Текст книги "Погреб. Мистическая быль"

Исчезновение

Сердце билось стремглав, кровь гонялась им бурно; и не хотелось ни глаз открыть, ни вставать… Чёрт, музыка?! Макс её что, не выключил? Она грохала, изводила мозг… И плюс лампа… Диме хотелось, чтоб звуки смолкли и чтоб поганая потолочная лампа лопнула и не резала сквозь закрытые веки.

– Выключить! – ныл он.

Не отвечали.

Он поднял голову.

Хо спал в спальном мешке в углу. Две лежанки пусты. На ещё одной – Лена и, вроде, Макс… Где Влас? Влас, герой, верно, начал зарядку… или прёт к речке? Дима валялся бы, но – нужда. Он вскочил рывком… сердце сбилось, в ухе пульсация. Если б можно, он помочился бы, не вставая. Жаждалось баиньки, чтоб синдром абстиненции снять к чертям! Кута уж не хотелось, Лен не хотелось… И не хотелось мучиться в джипе пять часов до Москвы… Он вспомнил, как себя вёл… Скот! Олух!! Что, лапал Лену?! Он был рад сгинуть и уничтожиться, провалиться сквозь землю, только б не быть при всех, как проснутся. В Лене есть страсть язвить; заведёт болтать, как вчера он к ней клеился… Но стыдиться сил мало: их почти не было. Он мечтал помочиться и – лечь… лечь спать…

Выйдя, сжался от музыки, что неслась из рва. Слабо брезжило… полз туман… два кострища дымили в топтаных травах… банки с бутылками из-под водки да пива, кости, пакеты… Возле калитки он лил струю, остро пахшую; тронулся к джипу тропкой в бурьяне в стылой росе, где вымок; брюки прилипли. Выключив магнитолу, двинулся вспять, фиксируя, что в тиши стало хуже. То словно мир давил – а теперь он как будто бы лопался в этот мир, взрывался… Путь его вымотал; на подъёме из рва он вдруг сел в росу. Просидел бы весь день, уснул бы… Он, встав, поплёлся, вновь до калитки и в палисад потом.

В избе душно; пахло телами. И перегаром. Выключив лампу, бившую сверху, будто бы сварка, сел на лежанку. Крýгом шла голова. Он лёг.

Он не мог шевельнуться, даже чтоб глянуть, кто там выходит и возвращается…

Сил прибавилось. Он почувствовал луч рассвета, но не открыл глаз. Кто-то похрапывал. Он опять провалился в яму беспамятства… Но когда встал ещё кто-то, он посмотрел-таки. Лена, в стрингах без лифчика, спотыкаясь, со стонами, как недавно он сам, сжав виски, проплелась за дверь. Слышалось: где-то рядом блюёт… Вспять шла долго, трудно, нетрезво. Видная в профиль и тряся грудью, кралась на цыпочках. Он услышал, как она валится с облегчением на лежанку и забивается в покрывала…

Вновь он спал. А рассветный луч уползал к подоконнику.

Встал опять… Легче дался маршрут, чем утром. Он брызнул в чайник купленной «Аквы», ткнул шнур в розетку, сел за стол – так чтоб видеть лежанки. Хо спал недвижный, носом к стене, сопя. Лена ёрзала. Дима видел: лифчик был под другой лежанкой (там же и стринги); ночью ходила, стало быть, к Максу, кой спит, накрывшись. Ну, а где спать должен Влас – там пусто. Должен быть спальник – но его нет… Нет знаков, что Влас здесь спал. Может, он и не спал ночь, бодрствовал? упражнял, как у них практикуют, навыки к действиям при любых обстоятельствах? Влас мог взять своей целью вытерпеть шашни Лены и Макса плюс опьянение, и он, может быть, ломит к речке, мысля, что творит миссию, как агент 007 Джеймс Бонд… Дима вслушался. Шум сбиваемых трав отсутствовал. Верно, Влас достиг речки, где прохлаждается.

Солнце жгло место пьянки… День будет знойным, как и вчера… Шик-блеск! Дима чувствовал радость. А что до Лены… Ляпнет, что «доставал» её, – он расскажет, как напилась вчера и блевала. Сразу заткнётся! Всё, блин, потрясно… Слив в стакан с чаем воду, он ощутил ток сил… Классно! Он оклемался, хоть всех моложе.

– Старцы! – он прокричал. – Макс, долбанный! Встал косить к воде, обещал вчера. Влас уже там пыхтит, как вол.

Лена бросила с пухлых смазанных губ: – Блин, свянь, не грузи с утра, ладно?.. И умоляю, Дим: чай, плиз… Мозг трещит… – она свесила голову. – Макс! – воскликнула. – Я умру сейчас, не доеду до Англии… Ты поедешь один, Макс… Макс! – Она сунулась в покрывала – и вдруг вскочила, чтоб одноврéменно, обнаружив, что грудь без лифчика, покрывало рвануть на себя прикрыться. Дима увидел: рядом с ней Влас, его стрижка вместо брюнетистых завитков.

– Я… Что за бред?! – Лена, смяв грудь рукой, согнувшись, слезла с лежанки, порскнула к лифчику. – Вот ведь бред… – бормотала она спиной к Диме, шаря одежду. В красной футболке села за стол… Но вышла. Виделось: озирается, мчит к калитке, а после – к джипу (чтобы проверить, там ли Макс, думал Дима, видя, что и действительно Макса нет. Нигде. Нет на печке, где собиралась вчера спать Лена…) Он отпил чаю… Где же прекраснейший Макс-Апóл? Променад с утра? За здоровый стиль жизни, Макс! Дима вспомнил последнее, что отметилось: им вчера в окно стукнули, Влас ушёл, после – Макс… Впоследствии Влас вернулся; ведь это он нёс Лену, когда она вдруг упала, пьяной танцуя?

Но почему Влас с ней?

Макс где?

Лена сбежала. А ведь хотела чай. В джипе? Может, и Макс там, кончивший тренинг? Дима, допив стакан, поспешил во двор. Он нашёл Лену в джипе, никшую за рулём.

– Лен! – брякнул он.

Та ныла: – Бред какой…

– Нет Макса?

– Ты, блин, не видишь?! – И она выскочила, толкнув его.

Он нашёл её за столом в избе – вперенной злым глазом в Власа. Вдруг, вскочив, она бросилась к нему с криком:

– Влас, тварь! Вставай, гад!! Хватит, блин, дрыхнуть-то!!

Она дёргалась, он схватил её.

– Спятила?

– Отпусти! – она взвизгнула и прошла к столу сесть, твердя: – Макс где? Где, он, Влас? Где?

– Не знаю. Ты, Лен, с ним ходишь.

– Я ведь серьёзно!

Сев на лежанке, голый по пояс и в густом волосе на груди, щетинистый, Влас сказал:

– Я не знаю… Я вчера, как донёс тебя до лежанки, спать лёг. И – Макса не было… Истеришь? Зря. Он взрослый. Да, взрослый мальчик… Ты, Ленóк, а не я, должна знать, где Макс. Я вчера ведь искал его. Не нашёл. Не скажу, что навзрыд искал, но я звал его… Приостынь, Ленóк. Он спортсмен, и, по-моему, он с ранья где-то бегает.

Лена злилась. – Я что, была с тобой?

– Ты, Ленóк… – и Влас встал надеть бриджи на мощные, волосатые ступы ног. – Про Макса? Или про нас с тобой?

Лена взъелась: – Это всё связано! Я могла быть с тобой, раз не было Макса.

Влас усмехнулся.

– Ржёшь? Макс не дал бы, знай, утащить меня!! – взвилась Лена.

– Как? Я тащил тебя?

– Я залезла сама?!

Влас, выпрямясь, застегнул свои бриджи. – Что ты была со мной – правда. А вот что Макс бы спасал тебя… Напились вчера, это первое. Во-вторых, Макс ушёл, помним. Я не тащил тебя. Не имею привычки. Верь, Ленóк: ты сама…

Та сморщилась. – Есть таблетки с похмелья? Вломно…

– Водочки, – пробасил Влас, щерясь. – Очень пользительно.

– Ты… Заткнись!! А вода есть? Выпили?! Здесь пустыня в конце концов?! Мужики вы?! Знаю кто!! Гомосятина!!

– Ты к чему? – ухмылялся Влас.

– Дим, едем! – и Лена выскочила за дверь.

– Сдержу её… – тот нашёл повод выйти.

Факт спанья Лены с Власом Диму бесил. Предельно. В равной же степени возбуждал его. Спала с Власом – и получается, что могла бы спать с ним, он думал. Он не хотел знать, как они спали. Важно – спала-таки… Макса любит – а спала с Власом?

Он шагал по тропинке, глядючи на призывные шорты Лены. Хмель расслаблял, и он млел по ней страшно. Похоть усилилась после факта спанья той с Власом. Не было впредь моральных преград: крепь рухнула и к запретному возник доступ.

В джипе он сел вперёд, как когда вчера ехали; но теперь вместо Макса – Лена… Резво вползли из рва и помчали.

Солнце палило. Было за час почти (встали поздно). Хмарь висла к западу… Потянулись руинами, – вместе с целыми избами, – Ивицы. Дима маялся. То, что Лена была вдруг с Власом, но также то, что она взяла в джип его (не кого-то там), мучило. И когда она двигалась, нажимая на тормоз либо газуя, то Дима тужился, чтоб, как зверь, не схватить её… Лена вынула пачку и закурила, руль держа пальцами и молча глядя вдаль на две узкие колеи по склону. Лак на мизинце, ближнему к Диме, снялся, будто разделся, – что возбуждало.

– Лена, зачем вода? – он спросил, двинув руку к ней ближе. – Там ведь была вода… Мы купили воды. Литр есть.

– В общем, женщине нужно много воды, Дим, – Лена отрезала.

Фраза сальная, вник он. Не было скромно: «нужно воды»; но – женщине воды нужно… Что, подчеркнула, что она женщина? Для чего, а? Вдруг намекала, что он мужчина? То есть ждёт действий?

Он взволновался.

– Вот ведь хрень! – она стукнула по рулю, скривившись, и Дима, вздумав, что это вызов, ткнулся под её шорты.

Лена свернула в бок; налитая её грудь дёргалась. Джип застыл.

– Выйди вон. Прочь, дебил!!

– Лена…

– Вон, скот! Я люблю Макса!!

И вся реальность: зной, пыль, тяжесть похмелья, сладкая пара с близким отъездом в beautiful Лондон, малость его, Димы, – вдруг возвратилась. Сказка исчезла; жаждалось – спать, чтоб выспаться и стать жалким студентом, не знающим, где взять денег, чтобы учиться и снять квартиру, чтобы встречаться с той, что полюбит его, как Лена чёртова Макса.

Он двинул вспять, в Кут. Обувь взбивала пыль. Джип попятился.

– Дим!

Он шёл.

Джип заставил путь боком. Лена, спустив стекло, ныла:

– Дим, извини… Поехали… Не найду ларёк. А мне надо воды, и много. Дим, я не мылась…

– Спросишь. – Он обогнул джип.

– Дим, я боюсь одна.

Он застыл: Лена всё же признала, что он мужчина.

– Власа взяла бы… – он обернулся.

– Хватит, Дим. Ты ведь видел.

И он вернулся в джип, втиснув длинное тело справа от Лены.

Ехали. Он бурчал: – Спишь с Власом, мне же дотронуться не даёшь… Взяла бы их, Хо и Власа…

– Дима, огня дай, – Лена промолвила. Он поджёг зажигалкой край сигаретки в пухлых губах. – Нельзя мне их… – повела она, сбавив скорость, тихо и жалобно. – Я не знаю, как я вдруг с Власом… Я не хотела, Дим! Для меня есть лишь Макс… А вам, скоты, лишь бы трахнуться… Они правду бы не сказали. Мне было б муторно… Понял?

– Что, я не парень?

Лена взглянула не как обычно.

– Парень, да… – бросила. – Главное, что ты лгать мне не будешь… Мне надо знать, как вышло, что Влас со мной.

– Макс знает, – Дима решил. – Вернулся, чай хлещет в Куте… Вдруг спал в машине, чтоб протрезветь быстрей? На прохладе трезвеют, ночь была стылая. И он, кстати, спортсмен. Вдруг бегал?

Лена задумалась. – Была пьяная… Ничего, блин, не помню… Не поругались ли? Я за так не полезла б к Власу. С Власом покончено.

– Ты была с ним?

– Мы целовались, в школе… Власу жена нужна домоседка. Я не такая. Я, в общем, фан люблю. Я с ним сдохла бы.

– Но спала всё ж с ним? – Дима гнул, скрыв лицо своим волосом. – Не ко мне, а к нему… Я не подлый, я бы не стал как Влас…

– Дим, прости! Бессознательно! Они пахнут мужчинами, ты не пахнешь.

Дима надулся. – Влас твой козлом смердит. Хо смердит чесноком, даже если не ест чеснок. А твой Макс – как салон парфюмерии…

Повернули к мосту в селе. Стадион, на каком вчера были, – пуст. Лишь малец бегал в зное и посмотрел на джип.

– Нам куда?

– Нам за мост и на склон. Свернём потом… Не вода нужна. Ты меня взяла выведать?

– Нет, нужна, Дима… Очень! – Лена вела джип в гору. – Но и понять хочу, как я вдруг оказалась с ним и где Макс… Дим? – Лена просила. – Ну же, блин, думай!

Быть благородным, понял он, стоит, если нет шансов. Всем тело Лены – а ему дружба? Должен быть благородным? – то бишь прикинуться, что не любит её, не хочет и скажет правду? Но он не знал правды.

Лена спит с Власом… Был факт? Допустим. Но вот как вышло – он знать не знает. Вроде бы, пили, Лена плясала… и покачнулась, Влас подхватил её… После он провалился в сон. – Я не помню, – вставил он. – Спросим Макса. Он возвратится и всё расскажет.

– Я не могу, Дим. – Лена давила газ. – Вникни. Я была с Власом. Нужно знать, как случилось. Но – наперёд знать. Если я вдруг сама, представь… Невозможно! Я люблю Макса, я не могла лечь к Власу, я это знаю! Правда, Дим? – она ныла, глядя в лицо его.

– Стой! куда ты!! – вскрикнул он, ибо джип лез к кювету.

Их тряхануло. Лена застыла.

– Дим, ты не помнишь? – вновь начала она. – Вдруг мы ссорились… Макс обиделся и… Думай! Это сверх важно.

– Нет, я помню… Да и зачем мне? Ты меня отправляла спать, унижала. Мол: баю, маленький… Я тебе ведь сопляк.

– Прости. – Лена тронула его руку.

– Ты, Лен, пила, – начал он вдохновлённый. – Ты пила жутко, чуть языком вела. Сели в покер, ты едва кинула… и вдруг стук в окно, типа, птица… Влас сразу вышел, – но не на стук, в сортир. А когда был второй стук, вышел и Макс. Тут Влас пришёл, мы болтали и пили. Ты танцевала. Сверзилась… Влас тебя – на лежанку. Дальше не помню. Сам уснул.

Лена хмурилась. – Так на стук вышел Макс, не Влас? Влас ведь, вроде, сказал, что – птица?

– Влас, – Дима вспомнил. – Но его не было. Влас уже был не в комнате. Он в сортир пошёл, после первого стука.

Лена задумалась. И курила; пепел её сигаретки сыпался. Дима, сделав вдох, её тронул. Лена сказала, выпустив дым:

– Ты видел, я была с Власом? Но, Дим, забудь… Пусть сон, Дим, ладно?.. Так трудно в жизни… Макс – это случай на миллион для девушки. Не лишай меня шанса. Ладно?

Он сунул руку под её шорты.

Лена твердила:

– Пусть я одна спала. Так скажи… Плюс, скажи, пришёл Влас, лёг с Леной… Лена спала, скажи, и не слышала… Так им всем и скажи, Дим… Ясно? Договорились?

Он лез под шорты потной ладонью.

– Я тебе верю… – И она тронулась, надавив на газ, чтоб его рука вырвалась. – Где ларёк?

Он кивнул. Он, дрожа мелкой дрожью, жадно ждал случая сунуть руку под шорты снова.

Выехали к ларьку к домам. Она выскочила к колонке, стала мыть шею. Он же вчерашнему старику-продавцу в халате сделал заказ:

– Воды нам… Лена, нам сколько?

– Мы уезжаем… думаю, завтра. – Девушка обтиралась, тень под ней дёргалась. – Оклемаемся и поедем. Вряд ли вы скусите к этой речке. Ну, а в жаре сидеть – на фиг? Мне, Дим, три фляги. Прочим – как хочешь, не заслужили.

Дед привёз фляги в маленькой тачке, выгрузил, крякнул: – Нá-те… Звать эту воду… А «Шишкин лес» звать! И больше нет, последняя. Нам зачем? Речка!

– Что ещё? – Дима спрашивал, чтоб быстрей ехать. Обратный путь – три км. Он многого достиг с Леной. Стоило им побыть вдвоём – и уже он залез ей в трусики. И, смотри, Лена терпит, не обзывается и не злится, как было раньше. Он ей докажет, как её любит. Он согласится врать, что она, мол, одна спала, хоть противно врать. Для неё он – соврёт… В поля быстрей! Там он… Пусть любит Макса, ей не убудет: даст целовать себя и… Вообще: ведь спала она с Власом?! Именно! И спала в этом смысле… Пусть тогда с ним спит – и он соврёт тогда, что, мол, Лена одна спала, ну, а Влас, мол потом пришёл, ничего, дескать, не было… Он смотрел, как она сидит в джипе, выставив ногу, вскинувши руки с белой расчёской; груди – под топом красного цвета…

– Слышь? И там – как?

Дед спрашивал, щурясь солнцу.

Дима не понял.

– Вы ночевали как? – повторил старик и смахнул с ларька пыль.

– Нормально.

– Вновь туда? – уточнял дед.

– Мы? Да, опять туда.

– Славно… Тут всё болтают, а вот по правде – то и пустяк…

– В конце концов есть полиция, – брякнул Дима. – Так ведь?

– Имеется! – дед кивнул. – Оборотни, – так в газете. Разве что Гавшин…

Севший в джип, Дима вышел. – Парня не видели? я с ним здесь был у вас? Парень складный, как Аполлон почти. – Он заметил, что Лена слушает.

– Сгинул? – И, скомкав тряпку, коей протёр стекло, продавец к ним побрёл.

– Не сгинул. Вдруг пошёл в ваши, как их звать… Ивицы?

Сельский лавочник начал: – Я толковал – не верили… Может, ваш Апалон тут в Ивицах иль ещё где? Коль Апалон – вдруг к девкам? Или в поля утёк… Малый! Ехайте с Кута. Тут его ждите. Ведь и полиция не найдёт.

– Кого? – Лена вставила.

– Кто пропал в этом Куте.

– Кут?! – взорвалась она. – Вы пугаете, а чтоб нам объяснить… Дим, едем. Мне без того жесть, чтоб на фигню вестись.

– Объяснить? – начал лавочник для неё и для Димы. – Случай был.

– Случай? – Лена джип завела.

– Полста назад в Куте был эМТээС, ну, станция. Трактора там держали… но не в самом то ись Куте. Дальше там луг есть – там и стояли. Не эМТээС даже, а ремонтировать. Тогда были колхозы. Всё было вспахано, все поля! А ремонт в полях – чтобы с них не таскаться. В Куте не жил никто. Ведьма ведьмой – а я не верю в них. Что я думаю? Что там – это… – Дед махнул тряпкой, щурясь от солнца. – Там был сарай большой, трактора чинить. Да и дождь ведь тут часто. Я в том сарае жил как помощник механика-тракториста, – Фёдор Иваныча. Умный был! А кто старше – те пошли в Кут, в условья, там была печка, да и поспать где… Знали про Кут, что – это. А взяли водку – на два рубля – и в Кут все. Им, мол, не страшно… Местность косили. Кут лишь заросший был, сплошь в бурьяне… Ночью гроза вдруг. Слышали с бригадиром, как наши ссорились. Народ тёмный, раз. А ещё ведь с войны! герои! Света тут не было, керосин жгли… Утром их два пришли, а двух нет. В расспросы – а они некают, ничего, мол, не знают. Как одурелые… Засадили их, осудили, что, мол, убили тех. Верьте – было.

– Мёртвых нашли?

– По-разному. Кто – нашли, а кто – нет твердил. Непонятно…

– Так, – Лена хмурилась, – не бывает.

– Всяко бывает. – Старый побрёл прочь. – Если что тёмно – вмиг врут, что не было.

– Знаете, – бросил Дима, сдвинувши лохмы и залезая в джип, – раз не ездят в Кут, что же верхняя есть дорога? и мимо Кута?

– Там есть луг к речке, – дальше он, за избою, – косят. А рядом – кладбище, – пояснил старик. – Сёла шли повдоль Ведмы, речки: то ись Рожайское, также Липки. И Ушаково. Ну, и Ненашево. Кладбище – для тех сёл… Их нет давно, а кто жил – переехали в город либо к нам в Ивицы. Кончатся – их туда везут. А у Ивиц своё есть кладбище. К Куту возят, кто жил в тех сёлах: в Липках с Рожайским, тоже Ненашево с Ушаковым… Жизнь была! При царе в Куте храм был и, рядом, кладбище. Храма след простыл, лишь погост и остался – для бывших липкинских и рожайских, да ушаковских. В марте свезли Кузьминичну: под сто лет ей. Вот кто сказал бы, кто в Куте жил… Всё знала. Все байки знала.

– Именно… – Бормотнув, Лена резко сдала назад, развернулась и, тряся джип в ухабах, ехала, так что фляги с водой скакали. – Трёп… – она фыркала. – У селян так всегда. Мозг с придурью, как в тумане… Трёп суеверный!

Дима вцепился в кресло, чтоб не болтаться. – Думаю, что им скучно; вот и выдумывают, прельщают… Макс, верно, ждёт нас. Вдруг нашёл кладбище возле Кута? Может, бродил там?

– Твой прогноз лучше, – кончила Лена.

Виден стал мост. Там местные (из вчерашних) маялись у перил. «Как гопники», – думал Дима. Макс бы приткнулся, чтоб показать себя: мол, крутой, взятый в «Челси», запросто, вишь, с народом… Диму вчера раздражал понт Макса: хвастался, сыпал деньги, парень-рубаха. Местные разозлились лишь, верил Дима: он как-то чувствовал «наш народ».

Мысль пришла… и исчезла, он не додумал. Лена вдруг стала: цепью лежали велосипеды. Дима одобрил бы, если б Лена поехала через них. Он трусил. Но она стала. Оба не ведали, как им быть и что делать.

– Глянь, идут!

– Я, – нёс Дима, чтоб не ронять лицо, – выйду. Я, чёрт, скажу им…

Но Лена кнопкой закрыла дверь, замки щёлкнули.

Дима, видя близ паренька с хорьковатым лицом, спустил стекло.

– Сцышь? – тот скалился. – Дай курить.

– Не курю… – Дима чувствовал, как дрожит его голос. – Вéлики сдвиньте? Нам бы проехать…

– Хер! – Паренёк взял у Лены тонкую сигарету. Вслед за чем, опершись о джип, хекнул. – Съездим, слышь, в Тулу? Я, чува, всё чё хочешь тебе! – Он стал стравливать дым на Диму. – Чё тебе чмо, чува, с бабьим волосом? Ты вчера была с пéналем, сёдня педик? Это нельзя, чува. Пéналь где? Он чё может, кроме мячи пинать? Он тебя чё, не порет? Он, баклан, мне не нравится; и второй бугай… Чё, крутые? Я разберусь приду. Перо в бок, слышь, – ваша не пляшет. Мне отсидеть чё? Я отсидел, н@х!

Дима почувствовал, что ярится на перегар и на дым в лицо, на прыщавый, торчком, подбородок гнусного сельского и на хамство. Сердце забилось, он был в истерике, он хотел оттолкнуть мерзавца.

Лена рванула вдруг, переехав мост. Нёсся свист, паренёк крыл их матом; он бросил камень и попал в крышу. Кто-то бежал вслед; стриженый здоровяк гнал вéлик с гнутым рулём вдогон.

– Газу!

Лена спешила. Транспорт подпрыгивал, пыль клубилась, и враг исчез в ней. Лена летела – в горку меж круч на склон и просёлком по склону. Джип сотрясало в множествах русел от снеготаянья и дождей, устремлённых вниз в пойму. Диму тошнило.

– Вроде, отстали… – молвил он, обернувшись. – Сбавь ход.

Лена давила газ. Он толкнул её – и тогда она руль вдруг бросила.

Въехав с ходу в бурьян, джип замер. Лена рыдала. Он различил слова:

– Я… Я, Дим, не привыкла так. Никогда ещё… никогда я! Он… он так сделал, чтобы… Я не хочу в Кут! Да, не хочу… Уеду. Сразу уеду. Пусть он один. Да! Он, как ушёл… Влас?!.. Сволочи!! Макс – он скот, эгоист! Что, думает… – Лена вскинула голову с вспухшими веками и взялась за руль. – Собираюсь – и пусть везёт меня… на вокзал везёт! Здесь ведь есть вокзал?! Пусть один здесь… О, мне не надо, чтоб… Мне и Англия… Он куда пропал? А? Куда, блин?! – Лена завыла. – Как было славно… И мы купаться бы все пошли… – Лена вытерла слёзы. – Но, знаешь, я, блин… Явится – меня нет… Как, круто?

– Круто! – врал Дима.

Он, сытый паникой, и своей и её, и стычкой с местными, чуял, что дело к драке либо, что лучше, к плате за вéлики, по которым проехали. Дима знал, что он сам виной. Он сидел, а тот местный хамил вовсю, Лена мучилась. Макс пресёк бы глум обаянием, Влас набил бы всем морды. Он же хотел набить – но впал в ступор, как бы в прострацию… Да он трус, не мужчина! Кто? А сопляк он, хилый ботаник… Хуже, что денег ни у кого нет – чтоб дать за вéлик или за вéлики, потому что, скорей всего, три-четыре – в лепёшку. Деньги у Макса. Гады потребуют тысяч тридцать. Кодлой придут… Где деньги, если нет Макса? Что тогда – драка?

Он обернулся. Но врагов не было. Он сказал: – Ладно… Чья вина? Хамов много; хамы повсюду. Так получилось.

– Дим, в любом случае, – Лена тронула его руку, – я там одна была, на лежанке. Влас пришёл утром.

– Ладно уж.

Съехали рвом в бурьян. Вышли в зной и в гуд пчёл. Идя к избе, Дима верил, что за плетнём сейчас, за сиренью – Хо с мощным Власом и… Макс с улыбкой, с глупой улыбкой. Он извинил бы максову глупость – только б Макс был там, чтоб, успокоившись, обсудить, как быть с местными, коль заявятся.

Во дворе, иссушаемом зноем и засорённом после вчерашнего, у костра зевал Хо.

– Макс здесь? – Лена бросила.

– Что, не с вами он? – и Хо поднял тёмные линзы. Непроницаем…

А ведь он знает, может быть, точно, чтó было ночью, где чёртов Макс, мнил Дима… Фляги он снёс на камень, что составлял крыльцо. Лена скрылась с одной, чтоб мыться (женщинам нужно много воды).

Встал Влас, неулыбчивый, со щетинистой челюстью, в бриджах хаки и в берцах-милитари. Он пах пóтом.

– Видели, – басил, – Макса?

– Деточки, – встрял Хо, – спрашивали. Я им: Макс выбыл из человечества.

Шутит, будто бы нет проблем… Впрочем, как им знать? Он смолчал о конфликте, нёсшим брань с местными.

Сволочь Макс! Смылся, может быть, к девке в джинсах с неприбранной на лбу прядью (к той, что жалела их, когда их посылали в Кут, и курила, а Макс к ней клеился и ей ставил музончик). Лены ведь мало! Мог позвонить, гад…

Вдруг пришла мысль, он бросился в сад.

– Лен! Где ты?

– Что? – она крикнула из кустов, где Влас брал вчера сухостой. – Дима, моюсь!

– Лен! Макс мобильный взял?

Были всплески, и она вышла, с флягой, раздета. Мимо него она быстро прошла в избу, отшвырнула там полотенце, грохнула флягу нá пол. Взяв смартфон, набрала абонента – и стыла с трубкой.

– Только гудки… – сказала.

Вмиг настроение их ухудшилось. Макс молчит. Смотрит где-нибудь на дисплей, шифруясь.

– Дим… – Лена села вдруг на лежанку. – Выйди. Нужно подумать.

– Брось, он вернётся… – Дима, попятившись, тронул ручку, старую, ржавую, и, открыв дверь, вышел, чтоб в сенях слушать, плачет ли Лена. Было паршиво. После он поднял взгляд. Бáлки… далее сумрак.

Лесенкой он влез в жар в сто градусов. Скатов чёрной соломы – два. Первый, южный, – этот к фасаду, где были двор с крыльцом. А второй скат – к задкам, где сад. Запад был за фронтоном, как и восточная половина; в западном – прорезь. Дима шагнул туда по доске на трёх балках, что несли кровлю. Там, под золою, – досчатый потолок, он вник… И ещё была прялка около склянок (все с этикетками, на одной сорок пятый год), правда, сломана. Тёмный боров трубы (на досках) тёпел от топки… Кляксы являли, что гостят птицы… Гнёзда ос висли с дряхлых стропил… Плюс, кажется, вис упырь в углу… или тряпка?.. Он глянул в прорезь, что на фронтоне. Выше кустов, двор сжавших, виделась пойма в зарослях ив… руины, метрах в двухстах почти… вверх от них травы светлых оттенков лезли к дороге, коей приехали. А на ней – никого… Что, местные не идут, не едут? Может быть, ждать их ночью? Он смотрел дальше. Склон вблизи резал ров; там спал джип в знойном пекле.

А вид с других сторон? Он в соломе пробил щель к северу. Кровля сходит в бурьян, в сад яблонь, мёртвых, корявых. Сад же брёл к зарослям, – может, к кладбищу, говорил старик? Вправо, вроде, руины, очень большие. Церковь? Дальше – облоги до горизонта в палеве солнца…

Он прошёл на восточный край до фронтона, – так, чтоб нечаянно не задеть гнёзд ос. В щель проглядывал луг, предварявший другой склон с руинами (где давным-давно были «Липки либо Рожайское, Ушаково тож», объяснял старик). Луг не кошен, травы в нём выше, чем на полях, от влаги. Искрится речка.

Это был весь обзор. Оставался вид юга. Потный от зноя, он пробил южный скат. Глянув, понял: Кут был на выступе, завершавшем склон и разъятом лощиной; травы в ней выше, чем наверху, мрачнее. Ход к речке – только лощиной, так как сам выступ очень обрывист. Если бы съехали вчера вниз по рву, как хотели, – рухнули б с круч реально.

Дима ещё б смотрел… но подвижный дым от костра вид портил. Он, отстранившись, сдул гниль соломы и, протерев глаз, вновь припал к дырке. Вроде, от скошенной Максом зоны подле калитки (он там мочился и испытал страх) книзу, в лощину, шла как бы тропка.

Впрочем, не тропка. Просто верхушки травы никли.

Впрочем, не никли, лишь чуть раздвинуты… Игры света?

Он присмотрелся. Тропка вела вниз к ивам, где и терялась. Правильно: там склон плющился, и пропало игрище света.

Он, двинув к лесенке, задержался. Лена с Хо через хлев шли в сад. Он спрятался.

– Хо, что думаешь обо всём?

Тот хекнул. – Прелесть, о чём ты?

– Знаешь. О Максе.

– А почему, Лен? – прыснул Хо (Дима, слушая, представлял Хо с линзами на носу хихикавшим).

– Потому что! – Лена сердилась. – Ты и Макс не друзья отнюдь. Это бизнес, так? У тебя, типа, дело с максовым предком?

– Мне б в их компанию на хорошие деньги! – Хо похихикал. – Или нельзя? Кореец? А, кроме этого, Макса я, Лен, люблю, знай… Да, не одним вам любить его, чиксы-девушки!

– Не тупи, Хо. Речь не о том, блин. Знаешь, о чём речь… – Слышалось: Лена злится. – Где он?

– Кто?

– Макс, Хо!

– Я почему, Лен? – фыркнул тот.

Это злило. Мода хихикать всех, кто общался с Хо, бесит. Типа, он, зная, не признаётся, а издевается. Если б он ей: «Не знаю», – Лена б ушла, и всё.

– Жёстко! – Хо похекал. – А почему не Димон, не Влас? Почему, Ленóк, я?

– Хо, честно?

– Честно.

– Первый – сопляк, мальчишка, – хмыкнула Лена (Диму расстроив). – Влас… у него интерес.

– Реально, Лен? А какой?

– Тот самый.

– Но ведь я тоже, Лен, с интересом! Больше и не сказать…

– Серьёзно, Хо. Не шути. Что знаешь?

– Как знать другого? – вёл Хо. – Вдруг что-то срочное, он ушёл…

– Без джипа? И телефон есть! – злобилась Лена. – Мог же, в конце концов, позвонить?!

– Нет связи.

– Ты задолбал, Хо! Я дозвонилась, только что. Но – гудки. Не желает взять трубку.

– Чушь, Ленóк: связи нет. Глянь… – Было понятно: Хо ищет номер. – Слушай-ка: недоступен. Ты обманула?

Снова писк – трубки Лены. – Да, сейчас нет, блин… В Ивицах я звонила… Что тут за место?! Есть связь, вдруг нет её…

– Ведьмин Кут! – веселился Хо. – Всё, Лен? Или ещё что?

Пауза длилась… Дима потел вверху в духоте. Он маялся.

Лена выдала: – Лишь про это, Хо.

– У матросиков нет вопросиков? – вёл тот. – Макс должен знать?

– Шантаж?

Хо пропел, что «надежды пита-ают юношей».

– Несомненно… – Лена помедлила. – Классно… Явится Макс, – он явится! – и, узнав, что один из вас лез ко мне, а другой предлагает… Макс жуть рассердится! Он тебя, Хо, не станет бить. Мы уедем. Бросим вас здесь… Капец! Крах карьеры. Крах преогромный! И ты не будешь с максовым папой. Разве что дворником?

– Это будет, Лен, лишь в двух случаях, – вёл Хо. – Если б я не был Хо – первое. И коль Макс возвратится, это второе. Может не быть так. Ибо Макс добр. Въезжаешь? Добрый не любит в лоб огорчать людей. А особенно тех, с кем близок.

– Хочешь сказать, что…

– Я – не хочу, Лен. Ты хочешь слышать, – хекнул Хо. – Это ты меня вызвала. Раньше ты меня посылала; типа, ну кто Хо? кто? Да никто!.. Вот версия, я дарю тебе. Макс убрался, так как расстроен был. Отчего? Макс вчера, помним, вышел… вдруг погулять решил? Он спортсмен, им гулять нужно много. Дунул он в Ивицы на пробежку… бегает… А мы пьём и танцуем, падаем, засыпаем… Я не соврал, Ленóк? Акт второй. Входит Макс и букет в руке – а ты с Власом… – Хо захихикал. – Станет Макс любить девушку, если та мутит с каждым? Нет, Макс не станет. Он состоятельный и красивый. Он даровитый, он форвард в «Челси», потенциальный. В Англии Лен-Даш уйма. Он там найдёт Лен.

Долго молчали.

– Было не так, Хо, – Лена шептала. – Было иначе. Сели за карты. Выпили. Посмеялись; ты нам врал байки. Стук в окно, от какой-то там птицы. Влас вышел, Макс… Уснули. Влас ко мне влез…

Хо ржал.

– Тише! – Лена шипела.

– Я люблю транспарентность, – нёс Хо, – открытость!

– Так?

– Больше… Больше!

Дима вдруг понял, что происходит. Он приник к дырке. Близ хлева – Лена, снявшая лифчик.

Хо всё подзуживал: – Больше, Лен!

– На фиг, – та отвечала, – если Макс видел, как его девушка лезет к Власу.

– Может, не видел, – предположил Хо. – Кто его знает?

– Начистоту, Хо, – брякнула Лена. – И будет больше. Слушаю.

Хо хихикнул. – Макс, когда стук был, вышел. Ты же свалилась. Ты была в стельку. Влас уложил тебя и лёг сам, к себе причём. Ночью, – лампа горела, всё было видно, – ты сползла к Власу. Он тебя… от души, Лен! – Хо хохотал.

– Заткнись.

– Макс видел, Лен, тебя с Власом. Может быть, – гнул Хо. – Скажем, в окно мог видеть – лампа горела. Что заходить, так? Он вас оставил трудному счастью жить в нашей Раше. С будущим опером это трудно. Это не в Англии с футболистом… А фээсбэшник ведь, Лен, герой, мачо!

Лена пошла, надевая топ.

Хо кричал вслед: – Вдруг Макс не видел, Лен? Вдруг надежда дохнет последней!