Текст книги "100 великих заговоров и переворотов"

ВОЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ ЗИЯ-УЛЬ-ХАКА

Пакистан. 1977 год

Подавляющее большинство зарубежных наблюдателей, как и многие пакистанцы, впервые услышали о генерале Мохаммаде Зия-уль-Хаке 5 июля 1977 года – в день, когда он, отстранив от власти правительство Зульфикара Али Бхутто, оповестил соотечественников о переводе страны на военное положение.

Из официальной биографической справки следовало, что родился он в 1924 году в Пенджабе, двадцатилетним юношей поступил на военную службу, в 1955 году окончил штабной колледж в Кветте, а позднее прошел переподготовку в Форт-Ливенуорте (США).

Многочисленные военные перевороты в Пакистане были своего рода политической школой для Зия-уль-Хака. Он упорно двигался к высшим военным чинам и ждал своего часа.

Военное поражение и отделение Восточного Пакистана привело к взрыву внутри страны: режим Яхья Хана был сметен. На всеобщих выборах победила Пакистанская народная партия (ПНП), которую возглавлял Зульфикар Али Бхутто.

В стране начали восстанавливаться демократические нормы и институты, было сформировано гражданское правительство. Оно взяло курс на развитие добрых отношений с соседними странами, на ликвидацию политической и экономической зависимости от США. В 1973 году Пакистан заявил о своем выходе из блока СЕАТО. Были предприняты усилия по ограничению некогда бесконтрольного хозяйничания в стране иностранных монополий. Все это не устраивало Запад.

Зия действовал осмотрительно и хитро. Исподволь плетя нити заговора, он одновременно изо всех сил демонстрировал свою «лояльность» премьер-министру.

По свидетельству американского журнала «Каунтерспай», начиная с 1973 года ЦРУ искало «сильного человека» в качестве альтернативы З.А. Бхутто. Надо полагать, оно обратило внимание на Зия-уль-Хака, который продолжал продвигаться по служебной лестнице.

Председательствуя в трибунале, рассматривавшем дело о раскрытом в 1973 году армейском антиправительственном заговоре, Зия-уль-Хак зарекомендовал себя как сторонник деполитизации вооруженных сил.

Под видом бесхитростного, честного и слегка ограниченного вояки, режущего с солдатской прямотой правду в глаза, скрывался достаточно ловкий стратег, стремившийся в дипломатии и политической борьбе применять военную тактику. «Противника можно победить и малыми силами, – говорил он. – Надо только сосредоточить их в одном месте, собрать в кулак. Чтобы приобрести политический вес в Пакистане, вовсе не обязательно быть политиком. Надо быть по крайней мере генералом».

В обход нескольких генералов, стоявших выше на иерархической лестнице, он был назначен в марте 1976 года начальником штаба сухопутных войск. Это повышение разозлило многих старших претендентов на этот пост. Но З.А. Бхутто полагал, что Зия-уль-Хак всецело верен ему, не имеет политических амбиций и готов всегда обеспечивать президенту поддержку армии. Это была роковая ошибка.

Зия ездит по стране, беседует с офицерами, пытается заручиться поддержкой влиятельных лиц До восхождения на политический Олимп остается совсем немного – устранить Бхутто.

Многолетняя принадлежность к высокополитизированному военному истэблишменту, имеющему постоянные каналы связи и обмена идеями с чиновничьими, предпринимательскими, технократическими кругами, способствовала совершенствованию тех специфических задатков государственного деятеля, которыми обладал Зия-уль-Хак, помогла ему ознакомиться с неписаными правилами верхушечной политической игры, развила у него, в дополнение к природной смекалке и хитрости, определенного рода кругозор и, без сомнения, амбиции, которые он вплоть до июля 1977 года и даже позднее благоразумно скрывал.

Итоги выборов, опросы общественного мнения свидетельствовали: Пакистанская народная партия занимала прочные позиции. С Бхутто общественность связывала надежды на возрождение политической стабильности. Удобный момент для Зия-уль-Хака настал летом 1977 года.

Пакистан находился тогда в состоянии глубокого социально-экономического кризиса, который правительство Бхутто преодолеть не сумело. В ходе выборов в марте 1977 года против премьер-министра выступила коалиция из девяти партий – Пакистанский национальный альянс. Однако Бхутто все же получил 155 из 200 мест в парламенте. Его обвинили в фальсификации результатов выборов, и оппозиция призвала к забастовке. В ответ Бхутто арестовал лидеров оппозиции и установил военное положение в крупнейших городах страны.

Начались массовые беспорядки, которые дали повод Зия-уль-Хаку приступить к решительным действиям. 5 июля 1977 года он осуществил бескровный переворот, взяв под стражу и Бхутто с его кабинетом, и лидеров оппозиции.

В тот же день Зия-уль-Хак заявил, что при совершении переворота «его единственной целью была организация свободных и справедливых выборов», которые якобы будут проведены в октябре.

Захватив власть, Зия-уль-Хак, судя по всему, не имел детально разработанного плана действий, вынужден был составлять таковой на ходу, методом проб и ошибок. Однако следует признать, что это обстоятельство он неоднократно умудрялся обращать себе на пользу. Нащупывая оптимальный вариант политической стратегии, генерал не только не скрывал своих поисков, но как бы выносил их на суд общественности в многочисленных интервью и публичных заявлениях. Недостатка в идеях и предложениях не было Вместе с тем ход рассуждений периодически менялся, решения принимались и аннулировались. Давались торжественные обещания, однако, как только подходил срок выполнять их, скажем, проводить парламентские выборы, – выяснялось, что по весьма веским причинам сделать этого никак нельзя Действуя таким образом, Зия-уль-Хак наконец запутывал самых проницательных аналитиков, не говоря уже о рядовых пакистанцах.

Уже первые полтора-два года правления Зия-уль-Хака свидетельствовали о его пристальном внимании к опыту предшествующих военно-бюрократических диктатур Многое позаимствовав из стратегии Айюб-хана – Яхья-хана, он, однако, воздержался от механического копирования их действий, постарался не повторять их ошибок и выработал собственный курс, при котором учитывалась важность расширения социальной базы режима.

Зия-уль-Хак собирался позволить Бхутто принять участие в ближайших выборах, но затем решил, что тот долгое время правил страной «почти гестаповскими» методами, и, следуя решению гражданского суда, приказал снова арестовать его в том же 1977 году. Недовольство сторонников Бхутто привело к массовым арестам среди них и отсрочке обещанных выборов.

Зия-уль-Хак ввел военное положение на всей территории Пакистана, запретил все политические партии, учредил Военный совет в качестве законодательного и исполнительного органа, распустил Национальную Ассамблею, но сохранил Конституцию и даже позволил остаться у власти премьер-министру Илахи Чодхри.

В январе 1978 года Зия-уль-Хак уступил всеобщим требованиям создать гражданское правительство, но оставил за собой все ключевые посты.

Журнал «Фар истерн экономик ревью» как-то заметил, что Зия уль-Хак первые два года деятельности на посту президента и главного военного администратора занимался не столько насущными вопросами развития страны, сколько тем, чтобы навсегда покончить с Бхутто.

Ему было вменено в вину злоупотребление властью и участие в физическом устранении политического соперника. Генерал добивался от судебных инстанций вынесения Бхутто смертного приговора Далеко не последней причиной здесь была личная ненависть «Я терпеть не могу этого крючкотвора», – говорил Зия в кругу своих друзей. Бхутто казался генералу человеком из другого мира. Он окончил три университета, в том числе и знаменитый Оксфорд, великолепно знал юриспруденцию, был признанным оратором, автором нескольких книг.

Более полутора лет длился судебный процесс по делу свергнутого премьер-министра. Чтобы придать видимость законности хладнокровному и обдуманному убийству, генерал Зия проделал титаническую работу. Он читал все судебные материалы, пренебрегая юридическими нормами, лично опрашивал и натаскивал свидетелей, практически ликвидировал сравнительно независимую до того юридическую систему. В конце марта 1979 года Бхутто был признан виновным и приговорен к смертной казни через повешение.

Бхутто держался мужественно. Он отклонил все обвинения, отказался от права на апелляцию, не стал просить о помиловании. «Если этот человек задумал покончить со мной, – сказал он незадолго до смерти своей жене и дочери, – он это сделает».

Зия-уль-Хака не убедили ни просьбы пакистанской общественности, ни письма ведущих политических деятелей многих стран с призывом проявить гуманность. 4 апреля 1979 года Бхутто был казнен. Казнь Бхутто вызвала резкий протест как в Пакистане, так и во многих странах. Однако это не смутило генерала. Покончив с соперником, он начал наводить порядок. «Если вы поможете мне, – говорил Зия на одном из митингов вскоре после прихода к власти, – я приведу вас к благоденствию».

Именно Зия-уль-Хаку суждено было править Пакистаном дольше, чем кому бы то ни было, преодолеть не один кризис власти и обеспечить относительно устойчивые темпы роста пакистанской экономики. С учетом испытаний, которым в течение 11 лет подвергался его режим, политическая живучесть Зия-уль-Хака была просто поразительной.

УБИЙСТВО ИОАННА ПАВЛА I

Ватикан. 1978 год

Восшедший на папский престол в конце августа 1978 года Альбино Лучани, который принял имя Иоанн Павел I, задумал осуществить ряд поистине кардинальных преобразований в римско-католической церкви.

Утром 28 сентября 1978 года начался 33-й день его понтификата.

Вечером Лучани, как обычно, ужинал в обществе своих секретарей, отца Диего Лоренци и отца Джона Маджи. Вечерняя трапеза, как всегда, проходила в столовой папских апартаментов на четвертом этаже Апостолического дворца в Ватикане.

Этажом ниже папских апартаментов горел свет в помещении Ватиканского банка. Главе этого учреждения, официальное название которого звучит весьма богоугодно – Институт религиозных дел (ИРД), Полу Марцинкусу было не до ужина. Этот прелат, родившийся в трущобах небольшого городка Сисеро в штате Иллинойс, сделал головокружительную карьеру, получив прозвище Божий банкир. До Марцинкуса сразу же дошли слухи, что новый папа уже начал личное и негласное расследование деятельности вверенного ему банка, особенно методов, которыми пользовался глава ИРД. Сколько раз после прихода к власти нового папы Марцинкус сожалел, что в 1972 году ввязался в сделку с «Банка каттолика дель Венето»…

Государственный секретарь Ватикана кардинал Жан Вийо, погруженный в тревожные раздумья, в тот вечер тоже допоздна не покидал своего кабинета. Вновь и вновь он внимательно перечитывал список новых назначений и предложений об отставке, который продиктовал ему папа не более часа назад. Драматические перестановки, какие задумал Иоанн Павел I, означали бы подлинную революцию не только в курии, но и во всем католическом мире. Кардиналу

Вийо это было более ясно, чем кому-либо другому. Будь они реализованы, политика Ватикана приняла бы иное направление практически во всех областях. Лично Вийо, да и все остальные, кому, согласно воле папы, завтра будет предложено подать в отставку, считают эти перемены весьма опасными. Отставка людей, перечисленных в списке, лишит реальной власти и могущества в Ватикане тех, кто состоит членами масонских лож. По сведениям папы, среди ватиканских монсень-оров более ста являются «вольными каменщиками», причем есть в их числе и кардиналы, хотя, согласно каноническому праву, причастность к масонству влечет автоматическое отлучение от церкви.

В тот вечер, 28 сентября 1978 года, помимо Марцинкуса, еще один банкир, правда за океаном, в Буэнос-Айресе, то и дело мысленно возвращался к личности Иоанна Павла I. То был Роберто Кальви, глава «Банко Амбрози-ано», которого в последние недели все больше раздражали и настораживали некоторые действия нового папы. Он поделился тревогами с двумя могущественными покровителями – Личо Джелли и Умберто Ортолани, неотступно державшими его под своим контролем. Кальви знал о пристальном внимании нового папы к деятельности Ватиканского банка. Кальви, как и Марцинкус, не сомневался, что рано или поздно оба независимых друг от друга расследования сойдутся в одной точке: придут к пониманию того, что оба финансовых гиганта – ИРД и «Банко Амброзиано» – на протяжении длительного времени связаны неразрывными узами, точнее, совместными крупными аферами, и что раскрытие подлинной деятельности одного означает раскрытие тайн другого.

Еще один банкир, сицилиец Микеле Синдона, следил в Нью-Йорке с величайшим беспокойством за действиями папы Иоанна Павла I. Этот авантюрист вот уже три года успешно боролся с попытками итальянского правительства добиться его выдачи у американских властей. Среди обвинений, выдвинутых против него, было, в частности, и обвинение в мошенничестве, стоившем государственной казне 225 млн долларов. Учитывая, что папа Иоанн Павел I наверняка тщательно изучит дела Ватиканского банка, Синдона не сомневался, что никакие сделки с американской мафией не помогут ему избежать выдачи итальянским властям, а следовательно, разоблачения, банкротства, позора и тюрьмы. Сеть коррупции, которой оказался опутан Ватиканский банк, хранивший деньги мафии и до сих пор остававшийся вне подозрений, крепко связывала ИРД не только с Роберто Кальви, но и с Микеле Синдоной.

Там же, в Соединенных Штатах, еще один князь церкви не мог уснуть спокойно с тех пор, как в Ватикане воцарился новый первосвященник. Его инициативы настораживали кардинала Джона Коуди, архиепископа богатейшей в мире Чикагской епархии, охватывавшей 2,5 миллиона верующих, более 3 тысяч священников, 450 приходов. Годовой доход своей епархии он был склонен считать чем-то сугубо личным, а поэтому его точную цифру не называл никому, но, по самым скромным подсчетам, он превышал 250 миллионов долларов. В конце сентября кардиналу Коуди позвонил из Ватикана преданный и хорошо оплачиваемый информатор, рассказавший ему все важные новости. Голос доверительно сообщил, что Иоанн Павел I действовал решительно там, где его предшественник терзался сомнениями. Одним словом, отставка кардинала была делом решенным.

За спиной по крайней мере трех из упомянутых лиц настойчиво маячила фигура Личо Джелли. Он давно носил прозвище Иль Буратинайо – «кукольник». Марионеток, полностью послушных ему, было великое множество по всему свету. Он контролировал тайную ложу «П-2», а с ее помощью и всю Италию.

По утверждению Д. Яллопа, автора нашумевшего расследования «Кто убил папу римского?», именно эти шестеро могущественных и абсолютно беспринципных деятелей – Марцинкус, Вийо, Кальви, Синдона, Коуди и Джелли – имели все основания страстно желать его смерти…

26 сентября Лучани смог с удовлетворением подвести итоги первого месяца своего понтификата. В течение первых 30 дней было сделано немало. Начаты расследования случаев коррупции и мошенничества, к которым прибегали многие из тех, кто прикрывал страсть к наживе сутаной священника. Пренебрежение нового папы помпезностью, столь почитаемой в Ватикане, вызвало настоящую бурю.

28 сентября беседу со своим государственным секретарем кардиналом Вийо папа начал с того, что предложил ему чашку ромашкового чая. Он все чаще при встречах с ним переходил на родной язык кардинала, на французский. Утонченный француз оценил жест Лучани.

Первым возник вопрос, касавшийся Ватиканского банка. Лучани тоном, не предполагающим возражения, сказал Вийо, что Марцинкус должен немедленно покинуть свой пост. И не через неделю или через месяц, а завтра же. Он должен уйти в отпуск, „а позже, как только решится окончательно вопрос с кардиналом Коуди, ему подыщут подходящий пост в Чикаго.

Вийо было сказано, что место Марцинкуса займет монсеньор Джованни Анджело Аббо, секретарь префектуры по экономическим делам Святого престола. Монсиньор Аббо, как ведущая фигура финансового трибунала Ватикана, безусловно, оказался бы полезен, учитывая его профессиональную подготовку и огромный опыт финансовой деятельности. Прощаясь, Лучани сказал кардиналу Вийо: «Смещение Марцинкуса не единственная перемена, которую я наметил в отношении ИРД, причем безотлагательно. Меннини, де Стробель и монсеньор де Бонис также должны уйти со своих постов. Не медля. Место де Бониса займет монсеньор Антонетти. Кандидатуры на замещение двух других вакансий я должен обсудить прежде с монсеньором Аббо. Кроме того, я настаиваю, чтобы все наши деловые связи с финансовой группой „Банко Амброзиа-но“ были срочно прерваны, а это невозможно, если нынешнее руководство Ватиканского банка останется на своих постах».

По поводу архиепископа Чикаго Лучани передал Вийо содержание своего разговора с кардиналом Баджо относительно ультиматума, который следовало предъявить Коуди. Вийо отнесся к идее с одобрением. Как и Баджо, он считал, что Коуди слишком большой источник ненужных осложнений для католицизма в Америке.

Вийо подумывал об отставке. Он спросил: «Я полагал, что вы хотели видеть Казароли на моем месте?»

«Да, я так хотел, – ответил папа. – Я и теперь считаю, что во многих отношениях он был бы блестящей кандидатурой. Однако я разделяю сомнения Джованни Бенелли по поводу политических инициатив, предпринятых в последние годы в отношении стран Восточной Европы».

Беседа продолжалась около двух часов. В 19 часов 30 минут Вийо удалился. Вернувшись к себе, а его кабинет находился совсем неподалеку, он вновь просмотрел список перемещений. Затем, протянув руку и открыв ящик стола, он достал еще один список. Сравнив их, он увидел, что каждый из тех, кто был уволен, числился в списке предполагаемых масонов. Он держал в руках именно тот список, который опубликовал разочаровавшийся в масонстве член ложи «П-2» Мино Пекорелли. Марцинкус. Вийо. Полетти. Баджо. Де Бонис. Все вновь назначенные – Бенелли, Феличи, Аббо, Антонетти – в списке масонов не значились.

В 21 час 30 минут Альбино Лучани притворил двери кабинета…

В 4 часа 30 минут утра в пятницу 29 сентября 1978 года сестра Винченца, как обычно, принесла кофейник с горячим кофе в кабинет папы, смежный со спальней, в дверь которой и постучалась со словами традиционного приветствия: «Доброе утро, святой отец». Однако ответного приветствия она не услышала. Подождав минуту, сестра Винченца ушла, стараясь не шуметь. Через пятнадцать минут она вернулась. Поднос с кофе стоял нетронутым. Открыв дверь, она увидела Лучани в сидячей позе в кровати, в очках. В правой руке несколько исписанных листочков бумаги. Голова была повернута немного вправо. Белели зубы. Приоткрыт рот. Но то не была его обычная улыбка. То был оскал агонии. Монахиня приблизилась и прощупала пульс. Пульса не было.

К 5 часам утра Вийо уже был в папской опочивальне и убедился лично, как и предписывала традиция, что папа мертв. Если допустить, что Лучани умер естественной смертью, то шаги, предпринятые вслед затем Вийо, совершенно необъяснимы. Его поведение становится понятным лишь с одним допущением: либо сам кардинал участвовал в заговоре с целью убийства папы, либо он обнаружил в спальне следы преступления и, желая спасти престиж церкви, преднамеренно уничтожил улики.

В карманах его сутаны исчезли пузырек с микстурой, стоявший на столике у кровати, исписанные листки с пометками о предстоящих назначениях и отставках, которые покойный держал в руке, когда наступила смерть. С ними исчезло завещание Лучани, хранившееся в его рабочем столе. Кроме того, из опочивальни после ухода Вийо бесследно исчезли очки и шлепанцы покойного папы. Ни один из этих предметов впоследствии найден не был. Преднамеренность загадочных действий Вийо подтверждается тем, что, выйдя из папской опочивальни, кардинал-камерленго велел заучить изумленным членам папского окружения имевшую мало общего с действительностью версию об обстоятельствах смерти.

Более того, он наложил обет молчания на сестру Винченцу, которая обнаружила тело, и приказал всем присутствующим не разглашать до его особого распоряжения даже самого факта смерти. Затем, расположившись за рабочим столом Лучани, Вийо сделал несколько телефонных звонков.

Доктор Буцонетти, бегло осмотрев труп, сказал Вийо, что причиной смерти стал, видимо, обширный инфаркт миокарда. Смерть, по его словам, наступила около 23.00.

Следует отметить, однако, что, с точки зрения сведущих врачей, практически невозможно после столь поверхностного осмотра диагностировать инфаркт миокарда и установить час смерти с такой точностью.

Решение Вийо безотлагательно бальзамировать тело натолкнулось на непредвиденные осложнения. Кардиналы Феличи в Падуе и Бенелли во Флоренции, которые были полностью в курсе всех кадровых перемещений, намеченных Лучани, и, более того, не заблуждались относительно их мотивов, выражали несогласие с таким решением и не скрыли этого от Вийо. Все громче раздавались голоса по всей стране о необходимости вскрытия. Во всяком случае, преобладало мнение, что с Бенелли и Феличи следует согласиться, ибо если причиной смерти явился яд, то вскрытие теряло всякий смысл после бальзамирования.

Официально Ватикан поддерживал версию, что тело Иоанна Павла I было забальзамировано прежде, чем его выставили для прощания в полдень в пятницу На деле же те, кто пришел проститься с папой Лучани, в первый же день видели его еще не забальзамированное тело, то есть таким, как и сестра Винченца…

В первый день пришло проститься с папой Лучани более четверти миллиона человек. С каждой минутой усиливались разговоры о том, что папа умер не своей смертью. «Кто сделал это с тобой? Кто убил тебя?» – шептали многие, проходя мимо гроба Лучани.

Сокрытие и тщательное утаивание обстоятельств того, как было обнаружено тело, не оставляют сомнений в желании Ватикана не приподнимать завесу секретности над смертью папы. Все последующие заявления были сплошной ложью и в малом, и в большом. Вся эта ложь была в высшей степени целенаправленной, чтобы скрыть тот несомненный факт, что Альбино Лучани, папа Иоанн Павел I, был умерщвлен в промежуток между 21.30 вечера 28 сентября и 4.30 утра следующего дня.

Альбино Лучани был первым папой за 100 лет, который умер в полном одиночестве. Он был первым папой, который погиб насильственной смертью за гораздо более значительный отрезок времени.

Итак, Коуди, Мардинкус, Вийо, Кальви, Джелли, Синдона. По крайней мере один из них пошел на то, что совершилось поздно вечером 28 сентября или на рассвете 29 сентября 1978 года. Происшедшее было прямым следствием вывода, что помочь в борьбе с Лучани могло лишь решение проблемы по-итальянски: папа должен умереть.