Текст книги "Человек без прошлого"

– А, какая с того выгода у пришельцев?!

– Как, какая?! У испанцев с ними союз! Да и прибылью делятся, наверняка!

– Тьфу, глупость! Дружище Ларс, вот ты старше меня, а веришь во всякую несуразицу!

– А я и не верю! То не я, то люди болтают!

– А ты их слушай поменьше! Дай лучше посмотреть!

Георг взял из рук Ларса зажигалку, чиркнул колёсиком и уставился на мерно качающийся, на кончике фитиля, оранжевый огонёк.

– Так где такое чудо можно ещё приобрести? – спросил он приятеля, не отрывая взгляд от огненного язычка.

– На Ратушный рынок можешь не ходить, в пустую потеряешь время. Если хочешь приобрести такую вещь, то не поленись заглянуть в Нойштадт. Там, в самом конце Ремесленного переулка, в аккурат у нового вала, и находится лавка старого Гауфберга. Но учти, что стоит это чудо очень дорого. Дешевле чем за десять талеров он тебе её не продаст. Старик ещё тот скряга и скупердяй!

4

Гамбург являлся родным городом отца Георга Хартманна. Сам же Георг родился далеко от вольного города. Он появился на свет под Москвой, на берегах небольшой реки Яузы, в Немецкой Слободе. И был он сыном успешного ткацкого ремесленника Хантца Хартманна, в поисках лучшей доли прибывшего в Русское царство по приглашению московского царя на поселение и простой русской дворовой крестьянки⁹ по имени Меланья. Его отец за довольно короткое время утвердился на новом месте, развернул ткацкое дело и уже через двадцать лет, проведенных на чужбине, он владел фабрикой с двумя дюжинами ткацких станков, производивших большое количество сукна высочайшего качества. Ткань же он поставлял по государеву заказу в Рейтарский приказ и имел от этого неплохой доход. Хартманн-старший был не только вхож в государевы палаты, но и очень ценим царем Алексеем Михайловичем.

Свою мать Георг не помнил. По словам отца, она умерла, когда ему не было и года. С раннего детства из-за постоянной занятости родителя его основным воспитанием занимался дядька Фрол, приписной крестьянин¹⁰, приставленный приглядывать за дворовым хозяйством отца. Старик, несмотря на своё простое и подневольное происхождение, был неплохо образован и умён. Где крепостной мог получить такое образование никто не ведал, сам же Фрол об этом рассказывать не любил, а Хантц и не любопытствовал, ему было достаточно того, что этот крестьянин и за хозяйством умело следил, да и за сыном толково присматривал. Маленькому немчику, как за глаза называл своего воспитанника дядька Фрол, не запрещалось водить дружбу с детьми дворовых крестьян и маленький Георг этим активно пользовался. Он как губка впитывал в себя всё, чему учила русская московская подворотня. Мальчик был в весьма любознательным, разносторонним, но и в меру задиристым ребенком.

Орлик же в их доме появился случайно. Его привёз Хантц Хартманн во время очередной поездки по своим ткацким делам на рынок, что находился на территории Китай-города. Там он и приметил полуголодного, облачённого в убогое рваньё, мальчугана, выпрашивающего еду у всего честного люда. При этом, откуда он, толком сказать не мог, лишь твердил одно, как заведённый:

– Орликом меня кличут, дядечка, Орликом…

Хартманн-старший пожалел пацана. Быстро разобравшись, что мальчишка сирота, Хантц забрал его к себе и отдал на попечение всё тому же дядьке Фролу.

Георг и Орлик оказались сверстниками, при этом оба с неусидчивым нравом, с авантюрными чертами в по-детски взрывных характерах, что быстро сдружило их между собой. Вместе они гоняли местную шпану и устраивали различные, не всегда безобидные, шалости, неизменно приводившие к неизбежным, суровым и не очень, наказаниям, правда, Орлику, как батрацкому отрепью, всегда доставалось батогов¹¹ больше, чем Георгу, сыну ткацкого стряпчего рейтарского приказа. Вскоре Хартманн-старший, дабы приучить сына к порядку и послушанию отдал его, а за одно и Орлика, в приходскую лютеранскую школу. Он не стал экономить на обучении сиротского мальчишки, так как считал, что Орлик, будучи образованным, будет более полезен его сыну в качестве слуги, да и изучение арифметики и немецкого языка для паренька не было бы лишним. Правда Орлик, в отличии от Георга, не проявлял особого рвения в учёбе, за что ему частенько перепадало розгами от сурового настоятеля.

Едва Георг достиг совершеннолетия, как отец задумался о женитьбе сына. Он придирчиво стал подыскивать кандидатуру на роль невестки. Но, так как Хантц мечтал найти сыну кроткую лютеранку и обязательно из немецких девушек, то проходили месяцы и годы, а подходящей девушки всё не находилось. И оставаться бы бедному Георгу в холостяках ещё необозримо долго, если бы не один случай, перевернувший внутренний мир молодого человека с ног на голову.

Поздней осенью 1672 года или нового 7181 года от сотворения мира в Немецкую слободу из Гамбурга приехал дядя Ойген, младший брат отца Георга. Именно тогда он привез с собою одно письмо для Хантца от тётушки Альмы, их старшей сестры, вдовы мелкого лавочника Яна Зиверса. В письме говорилось о том, что тётушка Альма взяла на попечение дочь их общего друга детства, фройлен Урсулу. Родители её умерли года два назад от неизвестной падучей болезни, и девушка осталась одна. Затем тётушка расписывала её достоинства, ненавязчиво намекая на возможную помолвку Георга с этой кроткой и застенчивой девочкой. На Хантца Хартманна письмо произвело сильное впечатление, и он сразу же загорелся идеей отправить сына в Гамбург за невестой. Но, не только по этой причине, едва только стали отступать морозы, Георг, сопровождаемый Орликом, отправился в далекий Гамбург.

Дядя Ойген уже в первый вечер рассказал собравшейся в гостиной у камина чете Хартманн о поистине невероятных делах, творящихся по другую сторону большого океана, называемым европейцами Атлантическим. О далёкой Америке юный Георг уже слышал, и кое-что знал, но знаний этих было непростительно мало. А дядя с упоением принялся рассказывать о появлении там таинственных пришельцев из другого мира, прибывших туда по воле Господа Бога на кораблях, построенных не из корабельной древесины, как и положено, а из самого настоящего железа, идущих по морю без помощи парусов одинаково, как по ветру, так и против него. О чудесах ими творимых и чудесных вещах их руками деланных. Об артиллерии, такой мощной, что единственным выстрелом одной только пушки топит любое судно на умопомрачительных расстояниях. А самое главное чудо – это огромные корабли, умеющие ходить прямо по небосводу и не падать! В это было невозможно поверить, но дядя Ойген в подтверждении своих слов показал нечто, по его словам, им лично приобретенное у пришельцев, во время их пребывания с торговой миссией в Гамбурге. Это были небольшой складывающийся нож, имеющий в себе не только лезвие, но и всевозможные пилочки, ложечку и даже маленькие ножницы, а также две подзорные трубы, странной конструкции, скрепленные вместе в одно целое. Когда Георг, с разрешения дяди, посмотрел через них в приоткрытое окно то только аж ахнул от удивления, этот прибор со странным названием – бинокль, так сильно приближал панораму, что казалось протяни руку и тут же ухватишься за ветку одиноко стоящей далеко за оградой усадьбы старой берёзы.

Хантц, впечатлённый рассказами и чудесными вещицами, показанными его братом, в свою очередь, поведал о том, что совсем недавно он нечто подобное уже слышал в палатах у царя Алексея Михайловича на приёме новоиспечённых европейских послов. Но, присутствующие там же, думские бояре в пришельцев не поверили, посчитав всё это россказнями, и подняли иноземцев на смех. Послы же слова свои не смогли подкрепить ничем и, дабы избежать вынужденного конфуза, согласились с тем, что подобное может быть и неправдой, а люди, выдающие себя за пришельцев, попросту шарлатаны, дурящие честной народ. Позже Хантц попытался уговорить своего брата отправиться с ним к русскому царю и показать привезенные диковинки ему. Но Ойген отказался наотрез, справедливо полагая, что царь ему также может не поверить, как и иностранным послам и, как знать, может прибрать к своим рукам его удивительные вещицы. Как говорится, принять их в дар самолично. Кстати, именно из опасения, что при дворе царя всё же станет известно о нём и его «артефактах», возможно, и не без помощи самого Хантца, Ойген спешно покинул Москву и убыл, по его же словам, в Восточную Пруссию.

Тут-то Георгу и пришла в голову замечательная идея предложить отцу отправить его в Гамбург не только за невестой, но и с целью собрать побольше информации о пришельцах, об их чудных вещах. А там, чем Бог не шутит, может с ними удастся познакомиться и, если получится, даже пригласить посетить Москву. Тогда-то царь-батюшка точно поверит, если это и вправду не россказни и байки. Хантц долго раздумывать не стал и с энтузиазмом согласился.

В Гамбург, до которого добрались без особых приключений, через город Вильно и порт Мемеля за два с небольшим, месяца, они прибыли в самом начале мая. Не без труда нашли улицу Вдов, пересекающую предместье Крамерштубен почти пополам, на которой и располагался принадлежащий тётушке Альме дом с хозяйственной лавкой. Впрочем, поначалу тётушка отнеслась к прибывшим гостям излишне настороженно. Даже прочитав письмо от отца Георга, её родного брата, не сразу впустила дом, а только лишь после наводящих и проясняющих вопросов об отце и дяде. Правда, несколько позже она свою настороженность изменила на безоглядное доверие и полную доброжелательность. Георг же смог познакомиться с Урсулой, своей будущей невестой. Девушка, хотя и не была писанной красавицей, но была-таки недурна собою и сразу же запала в душу молодому человеку, но всё же не настолько, чтобы тот забыл о главной своей миссии: узнать, как можно больше, о пришельцах.

Он вместе с Орликом принялся помогать тётушке Альме и Урсуле в лавке, а в свободное время разгуливал по городу, захаживая в различные трактиры и доходные дома, посещая многолюдные торговые площади и припортовые таверны. Таким образом собирая всё больше новых рассказов о таинственных тринидадцах. Но, чем больше он слышал о них историй, тем невероятнее эти истории звучали. Георг, к своему сожалению, стал явственно осознавать, что многое услышанное им не более чем сказки и к реальности отношения, скорее всего, не имеет. В какое-то время он даже начал терять ко всему этому интерес, всё больше разочаровываясь, пока однажды не встретил Ларса Петера Кристенсена, который не просто снова подогрел его интерес к пришельцам, а зажёг с новой силой желание постичь неизведанное.

5

Совершив утомительную двухчасовую пешую прогулку из одного конца города до другого, Георг и Орлик всё же отыскали лавку старого Гауфберга. В дверях задерживаться не стали и, отперев её, вошли в довольно просторное помещение, разделённое массивным деревянным прилавком практически пополам. За прилавком пространство от пола до потолка занимали полки, заставленные разнообразным товаром. В стороне от полок, в правом углу, находился дверной проём, завешенный шторой, из которой на скрип закрывающийся входной двери вышел пожилой, приземистый человек в грязно-белой холщовой рубахе и в суконной жилетке серого цвета.

– Доброго дня! – сказал человек и расплылся в улыбке, – чем могу быть полезен?

– Добрый день, герр… – поздоровался Георг и спросил, – вы хозяин лавки?

– Да, я хозяин лавки, Клаус Гауфберг, прошу любить и жаловать! Но, хочу сразу вас предупредить, господа, что съестным я не торгую.

– Я Георг Хартманн, племянник фрау Альмы Зиверс, владелицы хозяйственной лавки на улице Вдов, что в предместье Крамерштубен, – сказал Георг и сразу же начал с главного, – рад с вами познакомиться, герр Клаус! Я слышал, что в вашей чудесной лавке есть товары из Нового Света.

– В моей лавке много разного товара, в том числе и из Нового Света! Смотря что вас интересует, – как можно доброжелательнее ответил старик и тут же принялся доставать из-под прилавка различные вещи, – вот табакерка с табаком с острова Эспаньола, отменный табак, скажу я вам! Лучшего табака нет ни в Саксонии, ни в Померании, ни даже в Мекленбурге! Туземные курительные трубки, божок дикарей из низовья Амазонки…

Хартманн выставил руки перед собой, давая понять лавочнику, что данные вещи ему не интересны и сказал:

– Я интересуюсь товарами, привезёнными исключительно с Тринидада!

Клаус Гауфберг, ни на секунду не останавливаясь, принялся убирать обратно с прилавка всё то, что успел уже выставить.

– Сожалею, но вы опоздали! Штучный товар, – сказал он, – всё скупили, ножи диковинные, зажигалки…, всё. Тринидадцы дорого очень берут за свой товар, много не возьмешь. И так в убыток торгую…

Георг огорченно вздохнул, извинился перед лавочником и, хлопнув Орлика, стоявшего подле него, по плечу, направился было к двери, как лавочник его окликнул:

– Подождите-ка, есть у меня кое-что. Для себя приберёг… ну, так и быть, для хороших людей не жалко! Я сейчас вынесу.

Лавочник пропал за дверной шторой, а через минуту появился и, с видом сытого кота, съевшего припрятанную хозяевами сметану, выставил перед посетителями оббитую и покрашенную в черный цвет кожу, прямоугольную коробку. Затем он открыл крышку коробки и достал вещь, похожую на сдвоенные подзорные трубы, в точности, как и вещь дяди Ойгена, только незначительно больше размерах.

– Это бинокль, – пояснил Клаус, – увеличивает лучше любой подзорной трубы!

– Я знаю! – с восторгом ответил Георг, заворожено глядя на вещь, – сколько вы хотите за него?

Лавочник замялся и ответил не сразу:

– Вещь редкая, сами понимаете. Прошу понять, и так торгую в убыток! Отдам за… – он протянул бинокль Георгу, дабы тот смог внимательнее рассмотреть потенциальную покупку, закатил глаза и задвигал желваками, что-то прикидывая в уме, – хм…, пожалуй, за шесть золотых марок отдам.

– За сколько?! – у Георга, аж дыхание перехватило от удивления. Он повернулся к Орлику и вопросительно на него посмотрел, – это сколько в талерах будет?!

Орлик, в ответ, лишь пожал плечами. Но своё слово опять-таки вставил Гауфберг:

– Это примерно 90 талеров! Хорошо, хорошо, вам отдам за 80!

Георг резким движением вытащил из камзола кисет с деньгами и, высыпав серебряные монеты на прилавок, быстро их пересчитал. Сумма его не порадовала. Не хватало 23 талера. Он снова посмотрел на Орлика, одним только взглядом недвусмысленно давая понять тому доселе простую мысль: надо делиться! Тот в ответ тяжко вздохнул и выудил из кармана потёртого камзола 8 монет.

– Орлик…– протяжно вопросил Георг.

Орлик, состряпав недовольную гримасу на лице, громко хмыкнул и вытащил из другого кармана ещё 5 монет.

– Орлик!!!

Недовольная гримаса последнего сменилась на обиженную. Орлик развел руками и извиняющимся тоном произнёс:

– Ну нет больше! Вот тебе истинный крест! – он тут-же перекрестился и, забавно присев, снова широко развёл руки в стороны.

– 70 талеров! – голосом, не терпящим возражений, выпалил Георг лавочнику.

Тот с минуту постоял неподвижно, понуро переводя свой взгляд, то на рассыпанные монеты, то на странных посетителей. Потом шумно вздохнул и заговорил:

– В убыток торгую, молодой человек. Эти тринидадцы, на пару с проклятыми папистами, всю торговлю под себя подминают! Скоро по миру пойдем, с протянутой рукой! – он немного помолчал, а потом махнул рукой и сказал, – а, забирайте! И помните щедрость старого лавочника Гауфберга!

Когда удовлетворённые покупатели, забрав драгоценную покупку, покинули лавку, Клаус с довольным видом, потер руки и, похлопывая себя по большому пивному животу, удовлетворенно произнёс:

– Господи Иисусе, да прости мне, слова мои каверзные, но на свете белом: чем больше простачков, тем тяжелее наши карманы от звонких монет!

В своё время он смог перекупить с пол дюжины таких биноклей, заплатив цену в две золотые марки весом за каждый. А сегодня, продав только один лишь экземпляр, смог выручить порядка 5 золотых марок весом, да ещё 10 талеров в довесок. Если так и дальше дело пойдет, то он приумножит своё состояние вдвое. Что не говори, а тринидадские диковинки приносили ему приличный доход, жаль только, что завозят их малыми партиями. А прохиндеев, желающих скупить выгодный товар оптом, хоть пруд пруди. Одно только старый лавочник Клаус Гауфберг не мог взять в толк, чем пришельцы из другого мира так насолили бонзам из Восточной компании¹²? Почему они, вместо того, чтобы налаживать с тринидадцами выгодную торговлю, вот уже какой месяц, усиленно распространяют о них нелицеприятные новости, одна другой нелепее. Впрочем, не его ума это дело. Пусть хоть перегрызутся между собой как бешенные псы. Главное, чтобы у него, несмотря ни на что, торговля только процветала.

6

Георг Хартманн, в отличии от погрустневшего, из-за безвременной утраты своего скромного капитала, Орлика, был очень доволен своим приобретением. Более того, он надеялся убедить тётушку Альму наладить отношения с поставщиками тринидадских товаров. А, если повезёт, выйти на самих тринидадцев и закупать у них товар под реализацию напрямую. Внутренний голос подсказывал ему, что если эти таинственные пришельцы уже побывали в Гамбурге, то вероятнее всего, посетят вольный город снова. И тут главное не сплоховать и оказаться в нужное время в нужном месте. Ну, а если в ближайшее время тринидадцы здесь так и не объявятся, то Георгу следует отыскать направляющееся в Новый Свет судно, благо, в Гамбургском порту купеческих кораблей, курсирующих из Америки в Европу и обратно хватает, и добраться до Тринидада самостоятельно. И чем чёрт не шутит? Может быть, ему удастся организовать доставку чудесных товаров в лавку тётушки Альмы прямо из города Форта-Росса, а заодно и представится возможность узреть воочию те самые легендарные железные корабли, о которых так много слухов бродит по миру. Ну и подробнее разузнать о самих пришельцах, кто они, да и откуда. А главное, каков он – их мир. А там можно будет и подумать, как наладить торговлю между ними и Московией.

За размышлениями Георг и не заметил, как они подошли к предместью Крамерштубен. Но, только лишь стоило им свернуть в переулок, выходящий на улицу Вдов, как их сзади вдруг окликнули, с едва слышным скандинавским акцентом:

– Эй, глубокоуважаемые герры! Куда мы так спешим?!

Георг и Орлик остановились и обернулись практически одновременно. Их нагоняла группа из пяти человек, мужчин в неброской одежде, выглядящих, как и подобает обычным бюргерам. Все, как на подбор, облаченные в серые колеты¹³, поверх бесцветных холщовых рубах и широкополых фетровых шляпах.

– Хотелось бы уточнить, как зовут добрых путников? – спросил мужчина, подошедший к Георгу первым.

Остальные же начали осторожно обступать их полукольцом. Хартманн сразу же почувствовал себя несколько неуютно. Впрочем, и Орлик тоже. Поднимающаяся из потаённых закоулков души нарастающая тревога не сулила им обоим ничего хорошего. Орлик, стоявший по правую руку от Георга, заметно подобрался и сжал ладони в кулаки.

– Чем обязаны? – спросил Георг, стараясь придать голосу уверенный тон.

Первым заговоривший с ним незнакомец, поджал нижнюю губу, причмокнул и протянул:

– Посмотрим, может быть и обязаны… – и снова переспросил, – так как ваши имена, дорогие герры?!

– Добропорядочные господа, как правило, представляются первыми, – парировал Георг, – так что не сочтите за труд, представьтесь.

Незнакомец хмыкнул и осмотрел своих приятелей, которые уже стояли по обе стороны от него, каждый в полуметре друг от друга. Те, как по команде, ощерились злыми ухмылками в ответ.

– Не ты-ли, добропочтенный, приходишься племянником фрау Зиверс, торговки с улицы Вдов? – с едва скрываемым ехидством спросил он, – и не ты-ли приехал к нам, в аккурат в день празднования воскресения Христова из далёкой страны московитов?

– Возможно и я-ли… – ответил Георг с не меньшей долей ехидства в голосе, – меня зовут Георг Хартманн. Так как-же вас зовут, господа? И какой-такой интерес привёл вас к нам?!

– Сугубо деловой интерес, герр Хартманн, сугубо деловой! Ничего личного, господа!

Дальнейшие события, вдруг сорвавшись с места, с каждым мигом, всё стремительнее набирая обороты. Двое, стоявшие возле Орлика, резво бросились вперед, сбивая того с ног. Георг, было, поддался в сторону, спеша к нему на помощь, но сильный удар под дых за секунду сложил его пополам. В следующее мгновение приложившийся в затылок увесистый кулак, разом выбил его из реальности, и он безвольным мешком свалился на утоптанную бесчисленным количеством копыт и укатанную колёсами всевозможных повозок и карет пыльную дорогу. Последующий удар, чем-то тяжёлым и жёстким, пришелся в переносицу. Из носа обильным потоком хлынула кровь. Где-то на грани угасающего сознания он почувствовал, как чьи-то руки подхватили его обмякшее тело, с силой оторвали от земли и бесцеремонно перевернули на спину. С треском отрывающихся деревянных пуговиц распахиваются полы камзола и чьи-то чужие руки спешно обшаривают его с головы до ног.

– Ну что там? – откуда-то со стороны, донесся чей-то нетерпеливый, срывающийся на крик, голос.

– Ах, чертово отрепье! Несчастное отродье дохлой кобылы! Нет у него ничего, даже монеты завалявшейся нету!

– В подкладке смотри, идиот, в подкладке! Да, повнимательнее ты!

– Посмотрел уже! Каждый дюйм ощупал! Пустой он! Нет ничего! Только это!

Откуда-то из далека, слух Георга уловил характерные звуки ударов по чему-то мягкому и остервенелый рёв, перемежающийся отборной бранью на богатом и могучем русском языке:

– Ироды, супостаты! Меня ломать! Черти окаянные! На! Получай, держиморда!

Возгласы Орлика, больше похожие на рык взбешенного зверя, выдернули Георга из забытья. Чужие руки в миг выпустили его камзол. Он же предпринял попытку сесть, но затылок откликнулся тупой болью, и юноша со стоном завалился обратно и чуть было снова не потерял сознание, если бы не долетевший до его ушей крик, произнесенный голосом Ларса Кристенсена, который и не дал сознанию погаснуть совсем:

– Что вы творите, разбойники проклятые!

– Уходим отсюда, быстро, быстро, идиоты! – прозвучал в ответ чей-то панический голос.

Возня как-то разом прекратилась, а шум недавней драки сменился быстро удаляющимся топотом и шарканьем множества ног.

С минуту неподвижно пролежав на земле, давая сознанию окончательно проясниться, Георг снова попытался сесть. На этот раз попытка увенчалась успехом, и он осторожно, дабы не пробудить утихшую боль, тряхнул головой, прогоняя остатки «тумана», и только потом огляделся вокруг. Со стороны предместья, размахивая увесистой рапирой, к ним на выручку спешил Ларс, а рядом стоял Орлик, шумно втягивая в себя воздух широко раскрытым ртом. Его и без того видавший виды камзол был местами разодран и пропитан дорожной пылью. Под левым глазом набирал силу свежий синяк, а костяшки пальцев были разбиты в кровь. Нападавших-же и след простыл. Будто и не было их совсем.

Георг был не в лучшем виде. С разбитого носа продолжала течь кровь, оба глаза медленно оплывали иссиня-черными отёками. Его камзол был не менее изодран и представлял удручающее зрелище. Он принялся себя ощупывать, а уже через мгновение его прошиб холодный пот накатившего ужаса. Бинокля, доставшегося ему дорогой ценой, не было!

– Кто эти люди и что они от вас хотели? – спросил, запыхавшийся от вынужденной пробежки, Ларс.

– Знамо кто! Грабители, да разбойники, – ответил Орлик, помогая подняться с земли Георгу.

– Бинокль, они забрали бинокль… – сокрушённо пробормотал Георг, – слышишь, Орлик! Эти негодяи забрали мой бинокль! Я за него отдал всё что у меня было…

– Всё что у нас было, барин! – поправил его Орлик, – я так тоже отдал за сию вещицу все свои кровные! До последней полушки!

Георг перевел свой взгляд со слуги на Ларса и на пару мгновений задержал его на озабоченном лице приятеля, а потом спросил:

– Мой друг, но как ты тут оказался?

Ларс Кристенсен вернул свою рапиру в ножны и ответил:

– Когда мы расстались, я отправился в Крамерштубен, дабы уладить кое-какие дела с одной вдовушкой. Вот, правда, дойти до неё не успел. Когда проходил мимо дома твоей тётушки, она меня окликнула. Потом она рассказала мне, что к ним в дом ворвались какие-то люди, чем сильно напугали твою невесту. К счастью, ни её, ни твою тётушку они не тронули. Но перевернули верх дном всю твою комнату, как будто искали что-то. Я как об этом узнал, сразу же поспешил сюда, чтобы найти и предупредить вас, а тут такое…

Георг почувствовал, как его охватывает злость. Злость на незнакомцев, так бесцеремонно вторгнувшихся в его личное пространство с неизвестными ему целями. Злость на весь окружающий его мир, который он сейчас никак не мог принять, с его необузданной жестокостью и великой несправедливостью. Злость на самого себя, за то, что не может с этим ничего поделать.

Он развернулся по направлению к улице Вдов и, ни на кого не обращая внимания, пошёл по переулку быстрым шагом, да так, что Ларс и Орлик едва поспевали за ним.

У дома Альмы Зиверс собралась группа зевак, окружившая тётушку и невесту Георга, Урсулу, и с любопытством слушали россказни хозяйки. При этом сама Альма что-то громко втолковывала людям, активно жестикулируя руками. Урсула первой увидела подходившего Георга с попутчиками и, взглянув на его опухшее от удара лицо, испуганно взвизгнула, прикрыв ладонями рот. Толпа как по команде обернулась в их сторону, а девушка, растолкав стоявших на пути людей, бросилась к Георгу и, приблизившись к нему в плотную, обхватила руками его лицо.

– Что с тобой милый? – сквозь выступившие слёзы спросила она.

– На нас напали грабители, но мы, не без помощи Ларса, смогли отбиться от них, – ответил Георг и тут же спросил, – но что тут произошло?

– Можете все расходиться! – громко сказала Альма, обращаясь к толпе, – более ничего интересного не будет, а лавка на время закрывается! Приходите позже!

Насилу успокоив невесту и проводив её в дом, Георг спросил тётушку:

– Тётушка Альма, что тут случилось?

– Тоже самое я хочу спросить и у тебя! Что за люди сюда приходили и чего они от тебя хотели?!

– Какие ещё люди, тётушка?! Расскажи, что тут произошло!

– В лавку зашли люди, мне незнакомые! В округе-то я всех, более или менее, но знаю! А по этим сразу видно – чужаки! Спросили где находится в доме твоя комната. Якобы ты попросил их кое-что оттуда забрать. Я-то сразу заподозрила неладное и попыталась их выставить за дверь, но они грубо меня оттолкнули в сторону и прошли в дом!

– Сколько их было?

– Так человек пять или шесть! Пять! Точно пять! Двое у входа из лавки в дом встали и нас туда не впускали, а остальные всё в доме перевернули!

– Что они искали тётушка?!

– А мне почём знать?! Я тебя спросить хотела! Куда ты уже вляпаться успел?!

Георг отвечать не стал, так как не знал, что на это ответить. Он прошёл через дверь, ведущую из лавки в дом, к лестнице. Спешно поднялся по ней на второй этаж и вошёл в свою комнату. В комнате стоял жуткий беспорядок. Перевернутая к верху дном постель, вскрытые сундуки, а вся одежда, хранившаяся в них, разбросана по всему помещению. Всё, что стояло на настенных полках, сейчас также было свалено на полу.

– Они явно что-то искали… – прозвучал за спиной голос Ларса.

– Да, но что?! – стараясь не сорваться на крик, спросил Георг.

– Друг мой, Георг! Я знаю, это не моё дело… но я твой друг! И всегда готов тебе помочь! Скажи мне честно, не таясь, ты и вправду приехал сюда по своему желанию и интересуешься пришельцами сугубо из личного любопытства?

– О, господи, конечно, но при чём тут это?!

– Сдаётся мне, что кто-то считает иначе! И старается найти письмо…

– Какое ещё, к чёрту, письмо?!

– Друг мой, Георг, не горячись! Ну подумай сам. Ты приезжаешь в Гамбург из Московии, где твой отец служит при дворе московского царя. И, так как ты являешься племянником Альмы Зиверс, весьма известной в купеческих кругах города, всё вышесказанное не является тайной. При этом ты активно интересуешься не только диковинными вещицами пришельцев, но и самими тринидадскими колдунами. Вполне возможно, кто-то из сильных мира сего решил, что ты тут находишься по приказу царя.

– Что за бред! Какой ещё приказ?!

– Так у тебя точно нет никакого письма от московского царя, адресованного предводителю тринидадцев?!

– Я же уже говорил не раз, я приехал сам, по своему желанию и только! И кто эти сильные мира сего? Которые так подло себя ведут, вместо того, чтобы открыто спросить?

– Ну этого я не могу знать, дружище Георг! Я лишь предполагаю, только и всего!

– Я отказываюсь что-либо понимать… – простонал Георг, сел на пол и, обхватив голову руками, принялся раскачиваться вперед-назад, стараясь хоть на немного забыться…

Часть третья: Галопом по Европам

1

Ночь выдалась на редкость ясной и светлой, впрочем, как и всегда в северных широтах во время летнего солнцестояния. Звёзды, слабо различимые на бледном ночном небосклоне, едва заметно мерцали и подрагивали, а с залива Таун-Бич, разбивая о валуны низкие ряды пенистых волн, накатывал легкий морской бриз. Городок Хью-Таун, раскинувшийся на западной оконечности острова Сент-Мэрис, самого большого в британском архипелаге Силли, спал. И только старый смотритель маяка стоял на причале и с тревогой вглядывался в горизонт. Там, в более чем в миле от пристани, сразу у входа в залив, проглядывались чёткие очертания корпусов двух массивных кораблей, стоявших на рейде под прикрытием тени береговой линии острова Самсон. Расстояние, отделяющее их от городской пристани, составляло не меньше мили. Но, даже с такого расстояния, тёмные силуэты «незваных гостей» казались странными и неестественными. Старик, как ни вглядывался в подзорную трубу, но не мог разглядеть у них ни кормовых надстроек, ни высокого квартердека. Сами же корпуса судов казались слишком приземистыми и сильно вытянутыми в длину.

Вдруг, от борта одного из кораблей отошла шлюпка и резво направилась в сторону причала. Смотрителю на миг показалось, что она идёт даже быстрее, чем следовало бы, и… без вёсел. Но вот лодка подошла ближе, и старик с облегчением выдохнул, он различил-таки вёсла, чьи лопасти то синхронно исчезали из виду среди волн, то взлетали на уровень верхнего края борта шлюпки. «Святые угодники, померещится же! Совсем старый стал, глаза подводят», – подумал смотритель.

Тем временем шлюпка подошла к берегу и аккуратно пришвартовалась к небольшой деревянной пристани. Немедля ни минуты из лодки на пристань выбрались два человека. По виду прибывших гостей было ясно видно, что джентльмены далеко не бедные люди. В свете летней ночи с лёгкостью можно было разглядеть их богато расшитые одежды с золочёными перевязями и, окаймленные золотой тесьмой, головные уборы, в виде треуголок.