Текст книги "Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме"

Сцена изменилась. Он узнал пустыню возле руин Ильказара. Неподалеку кружила орда всадников.

– Это роялисты, – сказал старик. – Они начали собираться, как только разошлись известия из Аль-Ремиша. – Картинка мигнула, и время сменилось. – Сегодня же, но раньше. Это люди Эль-Мюрида, под командованием Карима и эль-Кадера. Они по собственной инициативе отправились следом за Насефом и Учеником.

Враг выследил войско роялистов и атаковал. Роялисты рассеялись, словно солома на ветру, и несколько минут спустя не осталось никакой основы, на которой могло бы возродиться их дело. Гарун вздохнул. В качестве таковой теперь могли послужить лишь лагеря за границами Хаммад-аль-Накира, о которых распорядились его отец и Мегелин.

Гарун предвидел унылое будущее – изгнание и войну. И постоянную угрозу со стороны кинжала-убийцы харишей.

Что-то прошептав над шаром, старик показал ему, как это могло бы выглядеть. Нескончаемое бегство и страх, частые минуты отчаяния. От подобной перспективы Гаруна пробрала дрожь.

– Но вовсе не обязательно должно быть именно так, – сказал старик. Картинка снова несколько раз мигнула. – Вот здесь… здесь… и здесь. Мы можем вернуться назад. Мгновение слепоты, неверный удар меча, лошадь, споткнувшаяся в неудачную минуту… Любая мелочь может изменить ход истории.

– Ты можешь это сделать?

– Если захочешь. – Вновь появилось сражение на фоне руин. – Вот здесь был неправильно понят приказ.

– Слишком уж просто, – пробормотал Гарун, хотя сам не был в том уверен. – Но соблазнительно.

Чему там учил его Мегелин?

– Какова цена?

Цена должна быть обязательно. Бесплатно ничего не происходило. И чем сильнее ему этого хотелось, тем больше он понимал, насколько дорого это обойдется, – возможно, цена будет намного более жестокой, чем та, которую он уже заплатил.

Неожиданно всплыло воспоминание из детства. Когда ему было четыре года, он разбил мамино зеркало. Отец заказал его в Хеллин-Даймиеле, потратив состояние. Гарун тогда шептал молитвы незримым силам: «Сделай так, чтобы этого не случилось».

В каком-то смысле в этом и заключалась магия – обойтись без платы, выбрав внешне легкий и бесплатный путь. Но на этом пути имелись ловушки и засады, хитро спрятанные и далеко не самые приятные. Ахмед попробовал легкий путь, и теперь он мертв и опозорен, а его имя стало проклятием для многих поколений.

Старик не ответил на вопрос, и Гарун посмотрел ему в глаза:

– Нет… прошлое уже свершилось и умерло. Пусть остается как есть. – Слова эти, однако, причинили ему боль. Старик хитро улыбнулся, и Гаруну показалось, что тот получил именно такой ответ, какой хотел. – И настоящее я тоже менять не стану. Я создам свое собственное будущее, каким бы оно ни было.

– Отлично. Тогда перейдем к испытаниям.

– Испытаниям?

– Конечно. Я же говорил, что кандидат должен пройти испытание. На смелость, на мудрость, на… со временем поймешь. Мой отец был уверен, что таких королей, как имперская династия Голмун, больше не будет. Идем со мной.

Гарун не мог понять, каковы на самом деле мотивы старика. Его история казалась все менее убедительной. Он словно преднамеренно лелеял хрупкую и, вероятно, тщетную мечту о возвращении роялистов и наверняка фантазировал о возрожденной империи. Подобное безумие с тем же успехом можно было оставить Эль-Мюриду.

Несколькими этажами ниже Малыш-бесенок зажег свечи и огонь в камине. Старик расположился на потертом халцедоновом троне. Гарун стоял напротив у покрытого пылью стола, на котором лежали три пурпурные подушки. На них покоились бронзовый меч, горностаевая мантия и нечто невидимое, но тяжелое, оставившее на третьей подушке глубокую вмятину. Меч позеленел от патины, а мантия стала домом для многих поколений моли.

– Начинаем, – сказал старик. – Возьми меч.

Озадаченный, Гарун схватился за потертую рукоять.

– Это выкованный Фаллентином Кузнецом меч Ашкерион, с помощью которого была одержана победа под Себиль-эль-Селибом. Человек, который носит этот меч, может не бояться врага. Меч отражает любую атаку. И он всегда побеждает.

Хотя Гарун слышал про меч Ашкерион, никаких доказательств его существования не имелось. Он вспомнил, что Фаллентин якобы бросил его в море после того, как завладел троном, поскольку боялся меча, который постепенно овладел собственной волей, и опасался, что тот может сам отдаться в руки врага.

Гарун положил меч:

– Нет. У Ашкериона предательская репутация. И человек может стать слишком зависимым от подобного оружия, чересчур зазнавшись от своего могущества.

Он представил себе, как кивает в ответ Мегелин. Мегелин наверняка сказал бы нечто подобное.

– Красивые речи, – проворчал Малыш-бесенок.

– Ты отвергаешь меч? – удивился старик. – Но ты должен его взять.

– Нет.

– Тогда возьми мантию. Вместе с властью, которую она представляет.

Гарун все еще сомневался, что этот человек ждал четыреста лет, чтобы короновать нового императора. Он подозревал, что стариком движут некие совсем иные мотивы, хотя и не мог даже предположить какие.

С другой стороны, почему бы и не доставить удовольствие старику? Возможно, это приблизило бы его к истине. Он набросил потрепанную горностаевую мантию на плечи.

Малыш-бесенок радостно взвизгнул:

– Она не рассыпалась в пыль! Он в самом деле единственный!

Старик, однако, вел себя куда сдержаннее.

– Теперь корона, – сказал он. – Невидимая корона, которая не придется впору никому, кроме единственного. Корона столь тяжела, что поднять ее может лишь тот, кто полон решимости исполнить все свои обязательства. Возьми ее, Гарун.

Гарун помедлил над третьей подушкой, слегка напуганный словами старика, но все же опустил над ней руку. Пальцы коснулись чего-то незримого, и он попытался это поднять. Оно поддалось лишь слегка, скользнув в сторону. Весило оно непомерно много.

– У тебя есть сомнения, – сказал старик. – Корона чувствует, что ты не вполне предан народу и империи.

– Нет, – возразил Гарун. – Я тебе не верю.

И это было правдой. Но старик тоже был прав. Гаруну предстояло принять непростое решение. Готов ли он заплатить страшную цену, требовавшуюся от короля в изгнании? Прежде он не задумывался над этим вопросом – его куда больше занимал другой: «Как остаться в живых?»

– Король должен нести ответственность, – сказал старик. – Он и есть его народ и королевство. Короли созданы для того, чтобы нести бремя.

Наверняка это был не лучший аргумент, чтобы убедить колеблющегося юношу, но Гарун сдался. Однако виной тому была не мечта старика, но его собственная, которую зародили в нем отец и Мегелин Радетик.

Он признал себя королем Хаммад-аль-Накира.

Для него это означало военные лагеря, множество мрачных деяний и убийств внешне без видимой цели, но всегда оставалась надежда, что он приведет народ к миру, единству и возрождению. Образ будущего повергал в уныние, но вместе с тем будоражил.

Он снова поднял корону, и на этот раз она показалась легкой, словно пушинка.

– Она ему впору! – взвизгнул Малыш-бесенок и закружился в диком танце.

Гарун опустил корону на голову, и она врезалась с такой силой, что он пошатнулся. Но внезапно она стала легкой, словно серебряный венок, а затем столь же неуловимой, как забытое обязательство.

Однако он чувствовал, что корона не позволит ему ничего забыть. Он продал свободу за мечту.

– Все, кого интересуют дела Хаммад-аль-Накира, будь то друг или враг, – сказал старик, – теперь знают, что коронован король Ильказара.

– Король без Трона, – нараспев произнес Малыш-бесенок. – Правитель в Тени.

Гарун почувствовал, как о нем узнаю́т сотни людей. Он ощутил ярость Эль-Мюрида и его капитанов, бурную радость, расцветающую в сердцах командиров-роялистов, только что пребывавших в полном отчаянии. Но никто и нигде не отвергал причитавшихся ему прав.

Мгновение миновало, и ощущение связи с тысячами людей исчезло.

– Ты отказался от Ашкериона, – сказал старик. – Так что будь осторожен и ни к кому не поворачивайся спиной. Выбери с умом преемника до того, как сам покинешь этот мир. Иначе корона уйдет вместе с тобой и снова окажется забыта. А меня призовут из тьмы, чтобы ждать очередного кандидата.

Гарун взглянул на древний бронзовый меч. Он протянул к нему руку, но тут же снова ее отдернул. Словно почувствовав, что его окончательно отвергли, меч исчез. Округлив глаза, Гарун повернулся к старику.

Тот, кто называл себя сыном Этриана Мудрого, тоже исчез. Лишь пыльные кости лежали на халцедоновом троне.

Малыш-бесенок с серьезным видом посмотрел на него:

– Спасибо тебе, что освободил старика. И меня тоже. Уводи отсюда своих людей. Твои преследователи вас не увидят.

Последовала вспышка и хлопок. Когда Гарун вновь обрел способность соображать, он обнаружил, что остался один возле костей и трех пустых подушек.

За окнами занимался рассвет. На мгновение ему показалось, что все это было лишь видением, но нет – все произошло на самом деле. Гарун полностью исцелился, и на его плечах лежала потертая горностаевая мантия, которую он снял. И он чувствовал потребность вернуть узурпированный трон, которого никогда не видел.

И ради этого он был готов на все.

Спустившись по пыльным ступеням, он вышел из башни, и вход тут же исчез за его спиной. Взглянув на север, он увидел освещенные первыми лучами солнца заснеженные вершины гор Капенрунг. До них был день пути, может, два. Он посмотрел на товарищей. Браги, юноши и все животные крепко спали возле наполненного водой пруда. Все выглядели намного здоровее, чем тогда, когда он видел их в последний раз.

У далекого горного хребта группа всадников остановилась, глядя вперед, а затем вновь двинулась по не имевшему конца следу.

– Просыпайся, Браги. Пора в путь.

Старик вышел из-за халцедонового трона, держа в руках громадный рог изобилия. Он начал бросать в него подушки, кости и прочее, бормоча себе под нос:

– Все заняли свои места на сцене. Борьба будет длиться целое поколение.

Метнувшись за трон, он вытащил из укрытия визжащего Малыша-бесенка:

– Ах ты, маленький хитрец. Думал, я про тебя забыл? – Он пинком загнал бесенка в рог. Тот попытался выбраться, но старик был неумолим. – Лезь, чтоб тебя! Лезь!

Бесенок жалобно пискнул и исчез.

Старик перегнулся через подоконник, глядя вслед уходящим беглецам, и зловеще усмехнулся.

– А теперь займемся Насефом, – сказал он, нацеливая палец на всадников в холмах.

– Что случилось? – спросил Браги. – Мне будто много дней снились сны.

– Вряд ли, – ответил Гарун и рассказал, что смог вспомнить. – Но я не знаю, было ли все это на самом деле. Я уже снова устал. – Остановившись на вершине хребта, они оглянулись. От сторожевой башни не осталось и следа. Гарун пожал плечами. – Было это или не было, но нужно идти дальше.

Ему показалось, будто на голову давит непомерная тяжесть. Яростно уставившись на горы впереди, он зашагал к ним, преисполненный мрачной решимости.

И не щадить никого

1
Ученик

Луна заливала пустыню серебристым светом. Низкорослые кусты отбрасывали длинные тени, напоминая сидящих на корточках джиннов. И – ни малейшего ветерка. В воздухе висел тяжелый запах животных и давно не мытых человеческих тел. Всадники остановились, но в ночи не было слышно ни звука – лишь дыхание людей и шорох песка под копытами переступающих с ноги на ногу лошадей.

Мика аль-Рами, прозванный Эль-Мюридом, или Учеником, завершил молитву и отпустил командиров. Его шурин Насеф, которого он наделил титулом Бич Господень, направился в сторону ближайшего горного хребта, за которым лежал Аль-Ремиш – столица пустынного королевства Хаммад-аль-Накир, где стояли Святейшие храмы Мразкима, сердце пустынной религии.

Мика подъехал к лошади, на которой сидела его жена Мерьем:

– Наконец-то настал этот миг. Столько времени спустя… Не могу поверить.

Двенадцать лет он сражался с приспешниками зла. Двенадцать лет он боролся за то, чтобы вновь разжечь веру народа Хаммад-аль-Накира, придав ей иную форму. Раз за разом служители Тени мешали основать Царство Мира, но он настойчиво следовал цели, данной ему Господом. И час торжества был уже близок.

Мерьем сжала его руку:

– Не бойся. С нами Всевышний.

– Я не боюсь, – солгал он, хотя на самом деле его охватил ужас.

Четыре года назад, в Вади-эль-Куфе, роялисты убили две трети его последователей. Они с Насефом чудом остались в живых, в течение нескольких дней прячась в лисьей норе и травясь собственной мочой, чтобы утолить жажду. А сам он в то время сражался с мучительной болью в сломанной руке. Боль, ужас и истощение наложили несмываемый отпечаток на душу. При воспоминании о Вади-эль-Куфе его до сих пор прошибал холодный пот.

– С нами Всевышний, – повторила Мерьем. – Я видела его ангела.

– Правда? – удивленно переспросил он.

Никто другой никогда не видел ангела, который избрал его орудием Господа в борьбе за истину.

– Несколько минут назад он промчался на фоне луны на крылатом коне, точно как ты его описывал.

– Всевышний был с нами и в Эль-Асваде, – сказал Эль-Мюрид, превозмогая горечь.

Всего несколько месяцев назад, во время осады крепости его самого яростного врага Юсифа, валига Эль-Асвада, он стал жертвой шагунского проклятия. Сын валига Гарун наслал на него заклятие, причинявшее боль. И он не мог от него избавиться, поскольку главным догматом его движения являлось полное отречение от любого колдовства.

– Дети тоже его видели, Мика.

Ученик взглянул на отпрысков. Сиди кивнул, как всегда делая вид, будто это его нисколько не впечатлило. Но у дочери, все еще не носившей имени, в глазах вспыхнули восторженные искорки.

– Он там, в небе, отец. Мы не могли ошибиться.

Эль-Мюрид слегка успокоился. Ангел обещал помочь, но он в этом сомневался… Он, сам посланник Всевышнего, – сомневался. Мрачные чувства терзали душу.

– Еще несколько дней, малышка, и ты получишь имя.

Ученик уже побывал в Аль-Ремише много лет назад, когда девочка была еще младенцем. Он намеревался провозгласить Слово Господне во время Священных дней Дишархуна и окрестить дочь в Машад, самый важный Священный день. Приспешники зла, правившие Хаммад-аль-Накиром роялисты, ложно обвинили его в нападении на сына Юсифа, Гаруна, и приговорили к изгнанию. Мерьем поклялась, что ее дочь останется безымянной, пока не сможет получить имя в другой Машад, в освобожденных от ереси Святейших храмах Мразкима.

До Дишархуна оставалось несколько дней.

– Спасибо, папа. Кажется, дядя Насеф возвращается.

– Да.

Насеф развернул коня рядом с Эль-Мюридом. Они были вместе с самого начала. Мерьем и Насеф стали первыми обращенными в его веру – хотя Насефом, похоже, двигало скорее тщеславие, чем преданность мечте.

– Их там полно, – сказал Насеф.

– Мы этого ожидали. Скоро Дишархун. Слышал что-нибудь от шпионов?

Бич Господень вполне заслужил свой титул. Тактика его была самой передовой, в бою его ярость не знала себе равных, и у него имелись шпионы в самом Королевском шатре.

– Угу. – Насеф развернул пергаментную карту. – Мы здесь, на восточном краю. – Столица стояла в центре большой котловины. – Люди короля Абуда разбили лагерь без особого порядка. Они ничего не подозревают. Вся знать собралась в Королевском дворе. Наши шпионы атакуют одновременно с нами. Змея должна лишиться головы в первые же минуты сражения.

Ученик прищурился, глядя при свете луны на карту:

– А эти твои пометки? Что там?

– На дальней стороне – лагерь Хоквинда. – (Ученик вздрогнул – наемник Хоквинд командовал силами противника в Вади-эль-Куфе, и имя его вызывало патологический ужас.) – Возле Королевского двора – лагерь Юсифа. Думаю, оба заслуживают особого внимания.

– Воистину. Поймай мне Юсифова щенка. Хочу, чтобы он снял с меня заклятие.

– Обязательно, повелитель. Я отправлю в лагерь валига целый отряд. Никто не сбежит.

– Мерьем говорит, будто видела моего ангела. Дети тоже. Сегодня он с нами, Насеф.

Бич Господень неуверенно взглянул на него. Ученик подозревал, что вера его существует лишь на словах.

– В таком случае мы никак не можем потерпеть неудачу. – Насеф на мгновение сжал его плечо. – Скоро, Мика. Скоро.

– Тогда иди. Начинай.

– Я пришлю гонца, когда мы захватим Храмы.

Звуки сражения отражались от стен котловины, и их не было слышно снаружи – голоса ночных птиц и то казались громче. Чтобы что-то услышать, требовалось подойти к краю, где сейчас стоял Эль-Мюрид, глядя на мягко светящийся амулет на левом запястье, который много лет назад дал ему ангел. С его помощью он мог вызвать молнию с безоблачного неба. Теперь он думал о том, потребуется ли применить силу амулета, чтобы помочь Насефу.

С того места, где он стоял, мало что было видно – лишь свет нескольких костров нарушали густую темноту внизу.

– Как думаешь, у них все в порядке? – спросил он Мерьем. – Скорее бы Насеф прислал гонца. – Ему было страшно – он слишком многое поставил на единственный бросок костей. Враг был намного сильнее. – Может, мне самому пойти туда?

– Насеф слишком занят, чтобы впустую тратить людей ради того, чтобы нас обнадежить. – Мерьем посмотрела на небо.

Войну ей уже доводилось видеть, и часто, но ангела мужа – никогда. До сегодняшней ночи она даже не до конца в него верила.

Ученик все больше не находил себе места, уверенный, что сражение складывается не в его пользу. Каждый раз, когда он ехал в одном строю с воинами, что-то шло не так. Вернее, не каждый раз – давно, когда его дочь была еще младенцем, они с Насефом захватили Себиль-эль-Селиб, во время такой же ночной атаки. Себиль-эль-Селиб считался важнейшим религиозным центром за пределами Аль-Ремиша. Из этой победы выросло все, что за ней последовало.

– Успокойся, – сказала Мерьем. – Ты все равно ничего не можешь сделать, только зря расстраиваешься.

Она повела его назад через ряды одетых в белое телохранителей-Непобедимых к скоплению валунов, где ждали слуги. Некоторые спали.

Как смели они спать? В любое мгновение, возможно, придется бежать… Он насмешливо фыркнул. Они спали, потому что знали: если бы ход сражения повернулся в пользу врага, им пришлось бы бежать уже давно.

Эль-Мюрид, Мерьем и Сиди спешились. Его дочь поехала проверить заставы.

– В ее жилах течет кровь эль-хабибов, – сказал он Мерьем. – Ей всего двенадцать, но она уже похожа на маленького Насефа.

Мерьем устроилась на тюфяке, который положил для нее слуга.

– Сядь со мной. Отдохни. Сиди, будь так добр, узнай, приготовила ли Альтафа лимонад. – Мерьем прижалась к мужу. – Прохладно сегодня.

Он улыбнулся, постепенно успокаиваясь:

– Что бы я без тебя делал… Смотри, котловина начинает светиться. – Он попытался встать, но Мерьем снова его усадила:

– Расслабься. Ты все равно сейчас ничему не поможешь. Как ты себя чувствуешь?

– В смысле?

– Болит что-нибудь?

– Не особо. Так, немного.

– Хорошо. Меня беспокоит, что Эсмат дает тебе снадобье.

Если что ему и не нравилось в Мерьем, так это ее постоянное ворчание в адрес врача. Но на этот раз он не стал обращать на него внимания.

– Поцелуй меня.

– Здесь? Люди увидят.

– Я Ученик. Я могу делать, что захочу, – усмехнулся он.

– Ах ты, зверюга. – Она поцеловала его и чихнула. – Ну и борода у тебя. Интересно, где застрял Сиди?

– Наверное, ждет, пока приготовят лимонад.

– Альтафа – ленивая шлюха. Пойду посмотрю.

Эль-Мюрид откинулся на тюфяк:

– Не задерживайся.

Он закрыл глаза и, к своему удивлению, не заметил, как заснул.

Его разбудили крики. Где? Как долго он спал? Сияние из котловины стало ярче… Слышались полные ужаса вопли. На фоне сияния виднелись силуэты атакующих всадников с мечами в руках, похожие на демонов из адского пекла.

Шатаясь, он поднялся, борясь со сном и пытаясь вспомнить, где оставил меч.

– Мерьем! Сиди! Где вы?

Врагов было человек пятьдесят, и все они мчались к нему. Даже Непобедимые не могли их остановить, и его слуги уже падали под ударами мечей.

Его охватил старый, хорошо знакомый ужас. Он не мог думать ни о чем, кроме бегства. Но бежать было некуда, так же как и после Вади-эль-Куфа, – от всадника не убежишь. Нужно было где-то спрятаться.

К нему с плачем бросился мальчик.

– Сиди! – заорал он, позабыв о страхе.

К мальчику резко свернул какой-то всадник. Сбоку возникла еще одна лошадь.

– Девочка! Да ты с ума сошла, – выдохнул Эль-Мюрид, глядя, как дочь преграждает путь вражескому всаднику.

На мгновение они замерли друг напротив друга, а Сиди метнулся в сторону камней.

– Мерьем! – (Его жена бежала сквозь гущу сражения следом за Сиди. Всадник скользнул мимо девочки и взмахнул мечом. Вскрикнув, Мерьем споткнулась и упала, а затем поползла к камням.) – Нет! – Не имея под рукой лучшего оружия, Эль-Мюрид швырнул камень, но промахнулся. Всадник, атаковавший Мерьем, взглянул в его сторону. – Гарун бин Юсиф! – Он выругался. – Хотя – кто же еще?

Его старые враги всегда оказывались рядом. Семья Юсифа была главным поборником зла. Этот юноша начал вредить ему в шестилетнем возрасте, из-за него лошадь сбросила Эль-Мюрида, и он сломал лодыжку, которая болела до сих пор. Его амулет вспыхнул, словно предлагая вызвать молнию и покончить с нескончаемым проклятием.

Непобедимые окружили Гаруна и его приспешников, постепенно приходя в себя и оттесняя их. Численностью они существенно превосходили противника. Около полудюжины остались возле Ученика и его жены.

Эль-Мюрид прижал к себе Мерьем, не обращая внимания на пропитывающую его одежду кровь. Он думал, что она умерла, пока не послышался слабый голос:

– На этот раз у меня все получилось, да?

Застигнутый врасплох, он рассмеялся сквозь слезы:

– Да, конечно. Эсмат! Где ты, Эсмат? – Он схватил кого-то из Непобедимых. – Приведи врача, быстро!

Эсмата нашли прячущимся в тени каменного уступа, за грудой скарба, и без особых церемоний швырнули к ногам Ученика.

– Эсмат, Мерьем ранена. Дьявольское отродье… Вылечи ее, Эсмат.

– Повелитель, я…

– Эсмат, молчи и делай, что тебе говорят. – Голос Эль-Мюрида звучал жестко и холодно.

Взяв себя в руки, врач повернулся к Мерьем. Он был ближе к господину, чем кто-либо, кроме Бича Господнего, – ближе во многих отношениях. Его господина могла полностью сломить потеря жены. Даже всей веры Эль-Мюрида, сколь бы велика та ни была, могло не хватить, чтобы его поддержать.

Насеф подъехал к зятю, нервно расхаживавшему туда и обратно.

– Мы победили, повелитель! – радостно объявил он. – Мы захватили Аль-Ремиш. Мы заняли Святейшие храмы Мразкима. Враг превосходил нас вдесятеро, но паника поразила их, подобно чуме. Даже наемники бежали. – Насеф взглянул на луну, словно размышляя, не вызвал ли панику некий небесный всадник от имени избранного орудия. Он вздрогнул – все сверхъестественное было ему противно. – Мика, ты можешь стоять спокойно?

– Гм? – Ученик впервые заметил Насефа. – Что такое?

Бич Господень спешился. Стройный, с жесткими чертами лица, обладавший мрачной привлекательностью тридцатилетний молодой человек, носивший множество боевых шрамов, был из тех генералов, что возглавляют атаку в первых рядах.

– В чем дело, Мика? Проклятье, да стой ты спокойно и ответь мне!

– На нас напали.

– Здесь?

– Отродье валига, Гарун. И чужеземец, Мегелин Радетик. Они точно знали, где искать. – Эль-Мюрид обвел вокруг рукой. – Шестьдесят два убитых, Насеф. Хорошие люди. Некоторые были с нами с самого начала.

– Удача – непостоянная сука, Мика. Они бежали и случайно наткнулись на вас. Неприятно, но на войне такое случается.

– Случайно ничего не бывает, Насеф. Всевышний и Тьма сражаются друг с другом, и мы лишь следуем их указаниям. Они пытались убить Сиди. Мерьем… – Он разрыдался. – Что я буду без нее делать, Насеф? Она – моя сила, моя опора. Почему Всевышний требует таких жертв?

Насеф его не слушал – он уже искал сестру. Шаг его был решителен, а в голосе звучала ярость. Ученик заковылял следом за ним.

Мерьем была в сознании. Она слабо улыбнулась, но ничего не сказала. Врач весь дрожал, пока Насеф его допрашивал, – Бич Господень отличался взрывным характером и пользовался дурной репутацией. Присев, Эль-Мюрид взял жену за руку. В глазах его заблестели слезы.

– Все не так плохо, – сказал Насеф. – Я видел многих, выживших и после худшего. – Он похлопал сестру по плечу, и та вздрогнула. От обезболивающих Эсмата она отказалась. – К тому времени, когда девочке придет пора получить имя, ты будешь уже на ногах, сестренка. – Он крепко сжал плечо Ученика, Эль-Мюрид едва не вскрикнул. – Они за это поплатятся, брат. Обещаю. – Он подозвал Непобедимого. – Найди Хаджа. – Хадж был главным телохранителем Эль-Мюрида. – Я дам ему возможность исправить ошибку. – (Непобедимый уставился на него.) – Ну же, давай, – негромко, но жестко бросил Насеф, и воин умчался. – Мы потеряли множество людей и преследовать врага не сможем, хотя мне и хотелось бы отправиться в погоню за наемниками. Мика, иди в город. К тому времени, когда ты туда доберешься, Храм и Королевский двор должны быть уже очищены.

– А ты?

– Погонюсь за Гаруном и Мегелином Радетиком. Это все, что осталось от семьи валига.

– А король Абуд и принц Ахмед?

– Ахмед убил Абуда, – усмехнулся Насеф. – Он был моим человеком. Как же он расстроился, когда я не позволил ему стать королем!

Ученик чувствовал скрытое за похвальбой Насефа тщеславие. Насеф не был истинно верующим – он служил только себе самому. Он был опасен – и вместе с тем незаменим. На поле боя ему не было равных, за исключением, пожалуй, сэра Тури Хоквинда – капитана наемников, который теперь лишился работодателя.

– Мне пойти с тобой?

– Я хочу сделать все сам. – Он снова зловеще усмехнулся.

Эль-Мюрид попытался возразить – ему не хотелось оставаться одному, если Мерьем умрет. Во время разговора появились его сын и дочь. У Сиди был скучающий вид, взгляд же девочки пылал от ярости. Она очень походила на своего дядю, но в ней было и нечто большее – сочувствие, полностью незнакомое Насефу. Насеф не признавал никаких ограничений или чувств, не присущих ему самому. Она молча взяла отца за руку, и на мгновение он почувствовал облегчение, словно Эсмат дал ему снадобье.

Он вдруг понял, что сегодня обезболивающие Эсмата ему не понадобятся, хотя волнение и тревога обычно лишь усиливали боль в старых ранах и от проклятия звереныша Гаруна. Валиг не довольствовался тем, что на десятилетие загнал их движение в бутылочное горлышко Себиль-эль-Селиба, – он еще и обучал своих щенков колдовству. Королевство следовало освободить от подобной ереси! И этого недолго осталось ждать – сегодня начнутся последние родовые схватки Царства Мира.

Эль-Мюрид посмотрел на отважно державшуюся Мерьем, подумав, не слишком ли велика цена рая.

– Насеф?

Но Насеф уже отправился в погоню за щенком валига, возглавив большую часть телохранителей. Сегодня ночью мальчишка стал последним претендентом из рода Квесани на Павлиний трон Хаммад-аль-Накира. Без него роялистские лакеи зла остались бы без объединяющей идеи.

В сердце Ученика гноилась мрачная, злобная и мстительная рана, хотя душой его послания к избранным всегда были любовь и прощение. В ночи слышался стихающий топот копыт всадников.

– Удачи, – прошептал Эль-Мюрид, хотя подозревал, что Насефом движет не одна лишь месть.

Девочка сжала его руку и прижалась лбом к груди:

– С мамой ведь все будет хорошо, да?

– Конечно, милая. Конечно.

Он послал в ночь безмолвную молитву.