Текст книги "Быть чеченцем: Мир и война глазами школьников"

– Борьба между нами в повседневной жизни – это результат нашего и их невежества, нетерпимости. Если же рассматривать борьбу как военное противостояние, то причина ее – деньги, которые отмываются за счет этого конфликта³. Это очень выгодно нашему правительству. А смысла в борьбе нет и быть не может. Мы идем на войну из-за денег, чеченцы – из-за кровной мести, из своих убеждений. За что мы боремся? Да ни за что! Когда я шел в Чечню, мне обещали 25 тысяч рублей в месяц за то, что я хожу под пулями. Вот за что я боролся. Я боролся за 25 тысяч, так как осознавал, что выхода у меня нет.

В России меня никто и ничто не держит. Там я – еще один нищий, а тут я хожу по грани «деньги-смерть». И, уж поверьте мне, все, кто был со мной, все мои друзья пошли туда далеко не из-за патриотических соображений. А кто мы там, на этой войне? Пацаны, доведенные до отчаяния? Кто мы по сравнению с матерыми чеченскими боевиками? Но есть одно преимущество у русского солдата – ему отступать некуда. Позади – большая, нищая Россия, которой ты без своих 25 тысяч не нужен! Кстати, заплатили всего 7 тысяч. Сказали, что так надо. Вот так нас дешево ценит Россия, а как же мы должны ее ценить?!

Константин, 24 года, русский, сотрудник частной фирмы.

– Ваше отношение к чеченцам до военного конфликта?

– Живут и пусть живут.

– А после военного конфликта?

– Оно не изменилось. Мне не за что их любить или ненавидеть. Они в нас стреляют, мы – в них, они борются за свое, мы – за свое. А к тем чеченцам, что живут в России, я вообще отношусь как к беженцам. Было бы им хорошо дома, они к нам бы не поехали.

– Почему, на ваш взгляд, идет непрерывная борьба между нашими народами?

– Если рассматривать военный конфликт, то это война за нефть и газ⁴. Сейчас у чеченцев газу столько, что лет на сто хватит. А в мирной жизни распри происходят в основном из-за религиозных взглядов на жизнь. Вообще, если говорить прямо, то все это выгодно нашему правительству. Не будет войны – не будет у правительства денег.

– Как вы считаете, прессе и телевидению можно доверять? Всю ли правду они вещают о чеченской войне, не искажают ли факты?

– Нет, верить ни в коем случае нельзя! Все приукрашено, много скрыто, завуалировано. Помню, мы вели учебные стрельбы несколько дней, так про нас по телевизору передали, что наш отряд вот уже на протяжении нескольких суток отчаянно сражается с противником. Мы так смеялись!

– Любим ли мы Родину так, как любят чеченцы свою?

– Наверное, любим, раз не хотим отдавать ни кусочка своей территории чеченцам. Каждый любит свою Родину, по-моему.

– А что конкретно вы чтите в Родине?

– Да ничего. Я чту ее лишь за то, что, какая она ни была бы, – она моя Родина, и мне никуда от этого не деться.

– Если бы вы могли выбирать, где родиться, вы бы выбрали Россию?

– Нет.

– Вы пошли на войну во имя чего?

– По личным причинам. Надеялся сохранить семью. Хотел доказать себе, что я выше, чем я есть на самом деле, что я смогу.

– Возможно ли между нами примирение?

– Компромисс всегда найдется. Нужно только выбрать подходящий момент.

– И когда же он наступит, этот момент?

– Я думаю, нескоро. Может, через несколько лет, когда страсти немного поутихнут. Хотя это опять будет лишь временный мир. Ведь, судя по истории, война между нами началась задолго до наших дней. Она то утихает, то вновь вспыхивает. Но как любое пламя, как любой пожар должна погаснуть. Ведь не может же это длиться вечно!

– В чем единство чеченского народа?

– Наверное, в их вере. Это, как какой-то фанатизм, наполняет их жизнь смыслом. Пятикратная молитва, народные собрания, народный нравственный суд – вот в чем сила их единства.

– А едины ли мы?

– Трудно сказать. Выкарабкиваясь из грязи в князи сами, мы тут же забываем о других. Соседу-русскому нет никакого дела до своего соседа. А в общем, не знаю, не могу судить объективно. В чем-то мы едины, в чем-то – нет.

– Чего добиваются чеченцы в этой войне, а чего мы? Что это за борьба, за что, за территорию, за идеалы, за веру?

– Это борьба, лишенная всякого определения. Как ее ни назови – все будет верно. Борьба за власть? Да. Борьба за территорию? Да. За идеи? Да. Это борьба за все и за ничто. Это глупость, ошибка. Это абсурд.

– Почему мы не можем жить мирно даже в мире?

– Кто хочет, тот живет. К примеру, у меня сосед – чеченец. Я говорю о том, что он чеченец, подразумевая его национальность, а не то, что он боевик или террорист. Не «лицо кавказской национальности», а просто нормальный человек, у которого есть жена и дети, который работает, как и многие, в шахте.

В чем я могу его обвинить? За что мне его ненавидеть? Он – человек, такой же, как и я!

Алексей Петрович, 77 лет, русский, пенсионер, участник Великой Отечественной войны.

– Почему, на ваш взгляд, идет непрерывная борьба между нашими народами? В чем ее смысл, за что боремся мы?

– Я не вижу никакого смысла в этой войне. Если у чеченцев и есть какая-то цель, например, добиться отсоединения от России, то у наших пацанов, которых гонят на эту бойню, вообще, кроме приказа командира, нет никакого повода воевать. Ну еще некоторые за деньги идут туда. Вот и весь наш смысл в этой борьбе. А идет эта война потому, что нашим правителям выгодно, чтобы она шла.

– Алексей Петрович, вы воевали в Великую Отечественную войну, а были ли среди ваших однополчан чеченцы и как они сражались на тех полях битвы?

– У нас в полку всяких национальностей хватало. Были, конечно, и чеченцы. Но никакой межнациональной неприязни у нас не было. Не до этого тогда было. У нас был один общий враг – фашизм, и уничтожить его было нашей наиглавнейшей задачей. А воевали чеченцы не хуже других, я даже сказал бы злее, отчаяннее.

– В чем единство чеченского народа и едины ли мы как они?

– Единство чеченцев в их вере, в том, что их мало. У них веками воспитывали в ответственности за весь свой род, в гордости за свою страну. Мы, русские, менее едины. Мы не дружны между собой в быту, в мирной жизни, разобщены.

– Почему мы не можем жить мирно даже в мире?

– Простым людям, русским и чеченцам, нечего делить между собой, не за что лить кровь. Эта война выгодна лишь кучке правящих чиновников. Они на этой войне, на крови людской отмывают свои грязные деньги. И поэтому они будут пропагандировать ненависть и вражду между нашими национальностями, поэтому будет литься безвинная кровь людская.

Лариса, 29 лет, домохозяйка, русская, жена чеченца.

– Ваше отношение к чеченцам?

– Хорошо отношусь.

– Это отношение из-за мужа или же вообще, независимо от того условия, что вы – жена чеченца?

– Скорее всего, из-за супруга.

– Как вы относились к ним до замужества?

– С некой осторожностью.

– Но сейчас вы изменили свое отношение? Почему?

– Я почувствовала то самое уважение, которого не смогла найти в русских. Любой чеченец никогда не даст в обиду не только свою семью, но и друзей своей семьи. Я чувствую себя за своим мужем как за каменной стеной.

– То есть от своего мужа вы получили защиту. На ваш взгляд, ни один русский не дал бы вам этого?

– Не знаю. По крайней мере, я такого не встретила.

– Отношение чеченцев к женщине – личное мнение?

– Как я уже сказала, первое – это уважение к женщине, матери. Но есть и отрицательные качества – такие, как ограничение личной свободы, второстепенность.

– Можно поподробнее об этом?

– У мусульман есть особые правила поведения для женщин. Даже будучи русской, я обязана им подчиняться. Этакий кодекс морального поведения, соблюдать который обязана любая женщина, любой национальности. Вот только моральные устои, имеющие значимую силу здесь, в мусульманстве, уже потеряли значимую силу в остальном мире. Деградация моральных устоев характеризует русских не с лучшей стороны. Развязность, распущенность, к сожалению, присущи большинству русских женщин.

– Вы говорили о второстепенности, что это – ненужность?

– У мусульман, чеченцев в частности, даже по религии, главнее – мужчина. Место женщины – у плиты, дома, с детьми.

– Как вы считаете, жизнь в чеченской семье повлияла на ваши взгляды? Если это так, то приведите пример такого влияния.

– Да, я не могу отрицать этого. Многие из моих убеждений поменялись. Я стала думать, как они, смотреть на окружающий мир их глазами. Я не могу привести конкретный пример проявления этой зависимости, но она проявляется во всем. Русский народ – это сильный, могучий народ. Но лишь тогда он един и могуч, когда ему грозит какая-нибудь опасность, тогда мы вместе. Но в повседневной, рутинной жизни никому нет никакого дела, как живет другой. Чеченцы же живут по принципу: «Вылез сам – подними другого». Мы все, кого ни спроси, отвечаем, что мы – верующие, а попробуй спроси хоть одну молитву прочесть из Библии?! Я уверена, 90 процентов этого сделать не смогут. Если муж-чеченец требует от своей жены элементарного соблюдения правил приличия и послушания, то, может, д ля кого-то это и будет рабством, но, на мой взгляд, это входит в обязанности любой жены. Но то, что есть некая строгость в этих отношениях, то да, это так. Я бы сказала, даже какая-то привередливость, ощущение мужа – хозяином дома, хозяином жены, как вещи. Да, это есть.

– Наиболее частые темы бесед в вашем доме?

– В основном это семейные проблемы, дела. В общем, темы скорее бытовые, чем политические.

– Русская в семье чеченцев—значит, мир возможен?

– Да, мир возможен, просто нужно научиться уважать друг друга, быть терпимее.

– Но почему же мы не можем жить в мире даже в мирное время?

– Власти что-то не могут поделить между собой, разобраться с безобразиями, творимыми террористами, а мы от этого страдаем. Хорошо, пускай и ненавидят друг друга и воюют друг с другом власть и боевики, так нет же!

Ольга, 37 лет, русская, бухгалтер.

– Почему, на ваш взгляд, идет непрерывная война между нашими народами?

В чем ее смысл, за что боремся мы?

– Вы очень точно задали вопрос: «В чем ее смысл?» Я считаю, что это – самая бессмысленная, наряду с афганской, война. Эта война не нужна простому народу, ни нашему, ни чеченскому. Она выгодна нашему правительству и тем теневым структурам, которые стоят за спинами руководителей страны.

– Любим ли мы свою Родину так, как любят чеченцы свою?

– Я не знаю, как любят чеченцы свою Родину. Думаю, что не так уж самоотверженно и фанатично, как это принято считать. В России этих «патриотов», наверное, больше, чем в самой Чечне. И живут они у нас весьма роскошно, и на «священную войну по защите Родины» не спешат. У меня же к моей Родине особенно трепетных чувств нет, но мне не по душе, когда хают Россию, пренебрежительно о ней отзываются. Россия – великая страна с огромными возможностями, вот только с правителями нам не везет.

– Возможно ли примирение между русскими и чеченцами? Что для этого требуется сделать нам и им?

– Я думаю, что в принципе примирение возможно. Но его не будет, так как за этой войной стоят огромные деньги. А там, где правят деньги, все другие человеческие ценности отходят на задний план.

– На каких условиях лично вы подписали бы договор о мире с чеченцами?

– Лично я, будь на то моя воля, отдала бы им их Чечню. Хотят независимости, суверенитета? Что ж, пусть получают. Но я бы тут же применила к ним жесткую экономическую политику.

Разговаривая с чеченцами, я не могла не заметить какой-то уклончивости в их ответах. Сначала, воспринимая мои вопросы настороженно, они неохотно раскрывали свою точку зрения. Но когда на вопросе третьем или четвертом я говорила, что опрос абсолютно анонимный, чувствовалось, что ситуация несколько разряжалась. Странно, но у всех чеченцев, с которыми я беседовала, возникало некоторое чувство, что мне поручил это задание кто-то из высшей организации. Как ни смешно это звучит, но что-то вроде «опроса недовольных чеченцев»!

Признаться честно, беседовать с русскими мне было намного проще. Русские охотнее мне рассказывали обо всем том, что у них наболело. А наболело очень многое!

И у чеченцев, и у русских есть обиды. Будь то обиды прошлого или неурядицы настоящего, но обиды. Ненависти же я, слава Богу, не нашла.

Нет, это не война наших вер, оружие для которой – люди. Это война людей, прикрытием для которых является вера. Но кто эти люди? В моих интервью ни один человек не сказал: «Да, я хочу войны!» И нам, наверное, нужно научиться понимать, что по крайней мере глупо обвинять всех чеченцев. И я заметила большую обиду в их словах: «Вот ваш дом взорвут, что вы говорите: „А, чеченцы взорвали!" Но никто не подумал, что и у чеченца могла быть семья в этом доме». Или такое высказывание: «Моя чеченская физиономия вызывает опасения у „русского Вани“, и мне долго приходится ему доказывать, что я не собираюсь взрывать его дом…»

Ни у одного мирного жителя я не заметила ненависти по отношению к другой национальности. Вот ответы чеченцев на мой вопрос об отношении к русским: «нормальное», «хорошее». Что ж, это уже само по себе отлично! Но какие ответы получила я от русских на вопрос об их отношении к чеченцам: «никакое», «абсолютно безразличное», «настороженное, недоверчивое», «как к беженцам». Тогда что же это получается? Русские более негативно настроены по отношению к чеченцам, чем чеченцы к ним? Мы не понимаем, что нельзя взваливать вину на весь чеченский народ. И в этом наша ошибка! Итак, это и есть первая причина напряженных отношений между нашими национальностями.

Но не стоит больших усилий заметить, что наряду с этим существует и другая причина. Все опрошенные мною считают, что большая часть вины возлагается на наше правительство. «Почему идет война?» – этот вопрос нужно задать правительству. Нам надоело, что нас унижают! Эта война не нужна простому народу– ни нашему, ни чеченскому. Она выгодна нашим правительствам!

Если разобраться, начиная с Кавказской войны и кончая второй чеченской, то нельзя не заметить одну интересную деталь. Ну, во-первых, кому была выгодна Кавказская война? Хотели ли простые жители Кавказа войны с Россией? Нет! Они, обманутые надеждой, что борьба принесет им не только национальное, но и социальное освобождение, вступили в войну, за которой в действительности стояли корыстные цели феодальной знати⁵. И когда, наконец, Кавказ был включен в состав Российской империи, даже тогда мирное население не освободилось от закрепощения. Опять-таки перемены произошли лишь на правительственном уровне, а простой народ как был закрепощенным, так и остался. За что тогда шел на войну – непонятно! Уже начиная с Кавказской войны стало расти недовольство кавказского, в том числе и чеченского, народа.

Во-вторых, депортация Сталина. На мой взгляд, это – апогей несправедливости со стороны правительства по отношению к чеченскому народу. Непростительная обида, которую они помнят и по сей день.

И наконец, в-третьих, первая чеченская война и вторая чеченская война, которая, как выразился один из вернувшихся из Чечни, «официально окончена. Не официально – как шла, так она и идет». А идет война между боевиками и армией, как следствие – «война» между мирным населением. Так что же это за война такая? Кто в ней воюет? Чьи интересы отстаиваются? И почему она никак не может кончится? Как ни странно, но это опять-таки война на уровне правительств. И это не мои доводы, а доводы самих чеченцев, русских солдат, вернувшихся из Чечни, и просто мирных жителей. Война за нефть, за газ, за деньги. Тогда становится ясно, почему она не может кончиться.

Странно, но во всех трех этапах борьбы между русскими и чеченцами доминирует правительство, защищаются прежде всего его интересы, а гибнут простые люди, то убежденные, что война принесет им свободу, то идущие на нее просто из-за денег, или те, кому Родина не оставила другого выбора. Мне очень понравилось, как выразился один из опрошенных: «Я воевал за 25 тысяч рублей, так как осознавал, что выхода у меня нет. В России меня никто и ничто не держит. Там я – еще один нищий, а тут я хожу по грани „деньги – смерть"… Кстати, заплатили всего 7 тысяч. Вот как дешево ценит нас Родина! А как же мы должны ценить ее?» На мой взгляд, в его словах есть неточность: не Родина их дешево ценит, а правительство, и не стоит обижаться на Родину, ее ценят не выше. Вот в этом и есть наша ошибка: не любим мы свою Родину! А она ни в чем не виновата. Родина у нас большая и щедрая, а правителя умного, увы, не нашлось.

Русские в обиде на Россию. Тогда о каком уважении со стороны чеченцев может быть речь? На вопрос, любим ли мы свою Родину так, как любят чеченцы свою, ни один человек не ответил: «Да». Также как и на вопрос, едины ли мы? Остается только удивляться, как такой неверующий, разобщенный, отвергнувший свою Родину, забывший религию народ смог выстоять в таких войнах, по сравнению с которыми чеченская – маленький конфликт? Что же в нас сломалось за годы мирной жизни? Или правильнее будет сформулировать вопрос иначе: что нас сплачивало раньше? Какая-то недружность, несобранность имеет место в нашем обществе. Невольно напрашивается вопрос: неужели в чеченских войнах, в напряженных отношениях между мирным населением виноваты русские? В чем же тогда вина чеченцев? А может быть, наша общая вина в том, что мы переносим ту войну, что развернулась неизвестно где и неизвестно для чего, в свои дома, в свои сердца? И начинаем думать, что чеченец виноват уже в том, что он – чеченец, а русский – в том, что он русский?

В начале своей работы я задала вопрос: возможен ли мир между нашими народами? И какие условия для этого необходимы? Ответы на этот вопрос весьма разные:

– Нет! Мир невозможен!

– Нет ничего невозможного. Но всегда найдутся люди, которые будут отстаивать свои ненужные эгоистические убеждения.

– Примирение в принципе возможно, но его не будет.

– Договориться о мире в ближайшие 5–8 лет невозможно.

– Компромисс всегда найдется.

– Какой мир, о чем вы говорите?!

Я думаю, что повод для войны найдется всегда, особенно если это кому-то выгодно. Вот стоит ли эту войну переносить в наши сердца? Человек – хозяин своих мыслей! И если мирному чеченцу не за что объявлять войну такому же русскому, то они и будут жить мирно.

Комментарии

¹ См. показания Мальсагова в комментариях к работе Даниила Музаева.

² Мифы о «неграх-наемниках» и о «блондинках-снайпершах» уже перешли в книги и телесериалы. Однако хотя бы один из подобных рассказов, имеющий под собой реальную основу, должен был попасть в рапорт полкового «особиста», офицера военной контрразведки. Между тем таких сведений в ФСБ нет (подробнее см.: Воронов В. Русско-чеченские сказки // Еженедельный журнал. 2003. № 34).

³ «Проданная война» – объяснение, весьма распространенное и в Чечне, и во всей России. В таких рассуждениях, как нам кажется, как-то упускается, что и первый, и второй чеченские конфликты разворачивались прежде всего как «маленькие победоносные войны» – средство поднятия рейтинга исполнительной власти.

⁴ Нефть, «теория трубы» – еще одно распространенное объяснение причин чеченских войн. В последние годы в Грозном и в окрестностях нелегально добывают высококачественное горючее из неглубоких колодцев. Запасы собственно нефти в неглубоких пластах невелики и практически выработаны еще в прошлом веке, грозненские заводы перерабатывали нефть из других регионов. Есть, правда, нефтегазоносные пласты на глубине 4–5 километров, но их разработка очень дорога, а нефть содержит много сероводорода, что при неправильной добыче может быть чревато экологической катастрофой. Большие надежды возлагались на нефтяной транзит, на трубопровод Баку-Новороссийск, но возможные отчисления от его эксплуатации в расчете на каждого жителя республики были бы более чем скромны. С другой стороны, наличие даже скромных запасов нефти может влиять на события и поступки.

⁵ Распространенное объяснение, дававшееся советской историографией. На самом деле, одной из проблем в ходе Кавказской войны было как раз отсутствие в Чечне феодалов, аристократии, общепризнанной высшей власти – тех, кто мог бы подписать капитуляцию. В условиях военной демократии, анархического устройства общества мир, подписанный одним, ни к чему не обязывал других.

Чечня. Расскажи мне боль свою, солдат…

Ольга Попова, Республика Коми, пос. Ярега, школа № 15 г. Ухты, 11-й класс мои поиски

Когда мне предложили участвовать в конкурсе «Человек в истории. Россия – XX век», я долго думала, какую тему мне выбрать.

Однажды теплым осенним вечером, гуляя с друзьями, я рассказала им о предстоящем конкурсе. Они предложили мне написать что-нибудь об армии, зная, что мне нравятся люди в военной форме. Мне показалось интересным их предложение, но про что или про кого именно писать, я еще не знала.

Спустя некоторое время я услышала, совершенно случайно, о парне, который недавно умер. Он был ранен в первой чеченской войне. И я решила про себя: вот о ком я буду писать.

Для начала я решила поехать в военкомат и в редакцию газеты «Ухта».

В военкомате мне посоветовали обратиться к военкому, что я и сделала. Но военком отказался дать мне какой-либо материал. Я спрашивала, сколько на данный момент ребят из Республики Коми служат в Чечне, на что он мне ответил: «Это военная тайна. Война еще не закончена, поэтому я не имею права давать какие-либо сведения. Если вам что-то нужно, обратитесь в ФСБ за разрешением. Когда оно будет, тогда уже мы поищем то, что вас интересует, в архивах». Я поняла, что мне тут никакой информации не дадут. Особенно в мою память врезалась фраза, которую он произнес. Эти слова и были моим первым потрясением в столь тяжелой работе: «А зачем тебе писать про Чечню? Писала бы про „Курск“ или Афганистан. Умирают и там, и там, никакой разницы!» Как это никакой разницы, подумала я и ушла с большой болью в душе и возмущением. А уходя, услышала: «.. если кто-то из семей погибших увидит твою работу, зацепится за какое-нибудь неправильно сказанное слово, то они могут подать в суд, и тебя могут арестовать, хотя ты и молодец и занимаешься хорошим делом».

После этого я плюнула на все и решила продолжать, как бы трудно ни было, и чем бы это для меня ни обернулось.

После военкомата я пошла в редакцию газеты «Ухта». Там я обратилась, по совету мамы, к Нине Всеволодовне Дубовицкой. Я объяснила, по какому вопросу пришла.

Дубовицкая сказала, что можно еще обратиться в горздрав, Центр реабилитации, но это – в Сыктывкаре. Я не стала туда писать запрос. Если уж не могут дать информацию на месте, то, я думаю, Сыктывкар ее тем более не даст. Тогда я стала обращаться к знакомым и друзьям, которые вернулись из Чечни, но мне все напрочь отказывались давать интервью, говоря, что не хотят вспоминать этот ад.

Оставалась последняя надежда – ехать в ФСБ, так как никакая другая тема меня больше не интересовала и писать я ни про что, кроме Чечни, не хотела. Чем чаще мне отказывали, тем больше хотелось написать. Не зная наперед, получиться или нет работа, я решила довести дело до конца.

Скрестив пальцы, я поехала в ФСБ. Приехав, я дала свидетельство о том, что я участвовала в первом конкурсе. Меня попросили подождать, пока напечатают разрешение для военкома. Несколько минут спустя в холл вошел молодой человек, который брал у меня документы, и сказал, что ФСБ и военкомат не имеют никакого отношения друг к другу, и ФСБ не может ни запретить, ни разрешить военкому предоставить мне хоть какую-то информацию.

Все надежды были разбиты, и вдруг я вспомнила про того раненого парня.

Я побежала к подруге, которая мне про него говорила. Это оказался ее дальний родственник. От нее я смогла узнать только имя, фамилию и поселок, в котором он жил.

Я приехала в поселок Водный и пошла по адресу, который мне дали.

Постучала в дверь, и мне открыла худенькая, убитая горем пожилая женщина. Если честно, то я даже не знала, как себя с ней и вести. Общаться было трудно, но, чем ближе мы знакомились, тем больше понимали друг друга и легче был наш диалог.

Я вошла в дом. Ко мне навстречу выбежал маленький мальчик, на вид года два с половиной. Он весело дергал бабушку за рукав, прося у нее что-то.

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Маму Васи я называла просто – тетя Валя. Она приготовила для меня пару фотографий Васи, некоторые документы, письма.

Мама Васи рассказывала мне: «Забрали сына 23 декабря 1993 года в Самару. Отправили в армию, затем мы получили одно письмо. 2 января 1995 года сына отправили в Чечню» – эти короткие фразы прозвучали как приговор. Мама Васи продолжала: «Родился Вася 13 июня 1975 года. Он очень любил лес, речку, рыбалку, походы».

Став немного старше, Вася стал заниматься плаванием. Но у него начала развиваться астма, и Васе пришлось этот вид спорта бросить. Тренер по плаванию был очень огорчен, узнав, что Вася уходит из плавания. Он даже не хотел его отпускать, был против. Но Вася не бросал спорт. Ближе к старшим классам он начал заниматься лыжами. Вася отлично с ними справлялся, да и было в кого: много хороших привычек он перенял от отца. Когда он ходил заниматься на лыжню, множество девушек приходило на него посмотреть. «Девчонки Ваську любили, говорили, что не идет, а „порхает", – говорит папа. Он до сих пор называет сына так, как будто Вася еще жив. Родители не верят в то, что произошло. «У Васи была великолепная фигура», – говорит сестра. Он сам себя вылечил от астмы. Его кумиром был Ван Дамм, он во многом подражал ему. Учился Вася хорошо, закончил 11 классов. Получал грамоты.

Впоследствии Вася пошел в армию, хотя мог сказать, что у него астма. Мама говорит, что если бы пошел сразу, то в первую чеченскую не попал бы.

Из разговоров с тетей Валей я поняла, что Вася был физически развит, крепок духом, любил маму, друзей. Да и вообще любил жить. Я смотрела и перебирала его фотографии. Улыбающийся, веселые глаза, прямая спина… А что с ним стало?

Внимательно слушая свою собеседницу, я невольно стала рассматривать комнату Васи. Именно в ней мы разговаривали. Стол, кровать, книги… Ничего лишнего, все очень просто и скромно. На стене Васины фотографии. Здесь он с друзьями, а вот снимок, где он после соревнований по лыжам. И всегда улыбается! А рядом на стене висят плакаты его кумира Ван Дамма. Он мечтал быть таким, как он…

От таких размышлений у меня мурашки пробежали по коже.

Очень много можно узнать о человеке из его писем.

В декабре 1993 года Васю отправили в армию, вскоре получили от него письмо (от 24 декабря): «Дивизия недавно выведена из Германии, вовсю идет строительство военного городка, общежитий, казарм. Строят в основном турецкие рабочие и стройбатовцы, но, возможно, нам тоже придется поучаствовать. После присяги нас раскидают по полкам (по 3–5 человек). Меня пока приписали в танковый полк водителем КамАЗа…»

22 февраля 1994 года пришло еще письмо:«.. кормят вполне сносно, уже потихоньку отвыкаю таскать из столовой хлебушек, хотя раз на раз не приходится… Поздравил нас заместитель полка, сказал, чтобы нас обеспечили поездкой в город. Во время увольнительной (местной) отпросился я кое-как на три дня к дяде Боре. Отмылся, побрился, отдохнул, сходил с Борей и Пашкой в баню к его знакомым на Завьялово. Это ни с чем не сравнимо, мне аж самому захотелось построить такую баню, если, конечно, будет такая возможность!!!.. Ты бы, мам, сняла бы с книжки хоть немного, я ведь не могу постоянно просить у дяди Бори, и без того совестно, я ведь им и так доставляю немало хлопот. Сколько уходит на то, чтобы меня прокормить… На этой неделе нас уже вот уже в третий раз переформировали… Нам сегодня обещали праздничный концерт вечером.

…Поздравляю отца и Саню, а также пацанов с нашим праздником, желаю здоровья, счастья, успехов, а также всего самого лучшего. Еще одно пожелание парням: не дай вам бог сюда попасть…»

Каждая мать переживает за сына, если ей приходят такие письма. Как можно спокойно жить, зная, что твой сын голодает в армии. Хорошо, что поблизости жил знакомый. Как мать может не переживать за сына, если знает, что одежды, сколько положено по уставу, у него нет.

Письмо от 10 февраля 1994 года: «По закону нам положено 4 формы одежды, а у нас одна! – рабочая… Местным здесь лафа, каждую неделю ходят по три дня в увольнения, ходят в носках, шарфах, не перерабатывают…»

Мама Васи понимала, что в армии не всегда бывает легко. Но, главное, приходят письма. Значит, жив. Но эти письма были еще цветочками по сравнению с теми, которые тетя Валя должна была получить.

Письмо от 2 марта 1994 года: «Я еще не писал, наверное, что мой 723-й полк входит в состав миротворческих сил ООН… Не исключена возможность того, что нас могут отправить в „горячие точки“, но это еще толком не известно, хоть и ходят слухи об отправке в Молдову и Армению. Но я особо не верю в это, так что вы не волнуйтесь… Передайте привет Лене (девушка Васи) и парням. Ваш сын (защитник отечества)».

Как после этого известия можно было жить спокойно. Мать Васи не находила себе места, ждала весточки от сына, которую получила 13 марта: «Дали нам нового ротного. Теперь лафа наша кончилась. В столовую строевым ходом, а не „стадом". Целый день порядок наводить заставляет. Дал задачу постираться за два дня, хотя прекрасно знает, что воды нет. Вчера вечером, как только приехал, сразу постирал все, что можно было. Х/б-то уже высохло, а вот за бушлат боюсь – с него еще течет. Придется на себе сушить… Пригласили к нам 200 человек „молодых", 50 из Коми. Попался с Водного только один – Путинцев Пашка…»

Так Вася познакомился с еще одним воднинцем, которого мне, к сожалению, найти не удалось. Из следующего письма, которое подтвердило слова Васиной мамы, я узнала, что парней из этой части везли на войну совсем неподготовленными. Остались живы лишь те, кому повезло.

Из письма от 22 марта 1994 года: «Солдатский привет от водителя БэСээЛа высшей категории. Чтобы было понятно, разъясню: большая совковая лопата. Еще не было такого дня, чтобы я обходился без этого инструмента… Достал куртку-афганку. Думаю выслать отцу, так как она ему пригодится в лес или на работу таскать, а я себе найду… Нашел себе наконец-то сапоги, хоть не новые, один кушать просит, но носить можно… Отбой у нас частенько не в 10:00, как положено, а в 11:00, если не позже. Но зато подъем всегда в 6:00 – 1 минута на построение. Если кто-то не успеет, будем летать два-три раза по 45 сек… Привет Ване Сурогину и Андрюхе, а также всем парням, что остались – счастливчиками!..»

Следующее письмо Валентина Викторовна получила 13.04.1994: «…целую неделю ждали мы приезда командира округа… Используют нас пока как дешевую рабсилу… Когда в части лазит кто-то из „шишек“, дают на обед плов и рисовую кашу, да и порции прибавляют. По праздникам обычно лимонад и кусочек пирожного (на два укуса)…»