Текст книги "Когда деревья были молодыми"

Глава седьмая.
Как спасти Риту

Иван проснулся рано, ещё до рассвета. За ночь выяснило. Открыв глаза, он увидел Млечный путь, дымкой уходящий за горизонт, и мириады мерцающих звёзд. Но сегодня завораживающая красота звёздного неба его не обрадовала. День обещал быть тёплым и ясным, а туман, накрывший с вечера всё вокруг хлопьями ваты, тоже куда-то исчез. Было сухо и тепло. Вот это изменение в погоде и не радовало охотника: красть девушку удобнее по сырости, когда лесной морок приглушает шаги да и спрятаться проще, а у них наверняка и собаки имеются; эх. Он перевернулся на бок.

Только сейчас он сообразил, что под плащом он находится один. Девушка во сне откатилась и теперь, свернувшись калачиком, лежала на самом краю хвойной подстилки. Её хрупкие плечи и всё тело дрожали мелкой дрожью. «Замёрзла», – подумал охотник. Он сгрёб её и, как пушинку, пододвинул к себе, крепко обняв.

Он не понял, проснулась ли от этого девушка или она уже не спала, но против его грубоватой заботы возражать не стала. «Ну и ладно, умничка», – подумал он. Скоро Настя престала дрожать, согревшись его теплом, и, будто ёжик, расправилась, вытянувшись во весь рост, но от охотника не отодвинулась. Ещё некоторое время они так и лежали, тесно прижавшись друг к другу, затем девушка глубоко вздохнула и потянулась. «Проснулась», – подумал Иван, но не шевелился, ждал, когда она заговорит, лишь слегка ослабил хватку объятия.

– Пора вставать? – ещё сонным голосом промолвила она.

– Пора, – ответил охотник.

Рассветная зорька уже окрасила восток красным; где-то там, за горизонтом, солнце уже вовсю светило, лаская своим теплом лоснящиеся, круглые бока ещё девственно первобытной планеты под названием Земля.

Они умылись в ближайшей низине, позавтракав скудеющими припасами охотника, запив их холодной водой. Сегодня Иван не решился разводить костёр из опасения быть обнаруженными.

– Эх, сейчас бы дождичка, да с туманом, – произнёс охотник. – Сегодня мы как на ладони. – Он провёл взглядом вокруг. – Они быстро заметят дым костра, и тогда нам несдобровать. Ладно, давай подумаем, как жить дальше.

Он взгромоздился на ствол упавшего дерева, жестом пригласив девушку присесть рядом.

Охотник, порывшись в рюкзаке, извлёк из его недр початую пачку сигарет, прикурил, выдохнул струйку сизого дыма и, будто оправдываясь, произнёс виновато:

– Вроде уже и не курю почти, а полностью от вредной привычки так и не избавился, иногда просто тянет покурить. Вот и ношу с собой, так, на всякий случай.

Он задумался. Докурив и затоптав чинарик сапогом, он с растяжкой, нарочито медленно, так чтобы девушка смогла не только услышать каждое произнесённое им слово, но и понять тот смысл и то внутреннее напряжение, которые Иван в них закладывает, сказал:

– Я не буду от тебя ничего скрывать, ты должна осознать всю степень опасности того дела, что нам предстоит выполнить. Ведь мы не можем просто так появиться и сказать: «Здрасте, вы случайно тут девушку не находили, а то мы её потеряли? Что, простите? Не расслышал. А, находили. Можно нам её забрать? Мы тут ненадолго, случайно забрели. Удачи вам и всего хорошего». – Он специально произнёс фразы с сарказмом, чтобы ей была понятнее их незавидная участь, если вдруг их поймают. – Это очень опасные люди, и дело не в том, что они плохие, вовсе нет. Они – дети своей эпохи, которым каждый день своей короткой жизни приходится постоянно ходить по краю, выживать, борясь за своё существование, – продолжал он. – Они быстрее нас, выносливее, и они очень смелые. – Охотник вспомнил охоту на лося-гиганта, невольным свидетелем которой оказался. – Смерть для них – образ жизни; в этом суровом мире ты в любой момент можешь стать чьей-то добычей или трофеем людей из соседнего племени. Пленников-мужчин они убивают, а головой, насаженной на кол, украшают стойбище – вроде жертвы своим богам, идолам. Женщин же оставляют в живых; я думаю, ты догадываешься, какая незавидная участь ждёт пленниц.

Поникнув плечами, она спросила:

– Что же делать? Ведь мы не можем просто так уйти, бросив здесь сестру.

– Не можем и не будем так поступать, – очень серьёзным голосом ответил охотник. – Я всё это сказал тебе, чтобы ты осознала, что нас ждёт в случае неудачи.

Вот что я думаю: сейчас мы спустимся вниз по течению, там переправимся через реку и подойдём к стоянке со стороны холмов – в лесу нам проще будет укрыться. Подкрадёмся, насколько сможем, и будем наблюдать. Я думаю, мы сумеем понять, где держат твою сестру, дождёмся ночи и выкрадем её. И если всё пройдёт как надо, угоним у них чёлн, поднимемся до ручья – так будет быстрее, – ну а там уже пешком до пещеры. Нам нужно будет за ночь пройти как можно дальше, потому что утром они хватятся пропажи и непременно пустятся в погоню.

Да и пропавший чёлн подскажет им направление. Вниз по течению находится их основная стоянка, там живёт большое племя; значит, остаётся только путь вверх.

Тут, в лесах, ещё одно племя обитает, вот на них-то и подумают. Сообразят небось, что нападавших было немного, раз пропал только один чёлн. Скорее всего, разделятся на две группы: одна пойдёт лесом, другая – по воде, пока какая-нибудь из них не нападёт на след. И там уже всё будет зависеть от того, насколько мы сумеем их опередить.

Настя кивнула.

План был хорош, за одним маленьким исключением: собаки. Ведь они учуют чужаков за версту, даже близко не дадут подойти, переполошат всю стоянку, а уж там не поздоровится.

Знакомая волна колыхнула сознание:

– Собак я беру на себя.

– Спасибо, – мысленно ответил Лешу охотник.

– Ну что, в путь? – Охотник пристально посмотрел на девушку, она кивнула в ответ.

Они быстро собрались и тронулись в путь. Шли, стараясь держаться в тени зарослей шиповника и редких островков деревьев, открытые места пересекали бегом; и, наконец, изрядно взмылившись, они подошли к реке.

Спрятавшись в узкой кромке растительности, отделявшей заболоченную низину от уреза воды, они, припав к земле, наблюдали за рекой и противоположным берегом. Вобрав в себя болотную воду и притоки, река стала ещё шире, вода стала чёрной, а течение ещё сильнее замедлилось. И если бы не мусор, который несло вниз слабым напором воды, создавалось впечатление, что вода остановилась совсем.

Они ещё немного подождали. Иван, конечно, доверял своему чутью, но на всякий случай спросил у лешего, можно ли им на тот берег.

После небольшой паузы Леш ответил утвердительно:

– Давайте, тут всё спокойно, поблизости никого нет.

– Пора, – коротко скомандовал Иван и на ходу начал раздеваться. – А ты что стоишь? Брода поблизости нет, так что вплавь придётся. Вода уже холодная, одежду мочить не надо, поэтому надо раздеться, связать её узлом и над головой на тот берег. – Иван сердито зыркнул на девушку.

Настя смутилась:

– Я не в купальнике.

– Да и я, как видишь, не на пляж собирался. – Из-под выцветших семейных трусов выглядывали ладно скроенные постоянной ходьбой ноги с игравшими под белой кожей буграми мышц.

Свои вещи он уже собрал и, обернувшись к девушке, поторопил её:

– Давай быстрее, ну что ты копаешься.

Настя разделась и по-девичьи стеснительно обняла себя руками.

– Я и плавать-то не умею.

– Ничего, я помогу. Невелико расстояние.

Иван, взяв её вещи, связал их со своими и, соскользнув, не поднимая брызг, в воду, поплыл к другому берегу.

На середине реки он коснулся ногами галечного дна – видно, там отмель. Сделав по ней несколько шагов, он поплыл снова. Пришлось делать две ходки, чтобы перенести всю их одежду, ружьё и рюкзак. Только на третьей ходке подошла очередь девушки.

– Давай, не бойся, я тебя поймаю, – пригласил он её, протянув к ней руки.

Неловко соскользнув с берега, она крепко прижалась к Ивану, обхватив его за шею.

– Полегче, ведь задушишь, – в шутку сказал он.

Настя смутилась, её плечи и шея покрылись мурашками, а на бледных щеках проступил пунцовый румянец, но хватку она всё же ослабила.

– Не бойся, – ещё раз произнес охотник, стараясь успокоить напрягшуюся девушку.

– Я воды боюсь, – сдавленным голосом сказала она.

– Понимаю. Не трусь, ты же смелая. Сейчас мы с тобой поплывём, я буду тебя поддерживать. Там, на середине, отмель, если устанешь – отдохнём маленько. Ну что, поплыли? – Она кивнула.

Добравшись до отмели, они задержались на ней на мгновение, затем преодолели оставшийся путь. Выбравшись на берег, Иван подал ей вещи, но прежде велел снять бельё и хорошенько отжать его. Чтобы не смущать девушку, он зашёл за кусты и проделал то же самое.

– Ну что же, ты готова? Тогда в путь.

Иван залюбовался девушкой – купание определённо пошло ей на пользу: бледность лица и мешки под глазами куда-то исчезли, она вроде как подтянулась и стала выше, кудряшки густых русых волос смешно топорщились по сторонам. Ощутив пристальный взгляд Ивана на себе, она машинально начала приглаживать рукой непослушные волосы, затем, рассердившись на них, одним движением водрузила на голову смешную шапку с кошачьими ушками.

А может быть, встреча с Иваном подарила ей возможность разделить на двоих груз забот, ещё вчера казавшихся неразрешимыми, облегчила душевные страдания, вернув веру в собственные силы?

– Я готова, – улыбнулась она охотнику в ответ.

Да, Настя определённо ему нравилась всё больше. «Хорошая девушка», – подумал он, а вслух произнёс:

– Тогда пойдём.

Заложив крутую петлю, они подошли к стоянке очень близко, так что можно было не только разглядеть людей, но и отчётливо слышать их гортанную речь. Они спрятались в лощине, заросшей шиповником, так что по своей воле туда вряд ли кто-нибудь осмелился залезть. Правда, и им тоже досталось; когда доберутся домой, то не одну иголку придётся достать из локтей и коленей.

«Молодец леший, – подумал Иван, – и с собаками справился, да и вообще всю дорогу от реки до лощины я ощущал его постоянное присутствие». Тихим шёпотом заботливый страж леса указывал правильный путь, охраняя Ивана и Настю.

На порядком захламлённой поляне стояло восемь больших строений и три поменьше, формой очень похожие на чумы оленеводов, только снаружи они были обтянуты не шкурами, а листами бересты, крепко сшитыми между собой. А входы были занавешены шкурами и связанными между собой листьями сухой травы, очень похожей на листья рогоза. Они располагались так низко, что всякому, кто хотел попасть внутрь, приходилось пригибаться почти до самой земли.

Настя затрясла Ивана за рукав, пальцем указывая на что-то, расположенное в центре лагеря.

Всё верно, там возвышались вкопанные в землю, грубо вырезанные из цельного ствола дерева идолы, пустыми глазницами обозревающие окружающий их мир, исказив в жуткой гримасе почерневшие от времени маски-лица.

Но девушка указывала не на них: рядом, чуть левее, на кольях, воткнутых в землю, были насажены головы.

Одна, с огромными рогами, была лосиной. Шкуру с неё сняли, а глаза оставили, и теперь она расплылась в жуткой улыбке стёртыми жёлтыми зубами, выпучив наружу помутневшие, ко всему равнодушные глаза. Бойкие мухи ползали по черепу, слизывая с него побуревшую на солнце сукровицу с прилипшими к ней клочками шерсти.

Ещё три головы были человеческими; видно было, что висели они здесь значительно дольше, – тление обезобразило их до неузнаваемости. Кожа почернела и раздулась, из приоткрытых ртов сочилось что-то зловонное.

Настя в ужасе прижалась к груди охотника.

– Ну что ты, что ты, не бойся, ведь ты со мной, а я в обиду тебя не дам. Поплачь, станет легче. – Он гладил её по голове и вздрагивающим плечам.

Женская сущность и эмоции взяли верх над этой мужественной девчонкой, и она, уже не сдерживая себя, ревела, уткнувшись лицом в его плечо, но делала это как-то совсем тихо.

Через некоторое время она успокоилась, с благодарностью посмотрев в глаза охотника, и произнесла: «Спасибо». За что, он не понял; наверное, за то, что не отругал её за проявление слабости. А после она добавила, что больше этого не повторится. Всё же в ту сторону она старалась больше не смотреть.

Да и вся нужда в этом скоро отпала. Леший шепнул на ухо Ивану, где находится Рита. Это было совсем в другой стороне стойбища, в маленьком чуме на его окраине, рядом с лесом, что как нельзя кстати устраивало обоих.

– Она там. – Иван указал рукой на чум.

– Как ты узнал это? – она вопросительно посмотрела на него.

– Просто знаю. Верь мне, тут ошибки быть не может. – А про себя подумал: «Знала бы ты, кто мне это сообщил: самый надёжный источник информации». На что леший в голове одобрительно хмыкнул. – Теперь давай понаблюдаем, кто к ней заходит. И людей надо бы пересчитать, сколько их здесь вообще; я знаю, что трое позавчера погибли. – И он вкратце рассказал о событиях того дня, пояснив, где раздобыл кусок мяса.

Насчитали они около сорока мужчин и пятнадцати женщин.

– Много, – произнёс охотник. – И вполне возможно, что посчитали не всех: кто-то на реке находится, а кто-то – в лесу.

В нужный чум несколько раз заходил один и тот же человек – сгорбленная женщина преклонных лет. Её седые, давно не чёсанные волосы, из которых торчали хвоинки и сухая трава, жидкими слипшимися сосульками лежали на понурых, уставших от жизни плечах, а задранный кверху подбородок указывал на полное отсутствие зубов. На худой сморщенной шее висело тяжёлое ожерелье, ниспадавшее на опавшую грудь, собранное из нанизанных на шнурок разноцветных камушков, отбелённых временем костей и пучков перевязанных перьев.

Само одеяние походило на длинный халат, полы которого были широко запахнуты одна на другую и туго перехвачены в талии широким кожаным поясом, на котором болтался острый, как шило, костяной нож. Ноги также были обуты в обувь, сшитую из шкур.

Лицо было серым и злым, с выветренной, как старый пергамент, кожей, изрезанной глубокими морщинами. А из-под кустистых бровей смотрели – нет, не выцветшие, слезящиеся глаза, что бы так подходило её внешности; то были карие, чуть раскосые глаза молодой женщины. В них, как в глубоком колодце, Иван увидел искры, способные в любой момент вспыхнуть адским пламенем, от которого не укрыться и в котором не найти спасения. Тем же пламенем сверкали глаза Леша в час их знакомства.

Это было как мираж, только наоборот: старая горгулья и была эфемерным видением, за которым Иван увидел нагую смуглую девушку, танцующую на залитой солнцем поляне, полной цветов. Она то взбрыкивала, как козлёнок, то, выгибая спину, припадала к земле, как дикая кошка, то шла лебедем, гордо подняв голову на длинной шее, разведя в стороны руки-крылья. Чёрная как смоль копна волос в пояс укрывала её гибкий стан, сверкая в лучах полуденного солнца.

Иван тряхнул головой, сбрасывая дурман наваждения.

Он нутром ощутил угрозу, исходящую от этой женщины, понимая, что за старческой немощью скрывается что-то грозное, сила, которую он чувствовал, но природу которой понять не мог.

«Колдунья или ведьма, чёрт их разберёшь в этом мире», – решил он.

В голове деликатно кашлянул леший:

– В этот раз ты прав, это действительно колдунья.

– Ты знаком с ней? – спросил Иван.

– Был когда-то, – промурлыкал Леш, застигнутый внезапно накрывшей его с головой волной воспоминаний. – Тогда она была ещё совсем молоденькой, да и я как кавалер выглядел иначе. В общем, мы с ней, ну, ты понимаешь… – Он внезапно осёкся. – Я потом как-нибудь при случае расскажу тебе.

– Так она тоже из ваших, ну, из тех, о ком ты рассказывал? – спросил Иван.

– Нет, колдуньи, они другие, но так же, как и мы, рождены единожды, а потом они просто меняют оболочку. – Леший поправился: – Тело. Вот и Риту она присмотрела для этого.

Колдуньи, они не умирают, а перерождаются в новом теле, заменяя его сущность своей. Понятно?

– Да уж не дурак, сообразил, – съехидничал охотник. – Значит, и они бессмертны?

– Не совсем так, их можно убить. Да и если они вовремя не перерождаются, то просто умирают. Некоторые, устав блуждать по свету, так сказать вкусив полной грудью все прелести вечности, сами уходят. Мало их, настоящих-то, осталось. Вот так вот, Ваня.

– Леш, она нам не помешает? Может, ты с ней по старой памяти поговоришь? – подумал охотник.

– Нет, Вань, плохая идея. Мы над колдуньями власти не имеем, да и столько времени прошло с нашей встречи, помнит ли она меня? Как бы хуже не вышло, – ответил леший.

Шаманка всякий раз, когда шла к чуму, несла в руках глиняную плошку с парившим в ней варевом.

– Лечебное зелье или еда, – поделился Иван с девушкой своими соображениями.

И сейчас, подойдя к строению, она, кряхтя, уже было сунулась в узкий лаз, откинув сплетённую из рогоза занавеску, но замерла – что-то встревожило её.

Опершись на скат берестяной стены, она внимательно смотрела в лес, полукругом окруживший стоянку, скользя взором по теням, отбрасываемым деревьями, по зарослям задурившей травы, алевшего ягодами шиповника.

Иван, сжавшись, проворно сполз с края оврага, увлекая за собой девушку. Прижав её к себе, он накрыл обоих плащом. Они замерли. Но и тут от колдовского взгляда не было спасения.

– Ты видела, как она посмотрела в нашу сторону? Мне кажется, она знает, что мы здесь, – шёпотом, в самое ухо, поделился он с Настей своими соображениями. – Я и сейчас ощущаю на себе её взгляд.

– Ты думаешь, она поднимет тревогу? – так же шёпотом ответила девушка.

– Не знаю. Она бы уже её подняла, и мы бы с тобой уже не тут лежали.

Подождав ещё немного, он откинул плащ и осторожно выглянул за край оврага. У чума шаманки не было.

Пока ведунья находилась внутри, к нему подошла группа мужчин, человек десять. От группы отделился один и, подойдя, громко позвал. Женщина что-то ответила ему через берестяную стену.

Мужчина позвал ещё раз, но уже с явным раздражением. Шаманка, несмотря на возраст, проворно выползла и с диким визгом набросилась на него, потрясая перед лицом сжатыми кулаками. Мужчина отступил, сделав шаг назад.

Жестом он приказал ей замолчать, затем заговорил, всё более распаляясь. Он уже не говорил, а грозно рычал, то указывая пальцем на чум, то тыча им в лицо шаманки.

– Это, наверно, вождь: не каждый бы осмелился в таком тоне с ней разговаривать, – склонившись, сообщил Иван Насте. – Посмотри на остальных.

И действительно, остальные мужчины, переминаясь с ноги на ногу, явно тяготились своим присутствием при этом выяснении отношений; и неизвестно, что их смущало больше – воля вождя или страх перед шаманкой.

Сам же вождь уважения к ведунье и тем более страха не проявлял. Он ещё несколько раз указал пальцем на чум, затем на солнце и, растопырив пальцы на руке, дважды подвёл их к лицу женщины, затем резко развернулся и удалился прочь. Соплеменники ту же поспешили за ним.

Шаманка, взмахнув руками, что-то крикнула ему в ответ, затем плюнула в то место, где он только что стоял. Недовольно бормоча под нос, она снова вползла в жилище.

– Суровый мужик, с таким не забалуешь, – сглотнув, проговорила девушка.

– Это точно, но, похоже, шаманка не очень-то его и боится, – ответил ей Иван. – Интересно знать, о чём они разговаривали.

– Похоже, о Рите; он чего-то требовал от женщины, – в раздумье сказала Настя. – И этот жест… Тебе не кажется, что он указал ей срок чего-то, а может, до чего-то? – Девушка вопросительно взглянула на охотника. – Возможно, два раза по пять, то есть десять, вот только чего?

Голос лешего на мгновение отвлёк его от собеседницы.

– А она смышлёная, – он имел в виду Настю, – почти обо всём сама догадалась.

Дело вот в чём: это действительно вождь, но не всего племени, а общины охотников, перекочевавших в верховья для пополнения запасов на зиму.

У него недавно умерла жена, и он, как вдовствующий глава клана, на правах старшего заявил, что заберёт девушку к себе в чум. Здесь его власть никто не посмеет оспорить, чего не скажешь о том времени, когда они откочуют обратно на каменную реку.

Там верховный вождь, глава всего племени, и уж можно не сомневаться, в чей чум она сразу угодит. Она очень отличается от местных женщин, и потом она молода и привлекательна.

Есть лишь одно препятствие этому: до того, как они соберутся назад, она должна стать женой вождя охотников, и тогда по возвращении уже никто не сможет на неё претендовать. Отбирать чужих жён у них не принято; если сам не подарит, конечно.

Вот он и торопит шаманку, чтобы та скорее вылечила её, подкормила – в общем, привела в порядок, придала, так сказать, товарный вид.

На, что шаманка ответила, что хотела бы оставить девушку у себя – она стара и скоро уйдёт к предкам, и ей необходимо успеть подготовить девушку к перерождению.

Вождь велел выбрать любую из племени, а эту он заберёт к себе в чум.

Ведунья сказала, что две луны назад гадала на заячьих потрохах, и не сомневается, что это духи послали ей именно эту девушку, и никакой другой ей не надо.

Доводов старой колдуньи вождь и слушать не стал, отмахнувшись. Он велел ей поторопиться, дав ей времени два раза по пять пальцев.

А если в срок не уложится, он лично отправит её к предкам, ещё до того, как они поплывут обратно. Вот такая история, Вань, получается, – закончил Леш.

– Да, что-то не в чести у него шаманка; видать, чем-то она здорово ему не угодила, – подумал охотник. Леший с ним согласился.

Однако мы отвлеклись. Тем временем солнце склонилось к закату. Из-за излучины реки в багровых лучах солнца, склонившегося к закату, чёрными продолговатыми тенями показались два челна. Они быстро приближались, бесшумно скользя по водной глади, и наконец через несколько мгновений причалили к берегу, уткнувшись носами в галечную отмель.

Мужчины, что находились в них, потянулись, расправляя затёкшие плечи и ноги. Иван отметил про себя, как ловко они ими управлялись, синхронно загребая воду короткими вёслами, держа равновесие так, что ни одна капля не попадала в утлую лодку через низкие борта.

Ведь если всё получится так, как он задумал, то первую половину пути Иван хотел пройти по реке, угнав с отмели одну из лодок. Но так ловко управляться с судном, как эти люди, он точно не сумеет, да ещё ночью. На помощь девчонок рассчитывать не приходилось. Конечно, Настя непременно помогла бы, даже и просить бы не пришлось, в этом он нисколько не сомневался, да за сестрой приглядывать надо.

«Ладно, сначала надо суметь выкрасть, а там уж как-нибудь», – подытожил он, перестав раньше времени терзать себя думами.

Из лагеря навстречу прибывшим с лаем устремились собаки. Они волчком крутились вокруг лодок, разбрызгивая воду по сторонам, сменив громкий лай на повизгивание, заискивающе заглядывая в глаза, ожидая подачки.

Вслед за собаками к берегу быстрым шагом спустились вождь и ещё несколько человек. Вождь спросил их о чём-то; тот, что сидел на корме, зашарил рукой под лавкой и извлёк оттуда двух бобров и ещё несколько зверьков поменьше, каких – Иван не разглядел.

Удовлетворившись увиденным, глава общины перекинулся с охотниками парой слов и удалился в лагерь.

Кивнув в ответ, они принялись за дело.

Разгрузив лодки, они быстро освежевали добычу, к большому удовольствию местных псов, и вот уже один из охотников, собрав потроха, запустил ими в истекающую слюной свору.

Как по команде, псы кинулись навстречу, стараясь в полёте ухватить кусок побольше да пожирней.

В образовавшейся свалке, лязгая зубами и хватая друг друга за бока, под гогот и улюлюканье охотников они быстро расправились с подачкой, затем вылизали до залысины землю в том месте, где лежали потроха, прежде чем перекочевать в собачьи утробы, и, уныло повесив хвосты, разбрелись по стойбищу в надежде стащить ещё чего-нибудь съестного.

Обитатели стоянки, завершив хлопоты прошедшего дня, разбрелись по чумам, и скоро лагерь затих и опустел.

Только в одном его месте, похоже, спать никто не собирался. В самом центре разожгли костёр; трое мужчин, завернувшись в звериные шкуры, негромко переговаривались между собой.

«Дозор», – подумал Иван. Как же он сразу не смекнул, что, находясь почти на военном положении, они каждую ночь будут выставлять охрану, чтобы в случае чего успеть поднять тревогу?

Это сильно усложняло задачу. Иван задумался. Проскочить мимо незамеченными у них вряд ли получится. Прорываться с боем, переполошив стоянку, тоже так себе решение.

– Их я тоже возьму на себя, – шепнул в голове леший.

– Да уж, будь добр. Без твоей помощи кордона не проскочить, – ответил ему Иван.

В прохладе наступившей ночи, воспрянув после жаркого дня, повылезли из своих нор кровососы, жутко докучая молодёжи. И если комаров ещё как-то можно было терпеть, то вездесущая мошка совсем их доконала – она набивалась за отвороты ворота и рукавов, разгрызая кожу в кровь. Иван потрогал зудевшие уши, они горели и распухли; он с сочувствием посмотрел на девушку. Даже в темноте было видно, что её лицо заметно припухло.

Она не жаловалась, но и без того было понятно, что общение с мошкой ей даётся тяжелее; кровососы с удовольствием разгрызали нежную девичью кожу, отдавая предпочтение ей.

Чтобы хоть как-то спрятаться от их назойливого внимания, Иван пододвинулся к девушке и накрыл их обоих плащом, плотно подоткнул его вокруг, так что только головы выставлялись наружу. Настя с благодарностью посмотрела на спутника.

За излучиной реки, откуда недавно приплыли охотники, показался ещё робкий, стелющийся хлопьями над тёмной водой туман. Но не прошло и пятнадцати минут, как он превратился в густое облако, похожее на огромную жирную гусеницу, медленно вползающую на галечный пляж, шурша по песку и камням миллионом маленьких ножек. Еще несколько мгновений, и он накроет собой всё свободное пространство до самой границы леса.

Тесно прижавшись друг к другу, они наблюдали за происходившим в лагере, стараясь не упустить ни малейшей детали, запомнить расположение жилищ и предметов, валявшихся на земле.

С одной стороны, туман для них был в помощь, но как потом красться по незнакомому лагерю, где видимость не более чем на вытянутую руку, рискуя нарваться на дозор или налететь на какой-нибудь брошенный предмет, тем самым всех переполошив?

Вдруг девушка крепко сжала его запястье, указав на что-то пальцем.

Серой тенью, беззвучно шагая между чумов, в сторону костра двигался человек. Шёл он не таясь, точнее, не прячась как вор, а просто старался держаться в тени строений, не желая быть обнаруженным раньше времени.

«Вождь, – сообразил Иван, – идёт проверять дозор».

И действительно, зайдя в полосу света костра, он заговорил с охотниками, они что-то сказали в ответ.

Как бы тихо он ни шёл, дозорных врасплох застать не удалось, и тут дело даже не в собаках, что навострили уши, вглядываясь в ночную темноту. Ивану показалось, что ещё до того, как вождь приблизился к костру, скрываясь в тени чумов, охотники и собаки почуяли его одновременно; сначала встрепенулись, но, признав, тут же успокоились, однако держать ухо востро не перестали.

Вождь инспекцией был явно доволен. Присев на корточки к огню и подслеповато щурясь на яркие языки пламени, он потряс за холку ближайшего пса; тот от удовольствия тихо зарычал, затем несколько раз лизнул его руку. Перебросившись с дозорными ещё парой слов, он удалился так же бесшумно, как и появился, незаметно растворившись в темноте ночи.

– Пора! – Иван наклонился к девушке, взяв её лицо в ладони. Он пытался разглядеть её глаза, чтобы подбодрить и успокоить, но не сумел – ночь и туман сделали это невозможным. – Я сначала хотел оставить тебя здесь, ну чтобы тобой не рисковать; думал, выведу Риту из чума – и к тебе, и уже втроём к реке, но передумал. Пойдём вместе – в такой мгле ещё потеряем друг друга, да и мало ли чего.

Сердце охотника бешено колотилось в груди, но не от страха, его-то он как раз не испытывал; было иное чувство: а если что-то пойдёт не так?

Нет, за себя он не переживал, будь что будет, а вот если, на него же и понадеявшись, пропадут девчонки? Он гнал от себя дурные мысли.

Настя приняла его жест и, обхватив тонкими ледяными пальцами запястья Ивана, привстав на цыпочках, коснулась жаркими губами его губ:

– Мало ли чего произойти не должно. Мы верим в тебя. – Она имела в виду себя и Риту, девушку, а может быть женщину, которой Иван никогда не видел; да какое это теперь имеет значение. – Но если что-то всё же произойдёт, прошу тебя, позаботься о том, чтобы я не попала к ним. Не хочу быть чьей-нибудь женой. – Она ещё раз чмокнула его в губы. – Хорошо?

Иван был не в силах возражать просьбе девушки. Едва сдерживая переполнявшие его чувства, он не к месту сердито буркнул:

– Хорошо.

Но она всё поняла и не обиделась.

Пора.