Текст книги "Быть чеченцем: Мир и война глазами школьников"

Жилой массив Катаяма в Старопромысловском районе. Грозный, Чечня, 2004

Пережить пришлось многое. От ситуации, когда в сентябре 1999 года я попал под ракетный обстрел, до случая, когда в декабре 2003 года мы вместе с моими одноклассниками очутились в гуще боя между боевиками и федералами в центре Грозного.

В первом случае мы не ожидали, что самолеты начнут бомбить Грозный без предупреждения – всем жителям покинуть город. И мы с моим двоюродным братом пошли встретить коров с отгона на окраине нашего поселка Катаяма. Неожиданно над поляной появились самолеты. Они пролетели так низко и так быстро, что практически мы не слышали шума моторов. Выпущенные ракеты стремительно приближались. Мы их заметили, когда они появились над поселком Карпинский Курган. Нам показалось, что ракеты нацелены прямо на нас. Я только успел крикнуть Зелику: «Ложись!» И в этот момент две ракеты со страшным ревом пронеслись над нашими головами и, ударившись о землю, взорвались где-то в метрах 40–45 от нас.

Я услышал очень непривычный для слуха скрежет разрывающегося металла. Мне показалось, что этот скрежет заглушил все остальные шумы: от взрыва ракеты, от рева низко летящего самолета. И этот скрежет очень долго оставался в моей голове. Его нельзя было спутать ни с какими другими шумами.

От разрыва ракеты земля содрогнулась с такой силой, что на какое-то время мне показалось, что она уходит из-под меня и я проваливаюсь куда-то в бездну. И в этот миг на меня обрушилось такое количество камней, земляных комьев вперемешку с грязью, что от ударов по спине, рукам и ногам, которыми я обхватил голову, защищаясь инстинктивно, на мгновенье потерял сознание. Когда я пришел в себя и попытался подняться, то не смог. На мне было такое количество грунта, что пришлось по отдельности освобождать руки и ноги, а затем только стряхнуть с себя этот грунт, упершись руками и ногами о землю. Только когда я освободился, я почувствовал, насколько горячей была это грязевая смесь. Долго после этого на моем теле оставались следы ссадин и ожогов, которые к тому же очень неприятно пахли пороховой гарью.

На следующий день отец нас быстро собрал и вывез в Ингушетию к нашим знакомым. Туда же приехали некоторые наши родственники и знакомые, поскольку только Ингушетия оставалась доступной в то время для наших беженцев.

Второй случай, о котором я говорил выше, произошел со мной после нашего возвращения домой.

14 декабря 2003 года я и еще несколько учеников из нашей школы вместе с учителями поехали на олимпиаду по математике, которая проходила в школе № 41. Школа это находится в центре Грозного. После окончания олимпиады мы решили сфотографироваться на память у фонтана в сквере, неподалеку от центрального рынка.

Время было послеобеденное, и в сквере было много прогуливающихся с детьми людей, поскольку это единственное в нашем городе место, куда можно прийти отдохнуть после работы или учебы⁹.

Когда мы встали вместе, чтобы сфотографироваться, откуда-то появились бегущие друг за другом люди, и они вели беспорядочную стрельбу. Поначалу мне показалось, что они стреляют в прохожих. Ну, потом я понял, что это было преследование одной из групп боевиков. Оказавшийся рядом с нами один из боевиков был повален на землю преследователями. В этот момент мы увидели в руках боевика гранату, которую у него пытались отобрать. Раздался взрыв, и клубы пыли и дыма накрыли как их самих, так и нас, их окружавших. При этом беспорядочная стрельба продолжалась, и разглядеть, кто в кого стреляет, по-прежнему было невозможно. Мы по привычке легли на землю. После этого раздалось еще несколько взрывов гранат. Женщины и дети пытались вырваться из людской толпы. Воспользовавшись небольшой паузой в перестрелке, я вскочил и побежал в сторону школы № 41, откуда мы пришли в сквер. Рядом со мной бежали какие-то женщины, а чуть позади меня – несколько молодых людей. Стрельба на площади, меж тем, возобновилась с новой силой.

Одна из женщин, бежавшая рядом со мной, споткнулась обо что-то и упала. Я остановился, чтобы помочь ей. Оглянувшись назад, я увидел, как по нам прицельно стреляют несколько человек из сквера, а бежавшие позади меня молодые люди отстреливаются из пистолетов. Мы помогли ей приподняться на ноги, забежали за торговый киоск и, не останавливаясь, помчались дальше во двор школы № 41. Спустя минут сорок, когда стрельба уже стихла, мы потихоньку выбрались из разных дворов и переулков и вернулись домой. Слава Богу, никого из наших ребят и учителей ни пуля, ни осколок не задели. Правда, все мы были грязные, как будто нас протащили через дымоходную трубу, но очень счастливые и благодарные Всевышнему, что и на этот раз он нас уберег.

Оказывается, для большого счастья нужно не очень много: всего лишь сознавать, что ты еще живешь.

Комментарии

¹ Катаяма – жилой массив в Старопромысловском районе г. Грозный, назван так в честь лидера японской компартии Сэна Катаямы (1859–1933).

² Осветительные бомбы, снаряды, мины используются не для психологического давления, а чтобы обеспечить прицельное ведение артиллерийского огня и бомбометания.

³ Шали – районный центр к юго-востоку от Грозного.

⁴ Виктор Алексеевич Попков (1946–2001), геолог, активист правозащитного движения 1990-х годов, журналист, послушник старообрядческого монастыря. Вел большую гуманитарную работу в зонах постсоветских вооруженных конфликтов – в Нагорном Карабахе, в Абхазии, в Чечне. В первую чеченскую войну его силами были освобождены десятки пленных российских военнослужащих. Во вторую войну Виктор доставлял гуманитарную помощь мирному населению, в том числе в горные районы. Смертельно ранен бандитами в с. Апхан-Кала 18 апреля 2001 года, умер в Москве 2 июня.

О нем и его деятельности см. сайт http://viktorpopkov. narod.ru.

⁵ Выборы президента и парламента Чечни проходили 27 января 1997 года, в первом же туре президентом был избран Аслан Масхадов.

⁶ Боевики под общим командованием Руслана Гелаева вошли в южные районы Грозного 6 марта 1996 года и отошли 8 марта.

⁷ Боевики вошли в Грозный 6 августа 1996 года и блокировали федеральные силы в гарнизонах, в зданиях, на блок-постах; начались бои.

⁸ Семья Максима Исаева выходила из города в северо-западном направлении, по Старопромысловскому шоссе.

⁹ Единственная восстановленная на тот момент площадь в центре Грозного, с которой обычно вело репортажи телевидение.

История для моих детей

Лариса Аюбова, г. Грозный[1]1
  Эта работа написана студенткой. Тем не менее мы сочли возможным включить ее в сборник. – Примеч. сост.


[Закрыть]

Вот я и начинаю свою историю. Историю, которая вряд ли будет веселенькой. Хотя есть в ней и несколько уцелевших моментов, которые проблескивают среди руин моей основной жизни.

Когда сказали, что хорошо бы написать историю жизни, я поймала себя на мысли, что мне не очень-то хочется это делать. Ведь придется заново окунаться в это озеро слез и крови или, можно даже сказать, болото, которое начинает засасывать, как только ты в него войдешь, и стоит больших усилий выйти оттуда сухим и беззаботным. К тому же мы, дети Чечни, стараемся оставлять все самое плохое позади: иначе жить будет просто невозможно.

У нас в Чечне обычно, если хотят рассказать о каком-то событии, ориентируются по войнам, говорят: «А вот после первой войны…» или «до второй войны…» Так вот, до первой войны я, Аюбова Лариса Айндиевна, проживала в городе Грозном. Жила я, правда, тут недолго, всего два года, так что я почти не помню Грозный неразрушенным. До этого я жила в городе Череповце Вологодской области. Мрачное место – по крайней мере таковым оно навсегда осталось в моей памяти.

Мы приехали в Череповец, когда мне было три года. Родители только закончили институт (учились они в городе Коломне, на филологическом факультете). Вернувшись оттуда, устроиться в Грозном они не смогли, а жить в селе не захотели.

В Череповце училась моя тетя, она предложила родителям приехать, и мы поехали туда. Казалось, что время тянется долго, я постоянно скучала, единственные счастливые моменты – это когда мы приезжали на Родину. Почему мне так не нравилось в Череповце? В школе слишком сильно сказывалось то, что я была приезжей. Моя фамилия слишком сильно выделялась на фоне «Петровых», «Сидоровых». Новый учитель обязательно должен был как-то ошибиться и смешно назвать мою фамилию, и, конечно, все должны были рассмеяться. И вообще – девочка непонятно какой национальности: то ли «цыганка», то ли «чукча». Таков был мой статус. Из-за этого я была очень скованной. «Тихоня» – именно так меня прозвали одноклассники.

В Череповце мы прожили около одиннадцати лет. Затем мы вернулись на Родину! То было одно из ярчайших событий моего детства! Здесь мне очень понравилось, первое мое впечатление от Грозного было: наш город, наши люди. Но недолго пришлось радоваться возвращению.

Я не побоюсь сказать, что лучшие годы в моей жизни просто-напросто вычеркнуты. И никто никогда не возместит это ни мне, ни моим ровесникам.

Ноябрь 1994 года – страшное время, надолго оставшееся в моей памяти¹. В мою республику, в мой родной край пришло самое страшное, что есть на нашей планете, самое страшное, что показывали в фильмах и рассказывали в книгах, то, что, казалось, никак не может произойти ни со мной, ни там, где я живу. Но все-таки это пришло, и никто не смог помешать.

Нас привезли в Ачхой-Мартан², в родное селение моей матери. Если до сих пор мы были здесь гостями, то теперь стали беженцами. Да, если учитывать то, сколько мне приходилось находиться в этом состоянии, то можно сказать, что я – пожизненная беженка, скоро, наверное, привыкну к кочевому образу жизни и буду жить, как цыгане. Но все же, надеюсь, что ничего больше не произойдет, хотя надежды на мирную жизнь так часто рушились, что мы никогда не говорим о своем будущем с уверенностью.

Из Ачхоя нам пришлось ехать в Махкеты³, в этом селе я родилась. Прежде я редко бывала здесь, но теперь познакомилась поближе с этим местом при «приятных обстоятельствах».

Я в основном сидела за книгами. Мне очень нравилось читать приключенческие романы, а больше всего я любила книги Генри Райдера Хаггарда «Дочь Монте-сумы», «Дети тумана». Хотя бы с этими героями я могла попутешествовать! Да, время было военное, но мы старались не замечать всего, что происходит вокруг. Жить хотелось несмотря ни на что! Так иногда хотелось посмеяться! Часто взрослые осуждают нас за то, что нам иногда бывает весело. Это так обидно, кажется – почему они не могут нас понять, ведь так мало радости пришлось на наше время, а мы устали от вечной скорби и страданий!

В Махкетах спокойная обстановка тоже была недолго. Ночью начали бомбить с самолетов⁴. Бомбили очень близко, и у нас, конечно, как всегда, первая реакция – в подвал. Наш подвал был слишком холодным – ведь люди их строят для хранения консервированных продуктов, а не для сохранения людей. Соседский подвал был более надежен, и мы побежали туда. Я хорошо помню этот момент. Ночь была очень темной, мы бежали наугад и несколько раз падали, соседи вроде бы жили недалеко, а путь показался таким длинным.

Мне кажется, что труднее всего приходилось мужчинам. Они должны были сохранять спокойствие, так как им не подобает панически бежать. Успокаивать других, когда сам находишься в таком же положении, – это очень трудно.

Бомбили не переставая. Около 30 человек сидели в одном подвале, хуже всего было слышать крики женщин и детей. Читались все молитвы, какие только предусматривал ислам. «Читайте молитву!» – только и было слышно в этом помещении.

Прекращать бомбежку, по-видимому, не собирались. Как мы потом поняли, бомбили они курорт.

Я не знаю, что им сделала база отдыха, может, она им напоминала базу боевиков, которых здесь и близко не было⁵. Потом уже начали наносить удары и по селу. И взрослые решили, что надо незамедлительно выезжать. Только забрезжил рассвет, мы собрали вещи, уложили на дядин КамАЗ. С нами было очень много родственников, и мы всей толпой забрались в кузов автомобиля. Как мне все это было невыносимо – одетые во что попало люди с испуганными лицами, всю дорогу приходилось терпеть плач детей. Нас было так много, что мне показалось на минуту, что я задохнусь.

Чтобы попасть в Надтеречный район⁶, в который мы направлялись, нам сначала надо было проехать Республику Дагестан, в результате это продлилось целые сутки. Ехать напрямую было опасно, и мы ехали по каким-то ужасным дорогам. В один момент показалось, что машина как будто переворачивается, но мы так и не поняли, что это было. Впереди ехал автобус, на нем была наша тетя, она наблюдала за нашим КамАЗом из окна. На минуту она увидела, как наша машина накренилась над пропастью и чуть не перевернулась. В эту минуту у нее чуть не разорвалось сердце, а мы даже и не поняли, что с нами происходило.

Мы прожили в станице Калиновской около месяца, в Грозном вроде бы все налаживалось… и наступило время возвращаться. Мы приехали на электричке⁷. Когда мы вышли с вокзала, было такое ощущение, как будто мы в какой-то незнакомой местности. Эти высокие обгоревшие дома были как привидения. Странно было видеть все эти развалины, но и к этому я привыкла (какого бы труда мне это ни стоило) так же, как и к взрывам. Мне кажется, что какой бы силы ни был взрыв, я его теперь не испугаюсь. Как говорится, человек ко всему привыкает.

К счастью, квартира наша уцелела, хотя и сюда попал снаряд и одна комната обгорела. Но мы привыкли ценить то, что есть, и не сильно огорчились. Школу нашу тоже, к счастью, не сильно разрушили.

Я уже должна была пойти в 9-й класс. До войны мы так ленились делать уроки и иногда не хотели идти в школу, но сейчас было совсем не так, мы с огромным желанием приступили к учебе и стали намного дружней. Эта война нас только сплотила.

Этим же летом мы поехали в Нальчик на отдых, после всего пережитого все здесь для нас казалось просто сказкой. Мы лазили по горам, устраивали пикники возле речки, ездили по городу, а ведь те же самые горы и реки есть и у нас. Да, но теперь мы уже вряд ли прогуляемся там: наши леса и горы «плодовиты» всеми видами мин и снарядов. Когда смотришь иной раз на такие города, думаешь о том, каким был наш город. Если бы войны не было, я себе даже не представляю, как бы он сейчас расцвел.

Через два года наступило время поступать, а я не знала, какую профессию я выберу. В голове моей было одно: модели одежды, всякие наброски, которые я делала в альбом. Я с детства увлекалась этим, я шила одежду для своих кукол, и мои фасоны всегда нравились окружающим.

Однажды моя бабушка назвала меня «маленьким художником-модельером», это название надолго засело в моей голове. Но это, как говорила моя мама, было несерьезно, всего лишь детские фантазии. К сожалению, в Грозном не было того факультета, на который я хотела пойти, а о том, чтобы уехать, не могло быть и речи. И уехать мне запрещали именно мои родители – которые сами проучились в России.

Моя тетя в то время жила в Москве. Зная мои способности, она специально приехала для того, чтобы уговорить родителей отпустить меня в Москву, к ней, чтобы я могла поступить в институт легкой промышленности. Но они меня так и не отпустили. Мама специально напоминала мне о том, что у меня проблемы с химией, а там обязательно нужно ее знать. Да, что поделаешь, это моя «ахиллесова пята». Хотя, думаю, что, если бы они отпустили меня, мое желание, мое рвение помогли бы мне в учебе.

На самом-то деле просто мама хотела, чтобы я стала врачом. Папа считал, что идти на медицинский против желания – это преступление, и хотел, чтобы я пошла на юридический. Он так хотел видеть свою дочь юристом – адвокатом или нотариусом…

Закончился наш выпускной, прошел он, как назло, плохо. Под окнами был шариатский суд⁸, и они не дали нам нормально провести вечер. Я себе придумала такое платье! Оно было из сиреневого атласа, фасон получился на славу.

Через два дня после нашего так называемого «вечера» я встретила знакомую девчонку, она училась на иностранном факультете, изучала английский. От нее я услышала, что у нас в университете изучают французский. Раньше я как-то не задумывалась об этом. Французский мне нравится, нравится, потому что он для меня язык моды, того, что мне так интересно.

Вот так я и стала учиться в университете на факультете иностранных языков.

Здесь мне сразу же понравилось, все студенты были такие дружные и общительные. Изучать французский оказалось очень интересно. У нас были хорошие преподаватели. Но разве могло все идти так хорошо, разве могли мы обойтись без войны? Я не могла поверить в то, что она опять началась.

1999-й год, повторение сценария⁹, но уже с большей силой. Даже когда начали бомбить город¹⁰, я еще на что-то надеялась. Мы, наверное, мало навидались за прошлую войну. Если первую еще можно было как-то переносить, то эту войну выносить было просто невозможно. А может быть, потому, что я стала взрослей и лучше осознавала все, что происходило, или же эта война была более жестокой, чем первая. Трагедия, нескончаемая трагедия. Я уезжала в Ингушетию¹¹, а сердце, душа, часть меня оставались в Грозном. Оставались, потому что многие оставались там, зная это, невозможно было пребывать в спокойствии. Бедные пацаны! Да разве они не хотели жить, да разве нужно было им все это?! Они просто любили свой город, для них не было ничего, кроме него, и они остались защищать его. Со смертью каждого для меня, казалось, рушился мир, что-то обрывалось внутри. Смотреть телевизор я не могла, видеть все, что они показывают в «новостях», было выше моих сил. Выходить на прогулку я тоже не могла, не могла видеть, как люди беззаботно прохаживаются по городу, радуются жизни.

Может быть, это нехорошо, но куда бы я ни поехала, у меня всегда одна мысль: «чем мы хуже них?», «за что нам это?».

В малгобекском¹² парке собирались наши дети, для них – качели, карусели, все это было таким новшеством. Когда я смотрю на них, то думаю, что у нас хотя бы было детство, у них-то и этого нет. Все мы – «дети войны».

Через несколько месяцев мы приехали в Ачхой-Мартан в надежде на то, что здесь будет не так опасно. Дедушка переживал из-за того, что мы вернулись. В одну ночь, когда начали бомбить¹³, он так боялся, что с нами что-то случится, что не выдержал этого. Утром, после бомбежки, он слег, хотя был совершенно здоровым человеком, он пролежал целый день, вечером ему стало плохо, а ночью он умер, умер прямо у нас на глазах. Мне казалось, что я и все вокруг сошли с ума. Человек умирал, а идти было некуда, помощи искать было негде. Смерть, оказывается, наступает так легко, и ничто не может помешать ей. За эту ночь я, наверное, повзрослела сразу на несколько лет. Казалось, что все чувства просто выжаты из меня. Хотелось только умереть. Если раньше не верилось, что кто-то из тех, кто остался в Грозном, может умереть, то сейчас это так не казалось. Надежды были очень хрупкими.

Однажды у меня разболелась голова, чем сильнее она болела, тем больше мне хотелось забыться. И тут на минуту я подумала о том, как хорошо наркоманам! Да, я позавидовала наркоманам. Это был момент отчаяния, до которого нас нередко доводят. Что нам делать? Таить ненависть? Или же быть бессердечными лицемерами? Тогда я поняла всех наших парней, которые сидели на игле, а их становилось все больше и больше с каждым днем. Им оставалось или идти на войну, или же стать ничтожествами и наркоманами.

Но из Назрани приехал мой дядя, он решил увезти меня с собой. Видимо, он понял мое состояние и решил немного развеять меня.

Здесь мне было не лучше, спокойствие и беззаботность окружающих только напоминали мне о наших прошлых днях. Единственные приятные моменты были, когда я встречала знакомых. Мы вспоминали прошлое, о тех, кто остался в Грозном, старались не говорить, не хотелось нагнетать обстановку, которая и без этого была напряженной.

Однажды мы ехали в автобусе в Малгобек. При выезде из Назрани была одна аллея, которая напоминала мне ту аллею, что была неподалеку от нашего дома в Грозном (и мне нравилось здесь проезжать). Тут заиграла песня группы «ДДТ» «Осень». «Осень, ты напомнила душе о самом главном, что же будет с Родиной и с нами» – так пел Шевчук о той самой осени, которая пришла к нам с войной и оставила нас без ответа на вопрос: что же будет с нами? Пел, сам того не подозревая, как глубоко ранил душу. И вряд ли эта рана заживет – ведь она такая глубокая.

Летом завершились военные действия. Был 2000-й год. Мы вернулись в Грозный. Я была счастлива, когда возвращалась сюда, ведь, чем больше наш город разрушают, тем больше мы его любим. Пусть здесь нет условий для жизни, мы это переживем; пусть он весь покроется пылью, мы готовы глотать ее; нам сладок, как говорится, и «дым Отечества».

Я возвращалась, а в голове звучала песня Тимура Муцураева¹⁴, которого мы так любим: «Я смотрю на город свой среди глухих руин, а когда-то парки и аллеи здесь цвели, по аллеям прогуляться выходили мы», «город Грозный – город грез и несбывшейся мечты». Почему я употребляю здесь слова из песни, а не говорю своими словами? Да просто когда мы касаемся больной темы, мы все говорим на одном языке. Тимур учился со мной в одной школе, мы с ним гуляли по одним аллеям, и кто еще, если не он, знает о том, что бывает в моей душе, когда я вижу свой город! Грозный был мертвым.

Тем же летом я пошла на перекличку в университет, мы принялись за уборку. Приятно было вернуться в свой университет, нас было мало, и не верилось в то, что люди будут возвращаться.

На обратном пути из университета я встретила одного из своих друзей, у него умер брат, и нужно было выразить свои соболезнования. Я хорошо знала его брата, о его смерти я узнала еще в Ингушетии (это был немалый удар). Я подошла к нему и только заговорила, как на глазах выступили слезы, и я не смогла ничего сказать. И тут я заметила, что с ним произошло то же самое, но он не мог плакать – ведь это не подобает чеченцам, и что ему пришлось вынести, чтобы не подать виду! Но долго сдерживаться он бы не смог, и я поняла, что мне надо поскорее уйти. У него был жизнерадостный брат, он уходил на войну, как в какое-то загадочное путешествие, ему не было и восемнадцати.

Сильным было мое удивление, когда я пошла в университет в сентябре. Он был переполнен. Учеба пошла, но из нашей группы никто не вернулся. Моя подруга уехала навсегда за границу, я была одна-одинешенька, но Аллах все-таки любит меня, и он послал мне хороших людей. Я случайно познакомилась с девчонкой из немецкой группы – Асей. Мы с ней очень сильно сдружились и сразу поняли, что дружба наша надолго и она будет прочной. Ася не только надежный человек, у нее сильный характер, и эта сила передается от нее. Позже я познакомилась еще с двумя Миланами. Меня окружили верные подруги. Дружба – она все-таки важная вещь. Если у тебя хорошие друзья, то жить тебе немного легче.

Учеба шла, но очень тяжело, занятий часто не было из-за взрывов и постоянных зачисток. Чего мы только не перенесли за это время! Почти каждый день кого-то убивали, и нередко среди них оказывались знакомые. Милана – одна из моих подруг – встречалась с парнем. У них были серьезные отношения. Он был веселым, жизнерадостным человеком. Невозможно было себе представить свою компанию без него. Казбек иногда становился посередине студенческого кафе и громко говорил в шутку: «Я здесь все купил». Это было утром. Зашел брат и просто произнес: «Казбека убили». Я стояла в этот момент спиной и не могла двинуться хотя бы для того, чтобы обернуться. Мне казалось, лучше бы я оглохла в тот момент, чем слышать эти слова. Но нет – и это, и еще много «приятного» я должна была услышать своими ушами.

Находиться в университете было невыносимо. Все напоминало о Казбеке. Когда входишь в наше кафе, то сразу же в глаза бросаются огромные черные буквы: «Казбек, ты здесь все купил».

Огромными черными буквами (о наших братьях) мы оставили не только на стенах, но и в наших душах вечную память, нестирающуюся печать.

Мы, вайнахи, – сильный народ, что бы с нами ни делали, наш дух не сломить. И мы верим, что наша Чечня возродится из пепла.

Комментарии

¹ 26 ноября 1994 года Грозный атаковали отряды антидудаевской оппозиции. Атака была отбита, техника сожжена или захвачена, десятки российских военных были пленены. Так начиналась «первая чеченская война». В первых числах декабря Грозный уже бомбили. Скорее всего, семья Ларисы покинула Грозный уже в эти дни.

² Райцентр на западе Чечни, на равнине (или, как принято говорить в Чечне, – «на плоскости»). Двинувшаяся в Чечню 11 декабря по трассе «Ростов-Баку» со стороны Северной Осетии колонна федеральных войск 12 декабря была остановлена толпами местных жителей у села Новый Шарой, чуть севернее Ачхой-Мартана. Скорее всего, семья Ларисы покинула Ачхой-Мартан в эти дни.

³ Село в горном Веденском районе на юго-востоке Чечни. Въездом главного героя в «немирной аул Махкет» начинается «Хаджи-Мурат» Льва Толстого. В ауле же Махкет разворачивается действие фильма «Кавказский пленник» режиссера Сергея Бодрова.

⁴ Бомбардировки этого района продолжались с большими перерывами с конца декабря 1994 года по начало июня 1995-го. Скорее всего, семья Ларисы покинула Махкеты в середине мая, когда бомбежки Веденского района стали массированными.

⁵ Действительно, боевики нередко базировались в лагерях и базах отдыха, расположенных в горах. При бомбардировках, однако, страдали и мирные жители окрестных сел.

⁶ Расположенный на северо-западе Чечни Надтеречный район считался оплотом антидудаевской оппозиции, здесь не было боевых действий и разрушений.

⁷ Железнодорожное сообщение с Грозным было восстановлено летом 1995 года.

⁸ «Шариатское законодательство» внедрялось в Чечне с лета-осени 1996 года. Однако на практике «шариатский кодекс» представлял собой причудливую смесь из собственно исламского права, горского обычного права (адата) и уголовного кодекса времен СССР. В повседневной жизни шариатские суды наказывали, например, употреблявших алкоголь сорока палочными ударами (однако спирт «для медицинских целей» на рынке всегда продавался). В школьной программе оставался такой предмет, как рисование с изображением людей – «шариат» коснулся лишь курса биологии для старших классов, из которого была исключена теория Дарвина. Исламские радикалы пытались также запрещать в школах светские праздники, например, новогодние елки.

⁹ Видимо, автор имеет в виду последовательность: бомбардировки, ввод в республику войск, исход беженцев, уличные бои…

¹⁰ Первый авианалет на Грозный был 21 сентября 1999 года.

¹¹ Скорее всего, не позднее 20 октября, поскольку в рассказе автора нет ни слова про сопровождавшиеся массовой гибелью мирных жителей ракетный обстрел города 21 октября и последующие бомбардировки. Кроме того, с 23 октября идо конца месяца выезд беженцев из Чечни в Ингушетию был перекрыт, дороги интенсивно бомбили.

¹² Малгобек – районный центр на севере Ингушетии.

¹³ В первых числах февраля 2000 года, когда боевики выходили из Грозного в горы через села Алхан-Кала, Закан-Юрт, Шаами-Юрт, Катыр-Юрт, Гехи-чу, федеральные силы пытались их там блокировать и уничтожить. Особенно мощные удары, с применением «вакуумных» боеприпасов – снарядов и бомб, – наносились по соседнему с Ачхой-Мартаном Катыр-Юрту, где погибли до полутораста мирных жителей, не сумевших покинуть село.

¹⁴ Муцураев Тимур – один из известнейших чеченских авторов-исполнителей, погиб. Многие его песни, по стилю и тональности во многом близкие российскому городскому фольклору, были посвящены войне и борьбе за независимость, став гимнами этой борьбы.