Текст книги "Письма"

«Итак, если доброе супружество есть рабство, то что же такое – худое, в котором не могут взаимно вести друг друга к святости, но к погибели?» Все, что мы в пространном слове рассказывали о девстве и замужестве, Амвросий выразил сжато, в немногих словах сказав многое. Девство объясняется им как призвание к воздержанию, брак – как лекарство от невоздержания. И многознаменательно переходя от высшего к низшему, девам он приписывает награду первого достоинства, а замужним дает утешение, чтобы не ослабели на пути. Одних хвалит, других не презирает. Супружество сравнивается у него с ячменем, а девство – с телом Христовым. А я думаю, что гораздо меньше расстояния между ячменем и пшеницей, чем между ячменем и телом Христовым. Наконец, он говорит, что супружество принимается как необходимое бремя, что имеет значение самого очевидного рабства, – и многое другое, что пространно исследовано в трех книгах о девах. Из всего этого ясно, что я не говорил ничего нового о девах и замужних, но во всем следовал мнению прежних писателей, как указанного мужа, так и других, которые рассуждали о церковных правилах. Я лучше желаю подражать суровости этих мужей, чем бесчестной снисходительности кого бы ни было другого. Пусть сердятся на меня замужние за то, что я сказал: «Спрашиваю, что доброго в том деле, которое препятствует молиться и не позволяет принимать Тела Христова? Когда исполняю я долг супружеский, я не исполняю долга воздержания». Апостол повелевает в одном месте: непреста́нно моли́теся (1 Фес. 5, 17). «Если непрестанно должно молиться, значит, никогда не должно служить браку. Потому что когда бы я ни исполнил долг супружеский, я не могу молиться». На каком основании я это говорил, очевидно – я истолковывал следующее изречение апостола: не лишайте себе друг друга, то́чию по согласию до времени, да пребываете в посте и молитве (1 Кор. 7, 5). Апостол Павел говорит, что мы не можем молиться, когда сообщаемся с женами. Если сообщение препятствует менее важному, то есть молитве, то как оно не будет препятствовать гораздо более важному – именно принятию Тела Христова? Петр увещевает к воздержанию, во е́же не прекраща́тися молитвам нашим (1 Пет. 3, 7). Спрашиваю, в чем же тут моя погрешность? Что я преступил? В чем провинился? Если течет бурная и мутная вода, то виновато не русло, а исток. Или осуждают меня за то, что я осмелился прибавить от себя: «Что доброго в том деле, которое не позволяет принимать Тела Христова?» На это отвечу кратко. Что важнее: молиться или принимать Тело Христово? Конечно, принимать Тело Христово. А если сообщение препятствует менее важному, то гораздо больше оно препятствует более важному. Мы сказали в той же книге, что Давид и отроки его не могли бы, по закону, есть хлебов предложения, если бы не сказали, что они уже три дня чисты от жен (1 Цар. 21, 5), и, конечно, не от блудниц, что осуждалось и без того законом, но от жен, с которыми они состояли в позволительном союзе; мы сказали также, что и целому народу, когда предстояло ему получить закон на горе Синайской, было повелено три дня воздерживаться от жен (Исх. 19, 15). Я знаю, что в Риме у верующих существует обыкновение принимать Тело Христово когда бы то ни было; этого я не порицаю и не одобряю: ки́йждо сво́ею мы́слию да известву́ется (Рим. 14, 5). Но я обращаюсь к их совести: почему на другой день после того, как они предаются сообщению и, по выражению Персия, «ночь смывают в реке» (Сатиры), почему они не смеют идти к мученикам? Почему не ходят в церковь? Разве Христос не один и тот же в их доме и в доме, куда собирается общество верующих[117]117
  Отсюда видно, что до времен Иеронима удержался обычай, по которому верующие хранили в доме Святые Тайны, взятые из церкви.


[Закрыть]? Что непозволительно в церкви, то непозволительно и дома. Ничего нет для Бога сокровенного – даже и самая тьма для Него светла. Пусть всякий искушает себя и уже тогда приступает к Телу Христову – не потому, что один или два дня воздержания от сообщения сделают христианина более святым для того, чтобы заслужить то завтра или послезавтра, что не заслужил сегодня, но потому, что, когда я скорблю о том, что не приобщался Телу Христову, я воздержусь на несколько времени от объятий жены: потому что Христову любовь предпочту любови супруги. Это жестоко и невыносимо. Кто из светских может это выполнить? Кто может выполнить, пусть выполняет. Кто не может – сам знает. Наше дело говорить не о том, чего там кто не может или чего не хочет, а о том, что повелевают Писания.

Порицают меня еще за то, что в своих толкованиях на апостола я сказал: «Дабы, приняв во внимание, что за выражением: да пребыва́ете в посте и молитве – следует: и затем возвращайтесь к тому же» (и па́ки собира́йтеся вку́пе), – кто-нибудь не подумал, что апостол желает этого, а не уступает только для отвращения бо́льшего зла, он тотчас прибавляет: да не искушает вас сатана невоздержанием вашим (1 Кор. 7, 5). В самом деле, хорошая уступка: «И опять возвращайтесь к тому же». Что апостол стыдится назвать собственным именем, что приписывает искушению сатаны, чего причиною считает невоздержание, – то самое мы стараемся объяснять и так, и иначе, тогда как сам написавший это и объяснил. Сие́ же глаго́лю по сове́ту, а не по повеле́нию (1 Кор. 7, 6). А мы подсказываем при этом, что супружество он называет не советом (позволением, indulgentia), а повелением, как будто не в таком же точно смысле дозволяются и вторые браки, и третьи, и прочие. Что я сказал тут такого, чего не говорил апостол? Не это ли: «Что он стыдится назвать собственным именем»? Я думаю, когда он говорит: «к тому же» – и молчит, к чему именно, что он не называет прямо, а только застенчиво намекает на сообщение. По какой причине у меня следует далее: «Что он приписывает искушению сатаны, чего причиною считает невоздержание». А не то же ли самое у апостола, только в других словах: да не искушает вас сатана невоздержанием вашим? Зачем я сказал: «А мы подсказываем при этом, что супружество он называет не позволением, а повелением»? Если это жестоко, пусть гневаются на апостола, который сказал: сие же глаголю по совету, а не по повелению, – а не на меня, который, кроме перестановки в порядке слов, не изменил ни мысли, ни слова.

Перейдем к остальному, ибо спешим окончить речь. Апостол сказал: глаго́лю же безбра́чным и вдови́цам: добро́ им есть, а́ще пребу́дут я́коже и аз. Аще ли не удержа́тся, да посяга́ют; лу́чше бо есть жени́тися, не́жели разжиза́тися (1 Кор. 7, 8–9). Мы так истолковали эти слова: после того как апостол позволил замужним супружеские отправления и показал, чего желает сам и что позволяет, он переходит к безбрачным и вдовицам и, представляя в пример себя, говорит: добро им есть, аще пребудут якоже и аз. Аще ли не удержатся, да посягают, – разумеется, сказано так же, как прежде: блудодеяния ради, и да не искушает вас сатана невоздержанием вашим. Апостол приводит и причину, почему он сказал: аще ли не удержатся, да посягают, причина такова: лучше бо есть женитися, нежели разжизатися. Выходить замуж лучше потому, что хуже разжигаться. Утуши пламень страсти – и апостол не скажет, что лучше выходить замуж. Лучшее здесь он принимает по сравнению с худшим, а не с положительно хорошим. Он как будто так говорит: лучше иметь один глаз, чем ни одного. А спустя немного, обращаясь к апостолу, я прибавил: «Если замужество хорошо само по себе, то не сравнивай его с пламенем, а говори просто: добро есть жениться. Подозрительна для меня доброта той вещи, которая признается меньшим злом сравнительно с другим, бо́льшим злом; я не желаю и малейшего зла, но желаю положительно доброго. Апостол желает, чтобы безбрачные и вдовицы пребывали без сообщения и, призывая к подражанию себе, называет их счастливыми, если они пребудут так, как он. А если не могут удержаться и желают погасить пламень похоти более любодеянием, чем воздержанием, то лучше им выходить замуж, нежели разжигаться. При этом мы сказали: выходить замуж лучше потому, что хуже разжигаться, – излагая не собственную нашу мысль, но истолковывая выражение апостола: лучше есть женитися, нежели разжизатися, то есть лучше иметь мужа, нежели предаваться любодеянию. Если бы ты сказал, что разжизатися или любодействовать хорошо, в таком случае лучшее предпочиталось бы хорошему. А если замужество есть лучшее только потому, что предпочитается худому, то это несвойственно настоящей, чистой непорочности и тому блаженству, которое уготовляется Ангелам. Если я скажу, что быть девою лучше, чем замужнею, то лучшее я предпочту хорошему. А если я употребляю другой оборот: лучше выйти замуж, нежели любодействовать, – в таком случае я предпочту не лучшее хорошему, а хорошее худшему. Велико различие между тем лучшим, что считается лучше брака, и тем, что считается лучше любодеяния. Спрашиваю тебя, что неправильного в этом рассуждении. Моею задачею было не извращать Писания по своей вине, но говорить то, что, по моему разумению, намерены были сказать Писания. Обязанность толкователя излагать не то, что ему вздумается, но то, что думает тот, кого он истолковывает. Если бы кто-нибудь стал поступать наоборот, то он стал бы не столько толкователем, сколько противником того, кого старался объяснить. Когда я не истолковываю Писаний, а высказываю свои собственные мысли, тогда, конечно, пусть судит меня всякий, кому угодно, за то, что я скажу жесткого против супружеств. Потому что все, что ни найдет он сказанного жестко или грубо, будет падать на личность писателя, а не на обязанность толкователя.

Но мог ли бы кто-нибудь сносить то обвинение, которое взводят на меня: почему, например, изъясняя главу апостола, в которой он написал о брачующихся: скорбь пло́ти име́ти бу́дут такови́и (1 Кор. 7, 28), я сказал: «Не зная дела, мы думали, что супружество доставляет удовольствие, по крайней мере, плоти. Но если есть скорбь и плоти брачующихся, плоти, для которой, казалось, одной они и доставляют удовольствие, то что же за польза от супружества, когда от него происходит скорбь и для духа, и для души, и даже для плоти?» В чем же тут осуждение супружества, если мы сказали, что плач младенцев, смерть детей, раздоры, хозяйственные убытки и прочее тому подобное составляют скорбь супружества? Еще при жизни блаженной памяти Дамаса мы написали против Гелвидия «О приснодевстве Святой Марии» книгу, в которой, имея задачею прославлять святость девства, мы сказали многое не в пользу супружества. Осуждал ли этот правосудный знаток Писаний, девственный учитель Церкви-девы (то есть Дамас), хоть что-нибудь в этом сочинении? Также и в книге к Евстохии мы гораздо строже говорили о браках, и никто этим не обижался. Потому что почитатель непорочности напряженным слухом ловил похвалы целомудрию. Читай Тертуллиана, читай Киприана и Амвросия – и или осуждай меня и вместе их, или оставь нас в покое. Есть люди (Plautinae familiae vel fabulae[118]118
  Дословно: «Из Плавтовой родни или сочинений». Здесь имеются в виду персонажи пьес римского комедиографа Плавта. – Ред.


[Закрыть]) столько заносчивые при спорах, что воображают казаться очень умными, осуждая все, что бы кто ни говорил; даже относительно одного и того же предмета они порицают разом обе стороны, например меня и моего противника, и, хотя необходимо одному из двух быть побежденным, они утверждают, что побеждены оба. «Но когда, рассуждая о вторых и третьих браках, мы сказали, что лучше знать одного, хотя бы второго или третьего, мужа, чем многих, то есть терпимее быть блудницей для одного человека, чем для многих, не объяснили ли мы тотчас, почему это сказали? В самом деле, и самарянка, означенная в Евангелии, говорившая, что она имеет шестого мужа, изобличается от Господа в том, что этот шестой не был ее мужем (Ин. 4, 18)». И теперь я, не стесняясь, говорю, что Церковь не осуждает ни вторых, ни третьих браков и точно так же позволяет выходить замуж за пятого, шестого и т. д. мужа, как и за второго; но эти супружества как не осуждаются, так и не похваляются. Они – уступка немощи, а не похвала умеренности. Посему-то и в другом месте я сказал: когда принимается один муж, то нет надобности до того, будет ли он второй или третий, потому что однобрачие уже прекращается. Вся… леть суть, но не вся на пользу (1 Кор. 6, 12). Не осуждаю вторых, ни третьих, даже, если можно сказать, восьмых браков: пусть иная примет и восьмого мужа, только бы перестала любодействовать.

Перехожу к тому месту, в котором меня обвиняют за то, что я сказал: «По еврейскому подлиннику насчет второго дня не замечено, как насчет первого, третьего и остальных: ви́де Бог, яко добро́ (Быт. 1, 4, 8, 12), – и прибавил вслед за этим: нам приходит мысль, что двойное число не есть доброе, так как слагается из двух единиц и предызображает союз супружеский. Посему-то и все животные, входившие в ковчег Ноев попарно, нечисты. Чисто нечетное число». Не знаю, за что тут обвиняют меня относительно второго дня, – за то ли, что, мы сказали, написано, или за то, что, сказали, не написано; или за то, что хотя и написано, но понято нами иначе, нежели как гласит прямой смысл Писаний. Что относительно второго дня не написано: виде Бог, яко добро, – пусть примут не мое свидетельство, но свидетельство всех евреев и других толкователей, как то: Акилы, Симмаха и Феодотиона. А если не написано, тогда как при других днях написано, то пусть или представляют другое достаточное основание, почему не написано, или, если такового не найдут, то поневоле пусть принимают то, которое высказано нами. А ежели и в ковчег Ноев входили попарно животные нечистые, а чистое было число нечетное, и ежели никто не сомневается, что это написано, – то пусть объяснят, почему так написано. Если же не объяснят, то волей-неволей пусть принимают то, что изложено мною. Или предложи лучшее угощение и зови меня на пир, или будь доволен нашей, какова она ни есть, трапезой. Тут именно мне должно исчислить, кто из церковных учителей рассуждал о нечетном числе: это Климент, Ипполит, Ориген, Дионисий, Евсевий, Дидим; и из наших: Тертуллиан, Киприан, Викторин, Лактанций, Иларий. Из них Киприан – что и как говорил, рассуждая о седмеричном, то есть нечетном, числе, служит свидетельством его книга. Разве указать еще на Пифагора, Архита Тарентинского и Публия Сципиона шестую книгу о республике, потому что и они рассуждали о нечетном числе? Но если и этих писателей не захотят слушать мои порицатели, то я заставлю школы грамматиков кричать им: «Богу приятно число нечетное» (Вергилий. Эклоги).

Велик грех, потрясаются церкви, мир не может слышать, что девство мы назвали более чистым, чем супружество, что четное число поставили ниже нечетного, что показали, как сень Ветхого Завета относится к евангельской истине. Остальное, что порицают еще в нашей книге, я нахожу или ничтожным, или относящимся все к одной и той же мысли и не хочу отвечать на такие обвинения, чтобы не увеличивать без меры письма и не показаться не доверяющим твоему собственному уму, уму того, кого я уже счел ходатаем за мое дело, прежде чем просил тебя об этом. Итак, свидетельствую этими последними словами, что супружества я не осуждал и не осуждаю, что я отвечал противнику, но не расставлял собственных хитросплетений. Девство же я превозносил до небес не потому, что имею его, но потому более и дивлюсь ему, что не имею его. Хвалить в других то, чего сам не имеешь, – это дело благородное и достойное уважения. Ужели потому, что я пристал к земле тяжелым своим телом, мне уже не дивиться полету птиц и не восхищаться голубем, как он «пролагает воздушную дорогу, не двигая и быстрыми крылами» (Вергилий. Энеида)? Пусть никто не обольщается; пусть никто не поддается вкрадчивому льстецу. Первое девство – девство от рождения; второе девство – от второго рождения. Не мои это слова, а древнее изречение, что никто́же мо́жет двема́ господи́нома рабо́тати (Мф. 6, 24) – плоти и духу. Плоть бо похотству́ет на духа, дух на плоть; сия́ же друг другу проти́вятся, да не я́же хо́щете, сия́ творите́ (Гал. 5, 17). Когда что-нибудь покажется тебе в нашем сочинении слишком строгим, не приписывай этого моим собственным словам, но Писанию, из которого мои слова заимствованы. Христос есть Девственник, Матерь этого Девственника есть Приснодева, и Матерь и Дева. Ибо Иисус вни́де две́рем заключе́нным, и в Его гробе, гробе новом и иссеченном в самом твердом камне, не полагался никто ни прежде, ни после. Вертогра́д заключе́н, запечатле́н исто́чник (ср.: Песн. 4, 12), из которого, по слову Иоиля, вытекает тот поток, который напаяет водотечь уз, или терния (в славянском – сития, в еврейском – Ситтим, у семидесяти – sco!inwn; Иоил. 3, 18), из грешничих, связывавших дотоле грешников, – терния, заглушившего семена Сеятеля. Это – восточные врата, как говорит Иезекииль (Иез. 10, 19), всегда заключенные и светлые, то принимающие в себя, то выпускающие из себя Святая Святых, – врата, которыми входит и выходит Солнце правды, Иерей по чину Мелхиседекову. Пусть скажут мне, каким образом вошел Иисус «дверем заключенным», а между тем показал руки для осязания, ребро для освидетельствования, и кости и плоть, дабы истинное тело не сочтено было за призрак, – и я тогда скажу, каким образом Святая Мария есть вместе и Матерь и Дева, – Дева после рождения, Матерь прежде чем познала мужа.

Итак, станем продолжать подвиг: Девственник Христос и Дева Мария представили начало девственности для обоих полов. Апостолы были девственники или воздерживались после супружества. В епископы, пресвитеры и диаконы выбираются или девственники, или вдовцы и, конечно, после посвящения навсегда остаются целомудренными. Зачем же нам обманывать себя и гневаться, если нам отказывают в награде целомудрия за то, что мы постоянно похотствуем к соитию? Мы хотим иметь роскошнейший стол, не расставаться с объятиями женщин и царствовать со Христом в числе дев и вдовиц. Значит, одну и ту же награду получат пост и прожорливость, грязь и чистота, власяница и шелковое платье? Лазарь принял злая в животе своем, а богатый, одетый в порфиру, тучный и окруженный пышностию, наслаждался всю жизнь телесными благами, но по смерти они заняли противоположные места: скорбь одного заменилась веселием; веселие другого – скорбию (Лк. 16, 22–23). В нашей воле идти за богатым или Лазарем.

Письмо к Павлину – об изучении Священного Писания

Апостол Павел увещевал прилежно изучать и читать Священное Писание. В числе обязанностей священника есть обязанность отвечать вопрошающим о законе. Обозрение книг Ветхого и Нового Завета. Поучаться в Божественных Писаниях и ничего иного не знать и не искать – значит уже здесь, на земле, быть обитателем Царства Небесного. Для верующего весь мир полон богатств, а неверующий нуждается. Будем жить как ничего не имеющие и всем обладающие.

Легко презирает все тот, кто всегда помышляет о смерти.

Брат Амвросий, доставивши мне твои подарки, принес вместе с тем и приятнейшее письмо, которое заключало в себе удостоверение твоей искони испытанной верности и подтверждение старой дружбы. Это истинная приязнь, скрепленная союзом Христовым, основывающаяся не на хозяйственной пользе, не на телесном только соприсутствии, не на хитром и вкрадчивом ласкательстве, но на страхе Божием и на ревности к изучению Божественного Писания. В древних историях читаем, что некоторые обходили области, путешествовали к незнаемым народам, переплывали реки для того, чтобы лично повидаться с теми, о ком узнали из книг. Так Пифагор посетил мемфисских жрецов; так Платон с величайшими затруднениями странствовал в Египет, и к тарентинцу Архиту, и в ту часть Италии, которая некогда называлась великою Грециею. Великий афинский наставник, учением которого оглашались академические гимназии, становится странником и учеником, желая лучше скромно выслушивать чужое учение, чем с наглою самоуверенностию проповедовать свое. Наконец, гоняясь за знаниями, как бы рассыпанными по всему земному шару, Платон был захвачен в плен пиратами и продан в подданство жесточайшему тирану (Дионисию Сицилийскому), был пленником, узником и рабом; но как философ не знал себе соперника. Мы читаем, что к Титу Ливию, испускавшему млечный источник красноречия, приходили некоторые вельможи с краев Испании (из Гадеса)[119]119
  Гадес (Gades) – ныне Кадикс.


[Закрыть] и из пределов Галлии; людей, не любопытствовавших видеть Рим, привлекла слава одного человека. Было тогда неслыханное во все века и достославное чудо: люди, пришедшие в такой город, искали чего-то иного, кроме города. Аполлоний (был ли он маг, как говорит народная молва, или философ, как сообщают пифагорейцы) был у персов, прошел через Кавказ и владения албанцев, скифов, массагетов, пробрался сквозь богатейшее царство Индийское и в заключение, переправившись через широчайшую реку Физон (Инд), достиг до владений браминов, чтобы послушать Гиарка, сидящего на золотом троне, пьющего от источника Тантальского и среди немногих учеников излагавшего учение о силах природы и движений планет. А отсюда чрез страны эламитов, вавилонян, халдеев, мидян, ассириян, парфов, сириян, финикиян, арабов и палестинцев, возвратившись в Александрию, Аполлоний пошел далее в Эфиопию, чтобы видеть гимнософистов и пресловутый престол солнца на песке. Упоминаемый нами путешественник всюду находил предметы для изучения и, постоянно путешествуя, постоянно усовершался. Филострат написал о нем целых восемь томов.

Но зачем говорить о людях века сего? Апостол Павел, сосуд избранный и учитель язы́ков, сознававший в себе присутствие Великого Посетителя, о чем говорит так: искуше́ния ли и́щете глаго́лющаго во мне Христа (2 Кор. 13, 3), – сей самый Павел, обошедши Дамаск и Аравию, пришел в Иерусалим, чтобы видеть апостола Петра, и пробыл у него пятнадцать дней. В продолжение этой таинственной седмицы и осмерицы дней будущий учитель языков должен был получить проповедническое образование. Спустя четырнадцать лет апостол Павел, взявши с собою Варнаву и Тита, снова дал отчет апостолам в своем благовествовании, да не вотще́ тече́т или проте́к. Живой голос имеет в себе какую-то скрытую энергию и сильнее звучит, предаваясь из уст наставника непосредственно во уши ученика. Когда в Родосе читали речь Демосфена против Эсхина и все удивлялись и хвалили, то сам Эсхин, бывший тогда уже родосским изгнанником, со вздохом сказал: «А что было бы, если бы вы послушали самого зверя, произносящего собственные свои слова?»

Все выше предложенное сказано мною не потому, чтобы я сам мог и был способен научить тебя чему-нибудь, но потому, что твое прилежание и усердие к учению, помимо всякого отношения ко мне, само в себе достойно одобрения. Способность к учению заслуживает похвалу независимо от достоинства учителя. Мы обращаем внимание не на то, что ты приобрел, а на то, что ты ищешь. Мягкий воск пригоден для лепной работы, и, хотя бы до него не касались руки художника и ваятеля, он все-таки t%h dun!amei (в возможности) содержит в себе все то, что из него быть может. Апостол Павел, по его собственному свидетельству, у ног Гамалиила изучал закон Моисея и i пророков, так что, вооружившись этими духовными стрелами, он мог с уверенностию говорить следующее: ору́жия во́инства нашего не плотска́я, но си́льна Богом на разоре́ние тве́рдем: помышле́ния низлага́юще, и вся́ко возноше́ние взима́ющееся на разум Божий, и пленя́юще всяк разум в послуша́ние Христо́во, в гото́вности иму́ще отмсти́ти вся́ко преслуша́ние (2 Кор. 10, 4–6). В Послании к Тимофею, от млада изучившему Священные Писания, апостол увещевал его прилежно читать их, да не вознерадит о той благодати, которая дана ему чрез священное рукоположение. В Послании к Титу, кратко изобразив епископские добродетели, апостол между прочим упоминает и о знании Писания, говоря, что епископу нужно быть держа́щемуся ве́рнаго словесе́ по уче́нию, да си́лен бу́дет и утеша́ти во здра́вом уче́нии, и проти́вящияся облича́ти (Тит. 1, 9). Святая необразованность полезна только для себя и, насколько создает Церковь добродетельною жизнию, настолько же вредит Церкви, если не противится разрушающим ее. Аггей был пророк, и еще чрез него Господь говорит: вопроси иереев закона (Агг. 2, 12).

Итак, в числе обязанностей священника есть обязанность отвечать вопрошающим о законе. И во Второзаконии мы читаем: вопроси́ отца твоего, и возвести́т тебе, ста́рцы твоя, и реку́т тебе (Втор. 32, 7). Также и в сто восемнадцатом псалме: пе́та бя́ху мне оправда́ния Твоя на ме́сте прише́льствия моего (Пс. 118, 54). Также и в описании праведного мужа, которого Давид сравнивает с райским древом жизни, в числе прочих добродетелей упоминается следующая: в законе Господни воля его, и в законе Его поучи́тся день и нощь (Пс. 1, 2). Даниил в заключение священнейшего видения говорит, что праведники сияют, как звезды, а понимающие, то есть ученые, как небо (Дан. 12, 3). Видишь ли, какое различие между праведною необразованностию и ученою праведностию? Одни сравниваются со звездами, а другие – с небом. Впрочем, по еврейскому подлиннику, и то и другое изречение может быть отнесено к ученым, потому что в еврейском тексте читаем так: и смы́слящии просветя́тся а́ки све́тлость тве́рди, и научающие других праведности, аки зве́зды в вечные веки (Дан. 12, 3). Почему Павел апостол называется сосудом избрания (Деян. 9, 15)? Без сомнения потому, что он служит хранилищем закона и Священного Писания. Фарисеи поражены ученостию Господа и удивляются, каким образом апостолы Петр и Павел знают закон, не учившись. Ибо что другим надлежало приобресть трудом и каждодневным поучением в законе, то самое было открыто апостолам Духом Святым, и они были – согласно со словами Священного Писания – θεοδιδακτοι (наученные Богом). Двенадцать лет было Спасителю, когда Он, во храме вопрошая старцев о законе, вразумлял их своими мудрыми вопросами.

Но можем ли мы назвать необразованным Петра или Иоанна, из которых каждый мог сказать о себе: аще невежда словом, но не разумом (2 Кор. 11, 6)? Иоанн – необразованный, рыболов, неученый. Но скажите, пожалуйста, откуда это изречение: в начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово (Ин. 1, 1)? Греческое слово λόγος имеет многие значения: оно значит и «слово», и «разум», и «вычисление», и «причину какой-либо вещи, чрез посредство которой что-либо происходит». Все это мы поистине видим во Христе. Этого не знал ученый Платон, этого не разумел красноречивый Демосфен. Погублю, сказано в Писании, премудрость премудрых и разум разумных отвергну (1 Кор. 1, 19). Истинная мудрость погубит ложную мудрость. И хотя в учении о кресте есть буйство проповеди, однако апостол Павел говорит: прему́дрость глаго́лем в соверше́нных: прему́дрость же не ве́ка сего́, ни князе́й ве́ка сего́ престаю́щих; но глаго́лем прему́дрость Божию, в та́йне сокрове́нную, ю́же предуста́ви Бог пре́жде век (1 Кор. 2, 6–7). А премудрость Божия есть Христос. Христос – Божия сила и Божия премудрость (1 Кор. 1, 24). Эта премудрость была сокрыта в тайне, почему и надписание девятого псалма гласит: о тайных Сына, в Котором все сокровища мудрости и разума сокровенны и Который Сам был сокровен в тайне, предуставлен прежде век. Он же был предзнаменован и предызображен законом и пророками. Посему и пророки называются видящими, ибо они видели Того, Кого другие не видали. Авраам видел день Его и возрадовался (ср.: Ин. 8, 56). Отверзаются для Иезекииля небеса, заключенные для грешного народа (Иез. 1, 1). Открый очи мои, говорит Давид, и уразумею чудеса от закона Твоего (Пс. 118, 18). Ибо закон духовен, и нужно откровение, чтобы мы могли уразуметь его и открытым лицом созерцать славу Божию.

В Апокалипсисе показывается запечатленная седмью печатями книга (Апок. 5, 1); и если ты дашь ее кому-нибудь из людей, знающих письмена, для прочтения, то он ответит: «Не могу, потому что эта книга запечатленна». Как много людей в настоящее время воображают себя знающими письмена и, однако, держат запечатленную книгу и не могут открыть ее, если не откроет книгу име́яй ключ Давидов, отверза́яй, и никто́же затвори́т; затворя́яй, и никто́же отве́рзет (Апок. 3, 7). В Деяниях апостольских святой евнух, или муж (ибо и тем и другим именем называется он в Писании), при чтении пророка Исаии на вопрос Филиппа: разуме́еши ли, я́же чте́ши? – отвечал: ка́ко у́бо могу́ разуме́ти, а́ще не кто наста́вит мя (Деян. 8, 30–31). Я, скажу, кстати, о себе, не святее и не прилежнее этого евнуха, потому что он, оставивши царский двор, от Эфиопии, то есть от последних пределов мира, пришел во храм, и так как любил закон и Божественное знание, что даже в повозке читал Священное Писание и, однако, держа книгу, размышляя о словах Господних, произнося их языком и устами, все-таки не понимал Того, Кого, помимо собственного сознания, чтил в книге. Пришел Филипп и показал ему Иисуса, Который скрывался, заключенный в книге. О удивительная сила учителя! В тот же час верует евнух, крещается, становится святым и верным, из ученика превращается в учителя и в уединенном источнике Церкви более находит для себя, чем в позлащенном храме синагоги.

Я коротко написал об этом (ибо тесные пределы письма не позволяют более распространяться), чтобы ты уразумел, что в рассуждении о Священных Писаниях нельзя идти без предшественника и путеводителя. Умалчиваю о грамматиках, риторах, философах, геометрах, диалектиках, музыкантах, астрономах, астрологах и медиках, знания которых весьма полезны для смертных и разделяются на три части: на догмат, метод и практику. Обращаюсь к менее значительным искусствам, которые производятся не столько умом, сколько рукою. Земледельцы, каменщики, ремесленники, пильщики, дровосеки, шерстобои, валяльщики сукон и прочие рабочие домашней рухляди и различных дешевых вещиц не могут обойтись без учителя.

«Медицинское искусство обещают медики, ремесленники рассуждают о фабричных делах» (Гораций. Послания). Только знание Писаний усвояют себе все повсюду.

«Все мы, и ученые и неученые, пишем поэмы» (Гораций. Послания). И болтливая старуха, и сумасбродный старик, и многоречивый софист – одним словом, все предвосхищают себе знание Писаний, терзают их и учат других прежде, чем бы самим научиться. Одни, приняв важный вид и гремя отборными словами, среди женщин любомудрствуют о Священном Писании. Другие – о стыд! – узнают от женщин то, что передают мужчинам; мало того, благодаря легкости языка и своей смелости, учат других тому, чего сами не понимают. Умалчиваю о подобных мне, которые после изучения светской литературы, обращаясь к Священным Писаниям и искусственною речью пленяя слух народа, все, что ни говорят, считают законом Божиим и не сподобляются знать мысли пророков и апостолов, но к своим собственным мыслям приискивают несоответственные тексты, как будто бы это было хорошее дело, а не самый порочный род учения – искажать мысли Писания и подчинять оное своему произволу, несмотря на явные противоречия. Как будто бы мы не читали стостиший Вергилиевых и Гомеровых и не можем (следуя то есть произвольным толкованиям) назвать христианином даже не верующего во Христа Марона, который писал: