Текст книги "Книга Дины"

Глава 8

Он спасает бедного от беды его и в угнетении открывает ухо его.

Книга Иова, 36:15

Туман меховыми шапками лежал на семи горах Бергена. Штурман знал точно, к какому причалу им следует подойти. Их обступили знакомые запахи и картины. Как долго они гнали их от себя! Теперь же они нахлынули с новой силой. Точно половодье старых надежд.

Матросы делали свое дело, упиваясь видом обетованной земли. Причалы! Город! Шхуны и карбасы! Веселые крики матросов, летящие над Богеном, и грохот колес по брусчатке.

Время от времени перед распахнутыми воротами морских пакгаузов жалобно взвизгивали тали. Пакгаузы стояли плечом к плечу. Величественные и неизбежные, как вечный ландшафт, прислонялись они друг к другу по берегам всего Богена. Серая королевская крепость казалась великаном, улегшимся здесь до конца времен. Великан зорко следил за жизнью города. Неподвижный сородич самих гор.

Они еще не успели толком пришвартоваться, как их уже окружили лодки.

Бойкие и веселые бергенки предлагали им свои крендельки и плюшки. Под веселые крики торговкам помогли подняться на борт. Они крепко держали свои корзины. И казалось, скорее позволят бросить себя за борт, чем отдадут задаром хотя бы одну плюшку. Удачно распродав товар, они улыбались во весь рот под сдвинутыми на глаза платками и чепцами. Торговлю скрепили плюшками, отданными сверх платы, и вполне безобидным флиртом.

Через поручни перешагнула молодая девица. В яркосинем шелковом чепце, украшенном пурпурным петушиным пером, и светло-зеленом бумазейном платье. Элегантным бергенкам было бы за нее стыдно.

Дина вздрогнула при этом зрелище. Улыбаясь, она обменялась взглядом с Андерсом, который удостоился доверия и крендельков этой разодетой девицы.

Солнце сверкало, точно новенькая монета. Матросы надели белые рубашки. Причесали смоченные водой волосы и застыли без шапок в ожидании торжественной минуты.

Впереди у них был праздник.

Дина надела широкополую шляпу и зеленый дорожный костюм. Ради такого случая она заколола волосы в пучок. Время от времени непослушные пряди выбивались из-под полей шляпы.

Андерс подтрунивал над ее парадным костюмом и над прической.

– Вот теперь ты настоящая капитанская вдова, Дина! – с восхищением сказал он, когда она вышла на палубу. – Ты наверняка поднимешь в цене нашу рыбу!

Она глянула на него сияющими глазами и проплыла по трапу через соседнюю шхуну. Но когда они уже шли по набережной вдоль причалов, она крепко держала его под руку.

Их встречали незнакомые запахи. Если так пахло море, то запах у него здесь был совсем другой, чем в Рейнснесе. К нему примешивался гнилой, тошнотворный дух сточных канав, просмоленных судов и рыбы. Лавки на набережной ломились от всевозможных товаров. И все это пронзительно пахло городом.

Перед мастерской, в которой, по-видимому, продавали и чинили повозки, под яркими лучами солнца стоял аккуратно одетый господин. Он опирался на зонтик и сердито разговаривал с хозяином. Господин гневно показывал на лошадь, которая была выпряжена из повозки и ела из мешка сено. Он обвинял мастера в том, что тот продал ему никудышные хомутные затычки.

Дина потянула Андерса за руку и остановилась, внимательно слушая перебранку. Хозяин стоял на своем. Но он был не такой искусный спорщик, как господин.

Неожиданно Дина подошла к ним.

– Хомутные затычки нужно делать из ивы, – вмешалась она.

Мужчины как по команде повернули головы и уставились на нее. Обиженный господин был так поражен, что забыл, о чем говорил с хозяином.

Хозяин же, напротив, кашлянул, поклонился и сказал, что Дина совершенно права.

– Ива гибкая, – сказала Дина.

Она подошла поближе и внимательно осмотрела хомутную затычку.

Мужчины не спускали с нее глаз. Они так ни до чего и не договорились. Их спор увял на солнце.

– Эта затычка сломана, вот тут сучок. – Дина выковырнула обломки и отдала хозяину.

Тот подхватил их черной, просмоленной рукой. Дина кивнула и, не оглядываясь, пошла к Андерсу.

Ее провожало молчание.

Трактиров в городе было видимо-невидимо. Гостиниц и постоялых дворов тоже.

Один сторож ходил и кричал, что знает, где лучше всего остановиться. Взмахнув рукой, он низким голосом называл сразу несколько гостиниц. Было видно, что ему за это заплатили.

Рыбный рынок напоминал муравейник. Дух тут стоял куда более тяжелый, чем весной в хлеву. Торговки громко выкрикивали свою цену. Звонкие голоса, красные лица. Высокие груди, несмотря на жару, были крест-накрест перевязаны шерстяными шалями.

Здесь сословные различия бросались в глаза сильнее, чем дома в церкви. Яркие платья торговок и поденщиц брали верх надо всем. Кое-где проплывали белые кружевные платья под широкополыми соломенными шляпами, украшенными лентами, розетками и бантами. Стук каблучков смешивался с грубым стуком деревянных башмаков или мягким шарканьем меховой обуви.

Кто-то без конца повторял, что нужно к ужину купить копченого лосося и морских языков.

Они вышли к бульварам с богатыми особняками, к которым вели широкие подъезды и подстриженные живые изгороди.

Дина все время была чем-то недовольна. Андерс не мог понять, в чем дело, но почему-то смущался, если кто-нибудь в это время проходил мимо.

Неожиданно Дина стала рассказывать, как они с Иаковом жили в одной из лучших гостиниц.

Они развлекались тем, что все время к чему-нибудь придирались. То к умывальнику, который был не больше обыкновенной миски. То к отсутствию сливочника – сливки в кофе приходилось наливать ложкой.

О рюмках для яиц хозяин и не слыхивал.

По их вежливым, но высокомерным жалобам все в гостинице решили, что они англичане.

Этого Иаков стерпеть не мог, он высказал в буфетной все, что об этом думает, и объяснил, кто он и откуда.

Прислуга в гостинице сразу изменила к ним отношение. Наутро сливки к кофе им подали в сливочнике.

Пока Дина рассказывала эту историю, рядом остановился экипаж и кучер предложил им свои услуги. Дина покачала головой. Андерс поблагодарил и отказался.

Они поднимались вверх по крутым улочкам, которые становились все уже. Дина натерла ноги, они нашли скамейку под деревом и сели. Перед ними расстилался весь город. Андерс объяснял и показывал. Там – Бергенсхюс, крепость с королевским дворцом и башней. Боген со всеми судами и перекинутыми между ними трапами. Часть судов стояла на якоре на рейде. Несколько пароходов, выбрасывая клубы черного дыма, скользили на фоне светлого неба. Какая-то шхуна подошла с зарифленными парусами и заняла свободное место.

Дина и Андерс начали медленно спускаться, нашли извозчика и доехали до причалов. Они торопились, так как были приглашены к купцу. Пренебречь приглашением было бы неучтиво.

– Надо соблюдать приличия, – напомнил Андерс.

На пристани он показал Дине шхуны из Хьеррингёйя, Хусбю, Грётёйя. Сразу за причалами стояла церковь, ее зубчатый профиль с двумя шпилями на башнях вырисовывался на фоне неба.

– Церковь Девы Марии, – сказал он.

Их взгляды встретились. Словно они впервые увидели друг друга.

– Никогда раньше ни с кем никуда не ездил! – смутился он.

– Ты хочешь сказать, что никогда не ездил с женщиной?

– Да. Это совсем другое дело.

– Почему же?

– Ты видишь то, чему я раньше не придавал значения. Спрашиваешь о вещах, о которых я ничего не знаю.

– Удивительный ты человек, – вдруг решительно сказала Дина. – Нильсу повезло, что у него был такой брат.

Торговцы и владельцы постоялых дворов были посредниками между бергенскими купцами и фрахтовщиками. И хотя цены в Бергене редко совершали драматические взлеты или падения, всегда возникало некоторое напряжение, когда решался вопрос, с какими новостями гости вернутся домой. Фрахтователям было хорошо – они были избавлены от необходимости торговаться. Нередко случалось, что рыбаков надували.

Купцы же и владельцы шхун, напротив, давно постигли все хитрости. У них было достаточно времени и опыта, чтобы дождаться наиболее выгодного предложения. И они знали, с кем из бергенских купцов выгодно иметь дело.

Гостей угощали в конторе купца кашей с сиропом. Предложили всем пенковые трубки. Разговор шел о пустяках.

У купца был большой живот и одним подбородком больше того, чем его снабдил Господь. Его имя часто упоминалось в Рейнснесе. Господин Раш! Дина много лет подряд вела счет его цифрам.

В прошлый раз господина Раша сопровождала величественная пышногрудая жена. Купец сказал, что она умерла от какой-то непонятной болезни. Бедная женщина вся высохла и сморщилась, как забытое яблоко. Говорили, будто у нее в семье были душевнобольные. Но купец отрицал эти слухи и утверждал, что они пущены по злобе. Сам он считал, что у жены было что-то с желчным пузырем. Так или иначе, он вдовеет уже четвертый год. У жены были богатые родственники в Хардангере, которые оставили ей большое состояние. Но в Бергене все сильно преувеличивают размеры наследства.

Дина, Антон и Андерс ничего о наследстве не слыхали. Они жадно ловили все слухи, которые ходили о несчастном вдовце.

В этом мире не осталось ничего святого. Никому нет дела до человеческих страданий. Жалкие времена.

Лицо у господина Раша побагровело после длинного монолога. Второй подбородок грустно покачивался на манишке из стороны в сторону. Туда. Сюда.

Дина не могла оторвать от него взгляд. Господин Раш ей даже нравился.

Он со своей стороны вспомнил молодую Дину Грёнэльв.

– Таких женщин не забывают! – прохрипел он и игриво посмотрел на нее.

Постепенно Андерса, Антона и Дину отделили от остальных гостей и пригласили в «личные покои», как сказал господин Раш.

Андерс не ошибся: на столе тотчас появился пунш. Купец приказал подать Дине мадеру, но она отказалась. Она предпочитает стакан пунша и трубку.

Господин Раш был поражен, но отнесся добродушно к Дининой прихоти. Он сам набил ей трубку и рассказал об одной датской дворянке, которую знал в молодости. Она тоже курила трубку и носила мужские шляпы.

– Я не хочу вас сравнивать, – весело кивнул он Дине, – но, наверное, у вас на севере трудно заказать приличную шляпу?

– Нисколько! Мы заказываем по рисункам через нашего посредника в Бремене. Шляпы и кафель мы получаем из Бремена, книги и ноты – из Гамбурга. Картины – из Парижа. У матушки Карен очень строгий вкус. – Дина улыбнулась.

Андерс забеспокоился и предостерегающе посмотрел на нее. Но она почти вплотную подошла к господину Рашу и доверительно взяла его под руку.

Через минуту он уже растерянно улыбался и зажигал ей трубку. Потом пригласил их в гостиную, где они могли бы обсудить «дела земные», как он выразился.

Дина внимательно следила за тем, как Андерс договаривается о цене и размере сделки. Он рассказывал о качестве и количестве привезенной рыбы, икры, кожи и пуха.

Но в разговор она не вступала.

Глаза у Андерса были такие честные, что могли повергнуть в сомнение любого торговца. Однако было видно, что эти двое не первый раз имеют дело друг с другом. Лицо Андерса сияло как луна, когда он называл свою цену. Если ему в ответ предлагали слишком низкую цену, он с честным видом качал головой. Он держался почтительно, словно беседовал с пастором. И твердо, как на судне, когда отдавал приказы, от которых зависела их жизнь.

Господин Раш многозначительно вздыхал и твердил, что надо договориться о средней цене. Это был обычный ритуал. Он повторялся каждый год. Так велось издавна. Наконец господин Раш ударил Андерса по плечу, поклонился Дине и добродушно заметил:

– Когда мы произведем расчет, может статься, что из нас двоих богаче окажется фру Дина Грёнэльв из Рейнснеса.

– Мы заключаем торговую сделку, а не считаем капитал друг друга, – напомнила ему Дина.

Андерс снова забеспокоился.

– Богатство – вещь сложная. Оно, как и любовь, – случайный дар, – добавила Дина, пристально глядя на господина Раша.

Он отвел взгляд. Растерялся. Ему было непривычно вести дела с женщиной. Что-то его смущало. Эту вдову из Нурланда не разберешь. У него было неприятное чувство, будто она смеется над ним. Но уличить ее в этом он не мог. Однако сделка была выгодная. Особенно это касалось сушеной рыбы. Как и предсказывал Андерс.

Швейную машину для Стине они приобрели с приличной скидкой благодаря связям господина Раша.

В благодарность они преподнесли ему бочонок пареной морошки. В придачу, как сказал Андерс.

Пока судно разгружали и загружали снова, Дина одна бродила по городу.

Ей захотелось взглянуть на больницу для прокаженных, о которой много рассказывала матушка Карен.

Она трижды прошла мимо ворот. Словно преодолевая самое себя. Чтобы рассказать матушке Карен, что она исполнила свое обещание – вознесла Господу молитву за больных людей. Хотя молитвы и не получилось.

Я Дина. В Книге Ертрюд написано, что Иов удивлялся, почему Господь так строг к людям, жизнь которых столь коротка и полна невзгод. Иов много страдал. Он не понимал, почему Господь наказывает правоверных и оставляет без наказания безбожников. Иов потратил много времени и сил, пытаясь понять свою судьбу. Здесь же больные с их язвами ходят среди четырех стен. И не требуют к себе такого внимания, какого требовал Иов.

Перед дверью каждого дома в Бергене стояла бочка с водой. Наконец Дина спросила у хозяйки одной лавки, что означает этот обычай.

Хозяйка ответила, что это из-за пожара, который случился весной. В городе все очень боятся пожаров.

– Сразу видно, что вы не из Бергена, – сказала хозяйка.

Дина улыбнулась. Нет, она не из Бергена.

Но ведь только ребенок может думать, будто бочка воды спасет его, если вспыхнет пожар.

Хозяйка поджала губы, но промолчала.

Дина купила тесьму, кружева, пуговицы и вообще все, что значилось в списке, который ей дала Стине.

Потом она взяла извозчика и проехала мимо пожарища. Тридцатого мая в городе сгорело сто двадцать домов. Зрелище было страшное, но захватывающее.

Живой, шумный город пульсировал вокруг сгоревших домов, которые напоминали язвы прокаженного. На пожарище бродили нищие, они искали драгоценности. Оборванные, они время от времени наклонялись к земле и палками ворошили груды углей. Иногда они распрямлялись и что-то прятали в свои узелки.

– Сколько здесь бедных и нищих, не считая прокаженных! – сказала Дина Андерсу, когда они вечером встретились в своей каюте. – И шлюх! – прибавила она. – Они так и вешаются на мужчин, которые сходят на берег, или сами поднимаются на корабли.

– Трудная работа. На ней не разбогатеешь, – заметил Андерс.

– Иова Бог избавил хотя бы от этого! – сказала Дина.

Андерс внимательно поглядел на нее.

Она рассказала ему о своей молитве перед больницей для прокаженных и о прогулке на пожарище.

– Тебе не следовало гулять по пожарищу. Это опасно, – сказал он.

– Для кого опасно?

– Для одинокой женщины.

– А для мужчины?

– И для мужчины тоже, – спокойно сказал он.

– Кто они, эти мужчины?

– Какие мужчины?

– Те, что ходят к шлюхам.

Андерс застенчиво покрутил головой.

– Наверное, это те, которые по той или иной причине не смогли получить то, что им нужно, – медленно ответил он. Словно раньше ему это не приходило в голову.

– Ты считаешь, что мужчина, у которого нет одной женщины, предпочитает многих?

– Да, – смущенно пробормотал он.

– А вообще? Что нужно мужчине?

Андерс почесал в затылке и подергал себя за волосы.

– Кому что, – ответил он наконец.

– Ну а тебе?

Он посмотрел на нее. Так же как смотрел на господина Раша. Чистыми и честными глазами.

– Мне ничего не нужно! – спокойно сказал он.

– Никогда?

Под ее взглядом он медленно покраснел:

– Чего ты добиваешься?

– Не знаю, Андерс. Наверное, хочу понять, что собой представляют мужчины… О чем они думают…

Он промолчал. Но не спускал с нее глаз.

– А ты ходишь к шлюхам?

Вопрос опалил ему лицо. Но он принял его.

– Случается, – не сразу ответил он.

– Ну и как это?

– Хвастать нечем, – тихо сказал он. – Видно, я не так устроен, – еще тише прибавил он.

Антон постучал в дверь каюты, ему надо было поговорить с Андерсом. По крыше барабанил дождь. Дине хотелось задать еще один вопрос.

Погрузка шла полным ходом, и цены на вяленую рыбу были выше, чем за все последние годы. Большая часть пошла высшим сортом, качество было отменное.

Люди были довольны и вернулись на шхуну, оживленно беседуя. В последнюю ночь Дина, Андерс и Антон тоже ночевали на судне. Вообще-то, находясь в Бергене, они снимали комнаты в гостинице. Только для того, чтобы лучше ощутить, что они в городе, как сказал Андерс.

Здесь, на судне, шум города воспринимался иначе. К нему примешивался плеск весел и поскрипывание спящих судов. Он проникал и в кровь. И тайной лихорадкой точил душу, заставляя мечтать о Богене.

Глава 9

Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя.

Псалтирь, 120:1

Они шли на север при попутном ветре. Море было тихое. Гордость шхуны, кормчий, стоял у штурвала при полном параде и важно смотрел вдаль. На флагштоке, точно выглаженная скатерть, обращенная на северо-запад, красовался Даннеброг.

Когда они миновали Страндландет, Дина преподнесла им сюрприз. Она собирается зайти в Трондхейм. Андерс с Антоном стояли на корме, когда она объявила им о своем решении.

– В Трондхейм? – не веря своим ушам, повторил Антон, с удивлением глядя на Дину. – А что мы там забыли?

Дина сказала, что у нее там дела. Кроме того, ей хочется посмотреть собор. Вот она и решила.

Антон и Андерс заговорили разом, перебивая друг друга. Антон горячился и говорил все громче. Андерс говорил тихо и проникновенно. Понимает ли она, какой опасности их подвергает? Заходить в этот окаянный длинный Трондхеймсфьорд, когда все остальные при попутном ветре пойдут домой? Болтаться в этой мертвой заводи почти без надежды выбраться оттуда? Ясно ли ей, что на это уйдет самое малое десять дней?

– И это в конце августа! – сказал Андерс.

– Дней я не считала. Но это не важно. Придем домой позже!

Всю веселость с Антона как ветром сдуло. Он помрачнел. Еще немного – и ураган был бы неминуем.

Андерс отнесся ко всему спокойнее. Ему случалось видеть, как Дина ломала ветки почище, чем Антон.

– Мы идем в Трондхейм! – спокойно повторила Дина, подобрала юбки и спустилась в каюту.

Всю ночь Антон нес вахту, кипя от ярости. Он был настолько зол, что не хотел идти спать, когда Андерс пришел сменить его.

– Нечего из-за этого терять рассудок! – сухо сказал Андерс.

– Кой черт тебя дернул взять с собой эту бабу? – крикнул Антон, стараясь перекричать ветер.

Он стоял без шапки, в темно-синей тужурке, которую купил себе в Бергене. Медные пуговицы слепили глаза, когда на них падало солнце. Воротник был поднят, плечи подбиты ватой и широки, как амбарная дверь.

– Не забывай, что Дине принадлежим и мы, и шхуна! – сказал Андерс и схватил штурвал.

Проклятия шипели на губах Антона, как вода на горячей плите. Но он все-таки пошел спать, и от его храпа в ужасе сотрясался весь кубрик.

Первая новость, какую они узнали по прибытии в Трондхейм, было сообщение о том, что русская морская база Бомарсунд на Аландских островах подверглась нападению английских и французских кораблей.

Говорили, будто финны были лояльны по отношению к русским. Они, как разъяренные звери, отстаивали интересы русских и свои собственные. Люди сведущие считали, что король склонен втянуть в эту войну Швецию и Норвегию.

Андерса особенно интересовали финны. У него у самого в жилах текла финская кровь. Он считал, что финны поддерживают русских не из симпатии, а потому, что западный флот опустошает финские земли и захватывает финские суда.

– Ясное дело, человек будет защищаться, если у него на крыльце разведут костер, – сердито сказал он.

Дина не могла взять в толк, зачем англичанам и французам понадобилось стрелять в Балтийском море.

Постепенно Антон перестал злиться, и с ним уже можно было разговаривать. Но он не хотел углубляться в этот вопрос. Сказал, что говорит лишь о том, в чем разбирается. Женщинам и морякам нечего лезть в политику. Надо побыстрее заканчивать дела и идти домой.

– Я помню, Лео говорил, – задумчиво сказала Дина, не обращая внимания на слова Антона, – что французы и англичане поддерживают турок в этой бесконечной русско-турецкой войне и что она опасна для всего мира. Еще он сказал, что финны никогда не будут выступать на той стороне, которую поддерживает Швеция. И что король глуп, если не понимает этого. Впрочем, и царь Николай тоже пороха не изобрел. И вообще, эта война началась из-за запутанного спора между двумя монахами. Православным и католиком.

– О чем же они спорили? – спросил Андерс.

– О том, кому принадлежат святыни в иудейской земле, – засмеялась Дина.

– А какое отношение это имеет к войне? – раздраженно спросил Антон.

– Святость всегда так или иначе связана с войной, – спокойно ответила Дина. – Библия. Христос. Дева Мария. Святыни у иудеев…

Она вдруг согнулась пополам, словно ее ударили в живот.

– Тебе плохо? – испугался Андерс.

– Да нет! – отмахнулась она. – Но как они смогли впутать в свой спор короля и царя? – Она распрямилась. – Как думаешь, откуда Лео мог знать, кто начал войну? – Дина повернулась к Андерсу.

– Много ездит. Слышал где-нибудь.

Дина ушла. Война подступила к ним ближе, чем им хотелось бы.

В давние времена король отвел в Трондхейме большой участок земли между Конгенсгатен и Эрлинг-Скаккельсгатен под то, чтобы собрать в одном месте всех, кого судьба раскидала по дорогам и задворкам жизни.

И собрались там прокаженные, нищие, сумасшедшие, преступники, старые и безродные. Добрые граждане Трондхейма завещали приюту свои состояния и заботились о том, чтобы поддерживать сносные условия жизни для этого несчастного люда.

Приют представлял собой большой комплекс каменных и деревянных зданий. В них и находили прибежище человеческие отбросы со всеми их страданиям. Выглядело все в высшей степени пристойно. Снаружи.

Дина нашла «Вахту», выходившую фасадом на Воллгатен. С открытой аркадой и внушительными каменными стенами. «Вахту» от «Каторги» отделяла просторная площадка. Но стены были высоки, и ворота охранялись.

Дина объяснила, что ей нужно, и ее пропустили внутрь. Здесь был особый мир. Скрытый от людей. Тех, кто никогда не попадет сюда.

Деревянные, обшитые тесом дома в два этажа. Кое-где между ними попадались и каменные строения. Красные черепичные крыши соединяли дома своеобразной общей судьбой.

«Острог», или «Каторга», как ее здесь называли, представлял собой большое двухэтажное здание с ампирными наличниками на окнах и дверях.

Дина вошла в овальный зал на первом этаже. Из соседних помещений доносился многоголосый гул. Дина судорожно глотнула воздух, словно чего-то ждала или опасалась. Первый, кого она увидела помимо стражи, был высокий человек, который рылся в ящике с тряпьем. Все время он показывал на стену и вслух спорил с самим собой, идти или не идти ему в город. Он задавал себе вопросы и сам же отвечал на них другим голосом. Словно исполнял две разные роли. Один голос был гневный и грубый, другой – тихий и жалобный. Время от времени он наносил удары кому-то невидимому и приговаривал: «Так тебе! Так тебе!»

Голова его была гладко выбрита, точно у завшивленного. Но серые, запавшие щеки покрывала щетина.

Дина остановилась. Ее охватило предчувствие беды. Она вся напряглась, будто хотела приготовиться к тому, что произойдет, когда этот человек увидит ее. Однако все обошлось. Вернулся страж и сказал, что управляющий приютом собирается уходить, но по пути может здесь поговорить с ней. Он придет через минуту. Это был явный отказ. Управляющий не знал, кто такая Дина Грёнэльв. И очевидно, не обратил внимания на то, что ее интересует, когда они ждут сюда Лео Жуковского.

В ожидании управляющего Дина расспрашивала стража про «Каторгу». Страж охотно отвечал ей. На первом этаже находятся рабочие помещения, столовая и комната для молитвы. Вон там. А вообще арестанты помещаются на втором этаже. Несколько камер здесь совершенно темные.

– В «Шахте», например, темно как в могиле! – Страж улыбнулся, обнажив редкие зубы, улыбка у него была веселая и добрая. – Камеры, они и есть камеры, – сказал он. – Но печка есть в каждой. Как же без печки!

Сверху долетали разные звуки. Кто-то царапался и скребся, стучал, слышались громкие сердитые голоса.

– Чего тут порой не услышишь! – усмехнулся страж.

Несчастный, рывшийся в ящике, как будто не замечал их. Страж проследил за взглядом Дины:

– Бендик сегодня чудит. Но он неопасный.

– А почему его здесь держат?

– Да он дурачок! Но безвредный. Говорят, с ним в Нурланде приключилась беда. Какая-то женщина по его вине обварилась насмерть. Вот он и помешался. Но у нас он даже кошку ни разу не обидел. Всегда занят чем-то своим. Он не похож на тех, что сидят в «Шахте». С теми не дай бог остаться один на один!

Дина что-то искала в своей сумочке. Черная глубокая сумочка казалась бездонной, как топь.

– Видать, у вас важное дело, если вы приехали в такое место. Да еще из самого Нурланда!

Дина выпрямилась. Она объяснила, что возвращается на своей шхуне из Бергена. Так что заехать по пути в Трондхейм для нее не составляло труда.

– У госпожи своя шхуна? – восхищенно проговорил страж, с уважением глядя на Дину. А вот он знал одну госпожу, у которой был свой колесный пароход! Страж искоса вопросительно глянул на Дину. Она не проявила к его словам никакого интереса, и тогда он добавил: – Она была самая богатая вдова в городе!

Дина оглядывалась по сторонам, давая понять, что не намерена поддерживать беседу о богатых вдовах и их пароходах. Она спросила сухо:

– А каковы ваши обязанности?

– Следить, чтобы никто не вышел наружу! – быстро ответил он.

– А в чем они провинились? Те, что сидят тут?

– Они-то? Да это все убийцы, поджигатели, умалишенные и воры, – проговорил он словно заученный псалом.

– Откуда они все?

– Из города, из окрестностей. А впрочем, отовсюду.

В это время несчастный Бендик подошел к ним, таща за собой свое тряпье.

Все случилось в одно мгновение. Прежде чем страж успел вмешаться, Бендик схватил Дину за руку и испуганно уставился на нее. Страж оттащил его назад. Великан протянул к Дине руки. В его глазах плыли серые тучи. В их глубине было отражение Дины.

На нее вдруг что-то нашло. Она подняла руку в перчатке и положила на плечо несчастного. Он заморгал, словно увидел что-то очень важное. Лицо его просветлело, он улыбнулся ей беззубой улыбкой. Его спина согнулась от тяжелой ноши, которую он покорно нес все эти годы.

– Ты… Ты пришла наконец… – пробормотал он и снова схватил ее за руку. Быстро, как молния.

Страж оттащил его и что-то строго сказал ему.

Дина не шелохнулась. Зубы у нее были стиснуты, лицо побелело. Она освободилась от рук сумасшедшего, но не могла освободиться от его взгляда.

Страж вытащил несчастного во двор тюрьмы.

Я Дина. Я вижу печь с кипящим чаном на ней. Вокруг меня пар! Поэтому я и вспотела. С меня все время сходит кожа. Я моюсь, и от меня ничего не остается. А Ертрюд все кричит и кричит.

Управляющий приютом появился неожиданно и будто ниоткуда. Просто вдруг возник из воздуха. С достоинством подошел к Дине и протянул ей руку.

Это был высокий худой человек со строгой бородкой, словно приклеенной к лицу.

Ни намека на приветливость или улыбку. Сухое, корректное рукопожатие, сухие, корректные манеры.

Густые черные волосы были гладко причесаны. Казалось, его главной заботой были волосы и борода.

Он кивнул Дине и, как только отпустил ее руку, снова переложил трость из левой руки в правую. Чем он может служить? Его взгляд унес последние хлопья пара. Голос был спокойный и низкий.

Из серых глаз Дины выплеснулась неприязнь. Он ничего не сделал. Только спас ее от пара.

Дина изложила свое дело. Пакет, содержавший книгу Пушкина и письмо к Лео, был запечатан заранее. Но она не сразу достала его.

Управляющий слишком поспешно выразил свое удивление. Он не знал, что у них транспортировал узников человек по имени Лео Жуковский. Никогда о таком не слышал. За его бытность на этом посту узников транспортировали два раза. Но чтобы их транспортировал русский? Нет.

Дина не обратила внимания на его ответ и спросила, давно ли он управляет этим местом.

– Три месяца, – невозмутимо ответил он.

– Не очень давно.

Управляющий кашлянул, словно его обвинили в мошенничестве.

– В Лео Жуковском трудно узнать русского, – сказала Дина. – Он говорит по-норвежски.

Ее голос инеем выпал на стены.

Я Дина. Как шумят за окном березы! Они ветками сжимают мою голову, я не могу думать. Бьют церковные колокола. Я считаю двери в этой комнате. Но число исчезает в звуках и голосах, доносящихся сверху, из камер. Управляющий этим сумасшедшим домом, полно, да человек ли он? Почему он не желает говорить о Лео?

Управляющий сказал, что ей надо справиться в тюрьме, у начальника «Каторги». Если она хочет, он может проводить ее туда.

Это близко. Но все-таки лучше, если он проводит ее через двор и проведет через ворота.

Дина последовала за ним. Бессильно шла через тяжелые ворота и мрачные двери. Мимо стражей с пустыми глазами. Она так ничего и не узнала о Лео. Здесь никто не знал русского по имени Лео Жуковский, который говорил по-норвежски и сопровождал узника то ли в Вардёхюс, то ли оттуда.

Когда они снова вернулись в овальное помещение, Дина достала пакет. Вложила его в вялую руку управляющего, ему оставалось только взять его.

Она смотрела на управляющего так, словно он был обычным работником в Рейнснесе. Распорядилась коротко и ясно. Отказаться, не обидев даму, он не мог.

– Когда господин Лео Жуковский приедет, передайте ему этот пакет. Как видите, он запечатан сургучом.

Управляющий покачал головой, но пальцы его сжали пакет, чтобы он не упал на пол. Дина поправила шляпу, взбила буфы на рукавах. Натянула получше правую перчатку и поблагодарила управляющего. Потом попрощалась и пошла к выходу.

Извозчик поехал мимо большого дома крестообразной формы, с высокими окнами и тяжелой черепичной крышей. Портал над входной дверью выглядел величественно. Да и сама центральная часть дома была трехэтажная, с большим полукруглым окном наверху.

Дина наклонилась и спросила у кучера, что это за дом.

– Тройка. Лечебница для умалишенных, – вяло ответил он.

– А почему она называется Тронка?

– Говорят, когда-то перед входом стояла кружка для пожертвований. А кружка для пожертвований по-французски – тронк.

Кучер немного оживился.

– Зачем лечебнице для умалишенных французская кружка для пожертвований?

– Люди любят красивые слова. Родные слова их уже не устраивают. А внутри-то там все равно дурачки да всякая шваль, хоть и название французское.

Кучер прикрикнул на лошадь, которая почти не двигалась. Поднимался ветер. Кучер дважды обернулся, потому что его пассажирка вдруг замолчала. Она сидела вся сжавшись и раскачивалась из стороны в сторону.

Через некоторое время он остановил лошадь и спросил Дину, как она себя чувствует.