Текст книги "Письма"

Письма к Марцелле от имени Павлы и Евстохии

В Святой земле мало утех века сего, но тем более утех духовных. Место упокоения Адама стало местом распятия Спасителя, и грехи первого Адама были омыты кровию Христовою. Вся религия наша имеет родину в Святой земле. Иерусалим земной и Иерусалим небесный.

Никто не судит другого, чтобы не быть осужденным от Господа.

Любовь не знает меры, нетерпение не руководствуется никакими соображениями, желание неудержимо. Так вот и мы, забывши о своих силах и думая только о том, чего нам хочется, а не о том, что можем исполнить, решились, будучи ученицами, учить наставницу, по народной пословице: «Sus Minervam» (то есть «свинья учит Минерву», изобретательницу искусств). Ты, которая бросила первую искру в наш труп, ты, которая словом и примером приглашала нас к подвигу и, как кокош, собирала птенцы своя под крыле (Мф. 23, 37), ты ли теперь оставляешь нас летать на свободе без матери и трепетать пред коршунами и пред всякими мимолетающими птицами? Нам осталось только вдали от тебя изливать жалобные просьбы и не столько слезами, сколько рыданиями выражать нашу просьбу: возврати нам нашу Марцеллу, не попусти, чтобы эта кроткая, нежная, сладчайшая паче всякого меда и сота женщина осталась сурова и угрюма по отношению к тем, кого своею снисходительностию привлекла к подражанию своей жизни.

Конечно, не стыдно просить того, что хорошо. Если же мы находим себе поддержку в изречениях Писания, то мы, не колеблясь, решаемся призывать тебя к тому, к чему ты сама сильно убеждала нас. Прежде всего – вот голос Бога к Аврааму. Изы́ди, сказал Он, от земли́ твоея́, и от рода твоего… и иди́ в зе́млю, ю́же ти покажу́ (Быт. 12, 1). Патриарху, прежде всех получившему обетование о Христе, повелевается оставить землю Халдейскую, оставить град смешения и Rooboth, то есть широты его, – долину Сеннаар, в которой воздвигнута была до небес башня гордости, – повелевается, чтобы он, минуя волны века сего, минуя реку, на которой сидели святые и плакали, воспоминая Сион, минуя ужасную пучину, из которой Езекииль извлечен был за власы, и переправился даже до Иерусалима, и поселился в обетованной земле, которая орошается не снизу только, как Египет, но и сверху и производит овощ не для больных только в пищу, но ждет с небес благовременного и позднего дождя. Земля эта гориста и расположена на возвышенности; мало в ней утех века сего, но тем более утех духовных. Наконец, и Мария, Матерь Господа, после того как получила от Ангела обетование и уразумела, что Ее чрево стало жилищем Сына Божия, – Она, оставивши долину, и́де в го́рняя (Лк. 1, 39). Из этого города после победы над некоторым иноземным врагом, когда он, пораженный в диавольски дерзкое чело, грянулся лицом обземь, вышла толпа пляшущих, и десятитысячный хор поющих возвеселил победу нашего Давида. Здесь Ангел, держащий меч и опустошающий всякий город нечестия, определил храм Господу на земле царя Евусеев, чем уже тогда означалось, что Церковь Христова восстанет не во Израиле, но между язычниками. Обратись к книге Бытия, и ты найдешь там, что начальником этого города был Мелхиседек, царь Салимский, который, прообразуя Христа, предложил Аврааму хлеб и вино – во образ христианского таинства Тела и Крови Спасителя (Быт. 14, 18).

Может быть, втихомолку ты упрекнешь нас, что мы не держимся порядка Писаний, а мечемся из стороны в сторону для того, чтобы только как-нибудь подействовать на тебя. Но мы в самом начале письма заявили, что не наделены любовью к порядку и что нетерпение не знает меры. Потому и в Песни песней, как нечто трудное, повелевается: вчини́те ко мне любовь (Песн. 2, 4), и теперь мы повторяем одно и то же не по неведению, но вследствие душевного волнения. Наконец, чтобы говорить еще больше без порядка, обратимся к давней старине. Говорят, что в этом городе (Иерусалиме), даже на этом, что и теперь, месте, жил и умер Адам и будто место, на котором распят Господь наш, потому именно и называется Лобным, что на нем зарыт был череп ветхого человека, так что струившеюся со креста кровию второго Адама, то есть Христовою, и были омыты грехи первого, лежавшего тут, первозданного Адама, при чем исполнилось слово апостола: возста́ни спяй, и воскресни́ от мертвых, и освети́т тя Христос (Еф. 5, 14). Долго перечислять, сколько пророков, сколько святых мужей произвел этот город. Вся религия наша имеет родину в этой стране и в этом городе. В самых трех названиях его указывается вера в троичность. Он называется Iebus (Евусеев город), Салим и Иерусалим. Первое название значит «истоптанный», второе – «мир», третье – «видение мира». Так как к цели подступаем постепенно и после путешествия становимся склонны к видению мира (отдохновению), то в Иерусалиме и родился в силу этого мира Соломон, то есть «миротворец», – и бысть в мире место его (Пс. 75, 3). А как прообраз Христа, он получил, по этимологическому значению названия города, имя Господа господствующих и Царя царей. Но зачем говорить о Давиде и всем племени его, царствовавшем в этом городе? Насколько Иудея выше других стран, настолько этот город выше всей Иудеи. Кратко сказать, слава всей страны должна быть приписана столице, а все, что есть достохвального в членах, должно быть отнесено к голове.

Но уже самые буквы, начертанные нами, чувствуют твое нетерпение возражать, и самая бумага замечает поднимающийся против нее вопрос. Да, подтвердишь ты и скажешь, что все то было давно, когда любил Господь врата́ Сио́ня па́че всех селе́ний Иа́ковлих, и были основа́ния его на гора́х святы́х (Пс. 86, 2), хотя и это может быть изъяснено в другом смысле; но что после того, как голос разгневанного Господа прогремел: се оставляется вам дом ваш пуст (Мф. 23, 38) – и скорбно предсказал разрушение Иерусалима, говоря: Иерусалиме, Иерусалиме, изби́вый проро́ки и ка́мением побива́я по́сланныя к тебе́, колькра́ты восхоте́х собра́ти ча́да тво́я, я́коже ко́кош гнездо́ свое под криле́, и не восхоте́сте; се оставля́ется вам дом ваш пуст (Лк. 13, 34–35), и что после того, как раздралась завеса храма, как пролита была кровь Господа и осажден Иерусалим войсками, тогда отступила от него стража ангельская и благодать Христова. Ибо даже и сам иудейский писатель, Иосиф, утверждает, что в то время, когда был распят Господь, из притворов храма проносились голоса небесных сил, восклицавших: «Выйдем из этих мест» (Иосиф [Флавий]. Иудейская война). Из всего этого и из кое-чего другого видно, что иде́же умно́жися благодать, там преизбы́точествова грех, – и что после того, как апостолы услышали: ше́дше научи́те вся язы́ки (Мф. 28, 19) – и сами сказали: вам бе ле́по пе́рвее глаго́лати слово Божие: а поне́же отверго́сте е… се обраща́емся во язы́ки (Деян. 13, 46), тогда вся святыня Иудеи и древнее домостроительство Божие были перенесены апостолами к язычникам.

В самом деле, возражение сильно, таково, что в состоянии поколебать даже и несколько знакомых с Писаниями; но разрешается оно весьма легко. Ибо отнюдь не плакал бы Господь о разрушении Иерусалима, если бы не любил его. Он плакал и о Лазаре, потому что любил его. Да и с первого взгляда ясно, что грех принадлежал людям, а не месту. Но, как избиение народа, пленение города клонилось к тому, чтобы при разрушении города был наказан народ, так и храм затем был разрушен, чтобы погибли прообразовательные жертвы. А что касается самого места, то с течением времени оно стало гораздо священнее, чем было дотоле. Прежде иудеями почитались Святая Святых, потому что там находились Херувимы, очистилище, ковчег завета, манна, жезл Ааронов и золотой жертвенник. Но не досточтимее ли кажется тебе гроб Господень? Потому что, когда ни войдем в него, всегда увидим Спасителя, лежащего в плащанице; а пробудем там немного, увидим и Ангела, сидящего у ног, а в головах суда́рь свитый. Слава этого гроба была предсказана задолго до того, как он был иссечен Иосифом; это мы знаем из пророчества Исаии, говорящего: и будет покой Его – честь (Ис. 11, 10), то есть место погребения Господня сделается для всех достопоклоняемым.

Но, ты скажешь, как же мы читаем в Иоанновом Апокалипсисе: зверь, иже исхо́дит от бе́здны… убие́т я. И тру́пы их оста́вит на сто́гнах гра́да вели́каго, иже нарица́ется духо́вне Содо́м и Египет, иде́же и Господь наш ра́спят бысть (Апок. 11, 7–8). Если, говоришь ты, града великого, идеже распят бысть Господь, нет другого, кроме Иерусалима, а место, где распят Господь, нарица́ется духо́вне Содом и Египет, значит, Содом и Египет, где распят был Господь, и есть Иерусалим. Сначала мы хотим заметить тебе, что Священное Писание вообще не может противоречить самому себе, и в особенности не может разногласить одна и та же книга, или, сказать еще ближе, одно и то же место одной и той же книги. Но в Апокалипсисе, из которого ты теперь представила свидетельства, менее чем десять стихов назад написано: воста́ни и изме́ри церковь Божию и олта́рь, и кла́няющыяся в ней. А двор су́щий внутрь це́ркве изнеси́ внеу́ду, ниже́ изме́ри его, зане́ дан бысть язы́ком; и град святый поперу́т четы́редесять и два ме́сяцы (Апок. 11, 1–2). Если Иоанн в Апокалипсисе, написанном им уже много лет спустя после страданий Господа, называет Иерусалим градом святым, то как мог бы назвать его духо́вне Содомом и Египтом? Ты не можешь на это сказать, что святым местом называется Небесный Иерусалим, будущий, а Содомом – разрушенный, поелику в Апокалипсисе говорится насчет будущего, что зверь, иже исходит от бездны… сотворит с двумя пророками брань, и победит их и убиет я, и трупы их оставит на стогнах града великаго. Об этом граде в конце той же самой книги написано: и град на четы́ри у́глы стои́т, и долгота́ его и широта такова, какова и высота. И изме́ри град тро́стию на ста́дий двана́десять ты́сящ; долгота́ и широта́ и высота́ его ра́вна суть. И разме́ри сте́ну его во сто и четы́редесять и четы́ри ла́кти, в ме́ру челове́ческу, я́же есть Ангела. И бе созда́ние стены́ его иа́спис; и град зла́то чи́сто и проч. (Апок. 21, 16–18). Где четвероугольник (квадрат), там нельзя говорить ни о долготе, ни о широте. И что это за представление, что такова же долгота и широта, какова и высота, и весь город из чистого золота, и стены из иасписа, и основания его и стогны его из драгоценных камней, и двенадцать ворот блестят перлами?

Значит, если всего этого нельзя принимать в вещественном смысле (поелику нелепо утверждать, чтобы город, имея двенадцать тысяч стадий в долготу и ширину, имел столько же и в высоту), то должно принять в духовном; а под великим городом, который был построен Каином и назван им по имени его сына, должно разуметь этот мир, который клеветником братьев своих, погибельным братоубийцею диаволом был выстроен из пороков, основан на злодеяниях, наполнен неправдою: он и называется духовне Содом и Египет. Об этом Содоме написано: будет восстановлен Содом в прежний свой вид (Иез. 16, 55), то есть мир будет восстановлен в то состояние, в каком он был прежде. Ибо нельзя уже думать, что вновь будут выстроены Содом и другие города, то есть Гоморра, Адаман и Севоим; они должны оставаться в вечных развалинах. А слово Египет в Писаниях нигде не упоминается в смысле Иерусалима, но всегда в смысле этого мира. Было бы долго собирать из Писаний бесчисленные тому примеры; представим одно свидетельство, где этот мир особенно ясно называется Египтом. В своем соборном послании апостол Иуда, брат Иакова, пишет так: воспомяну́ти же вам хощу́, ве́дущим и вам еди́ною сие́, яко Иисус лю́ди от земли́ Египетския спасе́, последи́ неве́ровавшия погуби́ (Иуд. 1, 5). Дабы не подумала ты, что здесь говорится об Иисусе, сыне Навина, вслед за сим прибавлено: ангелы же не соблю́дшия своего нача́льства, но оста́влшия свое жили́ще, на суд великаго дне, у́зами вечными под мраком соблюде́ (Иуд. 1, 6). И чтобы удостоверить тебя в том, что, где вместе упоминаются Египет, Содом и Гоморра, там они означают не местности, но этот мир, и апостол тотчас приводит пример: я́коже Содо́ма и Гомо́рра, и окре́стныя их гра́ды, подо́бным им образом преблуди́вша и ходи́вша в след пло́ти ины́я, предлежа́т в показа́ние огня́ ве́чнаго суд подъе́мше (Иуд. 1, 7). Да и нужно ли искать многих свидетельств, когда евангелист Матфей рассказывает, что после страданий и воскресения Господня ка́мение распаде́ся, и гро́би отверзо́шася, и мно́га телеса́ усо́пших святых воста́ша, и изше́дше из гробов, по воскресении Его, внидо́ша во святы́й град и яви́шася мно́зем (Мф. 27, 51–53). В этом месте разумеется отнюдь не Небесный Иерусалим, как некоторые странно думают; не могло бы быть никакого знамения для людей о воскресении Господа, если бы тела святых явились в Небесном Иерусалиме. Итак, если евангелисты и все Писания называют Иерусалим святым городом, а Псалмопевец заповедует поклоняться на место иде́же сто́ясте но́зе Его (Пс. 131, 7), то ты не позволишь себе называть Содомом и Египтом тот город, которым запретил Господь клясться, так как он город Царя великого.

Ставят в укор земле обетованной то, что она напоялась кровью Господней. А почему же почитают благословенными те места, в которых пролили кровь за Христа Петр и Павел, вожди христианского воинства? Если славно исповедание слуг и людей, то почему же не славно исповедание Господа и Бога? И если поклоняемся гробам мучеников и, святые останки их поставляя на виду, даже, если можно, прикладываемся к ним устами, то почему же оставлять без внимания гроб, в котором был похоронен Господь? Если не верим себе, то поверим, по крайней мере, диаволу и ангелам его, которые всякий раз в виду этого гроба изгоняются из одержимых ими людей, трепещут, как будто стоя пред судилищем Христовым, стекаются и приносят позднее раскаяние в том, что распяли Того, Кого боятся. Если после страданий Господних это место, как мелет нечестивый язык, стало позорным, то что же значило, что Павел спешил в Иерусалим, чтобы там провесть Пятидесятницу? И зачем он возбранявшим это говорил: что творите́, пла́чуще и сокруша́юще ми сердце? Аз бо не то́чию свя́зан бы́ти хощу́, но и умре́ти во Иерусалиме готов есмь за имя Господа Иисуса (Деян. 21, 13)? К чему говорить долее о других святых и славных мужах, которые уже после прославления Господня приносили свои обеты и пожертвования к братьям, находившимся в Иерусалиме?

Долго было бы исчислять ныне, сколько во все время от вознесения Господня до настоящего дня евангелистов, сколько мучеников, сколько искуснейших в церковном учении мужей ходило в Иерусалим. Все они думали, что в них меньше будет религиозности, меньше знаний и что они не получат, как говорится, высокой руки добродетелей (summam manum virtutum), если не поклонятся Христу в тех местах, где заблистало со креста Первоевангелие. В самом деле, если известный оратор, не помню только кого, считает достойным порицания за то, что тот учился греческой письменности не в Афинах, но в Лилибее, а латинской – не в Риме, но в Сицилии, поелику вся область имеет нечто особенное, чего другая в равной степени иметь не может, то зачем же и нам думать, что без наших Афин кто-нибудь дойдет до вершины наук?

Мы говорим это не потому, чтобы отвергали, что Царствие Божие внутрь нас есть и что есть святые мужи и в других странах, но в особенности утверждаем это потому, что лучшие в этом мире христиане собираются здесь вместе. А мы пришли к этим местам не как первые, но как последние, дабы видеть здесь первых из всех народов. Конечно, чин монахов и девственниц есть в самом деле цвет и драгоценный камень между церковными украшениями. Каждый из лучших людей Галлии спешит сюда. Удаленный от нашего мира британец, едва только начинает преуспевать в религии, оставив Запад, стремится к месту, столько известному по молве и по библейским упоминаниям. А что сказать об армянах, персах, народах Индии и Эфиопии, о стране близ Египта, кипящей монахами, о Понте, Каппадокии, Сирии Келенской (Coelen), и Месопотамии, и о всех вообще народах Востока? Они, по слову Спасителя: иде́же бо аще будет труп, та́мо соберу́тся орли (Мф. 24, 28), – стекаются к этим местам и представляют нам зрелище всевозможных добродетелей. Как ни различны голоса, но религия одна. Сколько разностей народных, столько же почти и поющих хоров. Но между ними (что составляет исключительно или по преимуществу христианскую добродетель) нет никакого спора из-за своекорыстия ли или из побуждений гордости; общее соревнование из-за смирения. Пусть будет самый последний, его почитают, как первого. Нет никаких отличий, ничего поразительного в одежде. Как бы ни заблагорассудилось ходить, – нет ни порицания, ни похвалы. И посты не возвышают никого: не превозносится неядение, не осуждается и умеренное насыщение. Каждый своему Господу стоит или падает. Никто не судит другого, дабы не быть осужденным от Господа. А грызть друг друга зубами, что так обыкновенно во многих странах, здесь этого вовсе не водится. Нет роскоши, нет и развлечений. Но столько молитвенных мест в городе, что обойти их недостанет и целого дня.

Подойдем к домику Христову и гостинице Марииной (ибо всякий хвалит более то, чем владеет): какою речью, какими словами можем мы представить тебе вертеп Спасителя? Эти ясли, в которых Он плакал, будучи Младенцем, должны быть чтимы более молчанием, чем бессильною речью. Где широкие входы? Где своды золоченые? Где дома, убранные денежными штрафами с бедняков и трудом осужденных на казнь? Где наподобие дворцов возведенные богатством частных лиц храмы, чтобы расхаживало, как драгоценность, дешевое тело человека и, как будто ничего не может быть прекраснее его в мире, засматривалось более на свои ступни, чем на небо? Вот в этом маленьком земляном углублении родился Строитель неба; здесь обвит Он был пеленами; здесь видели Его пастыри; здесь указала Его звезда; здесь поклонились Ему волхвы. Это место, я думаю, священнее скалы Тарпейской, которую так часто поражает небесная молния, показывая тем ее неугодность Господу.

Читай Иоаннов Апокалипсис и смотри, что говорится о жене, облеченной в червленицу, о позоре, написанном на челе ее, о семи горах, о водах многих и об уходе из Вавилона: изыди́те, говорит Господь, из нея́ лю́дие Мои, да не причастите́ся грехо́м ея́, и от язв ея́ да не вредите́ся (Апок. 18, 4). Обратись затем к Иеремии и внимай написанному в том же смысле: бежи́те от среды́ Вавилона и спаси́те ки́йждо душу свою (Иер. 51, 6). Паде́, паде́ Вавилон великий, и бысть жилище бесо́м и хранитель всякому духу нечи́сту (Апок. 18, 2). Конечно, и там[112]112
  По контексту видно, что здесь идет речь о Риме, которому усвояется аллегорически имя Вавилона.


[Закрыть] есть Святая Церковь, есть трофеи апостолов и мучеников; есть истинное исповедание Христа, есть вера, проповеданная апостолом, и по низвержении язычества с каждым днем усиливается слово христианское; но самый блеск, могущество и обширность города заставляют себя казать и людей смотреть, откланиваться и кланяться, хвалить и порицать, или слушать, или говорить, почти по необходимости видеть такое множество народа, – а все это удаляет от подвига и уединения монашеского. Если станешь принимать приходящих к тебе, то потеряешь молчаливость; не станешь принимать – упрекнут в гордости. А иногда, чтобы отдать посетителям визит, придется подходить к пышным дверям и вступать под подзлащенные своды среди ругательств прислуги. Но в Христовом домике, как сказали мы выше, все – простота, и только пением псалмов нарушается молчание. Обратись куда угодно: земледелец, идя за плугом, поет «аллилуия»; покрытый потом жнец развлекается псалмами и виноградарь, срезывая кривым ножом виноградные ветви, поет что-нибудь из Давида. Таковы в этой стране песни, и это любимые песни, как говорит народ. Они – покрикивание пастуха, они – орудие земледелия.

Но увидим ли мы исполнение своих желаний? Ах, придет ли то время, когда Ангел-путеводитель принесет весть, что наша Марцелла пристала к берегам Палестины, и зашумит хор монахов и толпа девственниц? Вот уж мы поднялись спешить навстречу и, не ожидая повозки, быстро несемся пешком. Возьмем за руки, насмотримся в лице и не оторвемся от желанных объятий. Ужели в самом деле не будет того дня, когда нам придется вместе войти в вертеп Спасителя? Плакать на гробе Господнем с сестрою[113]113
  Под именем сестры должно разуметь жену Алфееву, или Клеопову, по Евангелию Иоанна, – мать Иакова младшего и сестры Марии Девы.


[Закрыть], плакать с матерью? Потом лобызать древо крестное и на Масличной горе с возносящимся Господом возноситься желанием и духом? Видеть выход Лазаря, повитого пеленами, и чистейшие, омывшие Господа струи Иордана? Отсюда идти к домику овчему пастырей, молиться на гробнице Давидовой? Видеть и теперь Амоса пророка, трубящего в пастуший рог на своей горе? Поспешить воспоминанием в палатки Авраама, Исаака и Иакова и трех их славных жен[114]114
  Под тремя славными женами должно разуметь Сарру, Ревекку и Лию, но не Рахиль, как думают некоторые; см.: Быт. 49, 31.


[Закрыть]? Увидеть источник, в котором Филипп окрестил евнуха? Пройти в Самарию и поклониться останкам Иоанна Крестителя, также Елисея и Авдия? Войти в пещеры, в которых во время гонений и голода питалось такое число пророков? Пойдем в Назарет и, соответственно со значением самого названия его, увидим цвет Галилеи. Недалеко отсюда видна будет Кана, где вода превращена в вино. Взойдем на гору Фавор и увидим там жилище Спасителя – не как хотелось когдато Петру, с Моисеем и Илиею, но с Отцем и Духом Святым. Отсюда пойдем к Геннисаретскому морю и увидим в пустыне пять тысяч и затем четыре тысячи человек, насыщенных пятью и семью хлебами. Покажется городок Наин, в воротах которого воскрешен сын вдовы. Посмотрим и на Ермоним и горящий Эндор, в котором побежден

Сисара. Увидим и Капернаум, обыкновенное место знамений Господних, и вместе с ним всю Галилею. И, когда затем по следам Господа, чрез Силоам, Вефиль и другие места, в которых, как знамена побед Господних, возносятся церкви, мы возвратимся к своей пещере, тогда станем петь постоянно, часто плакать, непрестанно молиться и, уязвленные копием Спасителя, воскликнем вместе: обрето́х, его́же возлюби́ душа моя: удержа́х его, и не оста́вих его (Песн. 3, 4).