людей. Взять хотя бы сына тети Кати: юрист, своя квартира. Да, в Щербинке, но все же…

– Ма-а-ам! – умоляюще протянула Ника. – Я разберусь сама.

– Конечно, конечно. А что с обмороком? Это уже случалось? А головные боли? Ты знаешь, что Верин муж, Аркадий, однажды потерял сознание в метро. Они не обратили внимания, а потом…

– Дай угадаю: он умер.

– Нет, потом у него начала неметь рука. Они сделали рентген, но ничего не нашли. Тогда один невролог отправил его на МРТ, и оказалось, что у Аркадия онкология! Ты представляешь? Сорок шесть лет!

– Так он все-таки умер?

– Да, через два года.

Феноменальная память Надежды Сергеевны бережно хранила абсолютно все трагические истории, услышанные за долгую жизнь. И Ника не сомневалась, что на любой случай у мамы нашелся бы пример летального исхода. Обморок? Рак. Ходил зимой без шапки? Менингит. Смеялся за обедом? Подавился и умер. Бдительность, конечно, хороша, но видеть во всем предвестники беды… Нику это не устраивало.

– Мам, я здорова, слышишь? Ничего особенного.

– Вот и муж Веры так говорил!

– Все, мне пора. Целую, – Ника сбросила звонок.

Надо же, какие глупости! И как назло, живот откликнулся на мамины увещевания и снова заныл. Паранойя, честное слово.

Ника зажмурилась, прогоняя образ несчастного Вериного мужа, и с удвоенным усердием принялась выписывать ингредиенты. Но терпения Надежды Сергеевны хватило ненадолго. Ее улыбающееся изображение высветилось на телефоне минут через десять.

– Да, мамуль, – рассеянно ответила Ника по громкой связи.

– Слушай, что я нашла, – Надежда Сергеевна прочистила горло. – Сейчас, тут где-то… Подожди… Пролисталось вниз… А, вот. Женщина пишет: «У моей подруги живот болел сбоку целый год. А потом она потеряла сознание, ее привезли в больницу, и оказалось, что аппендицит уже лопнул, началось заражение…» Ты слышишь меня?

– Ага.

Новая жемчужина в мамином сборнике медицинского фольклора.

– И что ты думаешь? Помнишь, на Рождество мы делали утку с яблоками? Ты тогда тоже жаловалась на боль в животе. И на Витином дне рождения…

– Живот у меня болел от утки и той селедки под шубой. Он у всех тогда болел.

– А сегодня у тебя где болело? Справа? Слева? Или под ребрами? Может быть и язва, между прочим.

– Все, мам. Мне надо работать.

Дальше все шло неплохо. Нике удалось составить меню для дегустации, просчитать стоимость ингредиентов и даже кое-что заказать с доставкой, чтобы не терять времени на лишнюю беготню.

Около восьми заявилась Лена и с порога кинулась в комнату соседки. Ника дословно изложила все, что сказал Веселовский.

– Дело в шляпе! – Лена восторженно хлопнула себя по коленям. – Если после всех курсов мы не накормим какого-то мужика, то я вообще в этой жизни ничего не смыслю.

– Вот, я тут кое-что набросала… – Ника протянула подруге исписанный блокнот.

Лена зашуршала рельефными от чернильной вязи листами.

– Боже… И это все надо сделать? Ты, по-моему, на писанину потратила больше времени, чем нужно на выпечку.

– Все равно нельзя начать заранее, – Ника дернула плечом. – Все должно быть свежим. Если работать в четыре руки, должно получиться. Я сделала два списка: минимум и максимум. Первое нужно кровь из носу, второе – как пойдет. Но если ты хочешь что-то поменять…

– Не, пусть все будет на твоей совести. Вымоталась как ишак, – Лена потерла переносицу. – Давай отметим, а завтра уже начнем подготовку. До пятницы уйма времени, понедельник же только. Мне как раз на работе подарили вискарь. С колой сойдет.

Десятилетний шотландский виски со сладкой шипучкой – Ника с Леной были неважнецкими ценителями алкогольной культуры. Главное, чтобы вкусно и дало по мозгам. Поэтому ночью Нику настигло заслуженное возмездие: желудок взбунтовался. Мутило, подташнивало, ныло то слабее, то сильнее, словно кто-то ударил кулаком. Она встала в четыре, слонялась по квартире, умывалась холодной водой и глотала пачками уголь. Потом просто свернулась эмбрионом на диване и отключиться смогла, только когда через щель между занавесками пробился и вытянулся по полу длинной полоской солнечный свет. Но и этот хрупкий поверхностный сон длился недолго: бравая полька мамы заиграла на телефоне.

– Ты не спишь? – услышала Ника коронный вопрос.

Нет, я не сплю, да, я не сплю – что ни ответь, исход один.

– Доброе утро, мамуль, – пробормотала она, потеревшись лицом о подушку.

– Как твой живот?

– Крутит немного…

– Рвало?

– Ма-а-ам! Я разберусь.

– Конечно-конечно, – торопливо успокоила дочь Надежда Сергеевна. – Я заскочу через полчасика, сделаю тебе бульон с гренками, заварю ромашку.

Мама не любила спорить: просто соглашалась, а потом делала по-своему. И Ника знала, что сопротивляться бесполезно. У мамы была масса способов обидеться, изобразить жертву или заставить почувствовать себя самым неблагодарным ребенком на свете.

– Буду ждать, – Ника смиренно прикрыла глаза.

– У тебя ведь там убрано? Никаких сюрпризов? – зачем-то уточнила мама.

– Как в казарме, мамуль.

Ника так до конца и не поняла, что именно мама ожидала застать в квартире. Вроде за двадцать семь лет ничего постыдного не было, а Надежда Сергеевна все подозревала ее в какой-то тайной жизни, наполненной грехом и пороком.

Сон уже не шел, пришлось вставать и одеваться. Ника нацепила очки, потому что в выходной день неохота было возиться с линзами. Прибираться не понадобилось: лишь пара стаканов и пустая бутылка из-под колы. Вискаря даже половину не выпили… Вот ведь гады: фирменная коробка, десять лет, а по желудку вон как ударил. Небось очередная подделка. Ника покачала головой и отнесла улику на кухню, где Лена уже пила кофе при полном параде.

– С добрым утром! – неожиданно бодро для типичной совы поздоровалась Лена.

– Привет. А тебе не было плохо после вчерашнего? – Ника включила чайник.

– Нормально, – пожала плечами Лена. – Не так уж много мы и выпили. Это у тебя вечно все не слава богу.

И бросив, как обычно, на столе кружку и блюдце, подруга поспешила на работу. Ника едва успела всучить ей список покупок. Потом умылась и, держась за ноющий живот, приготовила себе тосты, надеясь хотя бы теплым завтраком унять страдальца. Ей удалось благополучно проглотить кусочек без явного сопротивления. Продолжить эксперимент помешал звонок в дверь, и даже не приблизившись к глазку, Ника крутанула замок.

– Привет, – Надежда Сергеевна ворвалась внутрь вместе с букетом подъездных запахов: сигаретный дым, тушеная капуста и кошки с пятого этажа. – А я не одна.

Она отступила, пропуская высокого мужчину.

– Ты ведь помнишь Павлика? Вы же в одной школе учились.

Ника поправила очки и уставилась на незваного гостя. В ее квартире нагло стояло олицетворение всех школьных кошмаров: автор мерзкой клички «Жиробаська».

Глава 3

@niKartashova

26 апреля 10:54

#бодун #нечаяннаярадость

Завтрак – 30 кКал.

Оказывается, чтобы навсегда забыть о школе, недостаточно просто удалить аккаунт на «Одноклассниках».

Опешив, Ника взирала на Пашу Исаева. Сволочь кудрявая. И ни капли не изменился, как будто у мальчишки выросла щетина. Ника перевела мрачный взгляд на мать, игнорируя приветствие.

– И почему ты меня не предупредила? – спросила она, тщательно выбрав формулировку вместо «Какого черта он здесь делает?» или «А идите-ка вы оба…»

– Мы случайно встретились на улице. Он как раз парковался, приехал с суток. Ты же знаешь, он – хирург. – Надежда Сергеевна с гордым видом размотала газовый шарфик.

Ника что-то слышала, но никогда не воспринимала всерьез. Ну какой может выйти врач из заядлого троечника? Который вырежет почку вместо желчного пузыря? Или забудет в кишках перчатку? Впрочем, теперь хотя бы понятно, зачем мама его притащила. Медицинская консультация вместо смотрин жениха – уже плюс. Бедная! Наверное, караулила его у подъезда со вчерашнего вечера.

– Как жизнь? – Паша первым нарушил паузу.

– Нормально, как у всех. А ты, значит, все там же с мамой и живешь? – ехидно протянула Ника, вешая объемный плащ Надежды Сергеевны.

– Живу там же. А мама умерла три года назад, – просто ответил Исаев. – Сбила машина.

Ника прикусила язык. Да, Пашку она на дух не переносила, но такое… Вышло бестактно.

– Извини, – буркнула она и получила сигнальный толчок в спину от матери. – Ну, проходи, раз пришел. Ванная – там. Чай или кофе?

– Кофе и покрепче, – Паша выглядел не то чтобы обиженным, скорее удивленным.

Казалось, он не понимал, чем вызвал такое недовольство. К тому же явно расценивал свой визит как любезное одолжение Надежде Сергеевне и рассчитывал по меньшей мере на благодарность. Наверное, и думать забыл про то, как дразнил Нику в школе. Он был из тех людей, которые обожают всех подкалывать, а потом искренне недоумевают, откуда взялись обиды.

Исаев занял собой пол-кухни. Она и так была тесной, но с ним и вовсе стала похожа на телефонную будку. Ника отметила, что Паша заметно раздался. В школе он был жилистым и долговязым, теперь набрал мяса. Под толстовкой было плохо видно – отъелся или накачался, но плечи выглядели довольно крепкими.

Дневной свет обнажил все, что было незаметно в коридоре: темные круги под глазами, морщины. Исчезли сальные прыщи, с которыми он красовался на выпускном, зато на висках появились первые седые волосы. Сколько ему? Тридцать два? Тридцать три? Такими темпами в пятьдесят он будет седым как лунь. А вот русые вихры все те же, и тот же хитрый прищур. Как будто знает, о чем она думает, и это его сильно забавляет.

– Так значит, ты стал хирургом? – попыталась она завести светскую беседу, пока мама мыла руки.

– Думаешь, я наврал ради красного словца?

Нику словно отбросило на десять лет назад. С ним всегда было невозможно общаться: эта манера отвечать вопросом на вопрос и переворачивать все с ног на голову… Ника отвернулась к плите и помешала закипающий кофе. Варить приходилось по старинке, в турке, никакая кофемашина в кухню просто не поместилась бы. И так все шкафы были доверху забиты формочками, венчиками и прочими кондитерскими приблудами.

– Так что у тебя стряслось? – Паша смотрел, как Ника наливает ему дымящийся напиток. – Тетя Надя намекнула, что тебе нужна помощь. Хотя, как по мне, ты выглядишь не так уж и скверно.

– Мсье знает толк в комплиментах!

– Ника, перестань! Павлик просто согласился помочь, могла бы вести себя повежливее, – Надежда Сергеевна появилась в дверях, поправляя прическу.

Двухметровый Павлик невинно поднял брови и пригубил кофе. Ника постаралась: раз просил крепкий, получи такой, чтобы ложка стояла. Надо отдать Исаеву должное, он даже не подал виду. Только улыбка стала чуть менее непринужденной.

– Я уже говорила тебе, что она мучается от болей в животе, – продолжала Надежда Сергеевна, пока Ника, скрестив руки на груди, изучала реакцию Паши на свое варево. – А вчера на работе потеряла сознание.

– Вот как? – Исаев не сводил с Ники пристального взгляда. – И почему она не вызвала неотложку?

– Потому что это удовольствие для избранных, – Ника задрала подбородок. – Мне не нужны укол для галочки или госпитализация в инфекционку. Ты же сам видишь, я здорова.

– А температура?

– Нормальная.

– Павлик, не слушай! – снова вмешалась Надежда Сергеевна. – Я не удивлюсь, если она не знает, где лежит градусник. Прошу тебя, осмотри ее. Только внимательно, она никогда ничего не говорит. Наверное, это самый ужасный тип пациентов!

– Конечно, – серьезно кивнула Ника. – Я уверена, врачи гораздо больше любят тех, кто требует биопсию каждой новой родинки, даже если это прилипшая крошка.

– Ника, перестань! Хоть раз сделай, что я прошу.

– Как скажешь. Мне уже начинать раздеваться? – девушка взялась за футболку.

– Нет, это невыносимый субъект, – Надежда Сергеевна закатила глаза. – Павлик, мне без тебя не обойтись.

– У меня есть опыт работы с буйными, – ухмыльнулся Исаев. – Пойдем, Карташова, и не пытайся меня напугать. Я и не такое видел. Буквально во вторник привезли нам одного мужика. Представляете, теть Надь, почти двести килограмм!

Вот наглец! Это на что он намекает? Ника свирепо закусила губу. Значит, хуже – только двухсоткилограммовые мужики? Да она только вчера взвешивалась, все в норме! Даже похудела чуть-чуть. И не ела вечером…

– Идем, идем, – Паша поднялся со стула и навис над ней тенью отца Гамлета. – Потом будешь пожирать меня глазами.

Ника резко развернулась и потопала в комнату, судорожно придумывая какой-нибудь язвительный ответ. Как назло, шутки про лишний вес напрочь вывели ее из себя и все остроумие, накопленное годами, куда-то испарилось. Ох, ну и припомнит же она маме, когда Исаев подтвердит, что живот в норме.

– Заходи, – Ника распахнула дверь в свою комнату и пропустила Пашу.

– А у тебя ничего, миленько, – он огляделся. – Так ты у нас, значит, боишься врачей?

– Вот еще! – она хмыкнула.

– Или просто не веришь в российскую медицину?

– А на тебе что, прослушка?

– Давай уже рассказывай, что стряслось.

– Да говорю тебе, ничего! – отчаянно воскликнула Ника и вкратце изложила случившееся. – Ночью немного ныл, но я сама виновата, мы с Ленкой перебрали немного…

– С какой Ленкой?

– Ну, с нашей. Макарычевой.

– Ясно. И часто ты так перебираешь?

– С прошлого года перестала считать, – улыбнулась она, но Паша смотрел на нее серьезно. – Да ладно, шучу! Почти не пью. Так, повод был.

– А это что? – Исаев указал на ее красочные карточки для меню. – Твой иконостас?

Дыши, Карташова. Дыши глубже. Ника сжала кулаки и яростно смотрела на него, как тогда, когда она была в третьем классе, а он – в восьмом, и на виду у всех размахивал ее широкими физкультурными шортами.

– Ты ведь не из тех, кто ест и вызывает рвоту? – продолжал он. – Потому что при таком питании твоя фигура кажется неоправданно худой…

– Пшел вон, – зашипела Ника, чувствуя, как раздуваются ноздри. – Пшел вон отсюда!

– Да ты чего? – удивился Паша. – Нормальные вопросы. Когда мы имеем дело с болями в животе, часто они вызваны проблемами с желудочно-кишечным трактом, а это, в свою очередь, следствие неправильного питания. Булимия и анорексия – то, что надо исключить в первую очередь, зная о твоих проблемах…

– Ну все, Исаев!

– Тише, тише, – он примирительно поднял руки и заговорил елейным тоном: – Все в порядке. Нет – так нет, не кипятись. Здесь только ты и я, никто не узнает. Ты же слышала о врачебной тайне?

– Я тебя по-хорошему прошу… – начала она.

– Понял! Сейчас уйду. Две минуты. Дай руку.

Ника с опаской протянула ему ладонь, словно он мог вложить в нее дохлую лягушку, как в детстве. Но он всего лишь обхватил пальцами запястье и взглянул на часы, считая пульс. Пальцы были сухими, теплыми и уверенными. Конечно, с чего бы ему было нервничать, ведь это не она его доводила до белого каления.

– Ну вот, восемьдесят, – с улыбкой резюмировал Паша. – В рамках нормы, хотя ты немного психанула.

– Только не говори, что эти издевательства – обычный врачебный тест, – буркнула Ника.

– Какие издевательства? – его брови дернулись вверх, и лоб наморщился. – Я ведь сказал только, что ты худая. Теперь и это считается обидным? Ладно, ложись, поднимай футболку.

– Зачем? – нахмурилась Ника.

– Карташова, хорош препираться! Я могу сейчас сказать твоей матери, что подозреваю аппендицит, и поедешь на «Скорой» выяснять отношения с другими врачами.

Сердито сопя, Ника улеглась и задрала футболку, радуясь, что на ней благопристойный плотный лифчик телесного цвета. С ее объемом чашек было не разбежаться в «Секретах Виктории», главное – широкие лямки, чтобы не желающие худеть части тела оставались на высоте.

Ника ждала от Исаева, что он присвистнет, округлит глаза или отпустит какую-нибудь пошлость, но он просто принялся задумчиво прощупывать ее живот.

На долю секунды Нике стало даже обидно, что он не проявил к ней никакого интереса, кроме врачебного. Само собой, она помнила про этику, профессионализм и все дела, но ведь было бы до жути приятно, если бы именно он после долгих лет издевательств вдруг заметил, как она преобразилась. В сказке про гадкого утенка Нике всегда нравился момент, когда в финале бывший неказистый птенец со стаей лебедей летит над скотным двором. И сейчас она ощущала себя тем самым лебедем, а Исаев неплохо подходил на роль всех обитателей скотного двора, вместе взятых. В конце концов, почему Пашины подколки до сих пор так действуют на нее? Ведь это он разъелся, а не она, и это ей впору его дразнить.

От теплых пальцев ее кожа покрылась пупырышками. Подумать только! Паша Исаев – в ее комнате, а она лежит перед ним полуголая… Лет десять назад… Да что там, еще сегодня утром если бы кто-то предположил подобное развитие событий, Ника расхохоталась бы ему в лицо.

– Колени согни. Руки по швам. Расслабься, – в этом серьезном дядечке было не узнать главного школьного хулигана.

Он аккуратно трогал ее живот, постукивал, серьезно щурился.

– Больно? А так? А здесь? – тихо спрашивал он.

Ей было даже приятно. То ли его прикосновения согревали, то ли уголь, наконец, помог, но ноющая боль, донимающая ее со вчерашнего дня, отпустила.

– Когда ты последний раз ела?

– Вчера завтракала и сегодня собиралась, но успела только надкусить тост.

– Это такая диета?

– Да нет… Не до того было, да и не хотелось особо.

– Рвота?

– Нет. Мутило немного.

Ника уже расслабилась и решила, что все вот-вот закончится, как вдруг Паша одним надавливанием будто попал на синяк. Внизу живота, справа, почти у тазовой кости. Не так, чтобы адская боль, – вполне терпимо. Но как-то… Неприятно.

– Больно? – тут же среагировал он.

– Да нет, – Ника мотнула головой.

Может, и правда синяк, ударилась – и забыла. А он сейчас маму накрутит.

Паша сместился, прощупал рядом, а потом снова вернулся. Ника напряглась.

– Вот здесь разве не больно? – настойчиво переспросил он.

– Не-а.

– Ясно.

– Чего тебе ясно? – Ника сдвинула брови и поправила очки.

– Твоя мама была права. Обманывать – нехорошо, между прочим. Тем более врача.

– Да там скорее немного неприятно… Может, яичник?

– Сразу видно отличницу по биологии, – Паша иронично взглянул на нее. – Может, и яичник. Когда должны начаться месячные? Боль усиливается после тренировки или полового акта?

– Исаев, я не собираюсь это обсуждать с тобой! – возмутилась она. – Какая тебе разница, есть у меня… тренировки или нет?!

– Да повзрослей ты уже ради бога! – на щетинистых скулах зашевелились желваки. – Яичники ничем не хуже остальных органов. Ты уверена, что температура не поднималась? Болит больше внизу живота?

– Не поднималась. И сложно сказать, когда внизу, когда по всему…

– В общем, так, – Паша раздраженно поднялся. – Я не увидел явных признаков какой-то определенной болезни. То ли симптомы смазанные, то ли ты чего-то недоговариваешь.

– То ли действительно я здорова, а ты – ни черта не шаришь, – поддела его Ника, поправляя футболку.

– Как знаешь, мисс кандидат медицинских наук. А теперь сядь и выслушай, что я тебе скажу. Я не могу исключить кисту в яичниках или аппендицит. Явных признаков нет, но и исключить нельзя.

– А разве аппендицит не выше? – Ника изогнула бровь: нашелся тут доктор Хаус.

– Я не могу исключить кисту в яичниках или аппендицит, – терпеливо повторил он, хотя на лбу уже проступила венка. – Острой ситуации нет, но ты должна как можно скорее сделать УЗИ. Чем быстрее, тем лучше. И сдай кровь. В любой ближайшей лаборатории.

– На следующей неделе подойдет?

– Как тебе сказать, Карташова? Может, подойдет. А может, за пару дней разовьется острое воспаление или киста лопнет. Начнется перитонит, и хорошо, если неотложка успеет до тебя доехать. Хочешь рискнуть и проверить?

Ника покачала головой. Когда он так говорил, ей становилось не по себе.

– Ты, видимо, считаешь это все шутками, – назидательно продолжал Исаев. – Или думаешь, что болеют одни слабаки. Или тебе кажется, что очередное твое дело нельзя отложить. Так вот: девяносто процентов тех, кто оказывается у меня на столе, думали так же. И почти у всех можно было обойтись меньшей кровью. Поэтому если хочешь, маме пока ничего не говори. Но возьми себя в руки и сделай УЗИ сегодня же. Крайний срок – завтра. Поняла? Можешь пойти и в платный центр, но там тебе напридумывают кучу лишних заболеваний, чтобы развести на деньги. Есть куда записать?

– Да, секунду… – она протянула со стола пачку розовых стикеров.

– Ничего не изменилось, – на мгновение уголок его рта дернулся вверх. – Это мой телефон. А это – Ольги Евгеньевны Зайцевой, моей коллеги. Она – узистка в приемном. Шестой корпус, хирургическое отделение. Спросишь у охранника, скажешь, что от меня. Я предупрежу, она тебя посмотрит. Возможно, придется подождать, если привезут кого-то тяжелого, но она хороший специалист. Поняла?

Ника кивнула, принимая назад бумажку с каракулями.

– Запомни: температура, острая боль, диарея, рвота или повторная потеря сознания – сразу вызываешь «Скорую».

– Ладно, ладно, убедил. Спасибо, – Ника встала, чтобы проводить его на кухню. – Ты голоден?

– Я с суток. Если ты не хочешь, чтобы меня вырубило прямо здесь, дай мне спокойно добраться до дома.

Надежда Сергеевна уже металась по коридору, как лорд, ожидающий появления наследника.

– Ну что? – выдохнула она, когда Паша распахнул дверь.

– Не волнуйтесь, с Басей все будет в порядке, – Исаев положил руку даме на плечо, и та довольно заулыбалась.

Ника стиснула зубы. Вот поганец! Только она прониклась уважением к его работе, как он разрушил все одним упоминанием тупой клички. Ну уж нет, не нужны ей теперь его советы! Лучше сходить к нормальному врачу, чем увидеть его еще хоть раз. И с какой радости он ведет себя как дамский угодник, если сам больше похож на Никиту Кожемяку?

– Ох, Павлик, как ты выручил! Какой молодец! – закудахтала Надежда Сергеевна. – Если что-то будет нужно, обязательно обращайся! Ника торты делает, да и я всегда буду рада видеть тебя у нас к ужину.

– Ладно, девочки, мне пора, – Паша кивнул Нике и, наконец, освободил и без него тесную прихожую.

– Ты заметила, какой он стал видный? – мама вцепилась в локоть Ники и выразительно подмигнула. – Самый настоящий врач!

Для Надежды Сергеевны врачи были высшей кастой. Как всякий уважающий себя ипохондрик, она мечтала, чтобы кто-то из ее домочадцев был доктором. Дочерей пристроить в мед не удалось, оставался один вариант заиметь в семью врача – сделать его зятем. Но с Никой этот фокус не выйдет. Пускай мама лучше упражняется на Алинке, а Ника свою ставку сделала: или Марк Веселовский, или она умрет старой девой.