Текст книги "СССР и Второй фронт"

В связи с наступлением 10-й армии интересны сведения, приводимые Р. Грамсом. 4-я пехотая дивизия, где служил Грамс, встретила упорное сопротивление поляков на укреплениях в районе города Люблинец. Судя по описанию боев, данном Грамсом, к 3 сентября сопротивление польской стороны было сломлено, после чего дивизия обычным пехотным маршем двинулась в сторону реки Варта. 12 сентября 1939 г. дивизию после изнурительных переходов по плохим дорогам Западной Польши частично погрузили на автотранспорт, чтобы перебросить через Вислу на плацдарм у города Аннополь, в районе которого части 10-го пехотного полка дивизии, а также противотанковый и разведывательный батальоны столкнулись с польскими танками и бронемашинами[214]214
  Грамс Р. 14-я танковая дивизия. 1940–1945. М.: Центрполиграф, 2014. С. 7.


[Закрыть]. Но вопрос: где почти две недели находились польские бронетанковые соединения, почему не поддержали оборону на приграничных укреплениях? Немецкие саперы сумели наладить переправу через Вислу мобильных соединений 4-й дивизии, танков под Аннаполем у немцев не было, но мост через Вислу в этом районе был взорван, что потребовало от немецких саперов больших усилий[215]215
  Грамс Р. 14-я танковая дивизия. 1940–1945. М.: Центрполиграф, 2014. С. 8.


[Закрыть], однако поляки не выставили у переправ артиллерийских заслонов, в противном случае у немецких саперов ничего не получилось бы с организацией переправы.

Надо отметить, что польские власти даже после 6 сентября достаточно оптимистично оценивали свое положение. По данным комиссара Варшавы, полученным от беженцев из западных воеводств, немецкие войска 17 сентября вышли к окрестностям столицы Польши небольшими разведгруппами, их артиллерийские точки вокруг города имели слабое охранение. Многие поляки в конце десятых чисел сентября 1939 г. отмечали вялость польских войск вокруг Варшавы, несмотря на явное ослабление наступавших немецких войск. 17 сентября прервалось официальное сообщение польским командованием сводок с фронтов[216]216
  ЦАМО. Ф. 500. Оп. 12451. Д. 532. Л. 4.


[Закрыть]. Шедшие с запада потоком польские беженцы и жители окрестностей Варшавы сообщали о том, что у немецких танковых частей закончилось горючее и они очень уязвимы для атак польских войск, которые, к недоумению гражданских, бездействовали[217]217
  ЦАМО. Ф. 500. Оп. 12451. Д. 532. Л. 5.


[Закрыть].

Р. Грамс упоминает ожесточенные бои в период между 12 и 18 сентября к востоку от Вислы, когда немецкие соединения 4-й дивизии подвергались жестоким атакам разрозненных польских частей[218]218
  Грамс Р. 14-я танковая дивизия. 1940–1945. М.: Центрполиграф, 2014. С. 8.


[Закрыть]. Тогда же Р. Грамсом упоминаются партизаны, хотя речь на самом деле идет о польских резервистах, которые не смогли вовремя получить военную форму. Если следовать Грамсу, то основные силы резервных соединений армии Польши были сконцентрированы к 12 сентября к востоку от Вислы, вступая с немцами в бой по частям и при слабой организации. В этой связи у Р. Грамса есть интересная информация: после 18 сентября 4-я дивизия была отведена на отдых на западный берег Вислы, тогда в дивизии было получено сообщение, что достигнута новая договоренность с Советским Союзом, по которой вся территория вплоть до Буга переходила под оккупацию Германии, хотя изначально, как сообщает Р. Грамс, к Германии должны были отойти земли к западу от Вислы[219]219
  Грамс Р. 14-я танковая дивизия. 1940–1945. М.: Центрполиграф, 2014. С. 8.


[Закрыть]. После объявления о новых договоренностях с Москвой 4-я дивизия была направлена маршем через район Люблина к новой демаркационной линии; эта передислокация заняла много времени, завершившись только 11 октября 1939 г.[220]220
  Там же. С. 9.


[Закрыть]

14-я армия, которой было отведено значение сил прорыва в юго-восточные регионы Польши, также быстро наступала. Она преследовала польскую армию «Краков», которая начала отход к Львову (Лембергу, как в документах) еще вечером 3 сентября под давлением немецких сил. Этот отход был объяснен прорывом укреплений польских войск западнее Кракова. До 4 сентября бронетанковые соединения вермахта, зайдя в тыл армии «Краков», препятствовали отходу польских сил на Восток. При этом немецкие танки продвинулись к 6 сентября вплоть до реки Дунаец. По всей видимости, прорыв немцев к Дунайцу спровоцировал ускорение отхода армии «Краков», которая стремилась закрепиться в районе Лемберга. Поэтому Краков был сдан почти без боя пехотным частям вермахта. Командование армии «Краков», как и польский Генштаб, не ожидали прорыва немецких танковых частей из-за сложного рельефа местности в Силезии (часть этого региона входила в состав Польши). Планы обороны регионов западнее Кракова строились в то время, когда Германия еще не оккупировала Чехословакию, поэтому угроза левому флангу армии «Краков» не рассматривалась. С марта 1939 г. польское командование рассчитывало почти исключительно на сложный для танков рельеф местности и укрепления в Силезии. Почему Краков практически пал без боя, когда там уже должны были находиться силы «национальной самообороны» и другие резервные части, до конца не понятно.

Практически до 20 сентября 1939 г. армия «Краков» отступала до Львова, контратакуя при этом немецкие части, пытавшиеся перерезать ей отход. После сражения под Томашевом польские силы на юго-востоке страны были окончательно дезорганизованы, в плен сдались 70 000 польских солдат и офицеров, немецкими трофеями стали 130 орудий средних и крупных калибров. Однако практически до 27 сентября продолжались бои в районах Томашева и Замости, немецкие войска подвергались контратакам остатков армий «Модлин», «Пруссы» и «Лодзь»[221]221
  ЦАМО РФ. Ф. 500. Оп. 12451. Д. 539. Л. 5.


[Закрыть]. В немецких документах отмечено, что это были судьбоносные (lebhafte) сражения[222]222
  Там же.


[Закрыть]. Соответственно, вторжение Красной армии незначительно повлияло на решимость польских войск сражаться, скорее всего, поляки потеряли надежду на то, что они смогут укрепиться по линии Львов – Брест, где они планировали перегруппироваться.

Суть произошедшего в сентябре 1939 г. заключается в следующем. Германская сторона воспринимала всерьез наступательные планы Польши, которые, как выяснилось, были на бумаге и в воображении ряда генералов. В этой связи ОКХ допустил запрограммированную еще на довоенном этапе подготовки наступления ошибку – третьей армии вменялось вести встречные бои с атакующими польскими частями, реальный ход событий сложился иначе, поляки перешли в первый же день к обороне, они могли провести отход за Вислу на участке 3-й армии, однако стали это делать с опозданием, когда лучшие кадровые части были разбиты в «коридоре».

Общий отход польской армии был начат поздно – 7 сентября, когда немецкие мобильные соединения уже почти вышли в тыл группировкам польских войск, оборонявшим районы Лодзя и Радома. Низкая мобильность польских войск не позволила последним быстро отойти за Вислу, что могло спасти Польшу от полного разгрома в первый же месяц войны. Получи северная группировка польских войск приказ начать отход 1-го или даже 2 сентября, и положение могло кардинально измениться. В целом быстрая победа над Польшей досталась нацистской Германии почти исключительно в силу низкой мобильности польской армии, а также катастрофической ошибки польского командования – защищать «коридор» любой ценой. По сути, вторая причина – стратегическая ошибка польского Генерального штаба со сроками отвода войск за Вислу из-за идеи оборонять «коридор» – позволила вермахту одержать относительно легкую и быструю победу.

Их не стали чествовать как героев

Выше мы уже сказали, что отношение к французским военным, сражавшимся в мае – июне 1940 г., оказалось, скажем так, прохладным во французском обществе, и не только. В популярной литературе и кино вермахт в той кампании представлен как чуть ли не армия инопланетян из известного романа Герберта Уэллса, громивших вооруженные массы неразумных туземцев. Если мы посмотрим на потери вермахта, то увидим такое явление, как достаточно крупную убыль в ударных соединениях вермахта и люфтваффе. Через некоторое время после окончания Французской кампании ОКХ объявило (предварительно) о потерях вермахта: 27 074 убитыми, 111 034 ранеными и 18 384 пропавшими без вести[223]223
  Кальтенэггер Р. Фердинанд Шернер. Генерал-фельдмаршал последнего часа. М.: Яуза; Эксмо, 2007. С. 154.


[Закрыть]. Большинство пропавших без вести, как правило, оказываются потом пленными либо убитыми, в случае с кампанией во Франции речь шла в основном о втором варианте. Из почти 111 тысяч раненых часть умерла в госпиталях, часть стала инвалидами либо попала в разряд ограниченно годных к воинской службе, гипотетически можно предположить, что таковых (выбывших по ранению и умерших в госпиталях) была четверть от всего количества раненых. Таким образом, вермахт лишился 55 000-60 000 солдат и офицеров за полтора месяца боев, причем активно в них принимали участие не более 20 немецких дивизий. Наиболее серьезные потери понесли танкисты, горные егеря и люфтваффе (летный состав). Р. Кальтенэггер, опираясь на данные журнала боевых действий 6-й горной дивизии, указал дату окончания Французской кампании, как 25 июня 1940 г.[224]224
  Кальтенэггер Р. Фердинанд Шернер. Генерал-фельдмаршал последнего часа. М.: Яуза; Эксмо, 2007. С. 154.


[Закрыть]; к этому дню единое управление французскими вооруженными силами уже как неделю фактически распалось, правительство находилось в состоянии переформирования, однако французские военные продолжали оказывать сопротивление.

Скажем для сравнения, официально вооруженные силы Германии потеряли в ходе операции «Барбаросса» (22 июня – 30 сентября 1941 г.) почти 209 тыс. убитыми и пропавшими без вести, а также около 620,5 тыс. ранеными[225]225
  Кривошеев Г.Ф. (г. ред.). Россия и СССР в войнах XX века: Потери вооруженных сил. М.: Олма-пресс, 2001. С. 263.


[Закрыть]. Таким образом, безвозвратные потери вермахта и СС должны были составить примерно 350 000 чел. Но продолжительность операции «Барбаросса» все-таки составила почти 3,3 месяца, когда Французская кампания – около 1,5 месяца, на ширине фронта гораздо меньшей, чем в СССР. Надо также принять во внимание, что частота встреч немецких солдат с противником на Восточном фронте в 1941 г. была выше, чем во Франции. Отсюда получается, что боевые качества французских войск в среднем были не намного ниже, чем у Красной армии до отражения германского наступления под Москвой, и это при том пацифизме, какой царил среди французов в межвоенный период. Учтем также, что у французов не было танков, эквивалентных Т-34 и КВ, а также полевых орудий, соответствующих характеристикам знаменитой Ф-22.

Помимо выбытия солдат и офицеров ряда элитных подразделений вермахта, Германия лишилась большого количества самолетов. Люфтваффе потеряли к 22 июня 1940 г. 1469 самолетов (потери от поломок в воздухе – 20,9 %), французы потеряли 892 самолета (потери от поломок в воздухе – 27,5 %), англичане – 1029[226]226
  Harvey A.D. The French Armee de l’Air in May-June 1940: A Failure of Conception // Journal of Contemporary History. Oct., 1990. Vol. 25. No. 4. Р. 458.


[Закрыть]. Примечательно, что ВВС и ПВО Польши сумели сбить в сентябре 1939 г. 285 немецких самолетов и тяжело повредить (до списания) 279[227]227
  Ibid.


[Закрыть]. Таким образом, Германия потеряла более половины самолетов, задействованных в кампании, то есть наиболее боеспособных летных частей.

Теперь попробуем ответить на вопрос, как Франция, которая победила Германию в 1918 г. в союзе с Британской империей и США, потерпела поражение за буквально месяц? Да, французы были недостаточно хорошо вооружены, но и в 1914 г. они тоже уступали по вооружениям, особенно артиллерии, Германии. Подготовку к новой войне Франция начала сразу после заключения Версальского мирного договора. Ф. Фош и другие французские стратеги не верили, что немецкий милитаризм окончательно побежден, так как германские правые уже в конце Первой мировой войны начали создавать «фрайкоры», потенциальная численность которых в начале 1920-х гг. превысила 2 миллиона человек. То есть в случае войны Веймарская республика получала сразу два миллиона обученных бойцов, когда Франция могла мобилизовать не более 2,5 миллиона резервистов.

В связи с данными французской разведки о скрытой подготовке Германии к новой войне во Франции появился мобилизационный план A, согласно которому Третья республика должна была быть готовой выставить на фронте 80 дивизий, несмотря на то, что Германия имела только 7 дивизий рейхсвера, практически лишенных танков и тяжелой артиллерии. Однако были «фрайкоры», которых Париж и опасался. Численность польской армии было запланировано довести до 50 дивизий. Окончательно этот план был сформулирован в 1926 г.[228]228
  Jackson P. French Intelligence and Hitler’s Rise to Power // The Historical Journal. Sep., 1998. Vol. 41. No. 3. Р. 800.


[Закрыть] В конце 1920-х гг. Францию охватила волна пацифизма, возникли примерно 200 антивоенных организаций, выступавших за примирение с немцами. За примирение выступал влиятельный политик и министр иностранных дел с 1925 г. Аристид Бриан, который был также известен в качестве ярого противника СССР. Правда, французские военные не поспевали за идеями МИДа, поэтому в 1927 г. П. Петен подготовил план подвижной стратегической обороны, согласно которому французские войска должны были встретить немцев на территории Бельгии. Этот план будет существовать до 1936 г., пока король Бельгии Леопольд III не объявит о строгом нейтралитете своей страны, однако такая позиция Бельгии будет сохраняться сравнительно недолго.

В 1927–1928 гг. во Франции прошла военная реформа, направленная на сокращение ее вооруженных сил. В 1930–1934 гг. Франция страдала от Великой депрессии, поэтому ее обществу было не до подготовки к войне. Правда, в 1929 г., практически в канун экономического кризиса, парламент Франции выделил на строительство линии Мажино 3 миллиарда франков. Почему 1929 год? Дискуссия о строительстве систем укреплений на национальных границах велась во Франции с 1919 г., но в 1920-е гг. значительным влиянием в военных и политических кругах пользовался Ф. Фош, который выдвинул стратегию подвижной обороны и наступления вплоть до Рейна, как единственного эффективного средства защиты Франции от германской агрессии[229]229
  Panchasi R. «Fortress France»: Protecting the Nation and Its Bodies, 1918–1940 // Historical Reflections / Réflexions Historiques. Fall 2007. Vol. 33, No. 3. Р. 484–485.


[Закрыть]. В 1929 г. великого маршала не стало, а с 1928 г. его авторитет, как стратега, стал снижаться.

Вместе с тем, пока во Франции велись дискуссии о том, угрожает ли ей Германия или нет, жизнь в стране текла практически до удара по ней Великой депрессии на рубеже 1930–1931 гг. легко. Элиту заботили больше прибыли от трансатлантической торговли, чем строительство своей оборонной промышленности. К 1930 г. 15 % своего национального богатства французы инвестировали в зарубежные активы, что на 3 % меньше, чем у Британской империи, но дело в том, что английский капитал инвестировал в колонии и доминионы, что также ослабляло промышленность метрополии, но все-таки имело и положительный эффект – англичане к 1939 г. создали внешнюю промышленность (в основном добывающую), которая была значительно отдалена от потенциальных противников их империи (Южная Африка оказалась практически неуязвимой для государств Оси, хотя попытки проникнуть туда делались итальянцами). США инвестировали за рубеж с конца Первой мировой войны до обострения Великой депрессии примерно 4 % своего национального богатства, что создало для американской оборонной промышленности условия для развертывания в 1939–1942 гг., так как капитал оставался преимущественно в стране на протяжении «золотых двадцатых».

Были ли 1920-е гг. действительно «золотыми» для европейцев? Рост французского промышленной продукции составил в 1913–1929 гг. 38 % против 13 % у Германии, в основном за счет военных заказов в период Первой мировой войны, но также и за счет присоединения Эльзаса-Лотарингии. В период с 1890 по 1913 г. рост промышленной продукции составил 79 % во Франции и 148 % в Германии. Очевидно, французский и немецкий капиталы сдали свои позиции после Первой мировой войны. Чтобы расплатиться за военные долги, французы были вынуждены (макроэкономический закон) больше экспортировать в 1920-е гг., в 1929 г. французский экспорт достиг за весь межвоенный период рекордной отметки – 1 230 000 000 долларов США, но отстал почти в два раза от германского экспорта в том же году – 2 340 000 000 долларов[230]230
  Pritt D.N. The Fall of the French republic. Allahabad, 1942. P. 42.


[Закрыть]. Объяснение тому простое: Германии надо было расплачиваться по репарациям, что они могли сделать в основном за счет наращивания экспорта. Таким образом, часть экспортной выручки немецких фирм потом перетекала во французские банки.

Любой Центральный банк является кредитором последней инстанции. И в «золотые двадцатые» Банк Франции резко увеличил свои активы за счет притоков в страну денег от репараций с Германии и от внешней торговли. На обломках империй возникло несколько государств, которые нуждались в промышленной продукции, в Польше, Чехословакии, Югославии и других странах начались свои «золотые двадцатые», они избавились от содержания аппаратов старых империй, присвоив при этом немалые объемы собственности подданных и структур этих империй. Эти новые государства предъявляли на мировом рынке повышенный спрос на промышленную продукцию.

После Первой мировой войны приток финансовых средств из-за границы привел к тому, что во Франции образовалась сильная финансовая олигархия, «союз двухсот семейств», которые владели практически всеми крупными банками, включая фактически частный Банк Франции, и крупными страховыми и промышленными компаниями. В их руках находилась большая часть прессы. Среди двухсот семейств доминировали двенадцать семейных кланов, которые являлись высшей олигархией страны, из их числа выбирался совет Банка Франции.

Чтобы успешно конкурировать на внешних рынках, экономике надо иметь сравнительно низкие издержки, но для капитала лучше, когда низки издержки на труд, дешевый капитал, естественно, невыгоден его владельцам. Банк Франции стал инструментом манипуляции правительством. Как только к власти приходили социалисты и намечались серьезные реформы экономики, франк обесценивался, в 1929 г. его курс упал до 240 за фунт стерлинга. Поясним для не знакомых с макроэкономикой и с политической экономией. Если экономика страны открыта для вывоза и ввоза капитала, то падение стоимости ее валюты означает незамедлительно панику и продажу национальных активов, деньги утекают за границу. В первую очередь от финансовых активов страны (ценные бумаги) избавляются иностранные инвесторы, но за ними тянутся и свои финансовые круги. Нетрудно понять, какие сверхдоходы можно было получить, переведя вовремя франки в британские ценные бумаги, когда франк за несколько дней мог обесцениться в два раза. В 1929 г. власть профсоюзов и социалистов была свалена игрой с франком, которую осуществляли двенадцать кланов финансистов. До 1934 г. «союз двухсот семейств» почти безраздельно господствовал в стране.

В 1931 г. Великая депрессия «накрыла» Францию, хотя ее правящие круги были уверены в незыблемости позиции своего национального хозяйства. Теперь немного политической экономии. Базисом любой национальной экономики является связка «промышленность – аграрный сектор». Изначально промышленная продукция на обмен производилась для продажи крестьянам, которые в таком случае могли потратить больше времени на производство аграрной продукции. Столетиями цивилизации росли, в соответствии с работой этого закона. Таким образом, если больше промышленной продукции сбывалось в городах, то это вызывало рост цен на нее для крестьянства, а последнее, соответственно, повышало цены на аграрную продукцию.

Выше мы вели речь о закрытой экономике. Большинство экономик столетиями были именно такими, что было обусловлено не столько меркантилизмом (искусственно ограничивавшим экспорт продуктов питания и сырья), но с элементарным отсутствием столь крупных выручек от внешней торговли, какие стали появляться ближе к новому переделу мира в конце XIX века. Да, европейцы получали сверхприбыли от торговли сахаром и другими экзотическими товарами в XVI–XVIII вв., но все-таки речь шла о меньшинстве бизнеса и не о столь крупных масштабах, какие охватили общество после Наполеоновских войн и особенно в период колониальных захватов второй половины XIX в.

Уже до Гражданской войны в США европейцы стали в массовом порядке завозить аграрную продукцию из Северной Америки (себестоимость которой была в несколько раз ниже, чем в Европе), что с каждым годом подрывало зерновое хозяйство – базу крестьянской экономики европейцев со времен Троянской войны. После Первой мировой войны доходы городских буржуазии и пролетариата стали больше зависеть от экспортных выручек, нежели от работы механизма «промышленная продукция в обмен на продукты питания». Соответственно, падение экспортных выручек вело к сокращению спроса на аграрную продукцию внутри страны, на что село реагировало снижением спроса на промышленную продукцию. Чтобы выжить в конкуренции на мировом рынке, французские промышленники шли на сокращение зарплат, а это вело к падению спроса на аграрную продукцию, что оборачивалось на внутреннем рынке падением спроса на индустриальные товары. До половины взрослого населения Франции было так или иначе по своей деятельности связано с аграрным сектором. И в 1931 г. «плотину прорвало», победа капитала над трудом в политической борьбе 1920-х гг. обернулась серьезным кризисом.

Французские власти не вели точную статистику безработицы в период Великой депрессии. Поэтому, по разным оценкам, она варьировалась от официальных 500 000 человек в 1934 г. до 1 500 000 человек примерно в то же время. Всего же во Франции было 6 000 000 промышленных рабочих. Однако главными факторами развития кризиса было не урезание заработных плат (как это утверждал Д.М. Кейнс, говоря об американской экономике, подразумевая все остальные рыночные системы), но падение экспорта почти в 4 раза, а также снижение спроса села на промышленную продукцию. Само урезание зарплат оказалось не столь радикальным, примерно 9 % с 1929 по 1934 г. При этом для некоторых профессий этот показатель составил в среднем 5 % (хотя у независимых специалистов были более высокие оценки падения оплаты труда в стране, до четверти от докризисного уровня, но принимались во внимание все-таки зарплаты период бума конца 1920-х гг.). На первый взгляд, это была позитивная тенденция – зарплаты снижались до уровня ниже бума 1929 г., что вполне естественно, бумы в экономике всегда проходят, после чего начинается корректировка зарплат и прибылей. Но в то же время это указывает на негативную тенденцию во Франции периода Великой депрессии, относительно высокие для кризисного времени зарплаты удерживались за счет того, что работодатели выбрасывали на улицы сотни тысяч работников, поэтому фонд оплаты труда по всей экономике снижался в больших масштабах, нежели средняя оплата труда. Рабочие места сохраняли в основном высококвалифицированные специалисты.

Когда оккупационные немецкие власти стали проводить анализ французской промышленности на предмет возможного извлечения выгоды для рейха, то они обнаружили, что индустрия страны, особенно южных департаментов, совершенно не соответствовала уровню индустриально развитого на то время общества. Предприятие с числом занятых 500 человек и чуть более уже считалось во Франции до войны крупным. Но в таких структурах были заняты 1,5 миллиона человек из 17,8 миллиона работников в целом. Для сравнения, функции домашней прислуги выполняли во Франции до Великой депрессии примерно 1,5 миллиона человек. Это говорит в пользу того, что концентрация капитала, как и инвестиции в промышленность, отставали в межвоенной Франции от уровня Германии, США и Британии. К 1940 г. французы по всем пунктам в экономике отстали от Германии. Крупная промышленность во Франции существовала в основном для экспорта и работы на военный заказ. Но это означало для политической жизни страны, что большинство граждан оставались в разряде мелкой буржуазии, включая и фермеров, что создавало благодатную почву для финансовой олигархии «протаскивать» в правительство правых политиков.

До выхода Германии из Лиги Наций во Франции не было серьезных опасений насчет безопасности за свои восточные границы. Нельзя сказать, что «союз двухсот семейств» недооценивал угрозу, но в 1933 г. Германия была действительно слаба, когда экономический кризис во Франции еще не был преодолен. Сразу после разрыва Гитлера с Лигой Наций и, соответственно, отказа нацистов от диалога с Западом произошло назначение министром иностранных дел (при прямом участии финансовой олигархии) М. Барту, который являлся в свое время одним из архитекторов Антанты и сторонников войны с Германией, как реванша за 1870–1871 гг.

М. Барту, будучи пожилым политиком, находился в координатах начала XX в., он считал СССР тем же самым в военном смысле, что и Российскую империю, всерьез рассматривал Польшу и Чехословакию (последнюю как одного из фактических преемников Австро-Венгрии) в качестве возможного противовеса Германии. М. Барту заключил пакты о военной взаимопомощи против Германии с Советским Союзом и Чехословакией. Благодаря усилиям М. Барту СССР стал в сентябре 1934 г. участником Лиги Наций. Осенью того же года М. Барту был убит в Марселе террористом – гражданином Югославии, исповедовавшим ультраправые убеждения. Вместе с ним погиб под пулями хорватских националистов и югославский король Александр. Подготовка террористической группы велась на территории Венгрии (при участии венгерских спецслужб) и с ведома фашистской Италии и нацистской Германии.

Убийство М. Барту, а точнее его подготовка, вскрыло важную особенность в раскладе политических сил в Европе: Германия не была в одиночестве, вокруг нее сформировался достаточно быстро интернационал обиженных в Версале в 1919 г. государств. На стороне Гитлера оказалась Италия, хотя в Лондоне ее рассматривали в качестве дружественного западным союзникам нейтрального государства. М. Барту создавал коалицию против Германии, но практика показала, что Франции требовался прочный военный блок, направленный сразу против нескольких потенциальных противников, так как Германия должна была оказаться не одна.

На место М. Барту был выдвинут бывший умеренный социалист П. Лаваль, который тайно выступал за сближение с режимом Б. Муссолини. Для Франции рациональное зерно в такой идее было, поскольку в таком случае гарантировалась безопасность ее африканских колоний и юго-восточная граница Третьей республики, на которой против Италии французы были вынуждены сосредоточить в случае войны минимум 12 дивизий. П. Лаваль фактически разрушил заключенный М. Барту пакт с Советским Союзом (этот пакт был подписан уже П. Лавалем, но тот понимал, что подконтрольный правым парламент Франции его, скорее всего, не ратифицирует, а правительство едва ли будет выполнять, случись война с СССР с Германией).

В 1935 г. П. Лаваль организовал так называемый сговор в Стреза, в результате которого, с молчаливого согласия Франции и Британии, Б. Муссолини были развязаны руки в отношении Эфиопии. П. Лаваль не поддержал Лигу Наций в вопросе противодействия агрессии фашистской Италии против Эфиопии. К январю французской общественности стало известно о тайной политике П. Лаваля по отношению к Италии и абиссинскому вопросу, что вызвало отставку Лаваля с поста премьер-министра (головокружительная карьера за почти год для малоизвестного до убийства М. Барту политика).

В марте 1936 г. наступает кризис с вводом германских войск в Рурскую область. Однако французский кабинет министров вместо мобилизации начинает консультироваться с британским правительством, которое дало понять, что Англия воевать с Германией не собирается. Союза с Польшей, которая, по мобилизационному плану А, должна была создать против Германии Восточный фронт, но к 1935 г. вышла из орбиты французской политики, отказавшись подписывать с М. Барту пакт о взаимопомощи, выступив тем самым с протестом против франко-советского соглашения. М. Барту тогда выбрал Советский Союз, в ответ Ю. Пилсудский стал искать сближения с нацистской Германией, что означало для польских вооруженных сил замедление перевооружения и сокращение расходов на укрепление западных рубежей Речи Посполитой, что будет иметь свои негативные последствия в сентябре 1939 г.

После политического кризиса зимы 1934 г. популярность во Франции стал набирать Народный фронт, страна была на грани гражданской войны. Причина – дефляция периода Великой депрессии, которая снижала спрос на товары и услуги, а затем меры кабинета П. Лаваля по укреплению франка, то есть продолжение дефляции. Повышение зарплат, которое требовал Народный фронт, должно было привести к инфляции и, как следствие, бегству капитала. Отсюда и рост военных расходов должен был привести к тому же эффекту. Поэтому даже правительство Леона Блюма очень осторожно (о чем ниже) подходило к политике финансирования довооружения и перевооружения.

При Ф. Фоше во французской армии не были пережиты старые тенденции, как и до 1914 г., в ее армии насчитывалось несколько кавалерийских дивизий, и это при том, что вся регулярная армия насчитывала около 450 000 человек. В 1932 г. начался процесс трансформации кавалерийских дивизий в механизированные, этот процесс завершился только к маю 1940 г. В 1934 г. была сформирована Первая механизированная дивизия на базе бывших кавалерийских частей[231]231
  François Cochet. La cavalerie francaise à la lumière de la campagne de Mai – Juin 1940: compromis et rigidité // Guerres mondiales et conflits contemporains, Janvier 2007. No. 225. Р. 49.


[Закрыть]. Вторая механизированная дивизия появилась только в 1937 г., а третья – в 1939 г. Затем уже не было времени на развертывание полноценных механизированных дивизий, и Военное министерство пошло на создание так называемых легких кавалерийских дивизий, на базе трех расформированных старых кавалерийских дивизий было создано пять таких легких, каждая из которых сохранила по два кавалерийских полка. Французские планировщики считали, что кавалерия и танки должны действовать сообща на поле боя; по сути, это было повторение идей 1918 г., только немцы тогда имели очень мало бронетехники, чтобы противодействовать таким конно-механизированным соединениям западных союзников.

В 1936 г. стартовала программа довооружения. Но действительно серьезное увеличение бюджета состоялось в 1938 г., когда военные расходы Франции достигли 29 миллиардов франков, что на 60 % выше, чем в 1934 г.[232]232
  Imlay T. Democracy and War: Political Regime, Industrial Relations, and Economic Preparations for War in France and Britain up to 1940 // The Journal of Modern History. March 2007. Vol. 79. No. 1. Р. 6.


[Закрыть] На этом фоне расходы на линию Мажино, строительство которой длилось 10 лет – с 1930 по 1940 г., выглядят не столь внушительно, учитывая, что германская армия действительно опасалась штурмовать эту линию вплоть до начала полного коллапса французских вооруженных сил в июне 1940 г. Расходы на новые вооружения в 1938 г. во Франции подскочили на 160 %, по сравнению с 1934 г.[233]233
  Imlay T. Democracy and War: Political Regime, Industrial Relations, and Economic Preparations forWar in France and Britain up to 1940 // The Journal of Modern History. March 20. Vol. 79. No. 1. Р. 6.


[Закрыть], однако это означало, что новые вооружения должны были поступить в армию в 1939–1940 гг. в массовом порядке, когда большинство офицеров и солдат с ними просто не были знакомы. Программа перевооружения имела бюджет, предложенный кабинетом Леона Блюма в сентябре 1936 г., в 14 миллиардов франков[234]234
  Ibid. Р. 18.


[Закрыть]. Для реализации этой программы Л. Блюм настоял на частичной национализации ОПК Франции. ЦБ Франции был также подчинен этим политиком-социалистом нуждам мобилизационной экономики[235]235
  Ibidem.


[Закрыть]. Однако эти меры стоили Л. Блюму отставки под давлением правых партий в парламенте и поражению Народного фронта.

Пришедший перед войной к власти Даладье ужесточил нормы для рабочих в оборонной промышленности: были запрещены забастовки на предприятиях, выполнявших военные заказы, рабочая неделя увеличена до 72 часов, введено дополнительное налогообложение сверхурочных, заморожены зарплаты[236]236
  Imlay T. Mind the Gap: The Perception and Reality of Communist Sabotage of French War Production during the Phoney War 1939–1940 // Past & Present. Nov., 2005. No. 189. Р. 219.


[Закрыть]. Как и ожидалось, рост расходов на оборону, спровоцировал в 1938–1939 гг. во Франции скачки цен на товары народного потребления. На этом фоне Министерство вооружений давило на промышленников, чтобы те увеличивали сверхурочные, при этом их не смущали аргументы работодателей, что такой труд ведет к повышению усталости и недовольства рабочих[237]237
  Ibid. P. 220.


[Закрыть].