Текст книги "Беседы на Евангелия"

Беседа III,
произнесенная к народу в храме святой Филицитаты в день ее мученичества. Чтение Святого Евангелия Мф. 12, 46–50

В то время, когда Он еще говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь.

1. Предложенное ныне чтение Святого Евангелия, возлюбленнейшие братия, кратко, но преисполнено великих тайн. Ибо Иисус, Создатель и Искупитель наш, показывает вид, будто не знает Матери, и определяет, кто Мать Его и кто родные, не по плотскому родству, но по единению духа, говоря: кто Матерь Моя? и кто братья Мои?.. ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь. Этими словами что другое Он внушает нам, как не то, что Он из язычества собирает многих, последующих велениям Его, и отвергает Иудею, в которой родился по плоти? Поэтому и Матерь Его, как бы непризнаваемая, представляется вне стоящею; так синагога отвергается Учредителем ее за то, что, соблюдая исполнение закона, она потеряла духовное разумение и, ради охранения буквы, остановилась вне.

2. Но что тот, кто творит волю Отца, называется братом и сестрою Господа, это не удивительно, так как тот и другой пол равно призывается к вере. Но чрезвычайно удивительно то, каким образом такой человек называется даже матерью? Ибо верных учеников Господь удостоил имени братии, сказав: пойдите, возвестите братьям Моим (Мф. 28, 10). Следовательно, приходя к вере, можно быть братом Господним; но спрашивается, каким образом можно быть Его матерью?

Надо знать, что верующий братом и сестрою Христу делается по вере, а матерью через проповедь. Ибо проповедующий, как бы так сказать, рождает Господа, Которого внедряет в сердца слушающих; матерью же делается и тогда, когда проповедью его порождается в сердце ближнего любовь ко Господу.

3. Подтверждение этой истины представляет нам блаженная Филицитата, мученичество которой мы ныне торжествуем: она по вере была рабой Христовой, а по проповеди соделалась матерью Христовой. Ибо, как читаем в достовернейших жизнеописаниях ее, она так страшилась оставить после себя семерых сыновей своих живыми во плоти, как плотские родители обыкновенно боятся, чтобы дети не умерли прежде них. Претерпевая тяжесть гонения, она проповедью укрепила сердца детей в любви к Вышнему Отечеству и духом переродила тех, которых родила плотью, так что проповедью возродила для Бога тех, которых плотью родила для мира. Размыслите, возлюбленнейшие братия, об этом мужественном сердце в женском теле. Бесстрашно предстала она на смерть. Она страшилась только того, чтобы в детях не потерялся свет истины, если они останутся в живых. Как же не назвать эту жену мученицею? Это более, нежели мученица. Господь, говоря об Иоанне, сказал: Что смотреть ходили вы в пустыню? пророка? Да, говорю вам, и больше пророка (Мф. 11, 9), и сам Иоанн на вопрос о себе отвечал: «я не пророк» (ср. Ин. 1, 21)[1]1
  И спросили его: что же? ты Илия? Он сказал: нет. Пророк? Он отвечал: нет (Ин. 1, 21).


[Закрыть].

Тот, кто признавал себя более, нежели пророком, справедливо говорил, что он не пророк. А большим, нежели пророк, называется он потому, что назначение пророка состоит в предсказании будущего, а не в указании настоящего. Иоанн же более, нежели пророк, потому что указал перстом на Того, о Ком проповедовал. Таким образом, и эту жену я назвал бы не только мученицею, но и более, нежели мученицею, потому что она, предпосылая семь залогов в Царство [Небесное], столько же раз умирала прежде своей смерти, первая явилась на мучения, но скончалась восьмою. Мучимая мать бесстрашно взирала на смерть детей, утешение надежды побеждало скорбь естества. Она страшилась за живых, радовалась за умирающих. Не желала ни одного оставить после себя живым для того, чтобы оставшийся не лишен был соучастия с нею [в блаженстве]. Итак, никто из вас, возлюбленнейшие братия, не думай, будто сердце ее при умерщвлении детей не терзалось естественной жалостью. Ибо она не могла без скорби видеть умирающих детей, чувствуя, что они плоть ее; но она чувствовала внутреннюю силу любви, которая побеждала скорбь плоти. Так и об имевшем пострадать Петре сказано: а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь (Ин. 21, 18). Ибо Петр мог бы и не страдать за Христа, если бы решительно не хотел, но он силой духа возлюбил мученичество, которого не желал бы по слабости плоти. Трепеща перед казнями плотью, он духом возвышался к славе; и совершилось то, что он и против воли желал креста мученического. Так и мы, когда желаем выздоровления, тогда принимаем горькие лекарства. Хотя горечь в лекарстве и не нравится, но приятно здоровье, восстановляемое этою горечью. Итак, Филицитата любила детей своих по плоти, но по любви к Небесному Отечеству хотела, чтобы прежде нее умерли те, которых она любила. Она сама претерпела раны их и в предшествии [детей] с этими ранами перешла в Царство [Небесное]. Итак, я справедливо наименовал бы эту жену более, нежели мученицею, потому что она столько раз умерщвляется в детях своих по чувству сердца, вытерпев и сама многоразличные мучения, стала выше самой пальмы мученичества. Рассказывают, что у древних был такой обычай: тот, кто делался консулом, получал принадлежащую званию его почесть по порядку времени; но если кто впоследствии снова достиг консульского звания и был консулом не единожды, а два или, быть может, три раза, тот имел преимущество в славе и почестях перед теми, которые были консулами не более одного раза. Так блаженная Филицитата стала выше мучеников, потому что она, при умерщвлении прежде нее стольких сыновей, многократно умирала за Христа, и для любви ее недоставало только ее собственной смерти.

4. Обратим, братья, внимание на эту жену, обратим внимание мы, которые по телу мужи, но что мы будем значить в сравнении с нею? Ибо часто мы предполагаем сделать что-нибудь доброе; но если против нас вылетит из уст насмешника одно хотя бы и самое легкое слово, то мы тотчас оставляем преднамереваемое дело и, пристыженные, отступаем назад. Таким образом, нас большей частью одни слова отклоняют от добрых дел. Но Филицитату даже мучения не могли поколебать в святом ее намерении. Мы падаем от ветра злословия, а она шла к Царству через железо и считала за ничто все препятствия. Мы не хотим раздать бедным, по заповедям Господним, даже излишнего для нас – она пожертвовала Богу не только своей личностью, но и отдала за Него собственную плоть. Мы, когда по воле Божией лишаемся детей, плачем без утешения; она стала бы плакать о них как о мертвых тогда, когда бы не успела предрасположить их к смерти.

Итак, когда придет праведный Судия на Страшный Суд, тогда что скажем мы, мужи, видя славу этой жены? Будет ли тогда для мужей оправдание в слабости духа, когда будет им указана эта жена, победившая и мир, и свой пол? Возлюбленнейшие братия! Пойдем стропотным[2]2
  Стропотный (ц. – сл.) – шероховатый, извилистый, в данном значении – притрудный. – Ред.


[Закрыть] и жестоким путем Искупителя; усилиями [подвижников] он соделался до того ровным, что по нему могут ходить женщины. Презрим все настоящее, ибо ничтожно то, что может пройти. Неуместно любить то, что скоро гибнет. Да не преобладает нами любовь к благам земным, да не напыщает гордость, да не терзает гнев, да не оскверняет роскошь, да не снедает зависть. По любви к нам, возлюбленнейшие братия, умер Искупитель наш; по любви к Нему научимся и мы побеждать самих себя. Если это мы вполне совершим, то не только предотвратим от себя угрожающие наказания, но и сподобимся славы вместе с мучениками. Ибо, хотя ныне нет гонений, однако же и в мире есть место мученичеству, потому что хотя мы не подклоняем выи плоти под меч, однако же духовным мечом должны посекать в сердце плотские пожелания при помощи Самого[3]3
  В подлиннике напечатано только до сего слова, а затем приложено etc.: «и прочее», – то, чем обыкновенно заканчиваются Слова и Беседы святых отцов, то есть славословием Святой Троице.


[Закрыть] Спасителя нашего Иисуса Христа, Которому принадлежит всякая слава, честь и поклонение с Отцом и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Беседа IV,
произнесенная к народу в храме святого мученика Стефана. Об апостолах. Чтение Святого Евангелия Мф. 10, 5–10

В то время сих двенадцать послал Иисус, и заповедал им, говоря: на путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева; ходя же, проповедуйте, что приблизилось Царство Небесное; больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте. Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха, ибо трудящийся достоин пропитания.

1. Когда известно всем, возлюбленнейшие братья, что Искупитель наш пришел в мир для искупления всех народов; когда видим, что Он ежедневно призывал самарян к вере, что же это значит, что Он, посылая учеников на проповедь, говорит: на путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева?

Значит – как заключаем из конца дела, – что Он хотел прежде проповедать одним иудеям, а после всем язычникам для того, чтобы, когда те отвергнут призывание к обращению, святые проповедники по порядку направились к призыванию язычников и чтобы то, что для иудеев было исполнением [обетований], для язычников было преизбытком благодати. И тогда были в Иудее люди, способные к тому, чтобы слышать призывание, и в язычестве были неспособные. Так, в Деяниях апостольских мы читаем, что вследствие проповеди Петра сперва уверовало три тысячи евреев, а потом пять тысяч (см. Деян. 2, 41; 4, 4). И когда апостолы хотели было проповедовать асийским язычникам, тогда это возбранено им Духом (см. Деян. 16, 6); и, однако же, Тот же Самый Дух, Который прежде возбранил проповедание, после влил оное в сердца асийцев. Ибо давно уже вся Асия[4]4
  Здесь под Асией разумеется не часть света, а одна из древних областей в Малой Азии.


[Закрыть] уверовала. Следовательно, что прежде было возбранено, то после совершено потому, что прежде в ней не было таких, которые были бы способны ко спасению.

Тогда в ней были такие, которые еще не заслуживали быть восстановленными к жизни, но не заслуживали и подвергнуться строжайшему осуждению за презрение проповеди. Итак, по тонкому и сокровенному суду святая проповедь не допускается до слуха некоторых, потому что сии не заслуживают быть восстановленными благодатью. Посему необходимо, возлюбленнейшие братия, чтобы мы страшились тайных определений на нас Всемогущего Бога во всем, что мы делаем, для того, чтобы тогда, когда душа наша, рассеянная по внешности, не удерживается от своего сластолюбия, внутренний судия[5]5
  То есть совесть. – Ред.


[Закрыть] наперекор ему страхом побуждал нас к противному. Взирая на это правильно, псалмопевец говорит: Приидите и видите дела Божия, коль страшен в советех паче сынов человеческих (Пс. 65, 5; 45, 9). Ибо он видит, что один по милосердию призывается, а другой по настоянию правосудия отвергается. И поскольку Господь одним распоряжается милостиво, а другим в гневе, то Он отверг то, чего не мог тронуть. И кого Он предвидел не только неуловимым, но и ожесточившимся в некоторых своих мнениях, того в совете своем предопределил на страшную участь.

2. Но послушаем, что заповедуется посланным проповедникам. Ходя же, проповедуйте, говоря, что приблизилось Царство Небесное. Об этом, возлюбленнейшие братия, если бы молчало Евангелие, то вопиял бы мир. Ибо развалины его служат голосами его. Стертый такими потрясениями, он лишился своей славы, как бы указуя нам на самое близкое Царство, следующее за ним. Он становится горек даже для тех, которые любят его. Самые развалины его проповедуют, что его не должно любить. Ибо если бы потрясенный дом угрожал хозяину падением, то каждый жилец в нем должен был бы бежать [из него]; и кто любил его стоящим, тот тем скорее должен выходить из него падающего. Итак, если мир падает, а мы его любим, то хотим быть более задавленными, нежели обитать в нем, потому что мы, которых любовь привязывает к страстям мира, никаким способом [уже] не отделяемся от его развалин. Итак, ныне, когда видим все уже разрушающимся, нам удобно наш дух отделить от любви к нему. Но это было весьма трудно в то время, в которое были посылаемы проповедовать невидимое Царство Небесное, когда все видели, что царства земные цветут и расширяются.

3. Для сего-то и присоединены чудеса святым проповедникам, дабы проявляемая ими сила усиливала веру в слова их и дабы те, которые проповедовали новое, новое и творили, как в том же самом чтении далее сказано: больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте. При процветании мира, при размножении рода человеческого, при долговременном пребывании плоти в этой жизни, при изобилии богатства вещей кто поверил бы, когда бы услышал, что есть иная жизнь? Кто предпочел бы невидимое видимому? Но при исцелении болящих, при воскрешении мертвых, при очищении прокаженных, при изгнании бесов из бесноватых, при совершении столь многих видимых чудес кто не поверил бы тому, что услышал бы о невидимом?

Ибо видимые чудеса для того и сияют, чтобы привлекать к вере сердца зрителей, дабы через то, что вовне дивно совершается, признавалось еще более дивным то, что внутри.

Посему ныне, когда численность верующих возросла, в Святой Церкви много людей добродетельных, но они не имеют знамений добродетелей, потому что напрасно является чудо вовне, если нет того, что совершалось бы внутри. Ибо, по слову Учителя языков, языки суть знамение не для верующих, а для неверующих (1 Кор. 14, 22). Поэтому этот же самый славный проповедник среди проповедания молитвой воскресил перед всеми неверующими Евтиха, который во время сна упал из окна и совсем лишился жизни (Деян. 20, 9 и след.). Проходя через Мелит и зная, что этот остров наполнен неверующими, он молитвой уврачевал отца Публия, страдающего горячкою и болью в животе (Деян. 28, 8). Но спутника своего в странствовании и помощника в святой проповеди, Тимофея, страждущего слабостью желудка, врачует не словом, но знанием медицины, говоря: Впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов (1 Тим. 5, 23). Итак, почему тот, кто одной молитвой врачует больного неверующего, не врачует своего больного спутника той же молитвой?

Именно потому, что тот, который не имел внутренней жизни, должен быть уврачеван внешним чудом, чтобы через проявления внешнего могущества внутренняя сила воодушевила его к жизни. А для болящего верного сотрудника, который по внутренней жизни был здоров, не были нужны внешние знамения.

4. Но послушаем, что Искупитель наш присовокупляет к дарованной власти проповедания, к дарованным чудесам могущества. Даром получили, даром давайте. Ибо Он предвидел, что некоторые этот самый дар принятого Духа обратят в торговлю и чудесные знамения унизят до удовлетворения сребролюбию. Так, Симон волхв, видя чудеса, совершенные возложением руки, желал получить этот дар Святого Духа за деньги (Деян. 18, 18 и след.) именно для того, чтобы еще хуже продавать то, что худо приобрел бы. Посему-то Искупитель наш бичом из веревок изгнал толпы из храма и ниспроверг столы продающих голубей (см. Ин. 2, 15). Ибо продавать голубей значит совершать рукоположение, через которое приемлется Дух Святой, не по заслуге жизни, но за деньги. Но есть некоторые, которые хотя и не берут денег за рукоположение, однако же даруют степени священства по человекоугодию и за эту щедрость ищут в награду только похвалы. Эти люди не дают даром, что даром ими получено, потому что за исполнение святой обязанности желают монеты благорасположенности к ним. Посему пророк, описывая мужа праведного, говорит, что он отрясает руки свои от всякого дара (Ис. 33, 15)[6]6
  Этот текст приведен здесь по переводу, известному под именем Вульгаты. Заменить его текстом славянского перевода невозможно, потому что в последнем нет слова «всякого», на значении которого святой отец основывает свое доказательство.


[Закрыть]. Ибо не говорит: руки свои отрясает от дара, но прибавляет: от всякого. Потому что иной есть дар от послушания, иной – от руки, иной – от языка. Дар от послушания состоит в подчинении, простираемом за пределы долга; дар от руки состоит в деньгах; дар от языка – в похвале. Итак, рукополагающий на степени священства отрясает руки свои от всякого дара тогда, когда в делах Божественных не только денег не желает, но и благодарности человеческой.

5. Но вы, возлюбленнейшие братия, провождающие светскую жизнь, когда знаете наши обязанности, обратите умственные очи и на свои. Делайте взаимно друг для друга даром. Не желайте воздаяния за свою деятельность в этом мире, о котором знаете, что он с такой скоростью приближается уже к кончине. Как желаете вы, дабы другие не видали того, что втайне вы сделали дурного, так остерегайтесь, дабы добрые дела ваши были сокровенны от похвалы человеческой. Не делайте не только зла, но и добра для временного воздаяния.

Желайте, чтобы свидетелем вашей деятельности был Тот Самый, Который будет вашим Судией. Пусть Он ныне видит соделываемое вами добро втайне, чтобы представить оное явным во время Своего воздаяния. Как тело ваше, чтобы оно не ослабевало, вы ежедневно питаете пищей, так добрые дела да будут ежедневной пищей для души вашей. Пищей питается тело, а благочестивой деятельностью насыщается дух. Что вы сообщаете телу, которое должно будет умереть, в том не отказывайте душе, которая должна будет жить вечно. Ибо когда огонь внезапно охватывает жилище, тогда каждый владелец его вскакивает, схватывает что может и выбегает, считая прибылью то, если что-то успеет вынести с собою из огня. Вот пламя бедствий охватывает мир, и все, что в нем кажется драгоценным, близкий уже конец опустошает, как огонь.

Итак, возлюбленнейшие братия, считайте за величайшую прибыль то, что успеете вынести из него вместе с собой, если, убегая его, что-либо унесете, если для вечного воздаяния вы щедростью сохраните то, что могло погибнуть от пребывания на своем месте. Ибо все земное мы теряем хранением, но соблюдаем благотворением. Времена проходят быстро. Итак, поскольку мы великой нечаянностью понуждаемся к видению нашего Судии, то с поспешностью будем готовиться к оному добрыми делами, благодатью Господа нашего Иисуса Христа, Ему же подобает честь и слава во веки веков. Аминь.

Беседа V,
говоренная к народу в храме святого апостола Андрея в день его мученичества. Чтение Святого Евангелия Мф. 4, 18–22

В то время Иисус, проходя близ моря Галилейского, увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы, и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков. И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним. Оттуда, идя далее, увидел Он других двух братьев, Иакова Зеведеева и Иоанна, брата его, в лодке с Зеведеем, отцом их, починивающих сети свои, и призвал их. И они тотчас, оставив лодку и отца своего, последовали за Ним.

1. Возлюбленнейшие братия, вы слышали, что по одному слову повеления Петр и Андрей последовали за Искупителем. Но они не видели, чтобы Сей творил какие-либо чудеса, ничего не слышали от Него о награде вечного воздаяния и, однако же, по одному велению Господа, забыли о том, чем, казалось, владели. Почему же мы сколько ни видим чудес, сколько ни поражаемся бичами, сколько ни устрашаемся жестокостями угроз, однако же нерадим о последовании Призывающему? Тот, Кто призывает нас, сидит уже на небе; под иго веры Он склонил уже выи язычников; уже уничтожил славу мира, уже возвещает о приближающемся дне Страшного Суда Своего страшными развалинами оного – и, однако же, гордая душа наша не хочет добровольно желать того, что ежедневно теряет по принуждению. Итак, возлюбленнейшие, что же мы скажем на Суде Его, когда не отвращаемся от любви настоящего века ни заповедями, ни угрозами Его?

2. Но, быть может, кто-либо в тайных своих помышлениях скажет: эти – тот и другой – рыбари, почти ничего не имевшие, что или сколько оставили по слову Господнему? Но в этом деле, возлюбленнейшие братия, мы должны ценить более духовное расположение, нежели имение. Тот много оставляет, кто у себя ничего не удерживает; тот много оставил, кто, сколь бы мало ни имел, все бросил. Известное дело, что мы и владеем с любовью к тому, что имеем, и сильно желаем того, чего не имеем. Следовательно, Петр и Андрей много оставили, когда тот и другой оставили самое желание иметь. Тот много оставил, кто с обладаемой вещью отказался даже от желаний. Итак, этими последователями оставлено столько, сколько они могли желать, не последуя [за Христом]. Посему никто при воззрении на других, оставивших многое, не должен говорить самому себе: «Желаю подражать презрителям мира сего, но не имею, что оставить». Много, братия, вы оставляете, если отказываетесь от земных желаний. Ибо внешнего нашего, сколь бы мало оно ни было, достаточно для Господа, потому что Он взвешивает сердце, а не вещество; не взвешивает, сколько в жертве Его, но с каким расположением она приносится. Ибо если мы будем взвешивать вещество, то вот святые наши купцы на покинутые сети и лодки купили вечную жизнь Ангелов. Подлинно Царство Божие не имеет цены по оценке, но, впрочем, оно ценится во столько, сколько ты имеешь. Ибо для Закхея оно стоило половины имения, потому что другую половину он удержал для четверичного вознаграждения того, что приобрел неправедно (см. Лк. 19, 8). Для Петра и Андрея оно стоило оставленных сетей и лодки (см. Мф. 4, 20), для вдовицы стоило двух лепт (см. Лк. 21, 2), для другого стоило чаши холодной воды (см. Мф. 10, 42). Итак, Царство Божие, как мы сказали, стоит столько, сколько ты имеешь.

3. Итак, взвесьте, братия, что дешевле в покупке, что дороже во владении. Но, может быть, нет и чаши холодной воды, которую можно было бы подать нуждающемуся, и тогда слово Божие обещает безопасность. Ибо при рождении Искупителя явились небесные граждане для того, чтобы пропеть: слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение (Лк. 2, 14). Ибо перед очами Божиими рука никогда не бывает без дара, если ковчег сердца наполнен добрым расположением. Посему-то Псалмопевец говорит: на мне, Боже, обеты Тебе, я совершу Тебе славословие (Пс. 55, 13)[7]7
  Во мне, Боже, молитвы, я же воздам хвалы Твоея (Пс. 55, 13).


[Закрыть]. Ясно говорит он как бы так: «Хотя я не имею внешних даров для жертвоприношения, однако же внутри самого себя нахожу то, что возлагаю на жертвенник хвалы Твоей, потому что Ты не питаешься нашим приношением, но лучше благоугождаешься сердечной жертвой». Ибо для Бога нет богаче жертвы, как добрая воля. Добрая же воля состоит в том, чтобы страшиться несчастий другого так же, как и своих; радоваться благополучию ближнего так же, как своему; чужие убытки признавать за свои; на чужие прибыли взирать как на свои; любить друга не для мира, но для Бога; с любовью терпеть врага; никому не делать того, чего не желаешь терпеть сам; никому не отказывать в том, чего справедливо желаешь самому себе; помогать ближнему в необходимости не только по силам, но и желать быть полезным [для него] даже выше сил. Итак, что богаче этого всесожжения, когда душа через приносимое Богу закалает саму себя на алтаре сердца?

4. Но это жертвоприношение доброй воли никогда вполне не совершается, если совершенно не оставляется пожелание мира сего. Ибо чего мы в нем желаем, в том, без сомнения, завидуем ближним, потому что кажется, что нам недостает того, чего достигает другой. И поскольку зависть всегда разногласит с доброй волей, то, как только последняя пленит ум, первая тотчас удаляется. Почему святые проповедники для того, чтобы совершенно любить ближних, старались ничего не любить в этом веке, ничего никогда не желать, ничего с пристрастием не иметь. Правильно взирая на них, Исаия говорит: каковы они, которые летят как облака и как глуби к окнам своим (Ис. 55, 8)[8]8
  В подлиннике ad fenestras suas. Но по славянскому переводу со птенцы ко мне. В настоящем переводе удержаны слова латинского подлинника, потому что на значении их основывается дальнейшее объяснение святого отца.


[Закрыть]. Ибо он видит, что они земное презирают, духом приближаются к небесному, словами дождят, чудесами сияют. И тех, святая проповедь и высокая жизнь которых возвышали выше земных связей, он называет летящими, подобно облакам. Окна же суть наши глаза, потому что через них душа видит то, чего желает снаружи. Но голубь есть животное простое и незлобивое. Посему как голуби на окнах своих суть те, которые ничего в этом мире сильно не желают, которые на все смотрят просто и не увлекаются желанием хищения относительно к тому, что видят. Напротив же, коршун, а не голубь на окнах своих есть тот, кто сильно желает похитить то, что видит глазами. Итак, возлюбленнейшие братия, поскольку мы празднуем день мученичества блаженного апостола Андрея, то должны подражать тому, что почитаем. Торжество души да даст обещание нашего неизменного благочестия; будем презирать земное, оставив временное, будем покупать вечное. Если же мы еще не можем оставить собственного, то, по крайней мере, не будем желать чужого. Если сердце наше не горит еще огнем любви, то да обуздывается в своем домогательстве страхом, дабы, ободренное в шествии к своему совершенству, оно, удерживаясь от желания чужого, со временем достигло до презрения собственного при помощи Господа нашего Иисуса Христа[9]9
  В подлиннике после слова Христа опять etc., то есть «и прочее», чем обыкновенно заканчиваются Слова и Беседы святых отцов.


[Закрыть], Которому подобает всякая слава, честь и держава с Отцом и Святым Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.