Текст книги "Только для тебя"

– Никакой, – согласился Хантер. – Удар, обрушившийся на твоего мужа, был ударом труса.

– К сожалению, бесчестные удары ранят так же, как и честные.

– После этого Сэсил утратил всякое право на уважение.

– Оно было им утрачено еще с тех пор, как он прибегнул к услугам наемного убийцы.

– Да. – Хантер поежился. – У нас нет доказательств, что за этими нападениями стоял Сэсил, хотя в этом никто не сомневается. Но теперь есть свидетели того, что он хотел убить Ботолфа. С таким, как он, все средства хороши. Я сам не задумываясь всажу ему нож между ребер.

Вошла Тильда, и Саксан встала, собираясь пойти отдохнуть. Она наклонилась, чтобы поцеловать мужа, и то, что она почувствовала, превратило ее кровь в лед. Рука ее дрожала, когда Саксан потрогала лоб мужа, желая убедиться в том, что сказали ей глаза и губы. Все ее надежды рушились.

– Лихорадка, – прошептала она и, взглянув на присутствующих, поняла, что не одинока в своем беспокойстве за его жизнь.

Саксан вошла в спальню и оцепенела от зрелища, представшего ее глазам. У постели Ботолфа стоял незнакомый священник, совершая последний обряд.

Вне себя от ужаса она бросилась к кровати.

– Нет! Убирайся отсюда! – крикнула Саксан священнику. – Ботолф еще не умер. Я не потерплю, чтобы этот человек кружил над ним, как стервятник.

Она опустилась на колени и припала к руке мужа, не сводя глаз со священника. Хантер отвел его в сторону, и они стали тихо разговаривать. Потом Хантер подошел к сестре:

– Саксан, послушай меня, пожалуйста.

– Ботолф не умер, – повторила она.

– Конечно, и никто из нас этого не хочет. Но, Саксан, у него уже четыре дня лихорадка. Ты не можешь отрицать, что он серьезно болен.

– Я не отрицаю, но не хочу, чтобы здесь говорили о смерти.

– Ты хочешь, чтобы он умер без причастия?

– Он не умрет!

– Тогда посмотри на это просто, как на предосторожность, но не препятствуй священнику ради твоего мужа. Надо быть готовыми ко всему, как бы это ни было горько.

– Ладно, – неохотно согласилась она со слезами в голосе.

Когда священник вернулся к изголовью кровати, Саксан закрыла глаза и прижалась лбом к ладони мужа, не желая ни смотреть на ритуал смерти, ни участвовать в нем. Ей казалось, если она еще верит в то, что Ботолф выздоровеет, он справится с лихорадкой, железной хваткой вцепившейся ему в горло.

– Все, Саксан, – сказал Хантер через некоторое время. – Священник ушел.

– Ты считаешь меня дурой? – спросила она и посмотрела на него из-под мокрых густых ресниц.

– Нет. – Хантер сел на краешек кровати и положил руку ей на плечо. – Однако понадобилось все мое красноречие, дабы убедить священника в том, что ты не еретичка.

Саксан ухмыльнулась:

– И что ты ему сказал?

– Что это ребенок делает тебя сумасшедшей. Ребенок и страх за мужа, – добавил он мягче.

– Значит, по-твоему, я сумасшедшая? – Саксан принялась менять воду и губку, которой обтирала Ботолфа в нескончаемых попытках победить лихорадку. – Это обряд смерти, я не хотела участвовать в нем.

– Понимаю и думаю, что священник тоже поймет, когда оправится от шока. Ты ведь назвала его стервятником.

Она слабо улыбнулась:

– Я наложу на себя епитимью за это. Почему ты привел его, а не отца Чесни?

– Отец Чесни гостит у своих родственников.

– Леди Мери не приехала?

– Нет. Погода была очень плохой.

– Он не может умереть, – прошептала Саксан, не сводя глаз с мужа.

Хантер обнял сестру.

– Все молятся за него, Саксан. Рыцарей из Регенфорда засыпают вопросами о здоровье графа. Все счастливы иметь такого сеньора. Если их молитвы будут услышаны, он поправится.

– Знаешь, я чувствовала, – сказала Саксан тихо, стараясь найти успокоение в поддержке брата.

– Чувствовала что, дорогая?

– Когда кинжал пронзил тело Ботолфа, я почувствовала это. Я молилась о том, чтобы всего лишь мой страх заставил меня испытать боль в сердце.

– Ты стала так близка с ним?

– Он – вся моя жизнь.

– Теперь тебе надо думать о другой жизни, – напомнил он.

– Знаю. Мое дитя.

– Это часть его, Саксан. Будущее Регенфорда. Твой муж не позволил бы тебе рисковать новой жизнью. Да, пока Ботолф болен и нуждается в уходе, он не думает о вашем ребенке. Но это его наследник, и если что-то случится с Ботолфом…

– Ничего не случится.

– Если что-то случится с Ботолфом, – продолжил Хантер, словно не слыша ее слов, – ты обратишься к жизни, которую он зародил в тебе, к части его самого, которую муж оставил внутри тебя.

– Ты прав, брат.

– Не забывай об этом. Ты выглядишь усталой, дорогая. Ты ведь почти не спала.

– Я так боюсь отойти от Ботолфа, словно если я буду рядом, то смогу прогнать смерть. Это смешно?

– Нет. Это нормально. Хотя известно, что смерть может подкараулить каждого, даже когда он окружен сотней вооруженных рыцарей, мы все же боимся оставить того, кого любим, в одиночестве, если он болен. Мы не хотим также, чтобы наши близкие встречались со смертью один на один, и чувствуем себя виноватыми, если так случается. Но это не должно мучить тебя, сестренка. Ты же знаешь, Ботолф хочет, чтобы ты думала прежде всего о ребенке. В нем будущее Регенфорда и всех, кто живет в нем.

– Как бы я хотела, чтобы Ботолф был рядом и помогал мне строить это будущее, – печально сказала она.

– Все хотят того же, Саксан. Церковь переполнена людьми, которые молятся за лорда Ботолфа. Однако не стоит убеждать себя, что он обязательно выздоровеет, что ему не уготована другая судьба. Теперь перед ним две дороги, и ты должна быть готова к любой.

– Знаю, Хантер. Я стараюсь думать о его выздоровлении, но не могу забыть и о другом исходе. Мой разум не позволяет утешиться самообманом.

– Это к лучшему, дорогая. Боюсь, что я потеряю своего оруженосца, – вдруг сказал Хантер, переводя разговор на другую тему.

– Ничто не может отнять у тебя Питера. Он так тебе предан.

– Тогда ты потеряешь Джейн.

– Ты тоже заметил? Сначала я думала, мне только кажется, что она не может оторвать от него глаз.

– Многие удивляются, глядя на такого великана.

– Но, по-моему, это не просто удивление. Хотя у меня не было времени задумываться над этим или понаблюдать за Джейн.

– Ты будешь по ней скучать?

– Да. Джейн – хорошая, честная девушка. Она будет служить Вулфшед-Холлу верой и правдой.

– Она была с тобой слишком смелой.

– Это Ботолф приказал ей. Он хотел быть уверен, что я хорошо позабочусь о себе и ребенке, которого ношу, но не мог все время приглядывать за мной. Джейн краснеет и иногда дрожит от страха, когда спорит со мной, но все равно стоит на своем.

– Это только достойно похвалы.

В этот момент в комнату вбежала леди Мери. Один взгляд на бледное лицо женщины заставил Саксан забыть собственные страхи, чтобы успокоить свекровь. Хантер оставил их одних.

– О, Саксан, – заплакала леди Мери, бросаясь к постели Ботолфа.

Саксан налила ей вина.

– Вы видите, как ему плохо, миледи. Но он не умер.

– Слава богу, он жив. А священник был? – спросила она, беря руку сына.

– Да, Хантер приводил его. – Саксан изобразила подобие улыбки. – Не очень приятно было видеть, как он склонился над Ботолфом, словно над падалью, но, хотя я сильно обидела священника, Хантер убедил меня позволить ему совершить обряд.

– Понимаю. Мне бы тоже было тяжело это видеть, но я рада, что Ботолф… – она прерывисто вздохнула и продолжала, – не умрет без причастия.

– Он не умрет, миледи, – твердо сказала Саксан и, нахмурившись, посмотрела на Ботолфа.

Леди Мери неожиданно рассмеялась.

– Что здесь смешного?

– Ничего. Просто ты говоришь и смотришь на мужа так, словно приказываешь ему, дитя.

Саксан улыбнулась:

– Это правда. Я внушаю ему, что он должен жить.

– Надеюсь, ты не очень переутомилась. Ты выглядишь измученной.

– Я действительно устала, но стараюсь держаться. Здесь достаточно людей, которые следят за тем, чтобы я ела и отдыхала. – Она указала на тюфяк. – Мне устроили постель прямо здесь.

Леди Мери посмотрела на тюфяк и покачала головой:

– Не думаю, чтобы мой сын одобрил такую постель. – Она подняла руку в ответ на протест Саксан. – Я понимаю. Это отличный выбор. Но на твоем месте я бы поставила сюда кровать. Каким бы мягким ни был тюфяк, он не может заменить кровать.

– Правда. Мне и в самом деле трудно подниматься на ноги. – Саксан вздохнула. – Я могу выдержать горькую правду, миледи. Так что скажите мне, как, на ваш взгляд, он выглядит?

– Он еще жив, и это хороший знак. Рана не гноится?

– Нет, я меняю повязки несколько раз в день. Рана заживает хорошо.

– Еще один добрый знак. Значит, дело только в лихорадке. Он страдает ею четыре дня?

– Да, миледи. Нам иногда удается влить ему в рот немного бульона. Я думаю, не было ли яда на кончике кинжала, что привело к отравлению организма, но сама рана, как я сказала, кажется чистой. Только бы справиться с лихорадкой.

– Это всегда трудно. Лихорадка часто приводит к смерти, поэтому мне страшно за его жизнь. Умом я понимаю, что он еще жив и еще есть надежда, но сердце разрывается от горя. Вы посылали за врачами?

– Нет. – Осознав, что ответила резко, Саксан перевела дух, чтобы успокоиться. – Они бы только ставили ему пиявок, а он и без того потерял много крови. Я не верю этим людям.

– По правде говоря, я сама не очень доверяю врачам. Похоже, они знают не больше нашего, а их готовность применять кровопускание как метод лечения всегда мне не нравилась. – Мать погладила сухой, горячий лоб Ботолфа и прикусила губу. – Боюсь, что я не знаю верного способа сбить лихорадку.

– Мы купаем его в прохладной воде по нескольку раз в день. Это помогает, но ненадолго. – Саксан подавила зевок.

– Мне кажется, тебе пора отдохнуть. – Леди Мери встала, взяла Саксан за руку и помогла ей подняться. – Я побуду с Ботолфом и сообщу тебе в случае чего.

– Вы не хотите вымыться или отдохнуть после долгого пути?

– Я могу помыться прямо здесь. Я хочу побыть с сыном. А тебе надо поспать.

Саксан легла на тюфяк, и свекровь накрыла ее легким одеялом.

– Вы разбудите меня, если что-то произойдет? – пробормотала Саксан, засыпая.

– Конечно. Что бы ни случилось.

– Он не умрет, миледи.

– Если желание жены поможет исцелению, Ботолф непременно выздоровеет.

– Саксан!

Голос явно доносился с кровати, но он был таким слабым и дребезжащим, что Саксан не узнала его. Ей хотелось броситься к мужу, но страх пригвоздил ее к полу. Было ли это к лучшему или он хотел благословить ее? Когда она заснула, Ботолф находился в том же беспамятстве, без намека на улучшение. Зов мужа, раздавшийся впервые за четыре дня, не принес Саксан радости, как она ожидала, наоборот, он поверг ее в ужас.

– Миледи, он зовет вас, – сказал Питер.

– Слышу.

Саксан набрала в грудь побольше воздуха и шагнула к кровати.

Ботолф посмотрел на нее, и даже в тусклом свете свечи его глаза казались ясными. Ее рука дрожала, когда Саксан дотронулась до его влажного от пота лица. Кризис миновал. Саксан качнулась, и Питер вовремя подхватил ее.

– Лихорадка прошла, – сказала она, едва сдерживая рыдания.

– У меня была лихорадка? – спросил Ботолф.

– Да, четыре долгих дня. – Саксан благодарно улыбнулась Питеру, приподнявшему Ботолфа, чтобы напоить его медом. – Это смягчит твое горло, муж мой.

Ботолф потянулся к жене, но был слишком слаб, и Саксан сама взяла его руку.

– Мы искупаем тебя и сменим белье.

– Я слаб, как младенец, – пожаловался Ботолф, закрывая глаза. – Ты заботилась о себе?

Саксан улыбнулась прозвучавшему в его голосе намеку на прежний повелительный тон.

– Да, достаточно хорошо. А теперь мы должны позаботиться о тебе, чтобы ты чувствовал себя удобно.

С помощью Питера Саксан смыла пот с тела Ботолфа, сменила белье и повязки. Хотя они старались действовать осторожно, к тому времени как они закончили, Ботолф совсем обессилел. Саксан поспешила напоить его крепким бульоном, до того как он опять уснет. Несколько раз она трогала его лоб и убеждалась, что жара нет.

– Мне следовало бы позвать леди Мери, но я не хочу беспокоить ее, – сказала Саксан. – Она приехала сегодня днем и сидела несколько часов у твоей постели. Незачем будить ее сейчас, когда ты скорее всего опять уснешь.

– Скажи Элизабет, и пусть она решает, – сказал Ботолф, глотая суп и морщась от боли. – Клянусь Спасителем, я слишком слаб, чтобы глотать.

– Теперь, когда лихорадка миновала, силы скоро вернутся. – Она взглянула на Питера. – Сообщи, пожалуйста, горничной леди Мери, что граф при-шел в себя. – Когда великан выходил из комнаты, она добавила: – Не забудь сказать, что он скоро опять уснет.

– Ты говоришь об этом так уверенно, – пробормотал Ботолф, когда Питер ушел.

– Тебе нужно поспать, – ответила Саксан, отставив тарелку.

– Хотя я спал четыре дня?

– Да, это время ты провел в тяжелой борьбе с лихорадкой, которая отняла у тебя все силы. Теперь ты будешь спать, чтобы восстановить их.

Он постарался пожать ей руку.

– И ты будешь командовать мной.

– Конечно. – Саксан прижалась щекой к его ладони. – Я слишком хорошо помню, как мы чуть не потеряли тебя. Наверное, я становлюсь очень сварливой.

– Не особенно. – Ботолф вздохнул и поморщился от боли, которую причиняло ему малейшее движение. – Сэсил почти победил.

– Только если его единственным желанием было, чтобы ты умер. Но все равно он бы никогда не получил Регенфорд. Даже землю на свою могилу. Я бы скорее вырвала его сердце.

– Очевидно, Сэсил не представляет воинственности моей жены.

– Ничего, скоро представит. – Саксан погладила мужа по голове. – Отдохни.

– Мне хочется побеседовать с тобой, хотя говорить особенно не о чем.

– Наверное, из-за того, что почти четыре дня ты молчал.

– Ты хочешь сказать, что я не пел и не бредил, пока был в лихорадке?

– Да, милорд. Вы ничего не произносили, не считая нескольких нелюбезных замечаний, касающихся Сэсила. – Она улыбнулась, когда он тихо рассмеялся, но потом стала серьезной, вспомнив, как переживала, пока он был без сознания. – Но лучше бы ты кричал, ругался и бушевал. Твое молчание было ужасно и ясно говорило о том, что у постели стояла смерть.

– Она, очевидно, устала ждать меня. И я не намерен приглашать ее, пока не состарюсь и не увижу детей моих детей.

Саксан понимала, что он шутит, но молилась о том, чтобы его слова оказались пророческими. Улыбнувшись, она положила его руку на свой живот. К ее радости, ребенок внутри нее бурно ответил на прикосновение. Глаза Ботолфа, воспаленные и покрасневшие, расширились, когда он почувствовал, как брыкается младенец. «Интересно, – подумала Саксан, – понимает ли он, что для одного ребенка там слишком много движения?»

Ботолфа захлестнула такая волна чувств, что она затопила его слабость. Он ощущал движения в животе Саксан и раньше, но никогда они не были столь сильными. Тот факт, что он чуть не умер, придавал остроту его ощущениям. Маленькая женщина, улыбавшаяся ему, и его семя, произраставшее в ее чреве, были единственной причиной, заставлявшей Ботолфа упрямо бороться со смертью. Раньше у него никогда не было такого неистового желания жить.

– Нет сомнения в том, что наш ребенок жив, – сказал граф.

– Никакого сомнения. Здесь чувствуется сила.

– Она нужна сыну. – Он улыбнулся. – Или дочке.

– Нужна, – согласилась Саксан, затем встала и поправила его одеяло. – Хочешь попить, прежде чем уснешь?

– Разве я усну?

– Да, по крайней мере скоро. У тебя уже глаза красные от усталости и язык стал заплетаться. Если ты не будешь отдыхать, лихорадка опять вернется.

– А я слишком слаб, чтобы еще раз ее выдержать. – Ботолф вздохнул и закрыл глаза. – Когда мама решит нанести мне визит, разбуди меня. Если я поговорю с ней, это ее успокоит.

– Разбужу, но я начинаю думать, что она решила подождать до утра.

– Ты должна отдохнуть. Судя по брыканиям в твоем животе, тебе понадобится много сил, чтобы выносить этого ребенка.

Саксан кивнула, нагнулась и поцеловала его в губы. Быстро взглянув на мужа, она поняла, что вложила в этот поцелуй гораздо больше чувства, чем собиралась, но ей было все равно. Ботолф чуть было не умер и если обратил внимание на страстность ее поцелуя, то, вероятно, припишет это драматизму момента.

– Спокойного сна, Ботолф, – прошептала Саксан и направилась к тюфяку.

– Ты спишь здесь? – спросил он, когда жена улеглась.

– Временно. Мы поговорим об этом позднее.

– Обязательно поговорим.

Саксан улыбнулась, обрадовавшись тому, что муж собирается с ней спорить. Это доказывало, что силы возвращаются к нему. Немного погодя она услышала, что вернулся Крошка Питер. Зная, что оставляет мужа в надежных руках, Саксан погрузилась в сон.

– Ты видишь, мама, на чем она спит?

– Тихо, Ботолф. Это только несколько дней. Ей нужно находиться рядом с тобой.

Саксан прогнала остатки сна. Голос Ботолфа окреп и стал больше похожим на прежний, что явилось следствием нормального сна и отсутствия лихорадки. Это развеяло ее последние сомнения относительно выздоровления мужа. Она потянулась и поняла, что голодна – впервые с тех пор, как раненого Ботолфа привезли в Регенфорд.

– Я знаю, что ты не спишь, – произнес Ботолф, несмотря на просьбу матери не разговаривать.

– Как я могу спать, если ты визжишь как резаный поросенок? – Саксан подмигнула леди Мери, поспешившей помочь ей подняться. – Ты быстро сделался словоохотливым, муж мой.

– Тебе повезло. Я еще слишком слаб, чтобы кричать, – пробурчал он, обмениваясь с женой поцелуем. – Я был вчера не в состоянии заметить, что твоя постель не годится для женщины в положении.

– Ты говоришь громко и длинно. Это хороший признак.

– Саксан! – Ботолф строго посмотрел на улыбающуюся мать. – Тебе нельзя спать на холодном влажном полу.

– Между мной и полом тюфяк, овечья шкура и простыня. – Она погладила мужа по щеке, радуясь здоровой прохладе его кожи. – Я проведу здесь еще одну ночь, а затем найду более подходящее ложе. Теперь же я должна принять ванну и позавтракать.

– Ешь как следует, – бросила ей вслед леди Мери. – Я посижу с Ботолфом.

И она поставила поднос с едой на кровать сына.

– Саксан плохо ела все это время? – спросил Ботолф, глотая горячий бульон.

– Она и ела, и спала достаточно хорошо, хотя, конечно, не так, как тебе хотелось бы. Саксан отлично понимает, что все это сказывается на ребенке. Однако ей надо было также сидеть возле тебя.

– Ну, ей не стоило так усердно исполнять свой долг по отношению ко мне. Будущий ребенок намного важнее.

– Странно, что мужчины, которые считают себя способными командовать другими, могут иногда быть такими глупцами, – пробормотала леди Мери.

Ботолф удивленно уставился на мать:

– Что ты хочешь сказать?

– Ты в самом деле думаешь, что долг держал это дитя у твоей постели день и ночь? Долг требовал только, чтобы она обеспечила тебе наилучший уход. Наверняка не долг заставил ее обидеть священника, назвав его стервятником, и отрицать саму возможность твоей смерти. Нет, долг – неподходящее слово, чтобы оценить поведение Саксан.

– А как бы ты оценила его?

– Эта девочка любит тебя. – Леди Мери вздохнула, глядя на нахмурившегося сына. – Ты не хочешь, чтобы жена тебя любила?

– Я хочу спокойной семейной жизни, – сказал он, борясь с внезапным приливом радости, который почувствовал при словах матери. – Любовь не всегда приносит спокойствие и счастье. Я уже имел возможность в этом убедиться.

– Нет, ты имел дело с бессовестной шлюхой, которая не поняла бы, что такое любовь, даже если бы сам Господь Бог объяснил ей это. Элис нравилось, что ты любил ее, но сама она любить не умела. Брак с ней не дает тебе права говорить, что ты познал любовь.

– Я был глуп, позволив заманить себя в ловушку красивыми словами о любви.

– Разве Саксан давала тебе повод думать, что она хочет поймать тебя в ловушку или как-нибудь обмануть?

– Нет, но она знает, что у нее нет надо мной власти. Я не давал ей такую власть.

– И изо всех сил стараешься никогда не дать, – сказала леди Мери тихим, печальным голосом. – Я не представляла себе, как глубоко Элис ранила твое сердце.

– Да, она дала мне урок, и я хорошо усвоил его.

– Нет, ты неверно усвоил урок, решив, что действия бессердечной развратной женщины отражают поведение всех женщин, включая меня. Я думала, что, несмотря на свой горький опыт с Элис, ты с моей помощью убедишься, что не все женщины на нее похожи. Вместо этого ты ставишь слова Элис выше моих, предпочитая видеть только самое плохое.

– Нет ничего плохого в том, что я осторожен. – Ботолф поежился под сердитым взглядом матери.

– Дело не в осторожности. Ты запер свое сердце. Разве покушения Сэсила заставили тебя не доверять всем остальным людям? Конечно, нет. Естественно, ты осторожен, но все же ты по-прежнему веришь друзьям. Однако предательство одной глупой девчонки побуждает тебя не доверять остальным женщинам.

– Дело не только в Элис. – Ботолф хотел оправдаться, но вдруг его аргументы показались ему глупыми. – При дворе много женщин, подобных Элис.

– И ты осмеливаешься судить о мире по тому, что происходит при дворе! Ты что, действительно представляешь мир наполненным льстецами, шлюхами и интриганами? – Леди Мери покачала головой. – Возможно, это моя вина. Я знаю, что могу быть наивной, чересчур доверчивой и слишком склонной видеть в людях только хорошее. Очевидно, я не подготовила тебя к взрослой жизни, наградив только наивностью, и это заставило тебя воспринимать боль острее других чувств.

Ботолф дотронулся до ладони матери и, несмотря на пронзившую его боль, все же взял ее руку.

– Ты не виновата, мама, – искренне сказал он.

Прежде чем леди Мери смогла ответить, вошли Крошка Питер и Хантер. Ботолф вздохнул с облегчением: разговор с матерью начал тяготить его. Но взгляд ее говорил, что разговор не окончен, а только отложен, и Ботолф тихо выругался. Ему больше не хотелось говорить на эту тему, потому что в словах леди Мери было слишком много правды.

Саксан проскользнула в комнату Ботолфа как можно тише, но он сразу проснулся.

– Тебя долго не было, – проворчал он. Она села на краешек кровати.

– Долгая ванна, сытная еда и немного сна. После первых двух мне захотелось третьего. Ты хорошо себя вел?

– Да, меня покормили, искупали, перебинтовали и при этом всячески мной помыкали.

– Ну что ж, я рада, что тебя так хорошо развлекали. Ты поспал?

Саксан поддалась искушению потрогать его лоб и довольно кивнула, обнаружив, что он прохладный.

– Да, мне было приказано спать.

Она откинула прядь волос, упавшую мужу на лоб.

– Надеюсь, ты подчинился. Сон – лучшее лекарство. Каждый раз, когда ты спишь, к тебе возвращается здоровье, а Регенфорд требует, чтобы ты опять был сильным.

– И я должен быть сильным, чтобы бороться с Сэсилом. Он не появлялся?

– Нет. Этот человек имеет способность исчезать, как клубы дыма при сильном ветре. Хотя то, что он вынужден прятаться, нам на пользу. Зная, что его ищут, он не подберется близко, пока ты прикован к постели, – а потребуется, возможно, несколько недель, пока ты полностью выздоровеешь. У нас есть маленькая передышка. Дай бог, нам повезет и все кончится до того, как ты будешь достаточно сильным, чтобы снова взять меч.

Ботолф усмехнулся:

– Это было бы замечательно, но я уверен, что Сэсил будет ждать меня, и мне придется покончить с ним самому.

Саксан согласно кивнула, но в ее глазах появилось выражение печали и страха. Ботолф подумал о том, насколько мать была права в отношении Саксан. Мысль, что жена его любит, была такой пьянящей, такой искусительной, что он инстинктивно отогнал ее прочь. Ему хотелось открыть ей сердце, позволить своим чувствам выплеснуться наружу, но он боялся. Если Саксан предаст его, ее обман причинит ему такую боль, что смертельная рана, которую нанес ему Сэсил, покажется уколом булавки. Хотя Ботолф не хотел признаться себе в этом, у него не хватало мужества рисковать, испытывая чувства Саксан.

– Ты чересчур много занимаешься, – упрекнула мужа Саксан, когда, войдя в комнату Ботолфа, застала его фехтующим на мечах с Весли.

Граф отложил меч и, отослав Весли, принялся оправдываться:

– Я должен восстановить силу и мастерство, утраченные за три месяца, пока я был прикован к постели.

– Ты не был прикован к постели все три месяца. – Саксан села на его кровать и вздохнула. – Я знаю, что ты выздоровел. Даже шрам начинает бледнеть. Но мне нелегко отделаться от воспоминаний, как ты лежал при смерти, и священник совершал над тобой последний обряд. Из-за этого я иногда слишком осторожничаю.

Умывшись, Ботолф сел рядом, обнял ее и крепко поцеловал.

– Это похоже на поцелуй человека, который все еще близок к смерти? – спросил он хриплым от желания голосом.

Саксан улыбнулась и обвила его шею руками.

– Может быть, бой на мечах – это не все, в чем тебе надо практиковаться? – пошутила она.

– Когда ты вернешься в мою постель? – вдруг спросил он.

Саксан покраснела, стараясь не смотреть ему в глаза. Впервые, с тех пор как спала лихорадка, Ботолф спросил об этом напрямик, но намекал уже в течение нескольких недель. С возвращением сил к нему вернулось желание, и Саксан внезапно почувствовала робость. Ей казалось, что она стала непривлекательной. Каждый раз, раздеваясь, она видела свой округлившийся живот, который из-за движения внутри сам иногда двигался. Хотя ей нравилось то, что таила эта бесформенность, она находила ее уродливой и была уверена, что Ботолф тоже. Саксан боялась, вернувшись в супружескую постель, обнаружить, что муж не хочет ее.

– Я боялась, что это плохо отразится на заживлении твоей раны.

– Моя рана заживает уже несколько недель. Ее нельзя открыть теперь даже кинжалом.

– Тебе надо хорошо спать, а я бы тебе мешала. Ботолф взял жену за подбородок и, повернув к себе ее лицо, спросил, глядя прямо в глаза:

– Это беременность является причиной твоего нежелания снова разделить со мной постель?

Саксан нервно закусила губу под его испытующим взглядом и решила, что самым разумным будет, не боясь показаться глупой, открыть правду.

– Я толстая, – прошептала она.

– Что ты сказала? – Ботолф смотрел на нее, не понимая.

– Я толстая, неуклюжая, и мой живот ходит ходуном.

Ботолф засмеялся. Как она и боялась, он нашел ее глупой. Саксан начала думать, что легче будет просто лечь с ним и увидеть, как он отвернется. Теперь она одинаково боялась показаться глупой и быть отвергнутой. Все тело Саксан напряглось, когда муж поцеловал ее.

– Ты с ребенком, Саксан, – напомнил Ботолф.

– Думаю, я это знаю.

– Ты ведь не думала, что останешься такой же стройной, какой и была?

– Я не настолько глупа.

– Ты совсем не глупа. На самом деле иногда ты бываешь намного умнее, чем следовало бы быть жене. – Он погладил ее живот. – Ты очень красива.

– Ну, это уж полная глупость. Я выгляжу безобразно, когда раздеваюсь.

Ботолф усмехнулся и начал расстегивать ее платье, не обращая внимания на сопротивление жены.

– Разве муж не имеет права судить сам?

Саксан противилась его нежной настойчивости всего один момент. Он стал покрывать поцелуями ее тело, пока она не утратила способности к возражениям. На нем были только короткие штаны и рубаха, и ощущение его теплой, упругой кожи усиливало ее желание. Саксан забыла свои страхи, свои сомнения и даже то, что она толстая. Однако это длилось недолго. Ботолф сорвал с жены последнюю одежду и пристально посмотрел на нее. Смутившись, Саксан пыталась прикрыться, хотя понимала, что это глупо и бесполезно, но Ботолф отвел ее руки.

– Ах, Саксан, ты так прекрасна, – пробормотал он.

– Какая нелепость. – Она хотела было вырваться, но застыла от удивления, когда муж поцеловал ее живот.

– Не нелепость. – Улыбаясь, Ботолф прижался щекой к ее телу и почувствовал толчки. – Да, ты округлилась, Саксан, но тому виной мое семя. Я вижу в этом только прекрасное.

– Ты искусный льстец, Ботолф.

Он целовал ее грудь, плечи, шею и лицо, постепенно дойдя до губ.

– Нет, не льстец, я говорю правду.

Ощутив твердое неопровержимое доказательство его возбуждения, прижавшееся к ее ноге, Саксан почувствовала себя спокойнее. Она не очень поверила его словам о том, что она прекрасна, но теперь была уверена: он не находит ее безобразной. Его поцелуи и ласки вскоре разожгли ее страсть, но одно обстоятельство удерживало Саксан от того, чтобы полностью отдаться опьяняющему желанию, которое он пробудил в ней.

– Ботолф, возможно, ты не находишь мой живот отталкивающим, – сказала она слегка охрипшим, но твердым голосом, пока он целовал мочку ее уха, – но тебе он наверняка будет мешать.

– Я думаю, что мы сможем с этим справиться. – Она не успела спросить, как он собирается это сделать. Его жадные поцелуи закрыли ей рот и вскоре прогнали все трезвые мысли из головы. Она прижалась к нему, возвращая поцелуй за поцелуем, ласку за лаской, пока взаимная страсть не поглотила их обоих.

Здравый смысл ненадолго вернулся к ней, когда он стал переворачивать ее на бок. Она с любопытством ждала, что он будет делать. Пристроившись сзади, Ботолф закинул ее ногу за свою и медленно вошел в нее. Единственным ответом, который она могла дать на его вопрос о том, как она себя чувствует, были стон и судорога наслаждения.

Ботолф держал Саксан в объятиях и гладил ее живот.

– Ты уверена, что тебе не было больно? – спросил он.

– Разве я кажусь несчастной? – усмехнулась Саксан, протягивая руку за одеждой.

– Иногда трудно угадать, кричит женщина от удовольствия или от боли.

Она посмотрела на него, серьезно раздумывая над тем, не хлопнуть ли его по лбу, и протянула:

– Если ты шутишь, я должна привыкнуть к твоим шуткам. Нет, это не от боли.

– Почему ты одеваешься? – спросил Ботолф, когда она взялась за рубашку.

– Сейчас ведь не ночь.

– Надеюсь, ты не собираешься казаться застенчивой и благочестивой.

– Нет, но я, конечно, не собираюсь быть настолько смелой, чтобы валяться голой в постели у всех на виду. В любой момент кто-нибудь может войти в комнату. Меня удивляет, что нас оставили одних надолго.

– Ты права. Мне следует запирать дверь на засов, – пробурчал он, садясь и начиная одеваться.

– Я вообще пришла сюда не за этим. – Саксан махнула рукой в сторону смятых простыней. – Я хотела сказать тебе, что собираюсь поехать поискать травы.

– Поехать? Куда? У нас травы растут за огородом.

– Да, но там нет того, что мне нужно.

– Это наверняка может подождать, пока ты не родишь нашего ребенка.

– Нет, не может. Сейчас конец марта, через несколько дней – начало апреля. – Она положила руку на свой живот. – Травы понадобятся мне очень скоро.

Саксан знала, что ранней весной ей нужно будет покинуть Регенфорд, чтобы найти растения, необходимые при родах. Их не было в Регенфорде, и никто из местных женщин не понимал, что ей надо. Саксан хотела поехать одна, не говоря об этом Ботолфу, но решила, что это глупо. Он мог узнать, и тогда не миновать ссоры. Однако сейчас, глядя в его рассерженное лицо, она поняла, что ей не удастся избежать объяснения.