Текст книги "Как пингвины спасли Веронику"

14
Вероника

Остров Медальон, Южные Шетландские острова, Антарктический полуостров

Остров Медальон оказывается горным островом. Береговая линия местами неровная, местами гладкая. Паром пристал к берегу. Рядом с нами – узкая коса черного вулканического пляжа, припорошенного снегом. Замерзшие лужи и тонкие ручейки отражают тусклый свет. Никаких пингвинов я не вижу.

Я единственный пассажир, который должен сойти здесь, других нет. Вчера вечером была так называемая веселая вечеринка – ужасное сборище: громкая музыка, алкоголь и шатающиеся повсюду тела, так что, видимо, остальные пассажиры еще пытаются оправиться от похмелья. По счастливой случайности моя каюта оказалась вдали от эпицентра кутежа, и мне удалось спокойно выспаться, поэтому этим утром я чувствую себя бодрой и полной сил.

Человек, выступающий в роли моего помощника на борту, – смуглое существо с умными глазами, которое едва говорит по-английски. Я велю ему погрузить мой багаж на маленькую надувную лодку, на которой мы доберемся до берега. Он недовольно машет руками и что-то бурчит себе под нос, но делает, как ему сказано. Затем он помогает мне усесться в лодку.

Мы качаемся на волнах, медленно приближаясь к острову, на берегу маячат две фигуры. Смуглое существо помогает мне выбраться из лодки и начинает разгружать багаж.

Какое все-таки облегчение почувствовать землю под ногами, хоть она неровная и каменистая. Благодаря унтам и полярной трости я могу легко передвигаться по местности, огибая скользкие водоросли, украшающие скалы.

Фигуры двигаются нам навстречу. Оба человека одеты в толстые парки. Мужчина делает шаг вперед. На вид ему чуть больше сорока, коренастый, с каштановыми волосами, бородой, напоминающей щетку, и крепким рукопожатием.

– Ну что… Добро пожаловать! Я Дитрих. Вы все-таки добрались до нас, миссис Маккриди.

В его дружелюбном приветствии я различаю нотки тревоги. Говорит он с явным акцентом.

– Конечно, добралась. Я же предупреждала. Вы немец? – уточняю я.

– Австриец, – уязвленно поправляет он.

– Я Терри, – радостно представляется девушка, протягивая мне руку.

Я была в курсе, что в команде есть некий Терри (который ведет блог, как сказала мне Эйлин), но предполагала, что Терри – мужчина.

Этой Терри лет, думаю, двадцать пять, у нее бледное лицо, светлые волосы до плеч, она носит очки. Улыбка немного смущенная.

– Мы видели письмо от вашей помощницы, что вы должны прибыть сегодня. Мы… Мы рады, что вы приехали. Мы до конца не были уверены…

– Почему же?

Они, насколько я могу судить, получили письма Эйлин, и в них было совершенно ясно написано, что я приеду.

– Без обид, но нам не кажется, что вы в полной мере осознаете, насколько здесь непросто. Уверен, вы здоровы и в полном расцвете сил, но даже нам – а мы привыкли к суровым условиям – бывает здесь тяжело.

– Суровые условия! – Опять та же песня. – Давайте я сама решу, насколько они суровые.

Ученые переглядываются. Видно, что они понимают друг друга без слов.

Дитрих смотрит на часы.

– Корабль должен отплыть через три часа, миссис Маккриди. Почему бы вам не потратить это время на экскурсию по острову? Уверен, вы поймете, о чем мы говорим. Никто плохо о вас не подумает, если вы решите уехать. После того, как вы все осмотрите, предлагаю вам вернуться на корабль, насладиться его скромной роскошью и отправиться в более подходящее для отдыха место.

– Я проделала этот путь, – говорю я им, – чтобы провести время с пингвинами. Именно этим я и займусь.

Полевая база острова Медальон расположена недалеко от берега. С помощью ворчуна-иностранца, Терри и Дитриха, которые захватили с собой сани, мы с легкостью доставляем туда мой багаж.

Терри указывает на некое подобие хижины из бетонных блоков. Она расположена на каменистой равнине, покрытой льдом. Не произведение искусства, конечно.

– Вот мы и дома! – объявляет она.

В верхней части заснеженного берега, позади хижины, виднеется несколько старинных металлических ветряных мельниц, медленно вращающихся на фоне испещренного облаками неба. Сооружать нечто подобное здесь кажется кощунством, и меня абсолютно не впечатляют эти искусственные уродцы на фоне девственной природы. Но, полагаю, без этого никак.

– У нас есть солнечные батареи, но мельницы тоже вносят свой вклад, – объясняет Дитрих. – Вместе они вырабатывают достаточно энергии для электрических приспособлений у нас на базе.

– Но где же пингвины? – спрашиваю я. Думала, они будут тут на каждом шагу.

– Не здесь, но они недалеко. Видите большой заснеженный склон? За ним располагается их колония. Мы сходим к ним, когда вы передохнете.

Терри толкает входную дверь и ведет меня внутрь. Мы снимаем верхнюю одежду, и мои чемоданы складывают в большой центральной комнате. Мой помощник что-то шепчет на ухо Дитриху, затем пятится к выходу и исчезает за дверью.

Терри предлагает кофе, но я отказываюсь. Незадолго до высадки с корабля я успела выпить чаю с круассанами. Вместо этого я начинаю осматривать свое жилище.

У одной из стен стоят газовый обогреватель, несколько стульев и большой стол. Тут царит бардак, но это не обычный домашний беспорядок. Многие вещи висят на гвоздях: сковородки, ложки, пластиковые бирки, сетки, всякие странные штуки и предметы с крючками. Не знаю, для чего они, но думаю, что это связано с пингвинами. С потолка свисает моток электрических проводов, их вид меня тревожит. Полки заставлены мутными банками и выцветшими пакетами, а также разным органическим мусором – лишаем, кусочками костей и яичными скорлупками, перьями и скелетами рыб. С радостью замечаю несколько книг.

– Никогда не получается привезти сюда столько книг, сколько хочется, но кое-что нам удалось собрать за все эти годы, – объясняет Дитрих.

– Не то чтобы у нас было много времени на чтение, – вздыхает Терри. – Теперь, Вероника, я думаю, вы захотите немного отдохнуть.

Ненавижу, когда люди приравнивают старость к немощности. Большую часть последних трех дней я провела запертой без движения в самолетах, а потом на пароме. Кроме того, я на ногах всего два часа, а они уже ждут, что я снова хочу полежать.

В угоду им я сижу на жестком стуле целых пятнадцать минут, а затем встаю и прохаживаюсь по комнате, чтобы продемонстрировать, сколько во мне энергии.

На стенах несколько рисунков, сделанных пером и чернилами, ни один из них я бы не назвала удачным.

– Их нарисовал Дитрих! Чудесные, правда?

Не могу разделить энтузиазма Терри. На рисунках изображены антропоморфные пингвины. Вот хор пингвинов что-то поет, вот одинокий пингвин сидит на айсберге в плоской кепке и болтает удочкой, вот группа детей-пингвинов качается на качелях. Все они без исключения выглядят нелепо. Дитрих откашливается, как бы извиняясь:

– Это мое скромное хобби. Я рисую их для своих детей, когда выдается свободная минутка. И отправляю по электронной почте, чтобы развлечь их и жену. Терри настояла, чтобы я повесил оригиналы сюда.

Терри улыбается.

– С ними как-то уютнее.

– Это место было специально построено всего семь лет назад, – рассказывает Дитрих. – База расположена в самой удобной для наблюдения за пингвинами точке. Они проходят здесь по пути от моря к гнездовой колонии, или лежбищу, как мы его называем.

– Лежбищу?

Очень спорное название для места гнездования пингвинов, на мой вкус. Лежбище – это для тюленей.

Дитрих с энтузиазмом рассказывает мне о проекте.

– Наш центр довольно большой, вы сами увидите. Его построили с расчетом на пятерых ученых, проживавших бы здесь в течение всего года, и в первый год так и было. Видите, у нас есть кровати здесь, здесь и здесь.

Он быстро показывает комнаты, и мне не удается понять, какая из них станет моей спальней.

– Но теперь нас осталось трое, – продолжает ученый. – И мы здесь исключительно потому, что согласились работать за неприлично низкую плату. Майк – еще один ученый. Он сейчас с пингвинами, присоединится к нам позже.

– Значит, вы втроем пытаетесь понять, почему падает численность пингвинов?

– Да. Мы хотели попробовать провести тут еще один год. У нас есть небольшая лаборатория, где можно проводить тесты на образцах. В основном это задача Майка. Также здесь есть компьютерная комната. Она нужна для сбора данных, которые потом мы отправляем в Великобританию. Есть нестабильная интернет-связь. Но все лучше, чем никакой.

– Но только один рабочий компьютер, – добавляет Терри.

– Второй сломался пару недель назад. Так что сюда всегда очередь, – улыбается Дитрих. – Мы стараемся не драться за компьютер.

Мне не нравится, когда шутят про драки. В них нет ничего смешного.

Я хмуро смотрю на него.

– Не будете ли вы так любезны показать мне, в какой комнате я могу остановиться?

Я замечаю, как они хитро переглядывается.

– Давай сначала покажем Веронике удобства, – говорит Терри, мягко направляя меня к самой маленькой комнате, которую я когда-либо видела.

– У нас есть роскошный туалет, но, боюсь, нет ни ванны, ни душа. С горячей водой у нас тоже не очень.

Раковина довольна большая. Унитаз представляет собой несколько ведер и сиденье из пенопласта, подвешенное так, чтобы под ним поместилось одно из них.

Терри и Дитрих снова украдкой переглядываются. Видимо, туалет был их козырем.

– Великолепно! – объявляю я, стукнув палкой по полу. Признаюсь, возраст подарил мне кое-какие ограничения, но они, конечно же, отнюдь не являются непреодолимыми.

Потребуется что-то более весомое, чем такая уборная, чтобы оттолкнуть меня.

– Отличный туалет. Скажите, пожалуйста, где моя спальня?

– Мне очень жаль, миссис Маккриди, – виновато отвечает Дитрих. – Мы были очень заняты и не успели ее подготовить.

– В таком случае я хотела бы поскорее посмотреть на пингвинов.

Оказалось, что Дитриху надо было проследить за разгрузкой запасов продовольствия с того же корабля, что доставил меня сюда (он проходит мимо острова Медальон каждые три недели по пути к более популярным туристическим местам, позволяя ученым пополнять свои запасы). Поэтому в роли моего проводника выступает Терри.

– Вы тепло одеты? – спрашивает она. – Надеюсь, на вас плотное белье. Обморожение – это просто ужасно.

Я выразительно смотрю на девушку. Ненавижу, когда меня принимают за идиотку. Под шерстяным джемпером и флисовыми брюками на мне надето три слоя термобелья, которые купила Эйлин. А пуховик стоил мне триста двадцать пять фунтов. Я так упакована, что с трудом могу пошевелиться.

Мы выходим на улицу. Солнце как раз выглянуло из-за облаков, и нас ослепила яркая вспышка света. Я осторожно ступаю в своих унтах, упираясь тростью в снег. Терри думает, что моя медлительность связана с плохой физической формой, и пытается взять меня под руку. Я отталкиваю ее. Она сама несет кучу тяжелого снаряжения так, будто рюкзак ничего не весит. Девушка даже не осознает, как здорово быть молодой и сильной. Но в ее возрасте я и сама была не промах.

Снег так сверкает, что мне сложно смотреть на него, даже через солнечные очки с антибликовым покрытием.

Мы с трудом поднимаемся по склону. Он не особо крутой, и идти не так далеко, но я никуда не тороплюсь. То и дело останавливаюсь, чтобы насладиться пейзажем. Справа от меня возвышается гряда фарфорово-синих гор. Я отмечаю дихотомию их форм – гладкие как стекло в одних местах, рельефные в других. Переливающиеся на солнце потоки талой воды сбегают вниз по скалам. Нижние склоны очень живописны – окрашены лишайниками лимонно-зеленого, желтого, розового и ярко-оранжевого цветов.

Когда мы достигаем вершины, Терри привлекает мое внимание.

– Сначала взгляните сюда, – говорит она. – Вы поймете, почему этот остров называется Медальон.

Вдалеке виднеется узкая полоска земли, которая окружает полукруглое озеро. За ним – море. Эта овальная форма и вода в центре – должно быть на карте этот остров и напоминает по форме медальон.

– А теперь посмотрите сюда.

На плоской косе под нами я вижу темные тени на светлом фоне. Это огромная стая маленьких, переваливающихся с ноги на ногу тел. Когда мы подходим ближе, я чувствую распирающее грудь волнение. И с удивлением замечаю, что невольно ускоряю шаг.

– А что это такое розовое? – спрашиваю я у Терри.

– Боюсь вас разочаровать, но это пингвиньи какашки. Их еще называют гуано.

– О!

Видимо, они живут в болоте из собственных экскрементов. Это омерзительно.

– Вы ведь не ожидали, что они будут чистенькими и игрушечными, как на рождественских открытках?

В каком-то смысле именного этого я и ожидала. Но разочарование быстро сменяется восторгом. Это не просто красивые картинки, это настоящие живые существа, объемные и до неприличия реалистичные. Вот они, смелые и яркие, живут в своем большом шумном сообществе. Грязном, громком, безрассудном, пышущем жизнью и энергией. Я чувствую себя безмерно везучей из-за того, что нахожусь здесь и имею возможность увидеть их на лоне дикой природы, в их черно-белом, пусть и слегка комичном великолепии. Несмотря на то, что повсюду гуано, это действительно невероятное зрелище. Их хриплые крики оглушают. К тому же у меня что-то с глазами. Их сильно жжет, они начинают слезиться. Должно быть, от холода. Я пытаюсь сморгнуть влагу.

Пингвины повсюду. Кто-то красуется перед противоположным полом, кто-то спит на животе, кто-то как будто сплетничает. Другие просто философски смотрят в даль. Вместе и по отдельности – они живут свою жизнь. И кажется, их совсем не смущает наше присутствие.

В последние годы мое обоняние значительно ухудшилось, но запах рыбы здесь очень сильный. Какой-то затхлый, землистый запах.

Терри снимает маленький фотоаппарат с плеча.

– Всегда делаю парочку снимков, – говорит она. – Никогда не знаешь, когда удастся поймать идеальный кадр.

Она присаживается на корточки у края колонии. Некоторые пингвины поворачивают головы и смотрят на нее.

– Они не боятся людей, – объясняет исследовательница. – Нам это только на руку.

– Великолепно! – восхищаюсь я, подходя к небольшой кучке пингвинов, которые чем-то напоминают стайку подростков на перекуре. Мне хочется изучить каждую гримасу, понять их характер, понять, в чем смысл их существования. Меня охватывает желание быть ближе к ним.

Одному из них, кажется, тоже интересно изучить меня, и он слегка склоняет голову будто бы в знак приветствия. Так мы рассматриваем друг друга какое-то время, а затем пингвин возвращается к беседе с товарищами. Терри фотографирует, пока я хожу рядом с колонией, любуясь каждым пингвином. Я совсем не чувствую холода. Внезапно Терри направляет камеру на меня.

– Не надо! – кричу я, поднимая руки вверх, чтобы закрыть лицо, но опаздываю на пару секунд.

– Извините, – тут же выпаливает Терри. – Просто был такой кадр. Ваше лицо, ваше выражение лица. Вы выглядели совершенно завороженной. Счастливой. Будто другой человек.

Это, честно говоря, вряд ли можно назвать комплиментом. Но в Терри есть нечто такое, из-за чего на нее трудно обижаться.

– Не переживайте, – заверяет она. – Я не буду использовать это в блоге.

– О да. Помню, Эйлин что-то упоминала о блоге.

– У него не так много подписчиков, но их количество растет благодаря программе Роберта Сэдлбоу. Я загружаю туда фотографии и рассказываю всему миру, чем мы тут занимаемся.

Она пару секунд возится с камерой, а затем протягивает ее мне, показывая снимок.

Я выгляжу как старушка в снегу.

– Чудесный кадр, не так ли?

– Ничего подобного. – Как мне кажется.

– Ух ты, было бы здорово разместить его в блоге, – продолжает Терри, снова рассматривая фотографию. – Это так необычно. Если вы будете здесь, с нами, это привлечет массу внимания. – Терри бросает взгляд на часы. – О боже! Нам нужно бежать. Корабль отправляется через сорок минут! Остальные с ума сойдут, если я не доставлю вас вовремя.

15
Вероника

Остров Медальон

Назад мы возвращаемся крайне медленно. Кажется, у меня какие-то проблемы с палкой: она как минимум трижды застревает в камнях, и мне никак не удается ее вытащить, даже с помощью Терри. Потом мне необходимо посидеть на камне и отдохнуть минут десять. Говоря «необходимо», я, возможно, слегка преувеличиваю. На самом деле я просто наслаждаюсь свежим, незагрязненным воздухом, чувствую себя удивительно энергичной. Камень, на котором я сижу, оказывается на удивление удобным и не таким уж жестким благодаря слоям одежды. Терри яростно жестикулирует, пытаясь мне что-то сказать. Мой слуховой аппарат барахлит, поэтому приходится постоянно просить ее повторить.

Признаться честно, я немного злорадствую, когда мы наконец возвращаемся на исследовательскую базу. Мы с Терри видим уплывающий корабль, как раз когда забираемся на вершину склона. Терри ужасно расстроилась, но уже ничего нельзя было поделать.

– Ну, теперь вам придется остаться, миссис Маккриди, – замечает Дитрих, когда мы снимаем пальто. – Следующий корабль прибудет только через три недели.

Кажется, он не в восторге.

– Ну, лишнее место у нас найдется, – пожимает плечами Терри. – Вот что я скажу: Вероника может эти три недели пожить в моей комнате. Она самая теплая. А я перееду в пустую комнату.

Мои подозрения подтвердились. Во-первых, они изначально не планировали, что я останусь. Но девушка готова пожертвовать своей спальней ради моего комфорта, поэтому я не стану поднимать из-за этого шум.

– Присаживайтесь и выпейте чаю, а я пока разберусь со своими вещами, – говорит она. – Мне потребуется минут двадцать. А потом вы сможете заехать и распаковать свои.

– Должна признаться, я удивлена, что вы не подготовились заранее. Я ведь заблаговременно предупредила вас о своем визите, – холодно произношу я.

Дитрих встает.

– Заварю чай, – говорит он и идет ставить чайник. – Значит, вам понравились Адели, миссис Маккриди?

Ты посмотри какой вежливый.

– Да, даже очень.

Я предусмотрительно закрываю все открытые двери в доме и опускаюсь в единственное кресло, на котором лежит подушка. Оно выглядит чуть более удобным, чем остальные. Подушка потрепанная и какого-то мерзкого оранжевого цвета. Но всё лучше, чем ничего.

В этот момент открывается дверь, и входит молодой мужчина. На нем распространенная в этих краях парка. Он худощавый и жилистый, с длинным подбородком и напряженным, холодным взглядом. Его глаза сразу же фокусируются на мне, затем осуждающе смотрят на Дитриха, затем снова на меня.

– Здравствуйте.

Это приветствие звучит враждебно.

– Позвольте представить вам Майка. Майк, это Вероника Маккриди, – говорит ему Дитрих. – Она остается, – добавляет он нарочито будничным тоном.

Майк стягивает верхнюю одежду и аккуратно вешает ее на крючок. Медленно снимает свои унты (любопытно, что он тоже их носит) и обувает тапочки. Затем пересекает комнату и протягивают мне руку.

– Извините, подниматься не буду, – говорю я. – Только что вернулась со своей первой встречи с пингвинами.

– Миссис Маккриди не успела на корабль, – сообщает Дитрих Майку. Мне действительно совсем не нравится его акцент, да и его отношение ко мне.

– Я и не собиралась возвращаться на корабль, – резко возражаю я. Ученый протягивает мне кружку с чаем. На ее стенке образовалась трещина, а сам чай на вкус как смола.

– Тоже выпью чаю, раз уж ты всем наливаешь, Дит, – говорит Майк.

Он берет с полки пачку печенья и протягивает мне, даже не потрудившись выложить его на тарелку. Оно пресное. Из вежливости беру себе одну штучку.

Несколько минут мы в тишине пьем чай с печеньем.

– Что-нибудь интересное сегодня?

Майк отрицательно качает головой.

– Не особо. Видел Уголька. Все еще сидит в своем гнезде, надеется.

– Уголек – наш местный чудак, миссис Маккриди, – рассказывает мне Дитрих. – Пингвин, который почти полностью черный.

Я не успеваю ответить – Терри выходит из своей комнаты. В руках она тащит кучу пакетов и стопку постельного белья. Атмосфера в комнате сразу становится теплее. Видимо, такая у нее энергия.

– О, привет, Майк! Вижу вы уже познакомились с Вероникой. – Он кивает:

– Да.

Короткое и резкое «да», полное неодобрения.

– Комната в вашем распоряжении, Вероника, можете располагаться, когда захотите, – щебечет девушка.

– Отлично, – отвечаю я.

Мы съели жидкую безвкусную еду: кусочки мяса непонятного происхождения, плавающие в готовом соусе, с замороженным картофелем и морковью в качестве гарнира. Майк (или Марк? Забыла) был шеф-поваром вечера.

Терри закатывает рукава.

– Моя очередь мыть посуду!

Я предлагаю ей помочь вытирать тарелки. Это прекрасная возможность расспросить ее о том, как тут обстоят дела.

За мытьем посуды девушка рассказывает, что проектом руководит Дитрих, хотя он и старается, чтобы все решения принимались коллегиально. Он – «пингвиновед» и всю свою жизнь посвятил изучению птиц. По словам Терри, в Австрии его ждут прекрасная жена и трое детей. Он скучает по ним больше, чем показывает. Дитрих – «настоящий джентльмен», который «готов всем пожертвовать ради других».

Но, что бы она ни говорила, я не доверяю Дитриху. В отличие от всех здесь присутствующих мне довелось пережить войну. Такой опыт заставляет понять, что внутри каждого из нас скрывается чудовище. Можно постоянно улыбаться, но при этом быть злодеем. Буду держаться от ученого подальше.

Майк (Марк?), как мне удалось выяснить, «отличный парень», просто хорошо это скрывает. Его резкий характер – стена, которую он долго и намеренно выстраивал вокруг себя.

– Мы не воспринимаем это всерьез, – с улыбкой замечает Терри.

Молодые люди, как я заметила, всегда пытаются что-то доказать. Быть язвительным, без сомнения, это извращенный способ Майка продемонстрировать свою твердость, мужественность и тому подобное. Выглядит это жалко, но что поделать. Терри сказала, он специалист по биохимии и ничего на свете не любит больше, чем изучать химический состав гуано и рыбьих костей. В Лондоне у Майка есть девушка, о которой никто ничего не знает. Он скрытен по части личной жизни.

– А у тебя? – спрашиваю я Терри. – Есть кто-нибудь особенный?

Она что-то утаивает. Даже сухарь вроде меня смог это заметить.

– У меня есть любимчики и среди людей, и среди пингвинов, – отвечает она, заправляя прядь своих белокурых волос за ухо. – Но если говорить о моем статусе – то я одинока.

Я внимательно рассматриваю девушку. Если бы только она сделала правильную стрижку и хоть немного пользовалась косметикой, то была бы очень даже хорошенькой. Она бледновата, хотя кожа у нее безупречная. И такие аккуратные, приятные черты лица. Уродливые очки прячут бездонные глаза цвета моря.

– А почему у тебя мужское имя? – интересуюсь я.

– На самом деле меня зовут Тереза, – поморщившись, отвечает девушка. – Но мне это имя не нравится.

– Почему же? – На мой взгляд, оно намного лучше, чем Терри. Едва ли можно найти более непривлекательное сокращение. – Тереза очень неплохое имя.

Но моя собеседница непреклонна:

– Меня всегда звали Терри.

Ученые оставили открытыми дверь компьютерного зала и дверь лаборатории. Я делаю им одолжение, закрыв их, и направляюсь в свою спальню. Мое тело устало и отчаянно желает какое-то время провести в горизонтальном положении. Я растягиваюсь на кровати. Терри застелила ее пуховым одеялом и покрывалом, но все равно чувствуются неровности. Но я не из тех, кто жалуется.

Я одновременно рада, что увидела пингвинов, но и потрясена. Эти блестящие глаза-бусинки, эти пухлые тельца, эти волевые крылья и ноги. Этот одновременно отвратительный и приятный запах. Эта какофония ревущих, пронзительных криков. То, как они иногда идут гуськом вдоль колонии; то, как они разбегаются и скользят по снегу. Как виляют задом, отряхивают перья и прихорашиваются. Как удивительно они уживаются в стаях.

Трудно поверить, что я действительно здесь. Наконец-то занимаюсь чем-то интересным и важным. Я думаю обо всех этих пингвинах, в сто раз более настоящих, чем они представлялись в моем воображении. В этот самый момент, несмотря на дискомфорт от других людей, я отчетливо понимаю, что именно этому месту хочу завещать свои деньги.

Три недели обещают быть очень интересными. Горжусь собой. То, что я все-таки умудрилась сюда приехать, действительно достойно похвалы. Я засыпаю, представляя себе пингвинов.

Слышу тихое бормотание за дверью. Не знаю, как долго я спала. Пару секунд я пытаюсь понять, где нахожусь, и как только вспоминаю, на моем лице появляется улыбка. Я в Антарктиде, в начале своего последнего великого приключения, которым собираюсь насладиться в полной мере. Моя миссия – помочь пингвинам Адели. Я чувствую тяжесть медальона у себя на груди. Как же все удачно совпало.

В этой хижине тонкие стены. Я слышу, как кто-то язвительно произносит «Вероника». Кажется, это голос Майка. Усаживаюсь на кровати и достаю слуховой аппарат, включаю его и на максимум выкручиваю громкость.

Теперь говорит Терри.

– Но это так, – начинает она, как будто споря с кем-то. – Нужно было видеть ее лицо, когда мы навещали пингвинов. Она была очарована ими. Это не просто какой-то каприз.

– Мне плевать. Три недели – чертовски долгий срок, – снова вступает Майк. – Мы не обязаны ее терпеть. Мы ясно дали понять в письмах, что ей не стоит приезжать. Она же все равно навязалась, наплевав на наше мнение. Это невежливо и эгоистично. Абсолютное неуважение к нам и полное отсутствие здравого смысла.

Повисает тишина.

– Она сказала, что оплатит свое проживание. Заплатит в десять раз больше, чем оно нам будет стоить в действительности, – подмечает Дитрих.

– Поверю в это, только когда увижу деньги.

– Но что, если она и вправду пожертвует крупную сумму проекту? – шепчет Терри. – Миллионы фунтов. Разве мы можем упустить такую возможность?

– Даже если это правда, нам все равно не видать этих денег до тех пор, пока она не умрет. – В голосе слышится жестокость. – Хотя как долго ей осталось?

Он смеется. Но остальные не присоединяются к его веселью.

– Согласен, на вид она довольно крепкая, – продолжает Майк. – Может прожить еще с десяток лет. И честно говоря, я не готов столько ждать, заискивая перед старушенцией ради денег, которые мы, может быть, никогда и не увидим. Когда она сыграет в ящик, наш проект уже сто раз закроется.

Тут я понимаю, что мои глаза сильно щиплет. Второй раз за сегодняшний день. Обычно они не доставляют мне столько проблем. Надеюсь, это не какая-нибудь болезнь. Нахожу носовой платок и быстро промокаю уголки глаз, а затем снова прислоняю ухо к двери.

– И вообще, как мы можем работать, когда она здесь? – возмущается Майк. – Она сведет нас с ума. Мы с вами друзья и коллеги, мы ученые, но в таких условиях даже нам непросто друг друга не переубивать.

В ответ слышится одобрительный смех – ученые признают, что все так и есть.

– Ты прав, – отвечает Дитрих. – Просто чудо, что мы до сих пор разговариваем друг с другом.

– Именно поэтому, возможно, немного свежей крови нам не помешает, – замечает Терри.

– Да, это все, конечно, прекрасно, но Вероника не такая уж свежая, – снова вклинивается Майк. – Здесь не место старушкам. Они должны сидеть в окружении обогревателей и ковров и таращиться в телевизор днями напролет. Я голосую за то, чтобы немедленно отправить ее домой.

В этот момент до меня доходит, что совсем не важно, кто с каким акцентом говорит – мой враг совсем не Дитрих. Это Майк.

Терри откашливается.

– Легче сказать, чем сделать, Майк.

Они переходят на шепот, и мне не удается разобрать, что отвечает Майк. Но тут он снова повышает голос:

– Мы имеем полное право отказать ей. Извините, но нам придется как-то избавиться от старушки. Пока Вероника здесь, мы несем за нее ответственность, и я, например, совсем не в восторге от этого.

– Я тоже переживаю, – признается Дитрих. – Если она заболеет, мы не сможем обеспечить ей необходимый уход.

– Ну же, давайте дадим ей немного времени! – Умоляет Терри. – Мы не можем отправить Веронику обратно прямо сейчас. Она только приехала и…

– И мы уже ее ненавидим, – отрезает Майк.