Текст книги "Адъютант императрицы"

– Что это такое? – воскликнул Пугачев, – что означает этот шум? Разве вы не знаете, что никто не смеет подходить сюда?

– Мы знаем это, великий царь, – ответил казацкий старшина, – но мы нашли соглядатая еретички, который явился, чтобы разведать о нашей силе и хочет злым колдовством притупить наше оружие. Посмотри, что он принес с собой; это – знаки адского колдовства и дьявольского наваждения.

Он подал Пугачеву большой портфель, который он со страхом держал двумя пальцами за края.

– Посмотри сам, великий царь, твой просвещенный Богом взор откроет нечистые знаки и твое могучее повеление изгонит злую силу.

Пугачев открыл портфель. Он был наполнен несколькими листками бумаги с математическими рисунками и планами. Пугачев осмотрел их; он, конечно, не мог признать их за чертовские заклинания, так как раньше видел подобные планы у офицеров, готовившихся к военным действиям. Но тем сильнее пробудилось в нем подозрение, что пойманный был шпионом врагов, подосланным высмотреть его позицию и сообщить врагам материал для успешного нападения.

Ксения, также вышедшая из палатки, стала боязливо креститься при виде бумаг, а казаки последовали ее примеру.

– Кто ты? – спросил Пугачев, мрачно глядя на пленника. – Что ты здесь делаешь и что означают эти бумаги с рисунками?

– Я – мирный человек, – последовал ответ, произнесенный спокойным, мягким голосом, – мое имя – Лович. Я – член академии наук в Петербурге и послан всемилостивейшей государыней в Астрахань, чтобы оттуда измерить течение рек, так как государыня императрица намеревается соединить каналом Дон с Волгой. Я ехал по Волге, чтобы изучить ее течение, так как мне сказали, что в военном отношении здесь все спокойно. Да и какое дело до войны бедному ученому, который не везет с собой сокровищ! Эти рисунки – плод моих наблюдений и измерений. Если вы – генерал, посланный государыней, то дайте мне лодку и гребца, чтобы я мог продолжать свое путешествие, так как ваши люди разбили мою лодку, когда захватили меня.

– Ты осмеливаешься говорить о государыне? – закричал Пугачев, – вот она стоит, единственная законная государыня на святой Руси. Та Екатерина Алексеевна, на которую я скоро заставлю обрушиться месть Божью, – еретичка, обманщица; я же, Петр Федорович, – один законный царь; и если ты сказал правду, то поклонись мне и проси меня дозволить тебе вступить на мою службу; если ты действительно можешь сделать то, что говоришь, то мне надлежит соединить Волгу с Доном, чтобы открыть новый водный путь освобожденному народу.

– Петр Федорович? – с большим удивлением сказал ученый, причем насмешливая улыбка заиграла на его губах, – Петр Федорович, который уже десять лет как умер? Так вы, значить, – тот самый Емелька Пугачев, о котором я слышал? Но в Астрахани мне сказали, что он уже давно пойман.

– Да, это – я, – воскликнул Пугачев. – Я носил это имя, когда должен был скрываться от сыщиков той еретички. Я – Петр Федорович, твой царь; ты, вероятно, видел меня в Петербурге… Склонись же предо мной, воздай должное истине!

– Вы похожи на него, клянусь Богом, вы похожи на него, – сказал Лович, причем, отступив на шаг назад, внимательно посмотрел в лицо Пугачеву. – Клянусь Богом, удивительная игра природы! Но все-таки безрассудно с вашей стороны пользоваться этим, – продолжал он. – Просите государыню о милости; она простит вам и позволит спокойно жить на вашей родине, а если вы хотите, я буду просить за вас.

– Несчастный! Жалкий негодяй! – закричал Пугачев грозным голосом, в то время как солдаты, несмотря на старания выставленного караула, подходили все ближе. – Ты осмеливаешься говорить мне это в лицо? На колена пред своим законным государем! Если хочешь сохранить свою жизнь, присягни мне в верности; быть может, я воспользуюсь твоим искусством, если оно действительно чего-нибудь стоит.

– Идите своей дорогой, – ответил Лович, – если не хотите поступить иначе; она достаточно скоро приведет вас к гибели; меня же оставьте идти своей дорогой. Я еду один, без оружия, без сокровищ; что вы хотите от меня? Чем я могу повредить вам?

– На колена, дерзновенный! – закричал Пугачев, лицо которого побагровело, – на колена пред своим царем!

– Моя повелительница – государыня Екатерина Алексеевна, – ответил Лович, – а вы… – Он на мгновение остановился и, устремив свой твердый взгляд на Пугачева, сказал на немецком языке: – вы – не государь, за которого выдаете себя, хотя в вашем лице есть поразительное сходство с ним.

– Что ты там говоришь? – воскликнул Пугачев, – что это за незнакомые, непонятные звуки?

– Это – его бесовые заклинания, государь, – сказал атаман казаков, осеняя себя крестом. – Берегитесь, чтобы нечистая сила не повредила вам!..

– Император Петр Федорович, – продолжал Лович снова на русском языке, – родился в Германии, где и был воспитан. Он говорит на языке своей юности охотнее и лучше, чем на русском, а вы не понимаете немецких слов, которые я сказал вам; значит, вы не можете быть царем Петром Федоровичем, останки которого покоятся в Александро-Невской лавре.

Казаки вопросительно взглянули на Пугачева; из круга все ближе подходивших солдат стали слышаться отдельный восклицания, которые доказывали, что убедительный аргумент ученого произвел свое впечатление.

– Да провалится в преисподнюю язык, слова которого ты дерзаешь произносить в воздухе святой Руси! – зарычал Пугачев вне себя от ярости.

В одно мгновение он выхватил саблю из ножен, клинок блеснул в воздухе и, прежде чем Ксения успела подбежать и броситься на его грудь, он могучим ударом раскроил череп ученого.

Без малейшего звука Лович упал на землю; его кровь окрасила песок.

С ужасающим воплем Ксения опустилась на колена пред телом, подергивавшимся последними предсмертными судорогами.

– Он мертв, о, Боже, этот беззащитный человек мертв! – воскликнула она, – его кровь навлечет на нас мщение неба!

– Беззащитный? – с язвительным смехом воскликнул Пугачев, – это он-то, умевший заговаривать оружие бесовскими заклинаниями? – Он грубо отбросил Ксению от трупа. – Уберите вон этого негодяя! – приказал он стоявшим в оцепенении казакам. – Или нет, лучше посадите его на острия ваших копий, разве не рассказывают, что еретичка, помимо своего колдовства, занимается также изучением звезд? Ну, он будет ближе к звездам! Воткните свои копья в землю и вздерните его на них, в добычу птицам.

Казаки колебались, возгласы Недовольства стали раздаваться громче из теснившейся толпы.

– Слушайтесь меня, – закричал Пугачев, – или, клянусь Богом, с вами будет то же!

Он бросился вперед, потрясая окровавленной саблей.

Испуганные казаки повиновались его страшному приказанию; они подняли труп на свои пики и воткнули древки в землю.

Ксения отвернулась от ужасного зрелища и закрыла лицо руками.

– Так будет поступлено со всеми, кто отказывает в почтении и повиновении своему законному царю, которого Бог назначил быть мстителем и освободителем, – сказал Пугачев, обводя молчаливую толпу своими дикими взорами.

Глава 34

Вокруг царила глубокая тишина, навеянная ужасом. Вдруг издали донесся чей-то крик; он становился все громче и громче, и, наконец, какой-то человек, пробившись через ряды солдат, подбежал к палатке Пугачева. Платье на нем было изорвано; волосы беспорядочными прядями падали на лоб; а руки и лицо были покрыты кровавыми ссадинами, как бы от колючих растений. Человек опустился на колена пред стоявшим возле палатки Пугачевым и поцеловал край его платья. За незнакомцем следовали вожди войска: Алексеев, Антипов, Творогов, Федульев и отец Ксении, старик Матвей Скребкин. На всех, как и на самом Пугачеве, были национальные костюмы из дорогих материи. Соболь и черная лисица вполне заменяли горностай, принятый при императорском дворе. У каждого на груди красовался орден св. Андрея Первозванного на голубой ленте; только Матвей Скребкин сохранил простой казачий зипун и отказывался надеть знаки отличия, так щедро раздаваемые Пугачевым.

– Если тебя Бог послал, как законного царя, – говорил старик, – то Он поможет тебе добраться до Москвы и надеть корону. Тогда я приму от тебя награду, как от своего государя и повелителя, а пока мне ничего не нужно.

Пугачев с удивлением смотрел на склонившегося к его ногам незнакомца. Ксения тоже пристально вглядывалась в его лицо, затем вдруг смертельно побледнела, вздрогнула от ужаса и, незаметно крестясь, прошептала:

– Чумаков! Святые угодники, неужели Бог так быстро наказывает нас за пролитую кровь невинного?

Пугачев, наконец, узнал, кто стоял пред ним.

– Великий Боже, да ведь это – Чумаков! – воскликнул он. – Что за чудеса! Каким образом ты очутился здесь? Ведь мы думали, что ты уже давно умер.

– Да здравствует мой всемилостивый император! – проговорил Чумаков, – пусть. Господь Бог так же поможет ему одержать победу над врагом, как помог мне избавиться от позорного плена.

– Дай обнять тебя! – радостно воскликнул Пугачев, – твое место не у моих ног, а на моей груди. Теперь я не один, – прибавил он, обнимая Чумакова, – и они не заставят меня бежать. Расскажи, как тебе удалось освободиться и вернуться к нам.

Вожди подошли ближе к рассказчику; солдаты тесной стеной окружили все свободное место у палатки; лишь одна Ксения отвернулась и, потупив свой взор, тихонько молилась.

– Я схватился с врагом в рукопашную, – начал Чумаков, – моя лошадь лежала на мне и под тяжестью ее тела я не мог достать оружие. Воспользовавшись этим, наши враги потащили меня в главную квартиру генерала той еретички. Я ожидал ужасной, позорной казни, но меня оставили в живых, чтобы повезти в Петербург, как добычу своей царицы. Я с виду покорился этому позору, однако в душе решил достать каким-нибудь образом оружие и покончить с собой до того времени, как они меня отправят в столицу. Но вдруг наши враги почему-то изменили свой план. Они стали выспрашивать меня и обещали много денег и почестей, если я расскажу им, как велико наше войско и что происходит в лагерь Пугачева. Тут-то у меня явилась надежда, и я решил обмануть врагов и воспользоваться их доверием. Я наговорил им, что наши силы очень незначительны, что большинство наших единомышленников вернулось на родину, и советовал им поскорее выступить против нас, чтобы окончательно уничтожить наше войско. Они поверили мне, перестали строго следить за мной и дали мне, таким образом, возможность воспользоваться удобным моментом для бегства. У моей палатки поставили только одного часового; я собственноручно задушил его и бросился бежать. Вскоре наши враги, конечно, заметили мое отсутствие и устроили погоню, когда я уже прорвал неприятельскую цепь. Они гнались за мной, как за диким зверем, но я скрылся в лес, колючие ветки деревьев исцарапали мое лицо и руки, разорвали все платье, но зато неприятель потерял меня; я пробежал мимо всего вражеского войска и, наконец, очутился здесь.

– Благословляю за это Бога! – воскликнул Пугачев, снова обнимая своего друга. – Поторопитесь накормить его, – обратился он к слугам, – дайте умыться и наденьте на него мое платье и мой собственный орден. Он должен быть так одет, как подобает моему лучшему другу и первому сановнику. К ужину приготовьте самые лучшие блюда и побольше вина. Нужно отпраздновать его спасение.

– Не делайте этого, всемилостивейший государь! – возразил Чумаков. – Мы отпразднуем мое чудесное спасение, но не праздничной пирушкой, а боевой схваткой с врагом. Я принес из своего плена победу, великую блестящую победу, которая расчистит моему повелителю путь в Москву, где его ждет корона его царских предков.

– Ты говоришь о победе, а между тем меня все здесь уговаривают бежать, – заметил Пугачев. – Здесь боятся Румянцева, который идет против нас.

– Румянцева здесь и в помине нет! – возразил Чумаков, – он сражается с турками на берегу Дуная и разбит ими.

– Значит, Румянцева нет? – удивленно спросил Пугачев.

Солдаты еще теснее окружили Чумакова; среди них послышались радостные возгласы.

– Какой там Румянцев, – небрежно воскликнул Чумаков. – Крошечное, войско идет на нас, оно совсем бессильно, потому что разделено на маленькие отряды. Наши враги думают, что им легко будет справиться с нами, и вот эта уверенность должна послужить для них гибелью. Нужно как можно скорее, пока несколько отрядов не соединилось вместе, разбить первый отряд, идущий на нас. Таким образом, мы уничтожим один отряд за другим, и, раньше, чем петербургская еретичка в состоянии будет выставить новое войско против нас, мы будем уже в Москве, где нашего императора помажут миром на царство.

– Ты думаешь, что это возможно? – воскликнул Пугачев с блестящими от радости глазами. – О, ты говоришь золотые слова! Они звучат в моей душе, как Божеский призыв. Я уверен, что ты прав, я и сам думал то же самое, но вот они ничего не хотят слушать! – прибавил он, указывая рукой на своих сподвижников.

– Не верь ему! – прошептала Ксения на ухо Пугачеву, быстро подойдя к нему. – Разве ты не видишь лукавства в его глазах? Он – вестник несчастья!

– Почтительнейше приношу приветствие своей милостивой царице! – проговорил Чумаков, опускаясь на колена пред Ксенией и целуя край ее платья.

Ксения с ужасом отшатнулась и снова прошептала Пугачеву:

– Не верь ему, не верь ему! Неправда светится в его глазах.

– Молчи! – грубо остановил ее Пугачеву – не бабье дело вмешиваться в наш серьезный разговор. Повтори еще раз то, что ты сказал, Чумаков! Значит, ты думаешь, что мы можем разбить войско еретички?

– Я в этом так же твёрдо уверен, как в том, что солнце светит на небе! – ответил Чумаков. – Но только мы должны действовать немедленно, пока второй отряд не успел соединиться с первым и не закрыл нам выхода из нашей котловины, куда мой властелин засел точно трусливый беглец, между тем как Бог предназначил ему войти в Москву и сесть на прародительский престол.

– Но здесь мы в безопасности; отсюда нам открыт выход в степь, – заметил Федульев. – По-моему, до начала действия, необходимо послать разведчиков узнать, так ли обстоит дело, как рассказывает Чумаков. Во время бегства он легко мог впасть в ошибку!

Другие начальники тоже были против такого быстрого выступления.

– Каме же вы маловерные! – так громко возразил Чумаков, что все солдаты услышали его слова. – Как же вы можете победить, когда сами не верите в успех? Вы боитесь призрака имени Румянцева; но ведь вам говорят, что его нет; а если бы он даже и был, то оказался бы бессильным пред избранным Богом царем!

Громкие выражения одобрения послышались среди солдат.

Пугачев протянул вперед руку и громовым голосом произнес:

– Бог, чудом спасший нашего друга, вещает нам, что мы должны делать. Пусть будет так, как говорит Чумаков. Я, ваш царь, объявляю вам свою волю: опираясь на милость Божию, совершившую чудо на наших глазах, приказываем всему своему войску готовиться, в поход. Через два часа мы двинемся отсюда, низвергнем врага и победоносно войдем в Москву. Вот вам наш приказ. Кто осмелится возражать против него, тот будет строго наказан, как государственный изменник.

Шумный крик восторга раздался по всему лагерю.

– Румянцева здесь нет! – говорили солдаты друг другу, – нас обманули… враг бессилен! Вперед! Вперед, в святую матушку Москву!

Антипов молча опустил голову; ни он и никто другой из его товарищей не решились высказать свои сомнения.

Солдаты поспешили к своим палаткам и начали собираться в поход.

Чумаков быстро умылся и переоделся; затем, сев верхом на лошадь, лично распоряжался сборами. Он долго и горячо разговаривал с начальником каждого отряда и те молча строили своих солдат.

Пугачев тем временем отправился к себе, чтобы должным образом вооружиться. Он приказал также Ксении одеться в богатое платье, на груди которого был золотом вышит царский герб. Она прицепила к поясу саблю в золотых ножнах, а на голову надела шлем в виде короны. Ксения была прекрасна, как богиня войны, сверкая золотом и драгоценными камнями, украшавшими ее оружие. Пока прислуживавшие девушки наряжали свою царицу, молодая женщина с бледным лицом и поникшей головой молча смотрела в одну точку и горькие слезы текли по ее щекам.

Когда прошли два часа, назначенные Пугачевым для выступления, все войско уже было готово к походу. Один отряд направился на север, чтобы увеличить собой гарнизон города Саратова, все же остальные двинулись по дороге к ущелью.

Небольшая часть пехоты шла впереди, за ней следовала кавалерия, а артиллерия и вещи оставались в конце.

Подали лошадей; вскоре показался и сам Пугачев рядом с Ксенией, у которой были заплаканы глаза. Войско, стоявшее впереди, встретило своего повелителя громкими криками: «ура!».

Было решено, что Пугачев займет со своим штабом самое центральное место, чтобы иметь возможность одинаково скоро командовать как войском, шедшим впереди, так и тем, которое оставалось сзади.

Подскочивший верхом на лошади Чумаков доложил Пугачеву, что солдаты передового отряда уже отошли далеко и что царю время занять свое место. Говоря с Пугачевым, Чумаков взглянул на Ксению, которая была чудно хороша в своем воинском наряде. Мрачный огонь сверкнул в его глазах, и Ксения вздрогнула от этого взгляда. Она подошла ближе к Пугачеву и снова тихим шепотом попросила его остаться, но он не обратил никакого внимания на ее слова.

Пугачеву подвели его могучего вороного коня, и он вскочил в великолепное, вышитое драгоценными камнями, седло. Ксения торопливо сила на своего белого иноходца, отстранив Чумакова, подскочившего к ней, чтобы помочь ей сесть на лошадь. Войско двинулось вперед, освещенное лучами заходящего солнца, по узкой дороге, лежавшей между горами, покрытыми лесом. Вслед за Пугачевым и его штабом потянулись артиллерия и часть кавалерии. Телеги с провиантом и большим количеством женщин замыкали шествие.

Пугачев выражал лихорадочное беспокойство; он не переставая говорил об ожидаемой победе, о коронации в Москве и о том, что немедленно, по восшествии на престол, издаст указ об освобождении крестьян. Он посылал вперед гонца за гонцом, чтобы поторопить передние отряды идти скорее навстречу врагу.

Дорога становилась все уже и все круче поднимались вершины гор. Наступил вечер; звезды заняли на небе, а в ущелье делалось все темнее и темнее. Веселые песни раздавались впереди и позади Пугачева.

Вдруг вдали раздался залп пушек, а вслед за ним послышались дикие крики страданий и испуга.

Войско остановилось.

– Что случилось? – спросил Пугачев. – Ах, да, понимаю! – с довольным видом прибавил он, – передний отряд перешел гору и начал истреблять врага. Пошлите скорее гонца! Пусть он узнает, что делается там, в голове отряда!

Но, прежде чем его приказ могли выполнить, все сильнее и ближе стали раздаваться нечеловеческие вопли. Ружейные выстрелы не переставали потрясать воздух, и их эхо отражалось в горах, усиливая еще больше грохот и стоны. Оказалось, что все вершины холмов были заняты солдатами императрицы, и их непрерывная пальба с безлошадной жестокостью уничтожала пугачевские войска, стиснутые в ущелье. Передние отряды пятились назад и наскакивали па людей, которые пробирались вперед. В одно мгновение получился страшный хаос. Люди и лошади перемешались между собой, давили и топтали друг друга, а сверху на них сыпались, как дождь, пули из картечи.

Пугачев сидел неподвижно на своей лошади; он понял, что все кончено, что не было возможности выбраться из пропасти, что смерть угрожала со всех сторон.

– О, зачем ты не послушал меня? – простонала Ксения, – я знала, что Чумаков ведет нас к гибели. Теперь нам осталось только убить себя, чтобы не попасть в руки ужасного врага.

– Убить себя? – воскликнул Пугачев. – Нет, я не хочу умирать. За нами стоит свобода, а свобода даст нам новые силы для борьбы с врагом. – Он сильно рванул свою лошадь и крикнул Ксении! – следуй за мной, держись ко мне поближе. Им нас не поймать!

Пугачев высоко поднял обнаженную саблю и пробивал себе ею путь среди своих же солдат, невольно пятившихся назад пред бешено мчавшейся лошадью. Ксения не отставала от своего возлюбленного.

– Не теряйте из вида царя, – крикнул Чумаков начальникам, стараясь, все время ехать рядом с Ксенией, – берегите его жизнь!

Сподвижники Пугачева скакали за ним, по дороге давя солдат, не щадя никого и ничего, встречавшегося на их пути; а с гор не умолкая грохотали пушки и сыпался град пуль.

Сотня казаков окружила Пугачева и в бешеной скачке им скоро удалось достигнуть лагеря, у входа которого стояли еще последние пушки и обоз. Все пространство, на котором еще недавно ключом кипела жизнь, было теперь пустынно и тихо. Пугачев остановился пред своей палаткой и снял Ксению с седла. Труп несчастного Ловича, торчавший на длинном копье, был освещен лучами луны; явственно выделялась бледная голова с сияющей раной. Ксения опустилась на колена пред трупом и подняла вверх руки, как бы моля о прощении.

Пугачев был мрачен, но холодно спокоен.

– Дело проиграно, – проговорил он, – я потом разберу, как это произошло, и горе виновному. Но мой святой долг и право остаются при мне. Нужно отправиться в степи и набрать новые силы. Скажите артиллерии, стоящей у входа в лагерь, чтобы, она готовилась встретить врага, если ему удастся проникнуть сюда. А мы переправимся на ту сторону Волги. Один отряд казаков останется здесь и передаст мой приказ уцелевшему от несчастного сражения войску следовать за мной. Плоты уже готовы. Пойдем, Ксения! На родной земле мы исцелимся от всех ужасов этой битвы. Ксения поднялась.

– Господи, что с моим отцом? – вдруг воскликнула она. – Он шатается, он ранен!

Матвей Скребкин действительно с трудом слез с лошади и опустился на колена.

– Я умираю, мое дитя, – проговорил он, – пуля пронизала мое сердце. До последних сил я старался держаться в седле, но теперь уже не могу больше. Мой взор тускнеет… Однако, я рад, что жизнь кончается: она потеряла для меня всякую цену.

– Боже мой, – воскликнула Ксения, нагибаясь к отцу и поддерживая его голову руками. – Поедем с нами! Там, на той стороне реки, мы будем в безопасности и вылечим твою рану. Ты поправишься и будешь жить. Бог не может быть настолько жестоким, чтобы сразу послать так много горя.

– Все кончено, дитя мое, – с трудом произнес Скребкин, – для тебя тоже было бы лучше, если бы ты могла отправиться вместе со мной на тот свет. Здесь тебя ждут лишь горе и позор. Ты – вовсе не царь Петр Федорович, – собрав свои последние силы, обратился старик к Пугачеву. – Бог наказал тебя за то, что ты протянул руку к царской короне, которая принадлежит не тебе… Бог судил…

Скребкин не мог окончить последнюю фразу; его голова опустилась на грудь, он глубоко вздохнул и его душа отлетела.

– Идем вперед! – грубо крикнул Пугачев, схватив руку Ксении и отрывая молодую женщину от трупа отца, – теперь не время оплакивать мертвых. Вели спустить на воду плот, для того чтобы мы могли переправиться через реку.

– Стой, Емельян Пугачев! – воскликнул Чумаков. – Ты не переправишься через реку. Довольно тебе смущать народ и проливать невинную кровь. Ты – мой пленник.

– А, так вот в чем дело! – застонал Пугачев в ярости. – О, Ксения, Ксения. Ты своим чистым взором проникла в низменную душу этого человека!.. Но его измена не останется безнаказанной. Если никто из присутствующих не решится убить негодяя, то я сам отправлю его в ад сатаны, откуда он родом.

Схватив саблю, Пугачев бросился на предателя, но Антипов и Федульев быстро схватили его за руки и обезоружили.

Пугачев с нечеловеческой силой рванулся от них, но должен был подчиниться накинувшимся на него людям, которые бросили его на землю, крепко прижимая к ней руки и ноги.

С ужасом смотрели казаки на своего повелителя.

– Не беспокойтесь ни о чем, – уговаривал их Чумаков, – помогите мне связать бунтовщика, а вам бояться нечего. Государыня вполне прощает вас. Отвечать за все будет один Емелька Пугачев.

Но казаки стояли неподвижно и угрюмо смотрели на лежащего царя, которому Федульев связал ноги кусками своего платья.

Горы задрожали от могучего залпа пушек и в ночной тиши раздались вопли тысячи голосов.

– Царская милость будет тем, которые сдадутся добровольно, а сопротивляющихся ожидает смерть! – воскликнул Чумаков.

Казаки, стоявшие впереди, на этот раз вняли словам Чумакова и, подойдя к Антипову и Федульеву. помогли им связать Пугачева.

– И эту женщину, – продолжал Чумаков, указывая на Ксению, – тоже свяжите, отнимите оружие и укройте в безопасном месте. Она моя; государыня императрица подарила мне ее.

Несколько казаков тотчас подошли к Ксении, которая стояла неподвижно, точно мраморное изваяние, и в одну минуту обезоружили ее.

– Она принадлежит тебе? – заревел, как зверь, Пугачев. – Ты лжешь; она тебе не принадлежит, а сам ты принадлежишь нечистой силе…

С неимоверной силой он вырвался из рук казаков и со связанными ногами двинулся вперед, вследствие чего тряпки разорвались.

Быстрым прыжком он подскочил к Ксении и, вытащив кинжал, висевший на его поясе, всадил его в грудь молодой женщины. Кровь фонтаном брызнула из раны.

– Благодарю тебя, мой возлюбленный! – прошептала Ксения и медленно опустилась на землю.

Пугачев обернулся и с поднятым кинжалом бросался на Чумакова, испуская яростный вопль. Но казаки сзади схватили его и снова повалили на землю.

Отняв от него саблю, они связали его крепкими веревками; Пугачев закрыл глаза и перестал сопротивляться.

Мрачно смотрели все присутствовавшие на труп Ксении. Чумаков, скрестив руки, не спускал взора с бледного лица, на котором застыла счастливая улыбка.

– Любовь к ней, – горько прошептал он, – была смыслом всей моей жизни. Она могла бы сделать меня святым, но сделала преступником; она могла вознести на небо и спустить в ад. Теперь все кончено. Все, что ни произойдет со мной, для меня безразлично. Но, по крайней мере, разбойник, убивший мое счастье, наказан по заслугам! – прибавил он, с ненавистью взглянув на связанного Пугачева.

Толпа бегущих солдат показалась у. входа в лагерь.

– Враги идут, идут сюда! – с ужасом кричали шайки Пугачева, – они шагают по трупам, покрывшим все дороги.

– Не бойтесь ничего, – успокаивал их Чумаков, – это – вестники царской милости. Сдайтесь, и государыня все простит вам. А вы, – продолжал он, обращаясь к Антипову и Федульеву, – достаньте телегу; мы положим в нее бунтовщика и вывезем его навстречу войску государыни императрицы.

Пугачева, не проронившего ни одного слова, не сделавшего ни малейшего движения, положили в телегу. Чумаков, Антипов, Федульев и Творогов окружили ее; медленно двинулся печальный кортеж навстречу генералу Панину, уже показавшемуся со своим войском у входа ущелья.