Текст книги "Сурикэ"

По окончании этой церемонии водворилось довольно продолжительное молчание; наконец вождь сделал знак гашесто; тот поклонился и вышел из зала.

Вожди и охотники зажгли трубки и молча курили.

В зале царило тяжелое молчание.

Отворилась дверь, и в комнату вошел преступник, крепко связанный, только ноги его были оставлены для того, чтобы он имел возможность их передвигать.

Десять воинов сопровождали подсудимого.

Странно было смотреть на экс-графа: он потерял человеческий облик; судорожно подергивающееся лицо выражало отвратительную трусость и малодушие; глаза горели мрачным огнем; широко раскрытый рот вздрагивал; все тело дрожало; голос стал беззвучным и не повиновался ему.

– Я желаю быть повешенным, – сказал он тем однозвучным тоном, которым говорят сумасшедшие.

– Если подсудимый будет продолжать говорить, когда его не спрашивают, ему завяжут рот, – холодно прервал его Сурикэ.

Несчастный замолчал.

– Кто здесь является обвинителем этого человека? – спросил Сурикэ.

– Я, Лебо, капитан роты ста швейцарцев его величества.

– И я, – сказал, вставая, Мрачный Взгляд, – я граф де Вилен.

– И я, – в свою очередь, заявил ювелир, – прошу считать меня свидетелем: меня зовут Ивон, – сказал Жак Дусе.

– За вами право слова, капитан Лебо, – сказал Сурикэ. Мы не будем повторять тот тяжелый рассказ, который уже подробно передали из предыдущих глав.

Дамы рыдали и содрогались от ужаса по мере того, как перед ними развертывался целый ряд позорных преступлений.

Граф Меренвиль, сидевший между ними, старался насколько возможно их утешить и ободрить.

Подсудимый, казалось, не слыхал ничего из того, что говорилось; он опустил голову на грудь и стоял мрачный и угрюмый, не протестуя ни одним словом на все накоплявшиеся против него обвинения. Один раз он подал голос: это было тогда, когда граф де Вилен стал читать некоторые секретные бумаги подсудимого, и в особенности, когда граф де Вилен объявил, что экс-граф де Витре заплатил миллион ливров одному авантюристу за убийство шести человек, от которых пожелал отделаться.

Изменник вдруг выпрямился, глаза его налились кровью, у рта показалась пена.

– Это ложь, – вскричал он, – клянусь, что этот человек солгал!..

Граф де Вилен улыбнулся, подошел к подсудимому и уставил на него пристальный взгляд.

– А! – сказал он грозным голосом. – А! Мое обвинение – ложь, ты клянешься, что я солгал.

– Да, да, – бормотал тот глухим голосом, точно во сне.

– А! – возразил граф. – Хорошо! Так ты забыл Луисбург, дом Каймана и Матье, с которым ужинал.

– Теперь я нашел тебя, проклятый демон, ищущий моей погибели! – И он сделал движение, чтобы броситься на графа, но потерял равновесие и упал на руки солдат, которые его поддержали. Я хочу его убить! – продолжал он кричать. – Это демон, я хочу его убить.

Между тем граф де Вилен взял обеих женщин за руки.

– Вот м-м Луиза Лебо, которую ты обесчестил и на которой я женился, чтобы покрыть ее позор; вот твоя дочь, которую я назвал своей; ты желал ее похитить, как похитил мою бедную Луизу. Она обязана своим спасением графу де Меренвилю; ты сам заплатил мне за то, чтобы я убил его, этих двух женщин, Сурикэ и еще нескольких ни в чем не повинных лиц; но я следил за тобой, несчастный, и Господь, олицетворение добра и справедливости, тебя покинул: умри же как собака, умри обесчещенным и презираемым всеми, кто тебя знал.

Обе женщины, рыдая, бросились в объятия графа де Вилена.

Преступник казался оглушенным неожиданностью; но вдруг он выпрямился, лицо его прояснилось, и он расхохотался каким-то металлическим смехом, тяжело отозвавшимся на нервах присутствующих.

Он потерял рассудок.

Дело принимало неожиданный и крайне серьезный оборот: сумасшедшие очень уважаются индейцами; Шарль Лебо бросил тревожный взгляд на Тареа.

Но вождь сейчас же сообразил, в чем дело, и одним словом вывел всех из затруднения.

– На костер этого жалкого труса! Он притворяется безумным и думает, что ему удастся нас обмануть; пусть же он умрет в муках!

Преступника тотчас же схватили и привязали к столбу; припадок безумия, на минуту его охвативший, прошел, к несчастью для него, потому что в течение девяти часов он подвергался жесточайшим пыткам.

Но граф умер так, как жил, не выразив ничем раскаяния в своей преступной жизни, умер как собака, согласно предсказанию Жоржа де Вилена.

Несмотря на многие выгоды своего положения, дело англичан медленно продвигалось вперед; им понадобилось еще два года для того, чтобы наконец отнять у французов Канаду.

В течение этих двух лет французы вели себя героически; уступая требованиям де Водрейля, генерал де Леви был вынужден сложить оружие и распустить милицию; англичане старались всеми возможными средствами привлечь на свою сторону население, и потому милиционеры остались собственниками своих домов.

Но все эти любезности принесли англичанам мало пользы.

Бесследный и Мишель Белюмер сговорились с другими лесными охотниками и рабочими, и в одно прекрасное утро дома их оказались покинутыми своими обитателями, унесшими с собой двери, окна, всю мебель и всю домашнюю утварь.

Остались только те, кого удерживали дома слишком значительные интересы.

Таким образом, первоначально осталась четвертая часть промышленного населения, но впоследствии выселилось и еще значительное число рабочих: им было трудно ужиться с англичанами, последние слишком давали им чувствовать тяжесть своего владычества.

Со временем из смешения французских эмигрантов и индейцев образовалось то энергическое племя, которое после продолжительной войны свергло английское иго и основало республику Красной Реки, принудивши англичан признать самостоятельность новорожденного государства.

Меренвиль продал за бесценок все свои земли в Канаде и переселился со своим семейством в Луизиану, куда за ним последовали граф де Вилен с женой и приемной дочерью и оба Лебо.

В самом непродолжительном времени была весело отпразднована свадьба Шарля и Марты де Вилен. Все их родные и друзья душевно радовались этому событию, которое пришлось тем более кстати, что все они нуждались в душевном отдыхе после стольких потрясений.

Через несколько дней капитан Лебо отправился во Францию – он хотел провести остаток дней в Марлоке, своем родном городе.

– Мне не нужно большого состояния, – сказал он сыну, – возьми эти шестьсот тысяч ливров, я не знаю, что с ними делать, и прости меня за все зло, которое я тебе сделал; я сознаю наконец, что был не прав относительно тебя и себя самого; ненависть – дурная советчица, сын мой, а месть всегда обещает больше, чем она может дать.

Он вздохнул со слезами, обнял сына и уехал в сопровождении своего друга Лефериля.

Через два года Шарль Лебо узнал о смерти отца от нотариуса, который сообщал ему также о семистах тысячах ливров, завещанных в его пользу покойным.

Герои нашего рассказа были наконец настолько счастливы, насколько это допускается человеческим разумом.

Шарль Лебо несколько раз ездил в Париж и жил там по нескольку лет; тогда-то написал он свои записки, посвященные, если не ошибаюсь, великому герцогу Курляндии. Записки эти составляют два маленьких тома, украшенных гравюрами; в настоящее время они представляют библиографическую редкость.