Текст книги "Жили-были… Или история одной обычной семьи"

Культурная столица

Ленинград, нач. 70-х гг. ХХ в.

Больше всего на свете папа любил свою работу, хороший юмор и путешествия. Иногда мне кажется, что последнее он любил более всего.

Одним из самых приятных путешествий, глубоко запавшим в душу отца, несомненно, является поездка в Ленинград, в начале 70-х годов прошлого века.

Тогда, в советскую эпоху, ещё можно было встретить людей старой, что называется, «питерской закваски», с которыми и связан сложившийся стереотип «колыбели революции», как культурной столицы России.

Казалось бы, совершенно банальнейшая история. Но на отца она произвела неизгладимое впечатление.

Стоя, как-то раз, на остановке, в ожидании городского транспорта, папа, докурив сигарету, бросил её не в урну, а рядом, на асфальт.

И тут, прямо над своей головой, он вдруг услышал:

– Молодой человек, Вы нечаянно уронили сигарету.

Задрав голову кверху, отец увидел, как из распахнутого окна на уровне второго этажа, ему мило улыбается пожилая женщина.

– Простите – пробормотал пристыженный родитель, и в ту же секунду быстро подняв с земли окурок, опустил его в урну.

Позже, не раз возвращаясь к этой истории, он неизменно будет восхищаться тактичностью этой женщины, с образом которой и будет на всю оставшуюся жизнь ассоциироваться город на Неве:

– Нет, ну надо же: как она красиво меня…

Железная логика

Плов

«…Не одобряется, если кто-либо из присутствующих выбирает исключительно кусочки мяса, оставляя своим „соседям“ рис. В этом случае, можно вполне заслуженно получить затрещину от отца (если за столом все свои) или тебе тактично сделают замечание (если в доме находится гость). Ну, а „личико почистят“ уже потом, когда останетесь одни».

(отрывок из книги «Его Величество – Плов»)

Жизнь человека, родившегося на Востоке, с рождения и до самой смерти обставлена огромным количеством обрядов, церемоний и различного рода мероприятий, которые невозможно пропустить или проигнорировать. Рождение первенца, обряд обрезания, свадьба, религиозные праздники – ничто не обходится без пиршеств и собраний, на которые в обязательном порядке приглашаются родственники, соседи, друзья, сослуживцы и прочий люд, с сопутствующим каждому конкретному случаю угощением, а иногда и подарками. Несомненно, всё это накладывает особый отпечаток на сознание местных жителей, которые настолько свыкаются с подобными вещами, что воспринимают сложившийся уклад, как нечто будничное и неизменно существующее от века.

Как правило, в основном, мероприятия разделяются на женские праздники и мужские. К последним, в частности, достаточно часто, относится и такое, как приглашение на плов. На подобных торжествах, где – как известно – собирается немалое количество незнакомых вам людей, не принято группироваться с друзьями или знакомыми: вы, просто, занимаете свободное место, и это совершенно естественно и нормально.

При раздаче горячего, принято ставить одну тарелку плова на двоих. Эта традиция, уходящая своими корнями в глубокую древность, находит свое объяснение в религиозно-мифологическом контексте мусульманской эсхатологии, одно из положений которой можно сформулировать приблизительно следующим образом: «человеку, вкушающему пищу в одиночестве, сотрапезником, непременно, становится сам сатана (шайтан)».

Хорошо, если партнёром по трапезе окажется ваш знакомый: в этом случае, можно мило побеседовать, да и естся легко и без всяких стеснений. И, совсем другое дело, если вам выпало – разделить обед с незнакомым человеком. Тут, поглощение еды превращается в настоящее испытание вашей воспитанности, сопровождаемое взаимной демонстрацией вежливости, подталкиванием друг к другу кусочков мяса, искусственным сдерживанием зверского аппетита и прочими излишествами восточного этикета, поскольку никому не хочется прослыть в глазах оппонента невеждой и невоспитанным ослом, напрочь лишенным понятий об элементарных правилах поведения за столом.

В тот день, моему родителю не повезло вдвойне: мало того, что он был ужасно голоден, так, к тому же, как вскоре выяснится, выпавший ему по воле жребия партнёр, оказался со своеобразными представлениями о приличиях и этикете, предписываемых благочестивому мусульманину.

Поначалу, как это и положено, мой родитель сдержанно довольствовался легким салатом из овощей и несколькими рисинками плова. Однако, вскоре, обратив внимание на то, как его сосед беззастенчиво и ловко, один за другим, уминает за обе щеки мясо, он заволновался, нервничая и ёрзая, как на иголках, терпеливо выжидая – когда же, наконец, бессовестный обжора образумится и проявит акт великодушия в отношении своего сотрапезника. Партнер же, был глух и нем, руководствуясь, похоже, моралью из известной басни Крылова «Кот и повар»: «А Васька слушает да ест».

Наконец, терпение отца лопнуло, и он отважился тактично намекнуть:

– Берите, берите… угощайтесь, не стесняйтесь… рис с морковью тоже полезны для здоровья…

– Нет, спасибо: мне мясо больше нравится – – простодушно сознался сосед.

От неожиданности, папа чуть не подскочил на месте: за всю свою сознательную жизнь, ему ещё ни разу не приходилось сталкиваться с подобным уникальным экземпляром.

– – Что Вы говорите? Неужели?! – изумился отец, вскинув высоко кверху свои густые мохнатые брови, и, выждав паузу, саркастически добавил: – Знаете, как это ни странно, но в любви к мясу Вы не одиноки: я тоже, к примеру, очень даже неравнодушен к нему!

– Так, в чем же дело?! – настала очередь удивляться собеседнику. – Берите и ешьте! Кто ж, Вам, не дает?

Логика оппонента оказалась настолько железной и «правильной», что мой бедный родитель застыл на некоторое время с раскрытым ртом, беззвучно шевеля губами, словно рыба, выброшенная на берег.

А затем, придя в себя, тихо произнес:

– Спасибо: пожалуй, я уже наелся: надо переварить полученную пищу.

Акачон

Папа со старшими детьми. Бухара, нач. 50-х гг. ХХ века

C братом меня связывает многое. В том смысле, что не только родственные узы, но и нечто бОльшее.

На этом фото начала 50-х годов прошлого века, камера фото-мастера из советского ателье запечатлела фрагмент истории нашей семьи: мой папа, которому лет 27 – 28, и мои старшая сестра Мавҷуда и старший брат Ганиҷон. По всему видно, что день выдался особенный: дети в нарядных обновках, ножки обуты в лакированные туфельки с белоснежными носочками, а в руке у брата совершенно новая дудка. Сейчас, после фото-сессии, папа обязательно заглянет в ближайшее кафе, где купит своим чадам по небольшой плиточной шоколадке, и не забудет про себя, опрокинув стопочку холодненькой благословенной. А потом, Родитель нагнётся и тихо прошепчет:

– Только маме – ни-ни! Поняли?

И брат с сестрой поспешат, согласно кивнуть головой в ответ.

Брат Ганиҷон

Родные не умирают: просто рядом быть перестают…

Непривычно как-то говорить и писАть о брате в прошедшем времени: и язык не поворачивается, и мозг отказывает до конца поверить в свершившийся факт, и всё твоё нутро возмущается этой несправедливостью. Смерть как всегда врывается к нам внезапно и неожиданно, выхватывая из наших рядов самых лучших, самых достойных, самых мудрых…

После родителей, брат оставался для меня одним из самых близких людей, с которым я мог откровенно делиться своими сокровенными мыслями. Он был той самой нитью, что связывала не только с мамой и папой, но и с нашим детством, нашим двором, с той безвозвратно ушедшей эпохой, что останется только лишь в сердцах моих сверстников.

Перешагнув определённый жизненный рубеж, мы сблизимся с ним настолько, что при каждом удобном случае, станем искать встречи для того, чтобы пообщаться и поделиться накопленным, высказать свою точку зрения на те или иные наболевшие проблемы, происходящие в мире. И мне всегда было приятно от осознания нашего единомыслия. Впрочем и разногласия имели место быть, и в такие минуты мы предавались жарким спорам, яростно отстаивая свою позицию и пытаясь выявить истину. И – надо отдать должное – не раз бывало, что после бесед с братом, я заново переосмысливал сказанное и, порою, вынужден был менять свой взгляд по обсуждаемой теме.

И вот теперь… нету у меня такого неподкупного критика, строгого судьи и душевного собеседника, с которым можно было абсолютно свободно обсуждать всё: начиная от экономики и политики и заканчивая живописью, кулинарией, анекдотами и юмором. Во всяком случае, мне некому излить свои проблемы и сомнения, не с кем поделиться своими радостями и успехами.

Примерно за 2 – 3 дня до трагического дня, мы с ним общались (через IMO) по видео: он выглядел значительно лучше, без маски, и только привычно капризничал, выказывая недовольство врачами и желанием, побыстрее бы очутиться дома, в родных стенах. «До чего же с возрастом он стал похож на папу!» – подумалось мне, разглядывая его черты лица и припоминая про себя отца. Ну, просто один в один! Брат же, подняв одну из рук, продемонстрировал мне тёмное пятно в районе сгиба локтя:

– Вот, смотри как искололи: совсем чёрная… Рука чёрная, ж@па – чёрная… – и тут же, видимо устыдившись своих жалоб – Э-э, ладно, потом как-нибудь расскажу.

– Ну, а что Вы хотели: мы же «чернож@пые». – не выдержав, вставил я, после чего мы оба весело засмеялись.

Я реально видел, что брат уже чувствует себя значительно лучше и потому, на радостях, решил с ним вести себя так, как это происходило обычно, когда мы оставались с ним одни, обсуждая жаркие и животрепещущие темы. И тут я вдруг, вспомнив про недавно законченную совместную с моим товарищем книгу «Бухарские миражи», решил поднять ему настроение. И, достав увесистый фолиант формата А4, показал его обложку прямо в камеру.

– Ого! – обрадовался брат, разглядывая цветное фото Бухары и одобрительно кивая головой. – Поздравляю!

– Спасибо, но поздравлять будете, когда окончательно поправитесь и выпишитесь из больницы. – поправил я его, заверив на прощанье. – Всего отпечатано 4 экземпляра: два мне и два – соавтору. Так вот, один из моих экземпляров остаётся в Питере, а второй, как всегда, для Вас.

Кто мог предполагать, что это будет наш последний живой разговор?

Собственно, я всегда писал с учётом на то, как на это отреагирует мой брат. Никогда не забуду его слов, после очередной критики: «Писательство – это серьёзная и ответственная профессия. А поэтому, если собрался о чём-то писать, то пиши правдиво. Или – вовсе не пиши!».

И несмотря на то, что не суждено мне более свидеться с материальной оболочкой брата, душой он навсегда останется со мной, в моём сердце. Я знаю, что даже оттуда он будет всегда следить за мной, как некогда следил за моими школьными заданиями и за моим правильным поведением. И когда наступит час «икс» и очередной снаряд ляжет в мою воронку, я уверен, что он не оставит меня, а как всегда, протянет свою руку, вытащив меня наверх. И мы вновь будем вместе. Теперь уже окончательно и навечно.

Пачанга

Идём со мной девчонка,

Идём плясать пачангу,

Танцуй со мной пачангу,

Не говори мне «нет»!

По рекам и каналам Санкт-Петербурга…

Сегодня 2 февраля – день рождения моей старшей сестры Мавджуды. До сегодняшнего дня, я ни разу, ни в одной (пусть даже, самой короткой) миниатюре не упомянул об этом дорогом и близком для меня человеке. А ведь, это именно с ней у меня ассоциируются самые первые (а следовательно и самые яркие) впечатления детских лет, когда я впервые стал осознавать себя как личность.

И одно из самых первых – это наш совместный поход на празднование дня рождения её лучшей подруги Виктории, которая проживала через квартал от нас. Точный год, к сожалению, мне уже и не припомнить, но могу уверенно поручиться, что это было начало 60-х годов прошлого века. Сестре на тот момент уже было лет 14 – 15, что – по восточным меркам – ни много ни мало, «невеста на выданье», ну а мне, соответственно, исполнилось годиков 5 или 6. Поскольку, родители мои были строгих правил, то естественно, отпускать дочь одну на такое «ответственное» мероприятие, было бы явно опрометчивым шагом и потому ими было принято мудрое решение, привязать так сказать в довесок маленького «соглядатая», ну, типа «стукачка». Так, на всякий случай…

В те далёкие годы советская молодёжь едва лишь догадывалась о существовании западных групп «Битлз» и «Роллинг Стоунз», а такие звёзды, как Том Джонс и Энгельберт Хампердинк ещё только-только начинали своё восхождение к музыкальному олимпу. А потому, высшим шиком являлись латиноамериканские танцы (самба, румба, танго, ча-ча-ча…).

Виниловые пластинки из детства…

Из того незабываемого вечера, детская память чётко зафиксировала лишь вот эту пластинку, мелодию и обрывки фраз незамысловатого текста песни «Пачанги», а также то, как в конце танца, партнёр несколько грубо (как мне тогда показалось) оттолкнул от себя мою сестру. Так, что она плюхнулась рядом со мной на диван.

Я очень долго искал в интернете этот «хит» и уже начал было подумывать о том, что никакой «пачанги» и в помине не было. Что всё это мне привиделось, как это часто происходит, когда отдельные яркие картинки детства накладываются друг на друга. Но… наконец-таки, на днях мне повезло! И я так, почему-то, обрадовался этому факту, словно вновь вернулся в то чистое и безоблачное состояние, где царит только радость, веселье, мир и покой. Рад, что это, оказывается, был вовсе не сон, а имело место быть в самом что ни на есть настоящем, в реальной жизни!

Ну а потом… Потом мы разучивали вместе с сестрой:

«Заправлены в планшеты

Космические карты,

И штурман уточняет

В последний раз маршрут.»

– знаменитая песня будущих космонавтов на стихи В. Войновича в исполнении В. Трошина.

А потом:

Я беру с собой в дорогу лишь всего

На день хлеба и немного аш-два-о.

– в исполнении Олега Анофриева.

А потом…

Почему вдруг всё это всплыло? Наверное потому, что эти ниточки, связывающие нас во времени, в немалой степени способствовали тому, чтобы обрести столь знакомое чувство любви, привязанности и единения к нашим родным и близким. С годами ниточки окрепли и связали нас не только кровными узами, но чем-то ещё – несоизмеримо бОльшим – определение которому мне сложно сходу сформулировать. Тем, чем мы более всего дорожим на свете. Что дороже патриотических песен и пафосных призывов о так называемой любви к Родине. Особенно, когда эти призывы исходят со стороны тех, чьи дети и счета находятся «за бугром». Ибо, Родина начинается с семьи, домашнего очага и родительского тепла, с незначительных потасовок между отдельными маленькими членами одной большой, но дружной семьи. С детских игр и тех безобидных приколов, что имеет место быть в практически любом нормальном доме.

Помнишь, как мы играли в «жмурки»? И я, с завязанными глазами, бегал за вами по комнате, пока не споткнулся и не расшиб себе лоб о ножку железной кровати. И как ты – будущий доктор – срочно отправилась со мною в травмпункт, где мне наложили швы и заштопали так, что от этого шрама не осталось даже и следа. О чём я искренне иногда жалею.

А разве можно забыть твой бесподобный смех, с этими захлёбывающими «иками», которые буквально заражают всех, кто находится рядом. И я очень желаю тебе, моя дорогая, чтобы этот смех продолжал нас радовать долгие годы! И ещё один момент, который навсегда запал мне в душу: это ты и твоя неразлучная «подруга» – книга. Наверное, это от тебя мне передалась та страсть к познанию и осмыслению окружающего нас мира, одним из источников которой являются шедевры мировой литературы.

Что я могу подарить тебе в этот день? Разве что, вот эту наспех составленную миниатюру, слепленную из осколков моих детских воспоминаний. Которая, возможно, вызовет у тебя лишь лёгкую улыбку. Большего мне и не надо.

Здравствуй всегда, моя родная, пой и веселись на этом празднике Жизни! Ты всегда была жизнерадостной оптимисткой и поддерживала всех вокруг. Оставайся и впредь всегда такой, вселяя в нас надежду на лучшее. А я со своей стороны, обязуюсь помочь и приложить все свои усилия для того, чтобы приблизить и укрепить этот день.

С днём рождения, моя дорогая и любимая сестра!

 
И если ты, девчонка,
Подаришь мне пачангу,
Я сердце за пачангу
Отдам тебе в ответ!
 

Гуленька

Бухарская хозяйка

Вот так всегда: как только дело доходит до самых-самых близких, выясняется, что как раз таки про них мы, оказывается, по сути ничего и не сказали. Наверное, так и положено: с самыми дорогими и близкими мы общаемся на уровне сердца, где слова излишни, ибо они не в состоянии выразить всю гамму и полноту чувств, которые мы испытываем к ним. Вот и на сей раз, перелопатив кучу своих статей, выяснилось, что про сестёр своих у меня упомянуто крайне мало. Тем более, что у одной из них сегодня день рождения.

Кто из нас не помнит того соперничества и тех потасовок, между отдельными членами семейства, которые имели место быть в далёком детстве, практически в любой приличной и уважающей себя семье? Причём, как правило, «весовые категории» соблюдались строго и неукоснительно. Так, например, в нашей семье, несомненными «тяжеловесами» были старшие брат с сестрой. Моим же, извечным соперником по отвоёвыванию жизненного пространства, являлась вторая сестра, которая была на два года старше меня. Самый незавидный и в то же время – самый удобный статус, имел мой младший брат, которому приходилось сражаться «против всех», и которому (по вполне понятным причинам) очень многое сходило с рук.

Боже мой, мог ли я тогда предполагать, что повзрослев, жизни не буду себе представлять без своего «врага»!

Сейчас, конечно, смешно, но я хорошо помню, как тогда, в советское время (да и сейчас, в России), многим из нас присваивали новые имена-клички, напрочь игнорируя те, что дали нам родители. Так, мою старшую сестру с красивым именем Мавджуда (Сущая, Дающая Жизнь), обозвали почему-то, Маей, брат Ганиджан (одно из 99 имен Аллаха – «Богатый») превратился в школе в Гену. Мне повезло чуть по-более: в моём имени Ғолиб («Победитель») заменили лишь две первые буквы (на Га…), а младшего брата Шухрата («Слава») вообще, «окрестили» Шуриком. Ну а тебя, Гуленька (насколько мне помнится), кое-кто называл даже Галей. Впрочем, тебе тоже повезло: в основном за тобой прикрепилось имя Гуля. По всей вероятности, по аналогии с героиней известного на всю страну произведения Лии Яковлевны Маршак «Четвертая высота» – Гулей Королёвой. Ну, хоть так – и то – слава Аллаху!

Гульчехра. Такое прекрасное персидское имя – комбинация имён собственных «Гуль» («цветок/роза») + «Чехра» («лицо»). Розоволикая. Это тебе не «Гульчатай»!

На Востоке распространено известное изречение: «Рай находится под стопами наших матерей». Более того, я уверен в том, что покидая этот мир, материнские качества (чувство ласки, тепла и заботы) посредством каких-то невидимых нам духовных нитей передаются к сёстрам, с годами делая последних всё более и более похожими на обожаемую Родительницу. И что более изумительнее – даже внешне.

Всякий раз, когда я приезжаю в Бухару, навестить своих родных, к концу моего пребывания вся большая семья традиционно провожает меня. И всякий раз, сестры непременно одаривают своего братика подарками, в виде брюк, рубашек, свитеров, костюмов и прочей одежды. Как всегда, я начинаю яростно сопротивляться, прекрасно понимая, что все мои попытки окажутся в конечном счёте тщетными и будут проигнорированы. Сёстры неумолимы. Напутствуя в дорогу:

– Ты уж, там одевайся, пожалуйста, потеплее! У вас ведь холодно…

Гуленька, дорогая! Прости меня за то, что я не сумел сделать тебе в ответ достойного подарка. Не посвятил ни одной статьи, способной раскрыть твои внутренние качества настоящей бухарской женщины, хозяйки, матери и сестры. По всей вероятности, это означает лишь одно – лучшие мои посты (хочется верить) ещё впереди.

Поздравляю тебя с днём рождения и в первую очередь желаю здоровья! Как говорят у нас в Бухаре: Рўзи таваллудатон муборак, Апажон! Илоҳим соғ-саломат бошед! А всё остальное приложится.

Целую и обнимаю тебя нежно, – твой братик.

Неприятный разговор

Младший брат Шухрат с супругой Дилором

У моего младшего брата есть очень забавный импульсивный товарищ, который не совсем хорошо ладит с современной техникой, а потому своеобразно воспринимает информацию, исходящую с мобильного телефона.

Иногда, данный факт дает брату повод – лишний раз по-прикалываться.

Он незаметно звонит рядом идущему другу и, когда тот от неожиданности впопыхах пытается достать свою трубку, моментально даёт «отбой». Так повторяется раз пять.

Издерганный и обезумевший приятель нервно копошится в многочисленных кнопках, пытаясь понять – в чём же, тут дело? Его растерянный и жалкий вид не может не вызвать улыбку.

Естественно на табло всякий раз высвечивается одна и та же информация – «не принятый разговор».

– Ха, ҷўраҷон: ки вай? («Что такое, дружище: кто это?») – с невозмутимым выражением на лице, заботливо справляется мой брат.

– Намедонам, Шўхратҷон: ким-кадом «неприятный разговор», онеша об барад! («Не знаю, Шухратҷон: какой-то «неприятный разговор», мать её, раз эдак!) – выдавливает вконец измученный товарищ, ничего не соображая и тупо уставившись на трубку.

В этот момент мобильник вновь издает свою сумасшедшую трель. Приятель неожиданно вздрагивает и вскоре, узнав по голосу свою дочь, не давая высказаться последней, раздраженно перебивает, скороговоркой выплёскивая на ничего не подозревавшего ребенка весь накопившийся внутри пар:

– О Шойи, бачем: ин катар «тир-пир, тир-пир» телефон дачи мекуни?! («Шойи, доченька: ну к чему столько раз „тир-пир, тир-пир“ теребить меня звонками?!»)