Текст книги "Книга про Короля Артура и рыцарей Круглого Стола"

Но сэр Энгамор, который к этому времени уже оправился от своего падения, был подавлен, ибо он сказал себе: «Кто я такой в присутствии этих королевских лордов?»

Поэтому он держался от всех в стороне и был весьма удручен своим положением.

Затем леди Эттард устроила прекрасный пир, и сэр Пеллиас, сэр Брандайлс, и сэр Мадор де ла Порт были чрезвычайно рады этому. По правую руку от себя она посадила сэра Пеллиаса, а по левую руку сэра Энгамора. Этим сэр Энгамор был еще более подавлен, поскольку до сих пор именно он всегда сидел по правую руку от леди Эттард.

Поскольку сэр Пеллиас носил то чудесное ожерелье, которое подарила ему Владычица Озера, леди Эттард не могла отвести от него взгляда. Поэтому после того, как они подкрепились и отправились в сад, чтобы прогуляться под теплым солнцем, сэр Пеллиас постоянно находился рядом с хозяйкой замка. А когда чужеземным рыцарям пришло время покинуть замок, она умоляла сэра Пеллиаса остаться еще ненадолго. И сэр Пеллиас был весьма рад угодить ей, поскольку был безмерно очарован грацией и красотой леди Эттард.

Так что вскоре сэр Брандайлс и сэр Мадор де ла Порт вернулись в свои шатры, а сэр Пеллиас остался в замке Грантмеснл еще на некоторое время.

В тот вечер леди Эттард приказала приготовить ужин для себя и своего гостя на двоих, и на том ужине они с сэром Пеллиасом сидели за столом одни, а девица Парсенет им прислуживала. Пока они ужинали, несколько молодых пажей и оруженосцев очень мило играли на арфах, а девушки, бывшие при дворе хозяйка, пели так сладко, что сердце любого слушателя трепетало. И сэр Пеллиас был так очарован сладостью музыки и красотой леди Эттард, что не мог понять, действительно ли он на земле или в раю, а потому сказал хозяйке замка:

– Леди, я хотел бы сделать для тебя что-нибудь, чтобы показать тебе, как высоки мое уважение и честь, которые я к тебе испытываю.

Теперь, когда сэр Пеллиас сидел рядом с ней, она неотрывно рассматривала чудесное ожерелье из золота, изумрудов и опалов, которое висело у него на шее. И она страстно возжелала его заполучить себе. А потому сказала сэру Пеллиасу:

– Сэр рыцарь, ты действительно можешь оказать мне большую услугу, если у тебя есть намерение сделать это.

– Какую услугу я могу оказать тебе, леди? – спросил сэр Пеллиас.

– Сэр, – сказала леди Эттард, – ты можешь отдать мне это ожерелье, которое висит у тебя на шее.

После этих слов сэр Пеллиас поник, и сказал:

– Госпожа, я не могу этого сделать, потому что это ожерелье попал око мне таким необычным образом, что я не могу расстаться с ним.

Тогда леди Эттард спросила:

– Почему ты не можешь расстаться с ним, сэр Пеллиас?

После этого рыцарь рассказал ей все о том необыкновенном приключении с Владычицей Озера и о том, как эта волшебница даровала ему ожерелье.

Это очень удивило леди Эттард, и она сказала:

– Это поразительная история, сэр Пеллиас. Тем не менее, хотя ты и не можешь отдать мне это ожерелье, все же ты можешь позволить мне поносить его некоторое время. Ибо, воистину, я очарована его красотой, а потому умоляю тебя, позволь мне поносить его ненадолго.

Не в силах больше отказывать ей, сэр Пеллиас сказал:

– Леди, ты можешь поносить его некоторое время.

После этого он снял со своей шеи ожерелье и надел его на шею леди Эттард.

Спустя некоторое время, сила этого драгоценного украшения покинула сэра Пеллиаса и перешла к леди Эттард, и она посмотрела на своего гостя уже совершенно иными глазами, чем те, которыми она смотрела на него раньше. А потому она сказала себе: «Как получилось, что я была так очарована этим рыцарем и дискредитировала моего защитника, который так верно служил мне? Разве этот рыцарь не опозорил меня? Разве он не пришел сюда именно с этой целью? Разве он не сверг моего собственного истинного рыцаря из презрения ко мне? Что же со мной случилось, что я оказала ему такое уважение?»

Но хотя она и думала про себя все это, все же она не подала виду сэру Пеллиасу, и, казалось, что смеялась и говорила с ним очень весело. Тем не менее, она тут же начала обдумывать, как отомстить сэру Пеллиасу, ибо все также думала про себе: «Вот! Разве он не мой враг и разве сейчас он не в моей власти? Почему бы мне не отомстить ему в полной мере за все то, что он сделал с нами?»

Вскоре она извинилась, встала и покинула сэра Пеллиаса. Она отвела Парсенет в сторону и сказала ей:

– Пойди и принеси мне сейчас же сильное снотворное.

Тогда Парсенет спросила:

– Леди, что вы хотите сделать?

На что её хозяйка ответила:

– Неважно.

Но Парсенет продолжила свой вопрос:

– Не планируете ли вы дать снотворное этому благородному рыцарю?

И дама подтвердила ее опасения:

– Я именно так и сделаю.

Парсенет возразила ей:

– Госпожа, было бы, несомненно, дурно поступить так с тем, кто мирно сидит за твоим столом и ест твою хлеб-соль.

На что леди Эттард сказала:

– Не переживай об этом, девочка, а иди прямо сейчас и сделай, как я тебе велю.

Парсенет поняла, что с ее стороны было неразумно ослушаться леди. А потому она тотчас пошла и сделала, как ей было велено. Она принесла даме снотворное в чаше вина, которую леди Эттард взяла у нее и сказала сэру Пеллиасу:

– Возьми эту чашу с вином, сэр рыцарь, и выпей ее за меня в меру того благоволения, которое ты имеешь ко мне.

Парсенет в это время стояла за креслом своей госпожи, и когда сэр Пеллиас взял чашу, она нахмурилась и покачала головой. Но сэр Пеллиас не видел этого, ибо он был опьянен красотой леди Эттард и очарованием ожерелья, которое она теперь носила. А потому он сказал ей:

– Госпожа, если бы в этой чаше был яд, я все же выпил бы вино, которое в ней, по твоему повелению.

Услышав это, леди Эттард рассмеялась сверх всякой меры и сказала:

– Сэр рыцарь, в этой чаше нет яда.

Тогда сэр Пеллиас взял чашу, выпил вино, и сказал:

– Леди, что это? Вино горькое.

На что леди Эттард ответила:

– Сэр, такого не может быть.

Через некоторое время голова сэра Пеллиаса стала чрезвычайно тяжелой, как будто была налита свинцом, поэтому он склонил голову на стол, за которым сидел. В это время леди Эттард продолжала очень странно смотреть на него, и вскоре она спросила:

– Сэр рыцарь, ты спишь?

На что сэр Пеллиас ничего не ответил, ибо пары снотворного поднялись в его мозг, и он уснул. Тогда леди Эттард, смеясь, встала, хлопнула в ладоши, позвала своих слуг и сказала им:

– Возьмите этого рыцаря и отведите его во внутренние покои, и когда вы приведете его туда, снимите с него его яркие одежды и украшения, чтобы на нем осталось только нижнее белье. После этого положите его на тюфяк и вынесите его из замка на тот луг под стенами, где он низверг сэра Энгамора, чтобы, когда взойдет солнце, он стал насмешкой и посмешищем для всех, кто увидит его. Так мы унизим его на том же поле, где он унизил моего защитника, и его унижение будет страшнее, чем поражение сэра Энгамора.

Когда девица Парсенет услышала это, она была настолько огорчена, что отошла в сторону и заплакала. Но другие схватили сэра Пеллиаса и поступили с ним так, как повелела леди Эттард.

А когда наступило следующее утро, сэр Пеллиас проснулся от того, что солнце светило ему в лицо. Он совершенно не понимал, где находится, поскольку его мозги были затуманены снотворным. Поэтому он подумал про себя: «Я сплю или я бодрствую? Во всяком случае, последнее, что я помню, это то, что я сидел за ужином с леди Эттард, и все же сейчас я здесь, в открытом поле, и солнце светит на меня».

Он приподнялся на локте, и убедился, что лежит под стенами замка, недалеко от задних ворот. А над ним, на вершине стены, собралось большое скопление людей, которые, увидев, что он проснулся, смеялись и издевались над ним. И сама леди Эттард смотрела на него из окна, и он видел, что она тоже смеялась над ним и веселилась. Наконец-то он понял, что лежит перед ними, одетый лишь в льняное нижнее белье, и что он был босиком. Он сел на тюфяке, говоря себе:

– Конечно, это должно быть какой-то постыдный сон, который угнетает меня.

И никак не мог оправиться от своего замешательства.

Но пока он так сидел там, внезапно отворились задние ворота, и оттуда вышла девица Парсенет. Лицо ее было мокрым от слез, а в руке она держала плащ огненного цвета. Она тотчас же побежала к сэру Пеллиасу и сказала:

– Добрый и благородный рыцарь, возьми и прикройся этим.

Тогда только сэр Пеллиас понял, что это был не сон, а позорная правда, и потому им овладели крайние муки стыда, такие, что он начал дрожать, а зубы его стучали, как в лихорадке. Затем он сказал Парсенет:

– Я благодарю тебя.

Больше не мог найти слов, чтобы сказать что-то еще. Поэтому он взял мантию и завернулся в нее. Когда люди на стенах увидели, что сделала Парсенет, они освистали ее и оскорбили множеством бранных слов. Затем девушка побежала обратно в замок, а сэр Пеллиас встал и пошел к своему шатру, завернувшись в плащ. И пока он шел, то шатался как пьяный, поскольку великое бремя стыда лежало на нем едва ли не больше, чем он мог вынести.

Добравшись до своего шатра, сэр Пеллиас бросился ничком на свое ложе и долго лежал неподвижно, ничего не говоря. Вскоре сэр Брандайлс и Мадор де ла Порт услышали о том бедственном положении, в которое он попал и поспешили к нему, опечаленные его бедой. Одновременно с этим они были чрезвычайно разгневаны позором, который был нанесен их товарищу, а потому они сказали:

– Мы получим помощь из Камелота, захватим этот замок, и приведем сюда леди Эттард, чтобы она просила у тебя прощения за это оскорбление. Мы сделаем это, даже если нам придется притащить ее сюда за волосы.

Но сэр Пеллиас не поднял головы, только застонал и сказал:

– Оставьте, мессиры. Ни при каких обстоятельствах вы не должны этого делать, ведь она женщина. Как бы то ни было, я бы защищал ее честь, даже если бы погиб, защищая ее. Ибо я не знаю, околдован ли я или что со мной происходит, но я люблю ее с великой страстью и не могу оторвать от нее свое сердце.

Это очень удивило сэра Брандайлса и сэра Мадора де ла Порта, а потому они сказали друг другу:

– Несомненно, эта дама наложила на него какое-то очень сильное заклятие.

Затем, через некоторое время, сэр Пеллиас приказал им уйти и оставить его, что они и сделали, хотя и не очень охотно.

Так сэр Пеллиас пролежал весь день, пока не наступил полдень. Затем он поднялся и приказал своему оруженосцу принести ему доспехи. Когда сэр Брандайлс и сэр Мадор де ла Порт услышали об этом, они подошли к нему и спросили:

– Сэр, что ты собираешься делать?

На это сэр Пеллиас ответил:

– Я попытаюсь добиться присутствия у леди Эттард.

Тогда они сказали:

– Что это за безумие?

– Я не знаю, – сказал сэр Пеллиас, – но, мне кажется, что если я не увижу её и не поговорю с ней, то наверняка умру от страстного желания увидеть ее.

Оба рыцаря воскликнули:

– Это какое-то сумасшествие.

На что он ответил:

– Я не знаю, то ли это безумие, то ли я попал в плен каких-то чар.

В это время оруженосец принес сэру Пеллиасу его доспехи, как он приказал, и облачил его в них так, что он был полностью вооружен с головы до ног. После этого сэр Пеллиас немедленно сел на коня и поехал к замку Грантмеснл.

Но когда леди Эттард увидела своего вчерашнего гостя снова вышагивающего по лугу под замком, она позвала к себе шестерых своих лучших рыцарей и сказала им:

– Смотрите, мессиры, вон тот рыцарь, который вчера навлек на нас столько позора. Теперь я приказываю вам выступить против него и наказать его так, как он того заслуживает.

Тогда эти шесть рыцарей вооружились, и сразу же выступили против сэра Пеллиаса.

Когда сэр Пеллиас увидел их приближение, его сердце переполнилось такой яростью, что он закричал громким голосом и бросился вперед прямо на них. Некоторое время они так упорно сопротивлялись ему, что ему, казалось, было не устоять, но он сражался с ними такой великой смелостью, что они вскоре отступили от него и обратились в бегство. Он продолжил преследовать их по тому полю и сбил четырех из них с коней. Затем, когда из тех рыцарей осталось только двое, сэр Пеллиас внезапно прекратил сражаться и крикнул им:

– Мессиры, я сдаюсь вам.

Услышав это, оба рыцаря были очень удивлены, ибо были всецело преисполнены страха перед его силой и не понимали, почему он должен уступить им. Тем не менее, они подошли, возложили на него руки и повели к замку. На это сэр Пеллиас сказал себе: «Теперь они приведут меня к леди Эттард, и я поговорю с ней».

Ибо именно для этого он позволил схватить себя тем двум рыцарям.

Но все случилось не так, как планировал сэр Пеллиас, потому что когда они подвели его уже близко к замку, леди Эттард позвала их из окна в стене. Она спросила:

– Что вы хотите делать с этим рыцарем?

И они ей сказали:

– Мы ведем его к тебе, госпожа.

На это она очень яростно закричала:

– Не приводите его ко мне, но возьмите его, свяжите ему руки за спиной, а ноги под брюхом его лошади, и отправьте его обратно к его товарищам.

Тогда сэр Пеллиас поднял глаза к ее окну и воскликнул в великой страсти отчаяния:

– Леди, я сдался тебе, а не этим недостойным рыцарям.

Но леди Эттард закричала еще яростнее:

– Прогоните его отсюда, ибо я ненавижу его и не могу видеть.

Итак, оба рыцаря сделали так, как сказала хозяйка замка: они связали сэра Пеллиаса по рукам и ногам и привязали к его лошади. А когда они сделали это, то отправили его лошадь таким образом обратно к его товарищам.

Когда сэр Брандайлс и сэр Мадор де ла Порт увидели, как их друг явился к ним со связанными руками и ногами, привязанными под брюхом его лошади, их охватила великая скорбь и отчаяние. Они сняли веревки с его рук и ног и закричали на него:

– Сэр рыцарь, как тебе не стыдно допускать такое бесчестье?

Но сэр Пеллиас затрясся и задрожал, как в лихорадке, и в великом отчаянии возразил:

– Мне все равно, что со мной будет!

Они сказали:

– Тебе, да, но, сэр рыцарь, представь, какой позор ты навлекаешь на короля Артура и на весь его Круглый стол?!

Но и на это сэр Пеллиас воскликнул еще более громким и страшным голосом:

– Они мне тоже безразличны.

Все это произошло из-за могущественных чар ожерелья из изумрудов, опалов и золота, которое сэр Пеллиас подарил леди Эттард и которое она теперь постоянно носила. Ибо ни одному человеку не под силу было противостоять чарам этого ожерелья. Так и получилось, что сэр Пеллиас был околдован и доведен до такого великого позора.

Глава XVI. Как королева Джиневра поссорилась с сэром Гавейном и как сэр Гавейн на некоторое время покинул двор короля Артура

В той же мере, в какой королева Джиневра испытывала высокое уважение к сэру Пеллиасу, в такой же степени она испытывала неприязнь к сэру Гавейну. Ибо, хотя многие говорили, что сэр Гавейн обладал серебряным языком, и иногда при случае он мог говорить так, что подчинял других своей воле, все же он был человеком гордого нрава, очень суровым и надменным. Поэтому он не всегда терпел, чтобы леди Джиневра подчиняла его своей воле, как она подчиняла других рыцарей двора. Более того, она до сих пор не могла забыть, как сэр Гавейн отказал ей в тот раз в Камелиарде, когда она умоляла его и его спутников о помощи в трудную минуту, и какой невежливой была его речь по отношению к ней в тот раз. Так что между этими двумя гордыми людьми не было большой симпатии, ибо королева Джиневра придерживалась своего мнения, а сэр Гавейн придерживался своего при любых обстоятельствах.

И вот однажды случилось так, что сэр Гавейн, сэр Грифлет и сэр Константин из Корнуолла сидели и беседовали с пятью придворными дамами королевы в тенистом саду, раскинувшемся под башней леди Джиневры, и вели очень приятную беседу. Некоторое время они разговаривали и веселили их шутками и состязаниями, а иногда кто-нибудь из них брал с собой лютню, играл на ней и пел.

И вот, пока эти господа и дамы сидели, наслаждаясь приятной беседой и пением, королева Джиневра пребывала у окна, которое выходило в сад и находилось не очень высоко от земли, поэтому она могла слышать все, что они говорили. Но эти дамы и господа совершенно не подозревали, что королева может их подслушать, так что они разговаривали и смеялись весьма свободно, а королева наслаждалась их беседой и музыкой, которую они исполняли.

День выдался необычайно теплым, и, поскольку солнце клонилось к вечеру, все собравшиеся были одеты в очень яркие наряды. Но из всех, кто был там, сэр Гавейн был одет наиболее ярко, потому что он был облачен в небесно-голубой шелк, расшитый серебряными нитями. Сам он играл на лютне и пел балладу необычайно приятным голосом, так что королева Джиневра, сидевшая у открытого окна, была очень довольна, слушая его.

Между прочих животных при дворе была одна борзая, которую королева Джиневра безумно любила, настолько, что она украсила ее шею ошейником с золотыми вставками из карбункулов. В этот момент в сад вбежала как раз та собака, лапы которой были мокрыми и перепачканными землей. Услышав, как сэр Гавейн поет и играет на лютне, собака подбежала и прыгнула на него. Из-за этого, сэр Гавейн очень разгневался, а потому сжал руку и ударил пса по голове костяшками пальцев, так что пес завизжал громким голосом.

И когда королева Джиневра увидела этот удар, она была очень оскорблена, а потому крикнула из своего окна:

– Почему ты бьешь мою собаку, мессир?

И все дамы и господа, которые были внизу, в саду, были очень удивлены и очень смущены, обнаружив, что королева была так близко к ним, что могла слышать все, что они говорили, и видеть все, что они делали.

Но сэр Гавейн, в отличие от остальных, заговорил очень смело, сказав:

– Твоя собака оскорбила меня, леди, а кто меня оскорбляет, того я бью.

После этих слов королева Джиневра еще сильнее рассердилась на сэра Гавейна, а потому сказала:

– Твоя речь чересчур дерзка, мессир.

На это сэр Гавейн ей ответил так:

– Не чересчур дерзка, леди, но достаточно дерзка, чтобы отстаивать мои права.

После этого лицо леди Джиневры вспыхнуло огнем, а глаза ее засияли огнём, и она заявила:

– Я уверена, что ты забыл, с кем говоришь, сэр рыцарь.

На что сэр Гавейн очень горько улыбнулся и сказал:

– А ты, госпожа, не помнишь, что я – сын короля, настолько могущественного, что ему не нужна помощь ни от какого другого короля, чтобы сохранить свои права.

При этих словах все находившиеся там замолчали, как будто превратились в камни, ибо эта речь была чрезвычайно дерзкой и высокомерной. А потому все уткнулись взглядами в землю, и не смели даже взглянуть ни на королеву Джиневру, ни на сэра Гавейна. Леди Джиневра тоже долго молчала, пытаясь прийти в себя после этой речи, но когда она заговорила, казалось, что она как будто была полузадушена своим гневом.

– Сэр рыцарь, ты горд и высокомерен сверх всякой меры, ибо я никогда не слышала ни о ком, кто осмелился бы ответить своей королеве так, как ты говоришь со мной. Но это мой двор, и я могу командовать в нем, как захочу, а потому я сейчас же приказываю тебе уйти и больше не показываться ни здесь, ни в зале, ни в любом другом месте, где присутствует мой двор. Ибо ты оскорбляешь меня, а потому ни в одном из этих мест тебе не будет позволено показаться, пока ты не попросишь у меня прощения за оскорбление, которое ты мне нанес.

Тогда сэр Гавейн встал, очень низко поклонился королеве Джиневре, и сказал:

– Леди, я ухожу. И я не вернусь сюда до тех пор, пока ты не захочешь сказать мне, что сожалеешь о неучтивом обращении со мной сейчас и в других случаях перед моими товарищами.

Сказав это, сэр Гавейн удалился и даже не повернул головы, чтобы посмотреть назад. Королева Джиневра тоже ушла в свои покои и тихо заплакала от гнева и стыда. Ибо действительно, она была очень опечалена тем, что случилось; и все же она была так горда, что ни за что не отказалась бы от сказанных ею слов, даже если бы могла это сделать.

Однако, когда весть об этой ссоре разнеслась по замку, она дошла и до ушей сэра Эвейна, а потому он сразу же отправился к сэру Гавейну и спросил его, в чем дело. И сэр Гавейн, который был как обезумевший и в великом отчаянии, рассказал ему все. Тогда сэр Эвейн сказал:

– Ты, конечно, был неправ, говоря с королевой таким образом. Тем не менее, если ты будешь изгнан из этого двора, я пойду с тобой, потому что ты мой двоюродный брат и мой товарищ.

После этого сэр Эвейн отправился к королю Артуру, и сказал:

– Господин, мой двоюродный брат, сэр Гавейн, был изгнан королевой из этого двора. И хотя я не могу сказать, что он не заслужил этого наказания, все же я бы с радостью попросил твоего позволения уйти вместе с ним.

Это очень огорчило короля Артура, но он сохранил спокойное выражение лица и сказал:

– Мессир, я не буду мешать тебе идти, куда тебе заблагорассудится. Что касается твоего родственника, я осмелюсь предположить, что он нанес королеве такое сильное оскорбление, что она не могла поступить иначе.

В тот же вечер сэр Эвейн, и сэр Гавейн отправились в свои отели и приказали своим оруженосцам вооружить их. Затем они со своими оруженосцами покинули Камелот, направляясь к лесным землям.

Там эти два рыцаря и их оруженосцы путешествовали весь следующий день до самого вечера, когда птицы уже допевали свои последние песни, прежде чем уснуть. Видя, что вечер быстро приближается, рыцари испугались, что они не смогут найти хорошего ночлега, прежде чем опустится ночь, и они много говорили друг с другом об этом. Но когда они поднялись на вершину одного из холмов то увидели под собой долину, очень живописную и хорошо обработанную, с множеством домов и фермерских хозяйств. А посреди той долины высилось прекрасное аббатство, очень красивое на вид. Тогда сэр Гавейн сказал своему кузену:

– Если это и впрямь обитель монахов, я думаю, мы найдем там отличное пристанище на сегодняшнюю ночь.

И они отправились в долину, к аббатству, и нашли привратника у калитки, от которого узнали, что это действительно монашеское аббатство. А когда настоятель того аббатства узнал, кто они такие и какого они достойного и высокого положения, он был чрезвычайно рад приветствовать их, а потому привел их в ту часть монастыря, где жил сам. Там он расположил их и накрыл для них хороший ужин, чему они были очень рады. Аббат же был весел душой и находил большое удовольствие в беседе с незнакомцами, поэтому он усердно расспрашивал двух рыцарей о причине их странствия. Но они ничего не рассказали ему о той ссоре при дворе, а только сказали, что ищут приключений. На это аббат сказал:

– Ха, мессиры, если вы ищете приключений, то одно вы можете найти не очень далеко от этого места.

Тогда сэр Гавейн спросил:

– Что это за приключение?

И аббат ответил:

– Я скажу вам. Если вы отправитесь отсюда на восток, то через некоторое время придете к месту, где найдете очень красивый замок из серого камня. Перед этим замком вы увидите хороший ровный луг, посреди луга – платан, а на платане – щит, которому некоторые дамы наносят оскорбление весьма странным образом. Если вы запретите этим дамам оскорблять этот щит, вы откроете для себя очень забавное приключение.

Тогда сэр Гавейн сказал:

– Это звучит интересно. Итак, завтра утром мы отправимся в то место и попытаемся выяснить, какого рода может быть это приключение.

А аббат сказал:

– Сделайте это, ради Бога! – и громко рассмеялся.

И когда наступило следующее утро, сэр Гавейн и сэр Эвейн попрощались с аббатом и ускакали на восток, как он им и советовал. А после того, как они проскакали в том направлении два или три часа или больше, они увидели перед собой границы леса, сплошь зеленого и тенистого от листвы, и очень веселого от тепла раннего летнего дня. Непосредственно на опушке леса стоял красивый, крепкий замок из серого камня, со стеклянными окнами, очень ярко сияющими на фоне неба.

Еще братья-рыцари увидели, что перед замком был ровный луг с платаном посреди него. Когда они приблизились, то убедились, что на ветвях дерева висит щит из соболя, и вскоре они смогли разглядеть, что на нем изображены три белых ястреба-тетеревятника. Но что было очень необычно, так это то, что перед этим щитом стояли семь чрезвычайно красивых девушек, и эти семь девушек постоянно наносили этому щиту много оскорблений. Некоторые из девиц то и дело били по нему очищенными ивовыми прутьями, а другие бросали в него комья глины, так что щит был уже сильно испорчен. Рядом со щитом был очень благородного вида рыцарь, одетый во все черные доспехи и сидящий на черном боевом коне. Было абсолютно понятно, что щит принадлежал именно этому рыцарю, потому что у него щита не было. И все же, хотя это, скорее всего, был его щит, рыцарь не выражал никакого протеста ни словом, ни действием, чтобы удержать этих дам от оскорблений.

Тогда сэр Эвейн сказал сэру Гавейну:

– Это очень странно. Похоже, один из нас должен встретиться с тем рыцарем.

И сэр Гавейн ответил:

– Может быть, и так.

– Если это так, тогда я возьмусь за это приключение.

– Нет, – сказал сэр Гавейн, – я возьмусь за это сам, поскольку я старше нас двоих и лучше закален в рыцарстве.

На что сэр Эвейн сказал:

– Очень хорошо. Пусть будет так, ибо ты гораздо более могущественный рыцарь, чем я, и было бы жаль, если бы один из нас потерпел неудачу в этом начинании.

– Тогда я возьмусь за это.

Поэтому он пришпорил своего коня и быстро поскакал туда, где эти девицы продолжали оскорблять щит из соболя. Он взял свое копье и закричал громким голосом:

– Убирайтесь прочь! Убирайтесь отсюда!

И когда эти девицы увидели вооруженного рыцаря, скачущего на них таким образом, они с визгом разбежались.

Тогда Черный Рыцарь, который сидел неподалеку, очень величественно подъехал к сэру Гавейну и сказал:

– Сэр рыцарь, почему ты мешаешь этим дамам?

На что сэр Гавейн ответил:

– Потому что они нанесли оскорбление тому, что казалось мне благородным рыцарским щитом.

На это Черный Рыцарь заговорил очень надменно:

– Сэр рыцарь, этот щит принадлежит мне, и я уверяю тебя, что вполне в состоянии позаботиться о нем без вмешательства кого-либо.

На что сэр Гавейн ответил:

– Похоже, что нет, сэр рыцарь.

Тогда Черный Рыцарь возразил:

– Мессир, если ты думаешь, что сможешь лучше позаботиться об этом щите, чем я, я думаю, что тебе было бы очень хорошо подкрепить свои слова делом.

На это сэр Гавейн согласился:

– Я приложу все усилия, чтобы показать тебе, что я лучше могу охранять этот щит, чем ты, которому он принадлежит

После этого Черный Рыцарь, не мудрствуя лукаво, подскакал к платану и снял с него щит, который там висел. И он надел щит на свою руку, взял в другую руку свое копье, и приготовился к обороне. Сэр Гавейн также подготовился к бою, и затем каждый рыцарь занял такое положение на поле, какое показалось ему подходящим.

Когда жители того замка поняли, что готовится вооруженное сражение, они в большом количестве столпились у стен, так что там собралось почти двести дам, оруженосцев и людей разного звания, смотревших со стен на поле битвы.

Итак, когда рыцари были полностью готовы, сэр Эвейн подал сигнал к столкновению, и каждый рыцарь громко закричал, вонзил шпоры в своего боевого коня и бросился в атаку с шумом, подобным по громкости грому.

Поединок

Сэр Гавейн полагал, что он легко одолеет своего противника и сможет выбить его из седла без особых усилий, поскольку вряд ли в этом королевстве был рыцарь, равный ему в доблести. И действительно, его еще ни разу не выбивали из седла в бою, за исключением короля Артура. Поэтому, когда эти двое поскакали один против другого, Гавейн был уверен, что его противник падет перед ним. Но случилось так, потому что в той атаке копье сэра Гавейна было разломано на множество кусков, а копье Черного Рыцаря выдержало, так что сэр Гавейн был с большой силой выбит из седла и выброшен в пыль со страшным шумом падения. Он был так поражен этим падением, что ему показалось, что не он упал со своего седла, а как будто сама земля поднялась и ударила его. А потому он некоторое время лежал, оглушенный ударом и своим изумлением.

Но когда Гавейн услышал крики людей, собравшихся на стене замка, он немедленно поднялся с того места, где лежал в пыли, и его так переполняли гнев и стыд, что он был как пьяный. А потому он обнажил свой меч и с великой яростью бросился на своего врага с намерением сразить его. Тогда его противник, видя такие намерения сэра Гавейна, немедленно освободился из седла и, обнажив свой меч, занял позицию либо для нападения, либо для защиты. И они начали рубиться, нанося удары с такой яростью, что они были самыми ужасными для созерцания. Но когда сэр Эвейн увидел, насколько яростной была эта атака, он пришпорил своего коня и протолкнул его между рыцарями-соперниками, громко крича:

– Господа рыцари! Господа рыцари! Что это такое? У вас нет причин для такой отчаянной битвы.

Но сэр Гавейн яростно закричал:

– Оставь нас в покое! Пусть будет так! И отойди в сторону! Ибо эта ссора тебя не касается.

А Черный рыцарь сказал:

– Конный или пеший, я готов встретиться с этим рыцарем в любое время.

Но сэр Эвейн возражал:

– Нет, вы больше не будете сражаться в этой ссоре. Как тебе не стыдно, Гавейн! Как не стыдно искать такой отчаянной ссоры с рыцарем, который всего лишь дружески встретил тебя в честном поединке!

Тогда сэр Гавейн понял, что сэр Эвейн был прав, а потому он молча опустил свой меч, хотя ему хотелось плакать от досады из-за позора своего поражения. Черный рыцарь тоже опустил свой меч, и так между этими двумя был заключен мир.

Тогда Черный Рыцарь сказал:

– Я рад, что эта ссора закончилась, ибо я вижу, мессиры, что вы, несомненно, рыцари великого благородства и знатного происхождения, а потому я хотел бы, чтобы мы впредь были друзьями и товарищами, а не врагами. И я умоляю вас пройти со мной недалеко отсюда, где я остановился, чтобы мы могли отдохнуть и освежиться в моем шатре.

На это сэр Эвейн сказал:

– Благодарю за твою любезность, сэр рыцарь, и мы пойдем с тобой со всем удовольствием.

Сэр Гавейн тоже сказал, что он согласен.

И эти три рыцаря немедленно покинули поле битвы.

Когда они подошли к краю леса, сэры Гавейн и Эвейн увидели очень красивый шатер из зеленого шелка, установленный под деревом. Около этого павильона сновали много разных служителей в ливреях зеленого и белого цветов. Тогда, сэр Гавейн понял, что рыцарь, повергший его, несомненно, был человеком очень высокого положения, а потому он несколько утешился. Затем оруженосцы их подошли и сняли с них шлемы, каждый оруженосец со своего рыцаря, чтобы им было удобнее. Тогда же сэр Гавейн и сэр Эвейн увидели, что Черный рыцарь был очень красив собой, у него было румяное лицо и волосы, отливающие медью от красноты. Эвейн сказал ему:

– Сэр рыцарь, а я – сэр Эвейн, а мой товарищ, – сэр Гавейн, сын короля Лота Оркнейского. Теперь я жажду от тебя того, чтобы ты раскрыл себя нам подобным образом.