Текст книги "Новый Вавилон"

– Очень рад тебя видеть, Афанасий! Понимаю, ты еще не отдохнул от вчерашней поездки, но дело не терпит отлагательства. Поэтому садись и слушай.

Афанасий присел на простую, деревянную скамью, и рядом с ним опустился Аввакум, откинув длинные полы рясы.

– Знаю, ты дружен с князем Андреем Николаевичем Романовым.

– Мы вместе занимаемся спортом и иногда ходим на вечеринки, но я бы не назвал его другом – он, наследник дома Романовых.

– Понимаю. А еще я заметил, что ты очень скромен. Это весьма похвально, но я хочу спросить, нравится ли тебе происходящее в стране?

– Я слишком молод, чтобы делать выводы, Владыка, тем более – высказывать мнение по вопросам, в которых не очень разбираюсь. – Афанасий был искренен.

– Ты прекрасно воспитан, обязательно скажу твоему отцу, что он растит великолепного сына. – Аввакум одобрительно покачал головой.

– Вы хорошо знакомы?

– Нет, мы встречались всего два раза, и в последний, помнится, обсуждали сложные вопросы положения в стране и возможность усиления влияния Церкви. Помнишь, о чем я вчера говорил, на казни?! – Аввакум, вдруг сделал ударение на последних словах, специально произнеся их громко и четко.

Это заставило Афанасия вздрогнуть, напомнив о вчерашних событиях, но он постарался не подать вида и мужественно продолжал смотреть в глаза иезуиту.

– Я хочу, чтобы ты устроил мне встречу с молодым князем Романовым. Скажу честно, мне могли организовать ее через влиятельных людей из круга князя, но лучше, чтобы нас познакомил такой чистый человек, как ты.

– Спасибо за доверие, Владыка. – Афанасию импонировало внимание сильного и уверенного в себе Аввакума. – Постараюсь устроить вам эту встречу.

– Прекрасно. Дам тебе одну книгу, прочитай ее к нашей следующей беседе. Она поможет лучше понять, что происходило и происходит в стране, и какую правильную дорогу тебе следует выбрать, чтобы не ошибиться так, как… с выбором своей девушки. – Аввакум строго смотрел на притихшего Афанасия, вскинувшего на последних словах голову и тут же виновато опустившего ее.

– Откуда вы знаете?..

– Прочитай книгу, и мы все обсудим, но главное – князь Романов! – повторил он свою просьбу голосом, не терпящим возражений.

14. Хромой. Остберг. Днесь Спасение

По дороге еще дважды встречались полицейские патрули, но разведчик вовремя предупреждал Алексия, обозначая безопасную дорогу. Несколько раз они поехали в объезд огромных, дымящихся, промышленных свалок, которые птица обозначала как зоны повышенной опасности, – Дронов решил не рисковать здоровьем, своим и Даны, и послушно следовал указаниям корпускула.

Через два часа Алексий и Дана были в столице, недавно переименованной. Она называлась теперь – Остберг. По радио, на чистом немецком языке, диктор бодро передавал последние известия. Дронов не хотел отвлекаться и выключил звук.

Два года назад немцы выкупили здешнюю столицу и прилегающие земли, но еще не успели оградить их границей, потому что не все местное население, ставшее для новых хозяев Гибридами, покинуло пределы немецкой зоны. Богатая Германия скупала земли у таких несчастных, гибнущих карликовых государств, выселяла оттуда умирающее население и постепенно превращалась в крупнейшее государство в Европе. Дронов слышал, что Россия тоже претендовала на покупку и даже давала лучшую цену, но балты, испытывая вечную ненависть к соседям с востока, выбрали Германию.

В городе он оставил машину в районе старого рынка, рядом с давно закрытым, железнодорожным вокзалом – отсюда некуда было ездить поездам, слишком дорогую в эксплуатации железную дорогу просто бросили, и ржавеющие вагоны уныло стояли, застыв на путях. Рядом, на привокзальной башне с часами виднелся большой, покосившийся крест, стилизованный, как показалось Дронову, под свастику. Он обратил внимание, как мало людей на улицах столицы. Возможно, виной была вечно дождливая погода.

Дронов подошел к стене, с наклеенными объявлениями – языка он не знал, но понял по фотографиям, что разыскивается человек не местной национальности. Подобными объявлениями до сих пор были заполнены Москва, Лондон и все мировые столицы. Прошло много лет, но большинство стран не смогли привести население к единонациональному, а кто и преуспел, постоянно отлавливали несчастных замаскировавшихся Гибридов.

Недалеко от вокзала была дешевая, захудалая ночлежка для бездомных, и Дронов велел Дане, поселиться там, в общих комнатах.

– Вернусь, завтра вечером, дам тебе денег и отправлю домой, либо можешь остаться в столице – а то сгинешь и помрешь ведь, в своей дыре. Дождешься меня?

Девушка настолько устала за дорогу, что готова была во всем с ним согласиться, лишь бы побыстрее очутиться в кровати.

Алексий вытащил несколько местных банкнот и отдал Дане.

– Возьми, заплатишь за ночлег, и на еду хватит. Поняла?

Она снова сонно кивнула, и устало направилась в сторону ночлежки.

Сам Дронов пошел ночевать на чердак одного из домов в районе вокзала, поставив разведчика на охрану.

Заснуть не получалось, и он решил почитать какой-нибудь умный, последний репортаж Полины. Связь через «Пола» позволяла и в чужой стране подключаться к Сети. Его заинтересовало интервью с директором Университета Святости и Веры Елиазаром Ладожским.

Полина: Наши читатели просят ответить вас на вопрос о вере теперь, после разделения стран. Насколько увеличилась разница?

Ладожский: Запад стал более бездуховен, а восток более воинственен, и Православие должно встать после Великого Разделения во главе цивилизации. Древние мыслители верили, что только наш народ выведет человечество на богоугодный путь развития.

Полина: Как появилась Долина Церквей?

Ладожский: Купцы давно пытаются вырваться из-под власти золота – прежде они строили отдельные храмы, а в наши дни знаменитую Долину Церквей. Они ищут достойное применение своим капиталам.

Полина: Почему опять возрождается язычество?

Ладожский: Православие отвечало духовным потребностям народа, но сегодня многие разочарованы невыполненными обещаниями власти и надеются обрести новых идолов. Язычники пытаются низвергнуть Церковь, но нашими молитвами, думаю, она выстоит, как и в предыдущее тысячелетие.

Полина: Спасибо вам, господин Ладожский, за исчерпывающие ответы. Дай Бог вам удачи во всех ваших изысканиях и начинаниях.

Проснувшись утром и позавтракав в простой «забегаловке» на рынке, Алексий заскочил в ночлежку к Дане сказать, что придет ближе к полуночи. Затем он перешел узкую улицу и решил дожидаться Хромого в людном туннеле вокзала.

Балт работал на Москву, еще начиная со времен присоединения страны к Европе. Местное население всегда в своем бедственном положении обвиняло приезжих, поэтому на должности, связанные с обеспечением безопасности и с допуском к государственным секретам, их не брали. В этом вопросе, наверное, люди во всех странах одинаковы. Хромой занимался тем, что выявлял недовольных, а подрабатывал, доя, мелких торговцев и, помогая им решать проблемы с законом.

Потом сюда пришли скандинавы – выкачали все, что можно, и ушли обратно, оставив простой народ подыхать с голоду и любоваться на свалки отходов из богатой Европы, построенные на их деньги по всей стране.

Этим воспользовались местные националисты, опять во всем обвинившие мигрантов. Возник кровопролитный конфликт, а тут и постановление ООН вышло, Балтийские страны охотно проголосовали за массовую депортацию всех лиц, не коренной национальности и вздохнули с облегчением, когда начался исход здешних Гибридов. Большинство выбрали Россию, богатые – Новый Вавилон, и, наконец, самые смелые уехали в Антарктиду. Пригодились и базы данных по недовольным, собранные Хромым. Самого Хромого к тому времени назначили начальником отдела по противостоянию наплыву приезжих репатриантов, выдающих себя за коренных граждан. И в этом болоте он умудрялся неплохо зарабатывать.

Хромой был местным и смотрел на представителей других национальностей, как и остальные его соплеменники, свысока, но это ничуть не мешало ему продавать Москве секретную информацию за интернациональные деньги – Хромой предпочитал всегда актуальное и вечное золото.

Теперь, когда прошло столько лет после Разделения, «хлебного» отдела больше не было, но для настоящего патриота выгодная работа всегда найдется, и Хромой перешел в структуру по поддержке разноцветных «оппозиционеров» из России, которые частенько, нелегально перейдя границу, отсиживались на севере страны, подпитываясь из иностранных секретных фондов. Хромой не понимал, чем они отличаются от бандитов и контрабандистов, но долгие годы работы научили не задавать никому лишних, неудобных вопросов. К концу своей карьеры, Хромому, и раньше не отличавшемуся щепетильностью, было все равно на кого работать и от кого получать вознаграждение.

Они поздоровались, как старые знакомые.

– Вы хотели видеть, кого-то от нас? – Хромой взял инициативу в свои руки.

– Да, я хотел просить вас по возможности, помочь достать новую информацию о наших новых «группах сопротивления» на севере.

– Я, первое, уже дал вам возможность добраться до столицы и позволю так же спокойно уехать из страны. Второе – могу вам предложить, например, американского связного в Оскове. Что мы получаем за это?

– Торгуетесь?

– Такую информацию вы будете очень хотеть. Через него проходит северное финансирование ваших групп. Теперь, когда у нас хозяевами стали опять немцы, мне недолго осталось работать. Мы знаем, что есть указ, до конца следующего года всем местным полностью покинуть немецкую зону. Вся столица и ее окрестности выкуплены Германией за наши долги.

– А как же национальные ценности? От вашей территории вскоре ничего не останется!?

Хромой только безразлично махнул рукой на вопрос Дронова.

– Я уже старый об этом думать. Давайте лучше о делах.

В понимании старого хапуги, это значило – о деньгах.

– Допустим, это интересно. Мне нужен канал, по которому прошла последняя группа от вас к нам. – Дронова интересовала группа Городничего. Такой запрос, среди прочего, он получил сегодня утром от Данилина.

– Хорошо, я достану вам данные по этому каналу. Вы привезли деньги?

– Да, конечно. Они в надежном месте и ждут возможности переместиться оттуда к вам в портфель.

– Не понимаю только, зачем вы устроили бойню в нашей депрессивной волости?

– Вы хотите сказать, что в других районах экономическое процветание?

– Вы не ответили.

– Моей жизни угрожала серьезная опасность. В вашем передовом приграничном городе любят пострелять в приезжих, но это еще не проблема. Иногда, когда разыграется аппетит, им хочется попробовать бедолагу на вкус. Редкое местное гостеприимство со своим колоритом. Как вам мое объяснение?

– Гости не переходят границы нелегально, впрочем, сейчас и легально тоже. – Хромой вздохнул. – Не знал, что зашло так далеко.

– Все вы знаете. Так как, с моим предложением?

– Я думаю, что будет правильным оправдать вашу нелегкую и опасную дорогу. Хорошо, мне надо запросить свой Приход.

– Когда вы будете знать результат?

– Часа мне хватит.

– Нет, давайте встретимся вечером, подальше от центра, возле реки у подземного перехода.

Хромой кивнул в знак согласия и заковылял на выход из тоннеля, но вдруг обернулся к Дронову.

– Да, последнее, деньги возьмите с собой, не забудьте, пожалуйста!

15. Воскресенский. Петроград

Губернатор Северо-Запада князь Воскресенский проснулся в творческом настроении в своем Петроградском доме на набережной реки Мойки. За окном стоял почти летний полдень, и было пора вставать из мягкой постели – на вечер планировался премьерный спектакль. Князь предстанет перед зрителями в главной роли жестокого предводителя варваров.

Поэтому сегодня, почти достроенный им замок готовится встречать важных гостей из всей Северо-Западной губернии и сенаторов из Петрограда. Его советник, – Фома Благозвучный, просил не приглашать их без разбора, но князь – губернатор не всегда слушал придворного философа.

Воскресенский потянулся, широко зевнул и босиком отправился в ванную комнату. Мраморный гладкий пол приятно холодил ступни. Возле окна тотчас встрепенулся Везувий, млеющая от жары породистая русская борзая. Князь слегка наклонил голову, и радостный пес завилял хвостом и потрусил за ним.

Почему он, Воскресенский не может пригласить на театральное представление цвет Петроградского нового дворянства? Народные избранники жаждут увидеть восходящую звезду сцены, а театр – страсть князя…

Сейчас рядом нет, слава Богу, его властной матери Алевтины, от которой он принял губернаторство, и некому помешать князю, наслаждаться игрой. Хотя, вездесущий Фома тоже считает, что увлечение театром вредит политической карьере и портит образ сильного властителя. Вот и нынче хитрец – Фома плетет новые интриги, убеждая князя бороться за власть и место нынешнего президента.

Из широкого с золотом зеркала в ванной смотрело усталое лицо человека, накануне вкусившего больше соблазнов, нежели требовалось для творческого подъема перед премьерой. Везувий скулил от удовольствия и терся о его ноги, надеясь привлечь внимание.

После представления, как всегда, для избранных был запланирован ужин с обильными излишествами, что кому нравится. Воскресенский закрыл глаза и мысленно представил вечер, обещавший приятные сюрпризы.

Совершив утренний туалет, он нехотя позавтракал в каминном зале и приказал охране через час готовиться к выезду. Все знали, что князь не отличался пунктуальностью – только через два часа он торжественно погрузился в белый лимузин с флажком губернии. В сопровождении черного автомобиля с охраной Воскресенский тотчас отбыл из Петрограда в направлении своего замка, расположенного в двух часах езды от города.

Прекрасную дорогу недавно, по его приказу гладко отутюжили и Воскресенский, лежа на кожаном диване лимузина, спокойно повторял вечернюю роль – отрывки из германского эпоса о Нибелунгах. Князю особенно нравились строки, где победители пили кровь, сраженных гуннов:

 
Молвил тут Хаген, сурово
Нахмурив брови:
Жаждой томимый, пусть
Каждый напьется крови!
В пламени адском напитка здесь
Нет другого:
Пейте его – таково мое, други, слово.
 

– Панкрат, дай-ка холода назад, – обратился князь к водителю, – что-то жарко сегодня… – И он снова погрузился в роль, представляя себя на месте свирепого Хагена, собственноручно выпускающего фонтаны крови из жертв.

Наряду с классическими произведениями Воскресенскому не претили и произведения современных покладистых авторов. Они позволяли править их творения, вставляя туда картины его тайных желаний – устраивать, столь любимые князем, кровавые оргии на сцене. Столичные завистники не посмеют обвинить губернатора в извращенности – он лишь строго следует в постановках авторской букве.

В стране давно запретили все сочинения не – национальных авторов, и только мятежный правитель Северо-Запада, обладающий реальной властью, ставил на сцене кого хотел. Воскресенский выбирал сценарий следующей постановки из двух произведений придворных баснописцев. Если кратко коснуться содержания, то первое погружало зрителя в атмосферу жизни таинственных и порочных жрецов древней Тмутаракани, а второе открывало глаза на извращенные нравы героев классических балетов Чайковского. Князь пока склонялся к оригинальной постановке классика, где, по его просьбе добавили жестокую сцену кровавого истязания и жертвоприношения прекрасных лебедей.

Воскресенский ясно представлял, как потоки крови живописно забрызгивают и заливают белоснежные одежды балерин. Эх, жаль, нет рядом верного Фомы – некому посоветовать, какую пьесу выбрать! Старый лис – философ не одобрял фанатичного увлечения князя театром, но, тем не менее, с азартом и нескрываемым удовольствием принимал участие в ночном богемном отдыхе после сомнительных постановок.

На все просьбы Воскресенского вернуться к перу, Фома только шумно вздыхал в ответ и обнадеживал, что обязательно займется творчеством, когда будет свободнее со временем. Сетевые студии в Москве, в последнее время, разрывали популярного философа на куски и заставляли каждую неделю участвовать в постановках вместе с Катькой Сарафан.

Вспомнив о ней, Воскресенский поморщился. Пару лет назад модная ведущая заинтересовалась князем, и он чуть не поддался ее чарам, вернее, притягательным порокам. Спасибо, господину Кресину, у которого Воскресенский брал уроки вокала, – тот близко знал диву, поэтому вовремя предостерег благородного человека и новоиспеченного аристократа от компрометирующей связи.

Князь был недоволен, что Фома проводит с ней время в примитивной Москве, которая веками противостояла Петрограду, считавшему себя на голову выше. Однако тщеславный философ оправдывался, что якобы готовит почву для будущего президентства князя. Сам Воскресенский редко посещал столицу, особенно после обострения отношений с президентом и его окружением, которые вдруг почувствовали в нем реального конкурента на предстоящих выборах.

Из окна автомобиля князь заметил в высоком летнем небе чуть впереди кортежа беззвучный вертолет сопровождения с его гербом на боку. Молодец, начальник охраны губернатора, немногословный и опытный Светозар, надежно охраняет драгоценный талант.

Воскресенский отвлекся от пьесы и неохотно начал просматривать секретную сводку событий по Северо-Западной губернии за вчерашний день.

Первое, самое важное, – вчера закончено строительство очередного нефтяного терминала. Приятно – чем больше нефти льется в его порты и через его земли, тем он независимее от Москвы. Второе – волнения и поджоги на военном заводе этого «выскочки» из Сената, – нового барона Клюева, рабочие требуют прибавки. Пусть сам разбирается или просит милости у губернатора – клюевские автоматы могут скоро и пригодиться!

Дальше, события помельче: – десять скандинавов в Северном море смогли угнать наш танкер с нефтью, но были уничтожены пограничниками, и, потрепанный, танкер плывет назад; бунт в лагере Гибридов; банда балтов нелегально просочилась через западную границу – местные жители отбили бензовоз, который те хотели перегнать к себе…

Князь с отвращением отбросил листок на сиденье – надоело, каждый день одно и то же! То ли дело – его театр!

Внезапно, в небе что-то случилось, и вертолет резко начал пикировать вниз. Воскресенский увидел искры в его передней части, и в сторону лимузина стремительно полетели две ракеты, оставляя в воздухе змеевидные хвосты дыма.

Губернатор принялся кричать и от страха попытался перелезть вперед, но дымные змеи уже достигли цели – взорвали, исковеркали и подбросили вверх темный автомобиль, стоявший впереди на обочине. Лимузин князя резко остановился, и Воскресенский сильно ударился головой о переднее сидение, растянувшись на полу. Машины сопровождения, визжа тормозами и дымя покрышками по асфальту, мгновенно образовали вокруг князя кольцо. Завершил картину вертолет, приземлившийся рядом с кортежем, прямо на скоростное шоссе.

Пока князь приходил в себя, потирая ушибленную голову, на трассе образовалась пробка. Справа, на обочине горел и дымился искореженный автомобиль, а проезжающие в узкое горлышко водители с любопытством выглядывали из окон, рассматривая внушительный губернаторский кортеж.

К лимузину Воскресенского из вертолета выбежал высокий мужчина в строгом костюме.

– Князь, с вами все в порядке?!

– Слава богам, Светозар! – Воскресенский осторожно трогал рукой ушибленное место.

– На дороге притаились, мерзавцы – двое, в той машине! – Начальник охраны указал в сторону обочины на дымящийся автомобиль. – Время шло на секунды, и я решил действовать. Вертолет издалека разнюхал взрывчатку, знали наш график, уверен!

– Правильно сделал, что пальнул. – Князь все еще не мог прийти в себя, к счастью, перед премьерой не пострадало лицо. – Надеюсь, разберешься, откуда ко мне пожаловали негодяи?

Светозар коротко кивнул и приказал своим людям изменить маршрут движения кортежа, свернув на боковую проселочную дорогу.

– Вызову из Петрограда помощь, и пусть начинают копаться… – Он снова указал рукой в сторону догорающей груды железа.

– Все! Езжай… – испуганный князь заторопил водителя лимузина. – А с тобой, Светозар, в замке договорим. Не привык я – в таком виде и – … у всех на виду!

Шофер завел бронированную машину, и черный кортеж, пыля по деревенской дороге, продолжил путь, чуть было не закончившийся трагически.

Светозар отдал необходимые распоряжения своим людям и тоже поспешил к вертолету.

16. Пелагея. Монастырь. Отчаяни Есмы Жития Ради

Вечером, точно в назначенное время, Алексий увидел пунктуального Хромого, ковылявшего уже быстрее, чем утром, – видимо, он спешил навстречу деньгам. Очень кстати накрапывал мелкий холодный дождик.

– Все, надеюсь, в порядке?

– Приход разрешил обмен. Возьмите, там все подробно изложено. – Балт, услужливо глядя в глаза, протянул Алексию маленький квадратик.

Дронов предполагал, что Хромой и не подумал запрашивать разрешения ни у прихода, ни у президента, ни тем более у своей совести. Алексий взял квадратик, вставил в корпускул и, скопировав данные, отдал обратно Хромому.

– Пойдемте, в реку его брошу, и рассчитаемся.

Неожиданно, от разведчика Алексию пришло сообщение, что выход из тоннеля перекрыт вооруженными людьми и туда же подъехали два грузовика с солдатами. «Хромой, – подумал Алексий, – сам выбрал свою судьбу, а может, и не знает о том, что происходит». – И он нажал вызов «Пола».

Когда они приблизились к реке, Дронов неожиданно подошел к берегу и нырнул в черную, холодную воду. Алексий не видел, как железная птица подлетела вплотную к Хромому, и тот, вслед за ним упал в реку, вытаращив от неожиданности и болевого шока глаза. Пока тело мерзкого Хромого найдут, Алексий будет уже далеко.

Выбравшись на берег ниже по течению, весь мокрый, Алексий посмотрел по сторонам и, никого не заметив, (место было глухое и безлюдное) – быстро зашагал в обратную сторону, запрашивая «Пола». Дождь усилился, пришлось обходить большие лужи на мостовой.

Птица посылала ему вызов за вызовом, сообщая, что полицейская машина стоит возле ночлежки и, двое в синей форме местной полиции выводят Дану из подъезда.

«Быстро отработали». – Дронов не мог точно ответить на вопрос: зачем он взял ее в столицу, и какую роль вообще отводил этому худенькому, бледному существу. Алексий пытался отогнать возникшие не ко времени мысли о своей вине в том, что дальше произойдет с девушкой.

«Помогу ей и переведу немного денег – может быть, это меня успокоит? Даже неплохо, что так случилось!» – Он подумал про полицию, успокаивая себя, и направился в сторону ближайшего банка положить часть денег Хромого на имя Даны. То, что он мокрый, Алексия не смущало, дождь превратился почти в ливень. Но успокоиться не удавалось – случается, что доводы логики терпят поражение, и Дронов ускорил шаг, а затем почти побежал к ночлежке.

Машина полиции все еще стояла у дверей. Алексий отдышался и, воспользовавшись темнотой, незаметно подошел.

В салоне автомобиля он рассмотрел Дану на заднем сиденье. Полицейский кабан – водитель впереди мирно что-то жевал. Дронов рванул дверцу и ткнул пистолетом ему в лоб. Тот перестал жевать и застыл от неожиданности. Алексий выволок его на улицу, оглушил и, быстро сев за руль, рванул с места, не закрывая двери.

Проехав вперед, он свернул в первую темную подворотню и остановился.

– Вылезай из машины, быстро!

Они снова выскочили в дождь, а затем поспешили в сторону от центра по мокрой, плохо освещенной улице, прижимаясь к стенам домов. Отбежав подальше, Дронов поймал такси. К старой машине возвращаться было нельзя, а свой рюкзак он предусмотрительно спрятал на чердаке.

Заночевали они в одном из пустых, полуразрушенных домов на другой стороне реки. Раннее утро было хмурым и неприветливым. Ночной дождь прекратился, но небо по-прежнему застилали седые тучи; поднялся ветер.

Ночью Алексий решил, как поступит с девушкой. Бросить ее сейчас, означало отдать в руки полиции, и на допросе она могла рассказать не нужные детали их путешествия и, самое главное, сообщить о том, что кто-то пробрался в столицу, а тут еще некстати обнаружится пропажа Хромого. Нет, эта история не должна была попасть в руки местных легавых, которые раньше времени начали охоту на Дронова, осложняя отъезд из страны и сохранение конспирации.

Очередную машину он взял с неохраняемой стоянки – спасибо верному разведчику, дистанционно отключить сигнализацию и завести двигатель любой машины, было для него легкой задачей.

– Куда мы едем? – Дана, совершенно освоилась с новым попутчиком, не пререкаясь, выполняла приказы и забыла, что совсем недавно его панически боялась.

– В одно интересное место, сама увидишь. Думаю, тебе должно там понравиться.

Этим местом был намоленный старинный монастырь, километрах в пятидесяти от столицы, построенный в семнадцатом веке для монахов и монахинь, скрывающихся от гонений. Алексий совершенно не понимал, как монастырь вообще уцелел в смертельном хаосе, который возник после Разделения и больно ударил по всем приходам. Теперь там проживала только небольшая группа совсем древних монахинь, которых чудом не стали трогать и гнать через границу, разрешив им дожить свой век и умереть в Богом забытом монастыре с богатой историей.

Увидев издалека высокую, позеленевшую от времени колокольню монастыря, Дронов перекрестился.

– Чудо Господне, что он не разрушен! Приехали. Здесь живут монахини, но ты, наверное, не понимаешь, кто это. Они приютят тебя на некоторое время, пока страсти улягутся.

Автомобиль подъехал по разбитой дороге к главному входу, и навстречу, из совсем облупившихся ворот, вышла пожилая сгорбленная монахиня в длинной черной одежде. Она остановилась и стала ждать, пока машина притормозит возле нее. Дронов, не спеша, чтобы не испугать женщину, вышел и снова перекрестился на монастырь.

– Бог в помощь вам, матушка.

Старая монахиня вздрогнула от звука языка, который не слышала за пределами монастыря много лет.

– И тебе, милый человек, того же, – она недоверчиво посмотрела на здорового парня со щетиной на лице, непохожего на тихого, смиренного прихожанина. От таких, добра обычно не жди. Ну, да на все воля Божья.

– Хотел, если вы позволите, обратиться к игуменье Аграфене Панкратовне с просьбой.

– Пре-еставилась матушка Аграфена в прошлом месяце, царство ей небесное. – Монахиня, растягивая слова, трижды мелко перекрестилась и поклонилась в сторону монастыря. – Кончина ее была, какая бывает только у праведников – непостыдной и мирной.

Дронов снова перекрестился. Дана с любопытством оглядывала монастырь и наблюдала за этим вежливым разговором через открытое окно.

– Что вам нужно-то было от игуменьи?

– Девушка со мной, она в опасности, и я хотел просить для нее защиты в вашем благодатном монастыре. Хотел подать так же немного на нужды монастыря матушке игуменье. – Алексий нащупал в кармане пачку денег.

– Свято-ое де-ело, храм наш давно в запустении и ухода просит, – заскрипела тягуче монашка. – А, то скоро совсем разрушится. Вы, проходи-ите внутрь. Нехоро-ошо, на пороге гостям стоять. Сейчас за старшую сестра Пелагея. Пойдемте, я вас провожу к ней.

Пелагея приняла их в своей небольшой, скромной молельне. Такая же старая, как и проводившая их сестра, с лицом, иссеченным глубокими морщинами, но глаза под тяжелыми веками были умные и проницательные.

Войдя, Дронов перекрестился на иконы и поклонился монахине. Худенькая, маленькая Дана застыла за его широкой спиной у входа.

– Хотел оставить у вас, матушка, на некоторое время эту молодую девушку. – Алексий взял Дану за руку и повел в сторону Пелагеи. Старая монахиня принялась пристально разглядывать смущенную девушку.

– Приютите ее. Она недавно потеряла родителей, и сейчас ей некуда пойти. Прошу вас принять ее и смиренно надеюсь, что в тихой обители она будет в полной безопасности. Вот еще… – Дронов достал из кармана толстую пачку денег и положил на маленький столик перед Пелагеей.

«Интересно, покойник – Хромой был бы доволен, узнав, куда в конце концов попал «его» гонорар?» – подумал вдруг Алексий, а вслух произнес:

– Хотел, матушка, пожертвовать на монастырские нужды скромную сумму.

Пелагея пока не проронила ни слова и не смотрела в сторону денег. Дронов терпеливо ждал.

– Как там, на родине? У нас здесь ни радио, ни газет. У меня сестра родная осталась в Бревске. Наверное, нет ее в живых давно. Мы сами, только благодаря Господу нашему и покойнице игуменье Аграфене чудом живы остались. – Она печально развела руками. – Так хочется узнать, что происходит в миру.

Голос Пелагеи был такой тихий и глухой, что Алексий едва слышал, о чем она говорила.

– Так давно нет ни радио, ни газет. Теперь, все новости в Сети – вот. – Дронов вытащил корпускул, показывая матушке. – Только в каждой стране своя Сеть и новости – вы, не узнаете из них, что происходит на родине, они не связаны, а даже наоборот – запрещены, – никто не хочет пускать врага в свой дом, а родина – живет потихоньку в благости. Все хорошо – люди работают, дети рождаются.

– А растут – то, счастливыми? – с надеждой спросила его монахиня. – Очень хотелось бы взглянуть, как там.

Дронов мог подключаться к «родной Сети» с помощью «Пола», но не хотел показывать, что на самом деле происходит в далекой для Пелагеи, но, по – прежнему, близкой и родной ей стране. Пусть хранит надежду и живет спокойно.

– Вы вернетесь за ней? – Пелагея в первый раз твердо и оценивающе посмотрела на Дронова. – Хотя, я все понимаю, не надо, не говорите, если хотите лишь успокоить меня или ее. – Она тяжело вздохнула. – Езжайте с Богом, мы с сестрами о ней позаботимся. Вижу, вы хороший человек, только успокойте вашу мечущуюся душу. Пока мы здесь живы и молимся Господу, ничто, и никто не будет ей угрожать. Дай Бог вам удачи.

– Спасибо, матушка! Я верил, что в этой святой и чистой обители мы найдем истинных друзей.

Алексий в последний раз перекрестился на иконы и, взяв за руку Дану, распрощался с мудрой Пелагеей. Девушка без слов, глотая слезы, проводила его до машины.

– Вы вернетесь сюда? – Ее голос дрожал, но в нем сквозила настойчивая надежда.

– Я постараюсь, если… – Он хотел добавить: «если, останусь жив».

– Что – «если…»?

– Заберу отсюда, поверь. Если, не сбежишь, привезу в большой город – будешь учиться!

Слезы начали катиться по ее щекам двумя блестящими ниточками. Она отвернулась в сторону.

– Я – буду – ждать – вас. Вы стали для меня… за эти дни… Мне так страшно… было… долгое время!

Алексий, неожиданно для себя обнял девушку на мгновенье, дома она была бы для него просто Гибридом, по закону подлежащим уничтожению или отправке в лагерь.

– Пожалуйста, не плачь, я обязательно вернусь! Старые монахини пока позаботятся о тебе…