Текст книги "Танец гнева. Как управлять негативной энергией"

Игра в обвинения «кто первый начал»

Сандра и Ларри потратили огромное количество времени и сил на взаимные обвинения в бесконечных ссорах. Как и многие из нас, они вечно искали крайнего, того, кто «первый начал». Подобный поиск «начала» – распространенная тактика в играх супружеских пар. Взять хотя бы взаимодействие ворчливой жены и отстраненного, замкнутого мужа. Чем больше он замыкается в себе, тем больше она ворчит, чем больше она ворчит, тем сильнее он замыкается – и так по кругу… Так чья же в том вина?

– Знаю! – скажет кто-то из наблюдателей. – Это она виновата! Пилит и цепляется по мелочам – естественно, бедняга замкнется в себе.

– Нет! – возразит ему другой, – Вы ошибаетесь. Это он виноват: закопался по уши в работе, забил на семью – вот жена и недовольна.

Это и есть та самая игра «кто первый начал» – поиски, с чего все началось, с целью объявить виноватого в поведении обоих. Но мы-то знаем, что это взаимодействие – танец, в котором участвуют оба, и поведение одного из партнеров провоцирует и подпитывает второго. У этого «танца» нет начала и конца, и неважно, кто начал первым. Гораздо важнее понять, как разорвать порочный круг.

Тут не лишним будет установить, какую роль мы сами играем в сложившейся ситуации – насколько провоцируем и поддерживаем поведение другой стороны. Даже если мы уверены в том, что вина на 97 % лежит на партнере, остается еще три процента, с которыми предстоит разобраться нам самим. Поэтому главный вопрос звучит следующим образом: «Как мне изменить свое поведение в этом танце?»

Это не значит, что мы не вправе злиться на другого человека или что существующие в нашем обществе гендерные роли и установки на самом деле не порождают подобного рода «танцы». Безусловно, так и есть. Я лишь хочу сказать, что не в наших силах изменить и переделать того, кто меняться не хочет. Наши попытки осуществить желаемое лишь препятствуют переменам. В этом и состоит главный парадокс «хороводов», в которых мы все участвуем.

Кто ты в древнем танце: эмоциональный преследователь – отстраняющийся

Эмоциональные преследователи – это те, кто снижает уровень своей тревожности, делясь с другими чувствами и стремясь к близкому эмоциональному контакту. Отстраняющиеся, в свою очередь, справляются через философствования и эмоциональную дистанцию. Пример Сандры и Ларри – очередное подтверждение того, что в большинстве случаев именно женщина является эмоциональным преследователем, а мужчина – дистанцирующимся.

Когда страсти утихают, преследователь и дистанцирующийся кажутся идеальной парой, в которой один дополняет другого. Она – непосредственная, живая и эмоционально открытая. Он – сдержанный, спокойный и рассудительный. Если же обстановка накаляется, каждый из них впадает в крайность согласно своему психологическому типу. И вот тут-то начинаются настоящие проблемы. Что происходит, когда такая пара подвергается неизбежным ударам судьбы – будь то болезнь, трудности воспитания детей, финансовые тревоги или вероятность повышения по службе?

В чем бы ни состояла суть проблемы, два этих психотипа внезапно вступают в противоречие. Она реагирует быстро, стремясь наладить контакт, ищет спасение в единстве и общности. Он же действует логически и рационально, что для нее совершенно неприемлемо. Поэтому она начинает давить, требуя высказать свои мысли и чувства – а он отдаляется. Чем больше он отдаляется, тем настойчивее она преследует, но чем настойчивее преследование, тем больше дистанция. Она обвиняет его в холодности, неотзывчивости и бесчеловечности. Он заявляет, что партнерша на него давит, излишне контролирует и вообще истеричка.

Каков наиболее распространенный исход подобного сценария? Когда этот танец с преследованием и отстранением достигает предела, у женщины наступает состояние, которое специалисты называют «реактивной дистанцией». Чувствуя себя отвергнутой и сытой по горло сложившейся ситуацией, она оставляет погоню и уходит по своим делам. Мужчина, который теперь получил гораздо больше личного пространства, чем ему нужно для комфортного самочувствия, постепенно подходит ближе к ней в надежде наладить контакт. Но – поздно. «Где ты был, когда я так в тебе нуждалась?» – сердито спрашивает она. В этот момент дистанцирующийся и преследователь могут даже ненадолго поменяться местами.

Эмоциональные преследователи защищают дистанцирующихся. Избавляя от необходимости выражать потребность, привязанность, желание близости и демонстрируя все эти чувства за двоих, они дают дистанцирующимся возможность избежать столкновения с собственным желанием связи и неуверенностью в себе. Пока один преследует, другой волен испытывать холодную независимость и потребность в пространстве.

Учитывая разное воспитание, женщины далеко не всегда являются преследователем. Это лишний пример осуществления эмоциональной деятельности за себя и за партнера. Когда преследовательница начинает отступать и направлять свои силы в собственную жизнь – особенно если ей удается делать это с достоинством и без враждебности – дистанцирующийся с большей вероятностью поймет, что и сам нуждается в контакте и близости… и начнет преследовать. Но учтите: эта задача не из легких. Большинство женщин, оказавшись эмоционально преследуемыми, переходят в холодную или сердитую «реактивную дистанцию», которая лишь на время инвертирует порядок преследования – а то и вовсе не имеет эффекта.

Как разорвать цикл преследования

Сандра и Ларри несколько лет провели в цикле преследования и отстранения с постепенно ускоряющимся ритмом, прежде чем обратились за помощью. С момента рождения своей старшей дочери Ларри постепенно эмоционально отдалялся от Сандры и все больше сил и времени посвящал работе и хобби. Сандра же то активно преследовала его, то яростно критиковала, то охладевала и отдалялась, испытывая лишь горечь. Отношения их вполне предсказуемо катились вниз по наклонной. И вот однажды, в пятницу вечером, спустя почти год после нашей первой встречи, Сандра вдруг разорвала непрерывный список преследования. Возросшее чувство личной ответственности выявило для нее новые потребности, а осознание того, что ей не изменить своего мужа, помогло переключиться на нечто новое.

Тот пятничный вечер начался как самый обычный: дети были уложены в постель, Ларри рылся в портфеле, намереваясь достать оттуда документы, чтобы пару часов поработать. Сандра присела рядом с ним на диван. Ларри вздрогнул, предчувствуя очередную атаку, но ее не последовало. Вместо этого Сандра заговорила с ним мягко и спокойно:

– Ларри, думаю, я должна перед тобой извиниться, что все это время цеплялась к тебе по всяким мелочам. Я поняла, что на самом деле хотела, чтобы ты сделал для меня то, что я должна сделать для себя сама. Быть может, отчасти проблема состоит в том, что у тебя есть семья и работа, а у меня – только ты и дети. В этом моя проблема, и я признаю, что с этим нужно что-то делать.

– О, – неловко выдохнул Ларри. Казалось, он впервые в жизни не находил слов. – Что ж, здорово…

На другой день Сандра спросила Ларри, не будет ли для него проблемой самому укладывать детей спать во вторник и пятницу, потому что она собиралась выйти по делам. Ларри ответил, что у него много работы. Тогда, вместо того чтобы спорить, Сандра наняла няню, чтобы в эти дни детьми занималась она. По вторникам Сандра начала ходить на йогу, а по пятницам – в кино с подругой, после чего они шли в ресторан выпить по бокалу вина. Она перестала преследовать Ларри и давить на него, но и не отдалялась от него, замыкаясь в себе. Напротив, Сандра стала вести себя с ним гораздо теплее и сердечнее, несмотря на то, что теперь большая часть ее энергии и сил была направлена на собственные интересы.

Так прошло три недели, и Ларри, который прежде больше всего хотел, чтобы его оставили в покое, занервничал. К своему удивлению, он понял, что ему некомфортно оттого, что жена вдруг исчезла с радаров. Поначалу он пытался спровоцировать ее на ссору, контролировать и навязывать свое мнение о том, чем ей можно заниматься в свое свободное время, а чем нет. Но Сандра спокойно объяснила, что нуждается в общении и больше не может лишать себя этой важной составляющей нормальной жизни.

При этом свою позицию она старалась донести со всей возможной мягкостью, чтобы Ларри понял: она действует в своих интересах, но не против него.

А потом уже Ларри стал ее «преследовать». Вместо того чтобы нести свою работу домой, он предложил ей вызвать няню, а самим пойти куда-нибудь поужинать – чего они почти никогда не делали в будние дни. Теперь, когда Ларри почувствовал неуверенность в себе и все чаще испытывал потребность в общении и выражал ее, случилось странное. Впервые в жизни Сандра ощутила необходимость побыть одной.

На некоторое время они попросту поменялись местами как преследователь и дистанцирующийся – пока не достигли нового равновесия. Когда же это произошло, Сандра и Ларри поняли, что в глубине души зависят друг от друга, но когда близость достигает предела, начинают друг от друга отдаляться. Почему же именно Сандра взяла инициативу в свои руки и разорвала порочный круг? Ведь в эмоциональном плане она страдала сильнее мужа, и роль преследователя в отношениях ставила ее в более уязвимое с эмоциональной точки зрения положение. Когда она поняла, что прежние методы не работают, то ощутила мотивацию к тому, чтобы изменить тактику. Почему же именно она взяла на себя ответственность за необходимые преобразования? Да просто потому, что за нее это сделать было некому.

Сам по себе разрыв цикла преследования не привел к эмоциональному сближению Сандры и Ларри – им еще предстояло преодолеть немало серьезных преград. Однако осознание того, что их объединяет общая проблема – стремление к близости и одновременно страх перед ней, – помогло им выстроить более гармоничные отношения. До того как Сандра разорвала этот порочный круг, Ларри пребывал в обманчивой уверенности, что лишь она одна испытывает потребность в близости и контакте. Сандра же, в свою очередь, считала, что только Ларри избегает ее и не хочет близости.

Когда преследователь отвлекается от погони и перенаправляет свою энергию на себя самого и свои личные дела – не отдаляясь от партнера и не выражая гнева в его адрес – это знаменует конец танца.

Кто-то может усмотреть в подобном поведении отголоски старинной игры в «принцессу в неприступной башне», которой с незапамятных времен учили женщин, и счесть эти приемы неискренними и манипулятивными. Однако продолжение древнего танца преследователя и отстраняющегося ничуть не честнее – ведь в этом случае женщина испытывает потребность и зависимость от партнера в двойном размере, тогда как мужчина отказывается признавать в себе эти чувства. Отношения становятся более «честными» и сбалансированными в тот момент, когда преследователь понимает, что ему тоже необходимо стать независимым и свободным, и выражает эту потребность. А отстраняющийся, в свою очередь, осознает, что также испытывает потребность в близости и зависим от партнера.

Чрезмерно привязанная мать – недостаточно привязанный отец

«Сандра чересчур привязана к детям – вся в мать», – так сказал о ней Ларри на нашем первом сеансе – и был прав. Сандра и в самом деле чересчур беспокоилась о своих детях, как и ее мать беспокоилась за нее. Когда дети были чем-то расстроены, она расстраивалась сама, мешая им самостоятельно разобраться со своими чувствами, разочарованиями, грустью и гневом. Она моментально улавливала потенциальные «проблемы» детей, неосознанно провоцируя их на то, чтобы дать ей лишний повод для беспокойства.

Однако Ларри, безошибочно заявив, что она «чересчур привязана к детям», не осознавал, что на самом деле сам поддерживал такое поведение жены. Зациклившись на карьере, он отдалился от нее и детей, совершенно не участвуя в их жизни как отец. По мере того как Сандра пыталась заполнить пустоту, оставшуюся там, где должен был быть Ларри, он еще больше замыкался в себе и увеличивал дистанцию с семьей. Всякий раз, когда его гнев, вызванный тем, что он оказался на задворках семейной жизни, достигал предела, он с грохотом «врывался в дом». Как сказала Сандра на первом нашем сеансе, в такие моменты он немедленно брал все бразды правления в свои руки – как будто был главным в доме.

Истинной причиной такого поведения, однако, были печаль и ярость оттого, что он чувствовал себя чужаком в собственной семье. И вот Сандру и Ларри затянул очередной танец, где поведение одного из партнеров провоцирует и подпитывает поведение другого. Недостаточная вовлеченность Ларри в дела семьи провоцировала чрезмерную вовлеченность Сандры, и, наоборот, ее чрезмерная вовлеченность способствовала тому, что он старался не принимать в семейных делах почти никакого участия… Так продолжался этот порочный цикл, подпитываемый периодическими вспышками доминирования со стороны Ларри, после которых жизнь вновь возвращалась в привычное русло.

Этот танец очень сложно прервать, поскольку со временем в него оказываются втянуты все члены семьи, и каждый из них так или иначе способствует тому, чтобы танец продолжался. С одной стороны, и Сандра, и Ларри поочередно требовали друг от друга перемен. Ларри критиковал Сандру за то, что та чересчур носилась с детьми, она же его – за то, что он ими практически не занимался. При этом каждый из них желал продолжения древнего танца, каждый будто бы транслировал другому два взаимоисключающих посыла: «Пожалуйста, изменись!» и «Верни все как было!».

Как и в большинстве пар, каждый из партнеров ждал от другого трансформации и роста – и при этом сам боялся и противился.

Так, Сандра постоянно жаловалась на то, что Ларри мало занимается детьми, – но стоило ему предпринять попытки сблизиться с семьей, как она принималась указывать ему на ошибки, критиковать те или иные аспекты его поведения, советовать, как лучше взаимодействовать с детьми. Ей было крайне сложно просто молча наблюдать, позволив ему самому выбрать удобный стиль общения. Сандре хотелось, чтобы Ларри активнее участвовал в воспитании детей, и при этом она пыталась сохранить за собой позицию доминантного и влиятельного родителя. В случае отказа от этого особого статуса она чувствовала бы себя совершенно бесполезной, и со временем это чувство стало бы невыносимым, а вместе с ним усилилась бы и неудовлетворенность браком. Вот почему она посылала Ларри взаимоисключающие сигналы, призывая его активнее участвовать в воспитании детей и в то же время, не осознавая этого, саботируя его попытки это сделать.

В свою очередь, и Ларри одновременно требовал от Сандры «измениться» и «вернуть все как было». В конце курса супружеской терапии Сандра смогла изменить и этот танец. Направляя все больше энергии и сил в собственный рост и развитие, она чуть ослабила связь с детьми и больше не пыталась заполнить ими пустоту. Прежде все внимание Сандры было сконцентрировано на муже и детях, и это избавляло ее от необходимости задумываться над рядом непростых вопросов: «Каковы мои приоритеты в данный момент?», «Есть ли у меня интересы и навыки, которые я хотела бы развить?», «Каковы мои личные цели на ближайшие несколько лет?».

Когда же она начала задумываться, то поняла, что лучше позволить Ларри общаться с детьми по-своему, не вмешиваясь и не пытаясь исправить его манеру поведения. И когда Сандра отступила, Ларри стал вести себя активнее. Дети тоже почувствовали, что мать перенаправила энергию на свою собственную жизнь и больше не требует от них «верности» и признания ее «главным родителем». Они почувствовали свободу и сблизились с отцом, не ощущая при этом тревоги или чувства вины. Для Ларри эта перемена была непростой, поскольку теперь он впервые столкнулся с тревогами, связанными с ролью отца, и собственной состоятельностью в этой роли.

Попытки его переделать

Много лет Сандра пыталась переделать Ларри. «Если бы только он изменился!», «Вот бы он стал другим!». Она искренне верила в то, что с новым Ларри обязательно обрела бы счастье. Однако ее отчаянные попытки переделать его и подчинить себе лишь препятствовали переменам. Ведь стремление изменить и контролировать другого человека никогда не приносит желаемый результат.

Сандра же, вкладывая все свои силы в то, что изменить нельзя, совершенно забыла о силе, которой все же обладала, – силе измениться самой.

Осознание того, что ей не под силу переделать Ларри, вовсе не означало, что она молча проглотит свой гнев и досаду. Напротив: Сандра научилась выражать свою позицию ясно и четко. Однако в то же время она поняла, что в ответ на высказанные ею претензии Ларри может измениться – или нет. И если он не изменится, то именно она, Сандра, должна решить, что с этим делать – или не делать. А это порой сложнее, чем раз за разом ввязываться в бесконечный водоворот ссор и споров, которые только поддерживают устоявшееся положение вещей.

Например, Сандру безмерно раздражала привычка Ларри бросать домашние дела на середине. Раньше она обязательно принялась бы давить на него, заставляя довести начатое до конца, – а он бы в ответ лишь больше тянул резину, провоцируя Сандру на новые попытки заставить его работать. Так они и танцевали по кругу: растянуть – надавить, растянуть – надавить…

Сандра старалась заставить Ларри завершить начатое, даже если все указывало на то, что эта цель недостижима. Как это часто бывает, попытки Сандры надавить на него только помогали Ларри, и он еще комфортнее чувствовал себя, пренебрегая домашними обязанностями. Когда она начинала делать ему замечания и критиковать, он злился и переходил в оборону, тем самым спасаясь от чувства вины и осознания сложности поставленных перед ним задач. Стремление Сандры изменить Ларри избавило его от необходимости решать собственные проблемы.

Сандра вполне ясно дает Ларри понять, что ее раздражает выкрашенный им только наполовину потолок в ванной и расставленные по всему дому ведерки с краской. Если Ларри не реагирует положительно на ее жалобы, Сандра направляет свою энергию на то, чтобы решить, что она будет или не будет делать для удовлетворения собственных потребностей. Это становится возможным, когда она начинает испытывать досаду – а значит, гнев в ней не накапливается.

Благодаря этому она может поговорить с Ларри без враждебности и дать ему понять, что ей необходимо сделать что-то для себя самой, а не для него. Изучив возможные варианты, она может сделать выбор и сообщить о нем Ларри. Например: «Ладно, мне это не нравится, но я готова с этим жить», или «Ларри, я бы предпочла, чтобы ты закончил работу, но если ты не можешь этого сделать на неделе, то я закончу сама, потому что в таком виде этот потолок меня раздражает. Если же я докрашу сама, я не буду злиться, так что все нормально», или «Я могу потерпеть, пока ты закончишь, всего неделю, я не могу докрашивать сама, потому что меня это бесит. Так что давай, чтобы ты не чувствовал моего давления, а я не злилась, придумаем решение. Например, если до субботы ты не справишься, вызовем маляра».

Разумеется, Сандра и сама могла бы разобраться с этой проблемой – ведь если бы Ларри внезапно исчез с лица земли, вряд ли она на всю жизнь осталась бы с недокрашенным потолком. Однако при прежнем раскладе Сандра приложила столько усилий, пытаясь изменить Ларри, что совершенно забыла о том, что сама может действовать и делать выбор. А ведь именно это и есть единственная реальная власть, которой мы обладаем.

4. Гнев к матери: история Мэгги

Реализовать теоретические знания и собственные благие намерения на практике нелегко, особенно когда речь идет о наших родителях, братьях и сестрах. Отношения с ними оказывают сильное влияние на нашу жизнь, и простыми они не бывают. В большинстве семей действуют строгие правила с четким распределением ролей, в соответствии с которыми выстраивается поведение, образ мыслей и даже чувств каждого. Подвергнуть их сомнению, а уж тем более изменить – совсем не просто.

Когда один из членов семьи начинает вести себя по-новому, не укладываясь в устоявшиеся за долгие годы сценарии, уровень тревоги всех остальных взлетает до небес, и вскоре они начинают подвергать сомнению актуальность семейных традиций. Вместо того чтобы встретить лицом к лицу неизбежно возникающие ощущения тревоги и дискомфорта, в момент, когда заявляем о новой позиции в старых отношениях, мы направляем наш гнев на те вещи, которые препятствуют переменам.

Во-первых, мы можем «вызвать на разговор» членов нашей семьи, указав на их недостатки и посоветовав желаемое направление мыслей, чувств или поведения. Это будет своего рода попытка изменить собеседника. Наш партнер, как правило (что вполне понятно), расстраивается от таких попыток и переходит в оборону. Мы, в свою очередь, испытываем чувство тревоги или вины – и позволяем ситуации вновь вернуться в привычное русло.

«Моя мама (папа, сестра, брат) не могут измениться!» – заключаем мы наконец.

Во-вторых, мы можем обрубить концы в отношениях с родителями или братьями и сестрами в эмоциональном и географическом смысле. Разумеется, самым быстродействующим лекарством от хронического гнева или тревоги является уход из дома (а еще лучше – из страны) или поиск понимающего специалиста, который примет на себя роль нашего «родителя».

Можно реже навещать семью, сделать так, чтобы наши визиты стали подчеркнуто вежливыми и поверхностными. Конечно, подобная дистанция принесет краткосрочное облегчение, ведь уровень тревожности и эмоционального напряжения, связанный с этими отношениями, существенно снизится. Кроме того, уйдут и некомфортные ощущения, возникающие при более близком эмоциональном контакте.

Беда в том, что краткосрочное облегчение влечет за собой вполне себе долгосрочные издержки. Вся накопленная эмоциональная напряженность, скорее всего, проявится в других важных отношениях – с супругом, любовником или, если мы сами являемся родителями, с ребенком. Не менее важно и то, что эмоциональное дистанцирование от родителей, братьев и сестер мешает нам спокойно выстраивать новые отношения.

Изменив сам принцип отношений с родителями, научившись «отпускать», мы сможем выстроить более функциональные отношения с другими людьми и получить от них гораздо больше положительных эмоций.

История Мэгги – о том, что всегда можно вернуться к точке отсчета. А еще – научиться применять свой гнев в других сферах.