Текст книги "Жили-были… Или история одной обычной семьи"

ЧАСТЬ II – Мысли вслух

Бармен в медресе Абдулазиз-хана. Бухара, нач. 80-х гг. ХХ в.

Буревестник

«Буря! Скоро грянет буря!»

(«Песня о Буревестнике» М. Горький)

В середине ноября 1982 г. я впервые оказался в Ленинграде. Незадолго до этого не стало Л. Брежнева…

Так уж вышло, что в феврале 1984 года мне вновь довелось очутиться на брегах Невы. На сей раз, буквально за два-три дня до моего приезда, умирает Ю. Андропов.

Мой друг, встречая меня в аэропорту и радостно тиская: – Господи, Голибушка: ты бы почаще к нам приезжал!

«Как жену чужу-у-у-ю обнимал берёзку…»

Потомок русичей

Было это много лет тому назад. Ко мне в гости, проживающему уже в России, в Ленинграде, приехали мои студенческие друзья-земляки из Бухары – просто, навестить товарища

Это уже сейчас, задним числом, когда межэтнические и межнациональные конфликты достигли своего апогея, я вдруг осознаю, что все мы были совершенно разных национальностей: один – кореец, другой – татарин, третий – таджик. Но это так, к слову

Встречаю я, значит, их в аэропорту «Пулково», нанимаем такси и едем к нам домой. В машине, помимо прожженного таксиста-питерца, оказалась попутчицей еще и старенькая бабушка – «божий одуванчик» – которая за все время пути не проронила ни единого слова

Надо отдать должное моим друзьям – восточное воспитание, впитанное кровью с молоком, не замедлило сказаться даже здесь, несмотря на то, что от дома их отделяли тысячи километров

Проявилось это, прежде всего в том, что, прекрасно зная, – как я рад их приезду и какой прием ожидает их дома (с соответствующим, положенному случаю, количеством спиртного и так далее), они, скромно опустив глаза, стали что-то застенчиво оправдываться и лепетать о Востоке, о традициях: мол, ты ведь, прекрасно знаешь, как принято встречать гостей – достаточно всего лишь чаю и сладостей…

Понятное дело, люди, воспитанные в традициях восточного гостеприимства, никогда и нигде не позволят, своим вольным или невольным приездом обременять жизнь тех, к кому они едут. Дабы избежать всевозможных взаимных извинений и прочей учтивости, принятых на Востоке, с сопутствующими данному случаю «книксенами» и «реверансами», я вдруг выпалил, ставшую впоследствии знаменитой, фразу

– Ну-у, это у вас так принято. А у нас – у русских..

Наш многоопытный водитель от таких слов чуть не врезался в столб, находившийся далеко на обочине, а бедная бабулька еще долго не могла прийти в себя, всю оставшуюся дорогу периодически оборачиваясь на заднее сиденье и убеждаясь в том, что мои усы и густая черная борода никуда не исчезли.

Родня

Михаил Иванович (справа) в гостях у брата Николая. 1985 г. Фото из личного архива автора.

Когда-то, будучи в Бухаре, Андрюша устало заявит мне:

– Что ты водишь меня по этим дурацким ресторанам и кабакам, которых и у нас ничуть не меньше! Не за этим я сюда приехал. Ты мне покажи всего три вещи: это – ишак, кишлак и бухарскую свадьбу!

Показал…

Теперь, когда я, волею случая, окажусь в России, наши роли поменяются. Единственными гостями на нашей свадьбе со стороны «жениха», окажутся мои друзья – Володя и Андрей.

– С «кишлаком» ты уже немного ознакомился – приободрит меня Андрюша, сводив на экскурсию в Эрмитаж и Русский Музей – В свадьбе нашей, также успел принять самое активное участие, причем, в качестве одного из самых главных персонажей. Ну, а с «ишаками» ты ещё успеешь встретиться. Тут их тоже хватает. Правда, мы их называем, просто, ослами…

Михаил Иванович был родом из Вологодчины, вернее – из Череповца. А если быть совсем точным – из маленькой деревушки Текарь, расположенной в самом сердце российских лесов. Вскоре, после войны, он очутится в Ленинграде, где и встретит свою вторую «половинку» – Елизавету, которая, в свою очередь, переберется в город на Неве, из своей малой родины – Тверской области. Там, где протекает Западная Двина, и где стоит указатель: «Тут проходил путь из варяг в греки».

Тесть мой, как вскоре уясню я для себя, окажется настоящим «мастером – универсалом», ибо все в доме блестело и исправно работало благодаря его «золотым» ручкам. Лена с мамой просто не поспевали угнаться за хозяином дома: едва сломали очередной кран или кнопку от унитаза, как в следующую секунду, Михаил Иванович мгновенно восстанавливает в доме порядок, устраняя любую неполадку. Естественно, как и полагается русскому мужику, сопровождая этот процесс с полным мешком отборных крепких слов.

Привыкший с детства к физическому труду, работу он любил и уважал. Все навесные шкафчики на кухне, были выполнены его искусными руками. Причем, их невозможно было отличить от фирменных.

Раз, окинув меня своим наметанным взглядом, тесть безошибочно сделает для себя вывод: либо придется больше зарабатывать, либо следует серьезно взяться за воспитание этого изнеженного «восточного прынца» и белоручки, неизвестно откуда свалившегося ему на голову.

Через год, когда мы с Леной и детьми переедем в отдельную квартиру, я вспомню уроки тестя и собственноручно, наспех, сколочу три навесных шкафчика. Вскоре мы пригласим родителей на новоселье.

– Что это?! – удивится Михаил Иванович, открыв дверцу и критически рассматривая, как я коряво присобачил рояльные петли.

– Как «что» – шкафчик! – с обидой в голосе попытаюсь я отстоять свое творение.

– Двёрки от пи@ды это, а не шкапчик! – вынесет свой окончательный вердикт мой новый родитель, который привык всегда говорить только правду.

Тогда я обижусь на него, но со временем, буду благодарен ему за то, что он заставит меня самокритично и непредвзято оценивать любую свою работу.

Привыкший к порядку, строгой дисциплине и ответственности, он скептически воспримет «гласность» и «перестройку», терпеливо дожидаясь, «когда люди вдоволь нап… ятся, и наконец то, возьмутся за работу». Излишне говорить, что Сталина он уважал. Горбачева же, он унизительно окрестит «женским царём». Этой своей «находкой» он будет очень доволен. Всякий раз, когда на телеэкране будет возникать фигура Михаила Сергеевича, мой тесть, толкая меня в бок, будет усмехаться:

– О! Смотри-смотри: «женский царь» выполз! Интересно, какую на сей раз он..йню нам заготовил?

Своему тестю я буду благодарен ещё и за то, что он привьет мне любовь к «тихой охоте». Будучи, резким и прямолинейным в быту, Михаил Иванович совершенно преображался, находясь на природе, готовый поделиться многочисленными её секретами. Находясь в лесу, за городом, он заметно веселел, превращаясь в добродушного сказочного волшебника. Вероятно, все же, сказывалась тоска по дому, своему раннему детству и юности. Именно, он научит меня грамотно распознавать грибы. Сам же, к сбору грибов, подходил весьма ответственно и по-хозяйски: пусть другие бегают по лесу, в поисках «белых», он же, как правило, предпочитал облюбовать какой-нибудь большой пень, обильно облепленный опятами, и не спеша, за короткий срок наполнял свою корзину. Став немного взрослее, я тоже возьму на вооружение этот беспроигрышный метод. А тогда…

В узком кругу моих друзей даже приживется такой короткий анекдот: «Таджик – грибник». В один из периодов очередного и страстного увлечения, я не на шутку загорюсь желанием узнать о грибах буквально все, что о них написано. Для этого я запишусь в Российскую Национальную Библиотеку (тогда еще называвшуюся именем М. Е. Салтыкова-Щедрина), в которой буду торчать целыми днями, изучая научные рефераты, посвященные микологии.

И, надо отметить, труды мои не пропадут даром. Плодами моих творческих изысканий явится то, что в конце апреля, к огромному удивлению тестя и тещи, я принесу на «обед» с десяток сморчков, произраставших как раз в тех самых местах, что я вычитаю в ученых книжках. Обычные люди привыкли ждать осеннюю пору, когда грибы сами лезут тебе в корзину, а потому – думать, что их можно собирать чуть ли не в любое время года, – это как-то не совсем укладывается в голове. Вот почему следует рассматривать мой данный жест, как один из немногих приемов, способствующих завоеванию и покорению сердец моих «новых» родителей.

Моя тёща, всё-таки, была удивительным человеком.

Довольно часто, когда – бывало – приезжали к нам друзья или родственники из Бухары, мы имели обыкновение собираться вместе за столом, где за ужином оживленно беседовали, расспрашивая друг друга  и активно интересуясь всем.

Иногда, совершенно непроизвольно, по ходу какого-либо диалога с земляком, мы незаметно "соскальзывали" с русского языка на родную речь.

Тёща в такие моменты начинала ёрзать на стуле.

– Что вы, там, лопочете на своём? – не вытерпев, наконец, возмущалась Елизавета Петровна, совершенно справедливо полагая, что неприлично разговаривать вдвоём, когда третий ничего не понимает. – Говорите по-русски!

Причём, мотивация её была довольно-таки своеобразной:

– Леший вас поймёт: может быть, вы меня материте, а я вам улыбаюсь…

Своих новых родителей я заценю слишком поздно. Когда их уже не станет с нами. А жаль. Как говорится в русской поговорке «Дорога ложка к обеду». А доброе слово и благодарность – при жизни, добавил бы я.

Ещё одним полноправным членом семьи, которого я успею полюбить, будет полугодовалый пес Семен. Немецкая овчарка. Умница невероятная. Единственной хозяйкой признавал только Лену. С её рук он мог есть даже противный ему вареный лук. Особо мне запомнилась прогулка. Стоило нам нажать на кнопку лифта, как Сёма заходил сбоку и смотрел – когда кабина достигнет нашего этажа и первым пристраивался к двери.

Больного тестя он побаивался: не смел переступать порога комнаты в его присутствии.

Однажды тесть уснул за телевизором. Мы шепнули Сёме: "Он спит, заходи". Осторожный пес тихо подкрался к дивану, как человек, заглянул тестю в лицо и, убедившись, что мы не соврали, радостно бросился к нам.

И все-же, по настоянию тестя, Сему пришлось отдать. Приехали с погранзаставы, предлагали деньги за пса.

– Ни за что! – заплакала теща. – Пусть он знает, что мы не продаем его, а отдаем защищать родину.

На прощанье Сема всем подал лапу. И я ручаюсь, что глаза его в тот момент блестели от слез. Наконец, тесть тоже подошел и, протянув ему руку, сказал виновато: – Ну, прости. Давай уж, попрощаемся.

И пес… отвернулся.

Тесть постоял ещё некоторое время с протянутой рукой, а потом махнул:

– Ну и хер с тобой…

А мы не могли сдержать слёз.

Где-то в доме, покоится целая пачка благодарственных писем от пограничников.

Своего сына я назову Алишером, чем кровно обижу своих новых родителей. Тем не менее, Елизавета Петровна постепенно отойдет и привыкнет. Тесть же, ещё долго будет дуться на меня, не желая, смирится с состоявшимся фактом. Однако, внуков он любил безумно.

Однажды, мне доведется стать свидетелем милой картины. Осторожно, на цыпочках (дабы не разбудить своих малюток), я переступлю порог нашей комнаты, где застану склонившегося над детской кроваткой Михаила Ивановича.

Аккуратно взяв на руки хрупкий сверток, дедушка нежно прижмет трехмесячного внука к груди, с любовью разглядывая сморщенное личико и, вероятно, пытаясь отыскать там знакомые ему черты. Наконец, склонившись к самому уху безмятежно посапывающего ребенка, дед ласково прощебечет:

– Алёшка! Алёшенька, внучок! Ну, скажи: «А-гу».

Мне стоило немалых усилий, чтобы также бесшумно и незаметно выскользнуть из комнаты.

О женской логике…

Нам – мужчинам – видимо, так и не дано понять женскую логику: какие мыслительные процессы происходят в её головке, какие образы… какие ассоциации? И почему, её ответ, достаточно часто вызывает у мужчины удивление и растерянность, приводя его сначала в некоторое замешательство, затем – в откровенное недоумение и – в конечном итоге – в явное изумление?

На днях, собираюсь на работу. По установившейся традиции, мы с супругой взяли за правило, провожать друг друга, появляясь в прихожей в самый последний момент, перед уходом кого-либо из нас. Вот и на сей раз, интуитивно почувствовав, что я уже оделся и готов к выходу, жена внезапно предстает предо мной, молча подставляя для поцелуя свою щёчку. Чмокнув нежно супругу, я вдруг делаю серьёзное лицо и строго так, грожу пальцем на прощание:

– Смотри у меня: только посмей изменить в моё отсутствие!

На что, она расплывается в улыбке и трогательно произносит:

– Ой… спасибо!

Остолбенев и вытаращив на неё глаза, я несколько секунд нахожусь словно в ступоре, лихорадочно соображая – ЧТО бы сие могло означать?! Однако, постепенно до меня начинает доходить истинный смысл её ответа: вероятно, исходя из женской логики, получилось, что я сделал ей… приятный комплимент.

ххх

Всем известно, КАК собираются женщины. Моя, по всей вероятности, «супер-женщина». Всё следует делать не спеша и основательно: «сперва, принять ванны, потом – выпить чашку кофе…»

Словом, через три часа, когда все основные процедуры уже позади и торжественный выход вот-вот должен состояться… ритуал внезапно обрывается из-за какой-то проклятой «молнии» на сумочке: она взяла и просто, предательски разошлась надвое. В ту же секунду, моя нижняя челюсть также, медленно опустилась вниз…

Ещё через полчаса, я (раздражённо):

– Лена, ты выйдешь, наконец?! Мы уже здорово опаздываем…

На что, дражайшая половина, округлив в ужасе глаза:

– Как я могу выйти: у меня ведь замочек на сумке сломался!

– Ну и что: теперь, на этой сумке свет клином сошёлся что-ли?! Возьми другую…

– Как?! – недоумевает супруга – Другая сумочка здесь явно не подойдёт!

И вновь повернувшись к зеркалу:

– Боже мой, что делать, что делать… опять переодеваться, что ли…

Об искренности и лицемерии…

– Ну ты и лицемер… – вынесла вердикт мне жена, едва я успел отключиться от скайпа, после разговора со своими очередными друзьями из Америки.

– Почему?! – изумился я.

– Да потому, что ты ради приличия улыбался и поддерживал разговор, который тебе был совершенно неинтересен!

Да: досконально изучив меня и мой характер, она была в чем-то права – мне и в самом деле, было скучно и неинтересно.

– Но почему бы мне не поддержать то, что их так живо интересовало? – возмутился я.

– Вот именно – «поддержать»! – съязвила супруга. – Твоя беда в том, что ты всем стараешься угодить, и в глазах всех остаться хорошим.

– Что ты в этом видишь плохого? – сник я окончательно, предчувствуя, что вряд-ли смогу разъяснить ей свою позицию: оправдываться тем более не хотелось.

– А то, что ты не ИСКРЕНЕН! – поставила она точку.

– Что же, по-твоему, является искренностью? – не выдержал я. – Сказать, «Да идите вы на… со своей неинтересной для меня темой?!» Что плохого в том, что я ИСКРЕННЕ попытался настроиться на их волну и – тем самым – сделать им приятное: выслушать, посочувствовать и принять участие в том, что волнует не меня, а именно их?! Неужели это такой тяжкий грех?!

Психология межличностных отношений

Смерть Клеопатры, худ. Жан Андре Риксен (1874)

– Дорогая, как можно было так испоганить кусок лангета, за который я дрожащими руками выложил 500 рублей?!

– Я старалась…

(Из неизреченных вслух мыслей)

На протяжении многих тысячелетий, человеческие умы тщетно бьются над загадкой того единственного кода, что заложен в основу нашего мира. В частности – в основу взаимоотношений мужчины и женщины. Что же касаемо конкретно меня, то тут также кое-что наметилось, причем, вполне однозначно и определенно: лично я, уже давным-давно, укрепился во мнении, что мужчины и женщины – это совершенно разные создания, прилетевшие на Землю с абсолютно различных галактик. Другого объяснения мне не найти. Ну, посудите сами.

Прихожу, как обычно, с работы домой. Жена, выбегая мне навстречу с радостным лицом:

– Ой, папочка с работы вернулся! («Ну, чё – припёрся? „Хозяин“, хм…»)

Самое интересное заключается в том, что за 33 года совместной жизни, мужчина (несмотря на его природную тупость) наконец-то осваивает многолетнюю дрессировку и начинает понимать женский язык мимики, жестов и слов. А если быть точнее – не то, что он слышит напрямую, а то, что скрывается (и должно быть прочитано!) под текстом: так, в мою молодость, принято было уметь, читать «между строк» советские газеты («Правда», «Известия»…). Благо, мне повезло: мой папа работал ответственным секретарём, а затем и заместителем главного редактора областной газеты, которая считалась рупором местного обкома КПСС.

То есть, язык, логика и слуховой аппарат у женщин устроены гораздо сложнее и тоньше, чем у грубых и примитивных приматов-мужчин. Мало того, что ты усталый пришел с работы, но… как раз-таки теперь не следует расслабля-бля-ться, а нужно наоборот, мобилизоваться и сконцентрировать всё своё внимание, ибо от одной-единственной твоей ошибки зависит судьба ужина.

– Да, дорогая, здравствуй! («Ну: чё ты от меня хочешь? Могу я хоть дома отдохнуть?»)

– Устали, небось? («У-у гад: заранее скорчил недовольную рожу, лишь бы я к нему не приставала!»)

– Да, есть немного… («Интересно: что она приготовила на ужин? Надеюсь, не пельмени и не сосиски, снова…?»)

– Когда Вам ужин подавать? («Конечно: какое ему дело до меня! Только одно: жрать, жрать! Сейчас залезет в свою каморку…»)

– Зачем беспокоиться: я и сам могу разогреть? («Ой, а вот это я, пожалуй, зря произнёс вслух: сейчас начнётся.»)

– Нет-нет: Вы устали с работы. А я дома сижу… Я сама. (Ну, как же: я ведь бездельница! О он, видите-ли, устал, бедненький… работяга наш. «Кормилец», несчастный…»)

– А что на ужин? («Чё эт я на каждом шагу спотыкаюсь? Ну, зачем я её только злю и раздражаю?!»)

– Бульон с овощами и эскалопы. («Какое твоё дело? Скажи спасибо, что вообще, не оставила тебя голодным!»)

– Спасибо, я буду эскалопы. («Знает ведь, что супы я на дух не переношу! Щас, начнётся…»)

– А может быть, сначала немного супчику? Я так старалась… («Скотина! Мясо, мясо, мясо! Лишь бы что-нибудь перемалывать…»)

– Лапушка, если я поем супика, то вряд-ли потом осилю «второе»… («Я так и знал: теперь она меня просто так не отпустит.»)

– А я так старалась… Там овощи полезные… капустка цветная… («Ну: долго мне ещё тебя уговаривать, животное безмозглое?!»)

– Да-да, конечно. Это так вкусно у тебя получается. Только, ради бога, совсем чуточку! («Вот, зараза! Всё-таки, настояла на своём.»)

Я бы даже сказал, что смею наблюдать некую прогрессирующую тенденцию этих взаимоотношений: женщине (с годами) становится уже мало, чтобы с нею соглашались, но надо непременно постараться подчеркнуть ту главную (по её мнению) мысль, что ТО, что она говорит, является не просто, плодом её воображения, а что это и есть та самая непреложная истина в последней инстанции, которая нуждается в подкреплении непосредственно «самим обвиняемым». То есть, надо ещё приложить немало неимоверных усилий в том, чтобы убедить в этом её саму. Иными словами – чтобы она окончательно поверила в свою правоту. Иначе – «секир башка»! Никак иначе.

Ну как тут не вспомнить обожаемого мною Владимира Павловича Бранского? Вернее – отрывок из его монографии «Глобализация и синергетический историзм»:

«Не часто удавалось победителям довести победу до такой степени совершенства. Даже триумф полководца в древнем Риме с его тщательно разработанным пышным ритуалом позорного шествия побежденных в кортеже победоносного триумфатора не предполагал столь глубокого духовного унижения тех, кто потерпел поражение. Как известно, египетская царица Клеопатра, чтобы избежать подобного (даже ограниченного) унижения предпочла добровольно умереть от укуса змеи.

Между тем, известны и обратные случаи.

Так, после подписания акта о капитуляции Германских вооруженных сил в мае 1945 года глава немецкой делегации фельдмаршал Кейтель не только не отказался от предложенного ему победителями участия в банкете по случаю разгрома 3-его Рейха, но, по-видимому, не без удовольствия свою подпись о капитуляции закусывал советской черной икрой и запивал советским шампанским. Не случайно бывший главный архитектор нацистской Германии Шпеер в своих мемуарах выразил глубокое недоумение по поводу такого странного поведения. Трудно представить, что столь опытный военный деятель не уловил той убийственной иронии, которая заключалась в приглашении его на банкет победителей. Провозгласить тост за победу идеала своих противников равносильно провозглашению тоста за поражение собственного идеала. А это уже духовная капитуляция.33
  В дневнике Геббельса сохранилось страшное упоминание об одобрении его тещей решения ее дочери (Магды Геббельс) об умерщвлении перед штурмом советскими войсками Берлинской рейхсканцелярии шести ее внучат. Такое чудовищное с моральной точки зрения поведение имело следующую идеологическую подоплеку. При фанатической вере в нацистский идеал крах этого идеала был равносилен для его поклонников утрате смысла жизни. А это означало, что с ликвидацией 3-его рейха (и, следовательно, нацистского режима) сколько-нибудь полноценная жизнь, с точки зрения нацистского идеала, станет невозможной. Поэтому активным деятелям этого режима, уходя с исторической арены, надо забрать с собой и своих детей.


[Закрыть]»

На дорогу к Богу…

Санта-Мария-дель-Фьоре, Флоренция, август 2016 г

Едва мы вышли из церкви на улицу, как лицом к лицу столкнулись с нищим: жалостливо протягивая нам свою дрожащую ладонь, и при этом, очень тихо нашёптывая что-то себе под нос, он вызывал такое сострадание… В общем, как говорил ослик Иа, «душераздирающее зрелище».

Между прочим, ещё одна параллель с Бухарой (во всяком случае, с Бухарой моего детства).

Помнится, мы с отцом никогда не избегали нищих. Бывало, облепит нас стайка молодых попрошаек, квартал которых (да-да: был даже целый квартал!) располагался возле кладбища Абу-Хавси Кабир и папа начинает раздавать монетки. Хоть по 10 копеек, но – каждому. Иногда возникали «разборки»:

– Как? Ты опять протягиваешь руки?! – возмущался родитель. – Я ведь, тебе уже давал!

Пристыженный мальчуган тут же одёргивал руку, и через мгновение, уже галопом нёсся навстречу к другой жертве.

– Папочка, у Вас не найдётся мелочи? – справляется у меня супруга, копошась в своём кошельке.

– Нет: я уже всю мелочь раздал на Сан-Марко! – начинаю заметно нервничать.

– Неправда: я Вам днём отдавала свою мелочь…

– Лена, монеты достоинством в один и два евро, далеко не «мелочь»!

– Ну и что? – начинает раздражаться жена. – Вам что – жалко отдать их «на дорогу к Богу»?

– Я уже с утра раздал 5 или 6 евро! – жалостливо взываю к её разуму. – Если я буду на каждом шагу «отдавать на дорогу к Богу», то нам с тобой ничего не останется «на дорогу домой».

– Ерунда. – не обращает внимания на моё нытьё супруга. – Давайте, давайте… не жадничайте!

И мне ничего другого не остаётся, как вновь лезть в карман за кошельком.

Всё это время, несчастный проситель терпеливо ждёт, когда закончатся наши разборки. У него профессия такая – ждать. И это у него чертовски здОрово получается.

Во всяком случае, обе стороны остаются довольными: один за то, что таки получил, а второй – с чувством выполненного долга, в надежде, что где-то «там» ему это обязательно зачтётся.