Текст книги "Погреб. Мистическая быль"

Стук III

Он вернулся.

По зыбким доводам. Но всё ж вернулся… В ужас, где пропадают. Он думал: спасся, – ибо действительно час назад был в селе, из которого путь на волю… и возвратился вдруг под предлогом, что мнится фуфельным, идиотским.

В общем, он снова здесь. Был шанс – но он отверг шанс…

Дима ступил в избу.

Хо – на лежанке (вил рядом не было).

Лена встала с другой лежанки. Печка дымила, и на плите был чайник, тихо шипевший.

– Дим! – Лена вскрикнула.

– У вас как? – он начал.

– Как? – она сдвинулась. – Нет ни света, ни связи. Ты…

– Дозвонился, – Дима сказал. – В полицию. Сообщил им… Власа что, не было?

Все молчали.

Дима, сняв брюки, выжав их в яму вскрытого подпола, снял рубашку и, всё повесив, сел сушить лохмы, чуть расчесав их. Лена спокойна… Хо её, что ж, не трогал? Вдруг Хо вообще не тот, за кого его Дима принял? Но в этом случае зло, конечно же, не от Хо. От стуков. Стало быть, местные? Снова ждут ночи? Но пока день… Он явится, Гавшин! Он, после двух пропаж, прекратит идиотничать, – должен! Если же до семи-восьми не приедет – смоются сами. Будут хоть при смерти – но уйдут, чёрт… Дима шагнул к двери, чтобы проверить: держит ли что его?

Не держало.

И он уверился, что – спасутся.

Чайник вскипел. Он дал чашку Лене.

– Хо?

– Дим, я сам сейчас… – Тот подплёлся, сузивши глазки. – Ты, Дим, разделся? Тело приятное. Только бледное.

Хо взял чашку, а Дима сел за стол, чтоб скрыть ноги. Он был в трусах лишь и засмущался Начали пить. Он видел: сев на лежанку, Лена приставила к уху сотовый: мол, вот-вот связь наладится.

Хо хлебал из пластмассовой кружки с именем «Максик». Но и у Макса кружка такая ж. Дима заметил кружки на море. Он вдруг сказал:

– Зачем, Хо? Ты ведь не «Максик».

Хо быстро глянул, волос взъерошен. – Дим, а ты видел что-нибудь с «Хо»? – спросил.

Дима хмыкнул. Впрямь, кружек с «Хо» не отыщешь. Он начал исподволь, выясняя, связан ли был Хо с местными: – Без меня здесь случилось что?

– Nothing33
  Ничего (англ.).


[Закрыть]… – кашлял Хо.

– В Ивицах встретил местных, там был и Галкин… Чуть не убили, – Дима сказал с ленцой.

– Гады-сволочи… – Хо вздохнул.

– Помню, как мы приехали, ты, Хо, гулять ходил… Где был?

– Не помню.

– Хо, тебя видели за мостом, где лавка. Макс с Власом ездили туда тоже, чтобы воды купить. Вы не встретились.

– Жалко… – и Хо уставил слезившийся глаз свой в стенку.

Дима гнул: – Местных ты там не встретил?

– Встретил.

Дима заметил близ Хо топорик. Что, если Хо его схватит? Глянув на вилы у печки, Дима напрягся, чтобы рвануть туда.

– Задирались? – гнул он.

– Зачем им?

– Всех задирают, а тебя нет?

– Блаженный есмь! – спел Хо.

Дима, убрав с щеки прядь своих лохм, вновь начал: – Ты, Хо, прикинулся тут паяцем…

– Местные били? – встрял Хо. – Тебя, Дим?

– Я?.. Я сбежал, блин… – Дима смутился от перехода.

– Дим, я иной совсем, – Хо продолжил. – Можно ведь хвастать, а потом драпать.

Дима сдавил кружку с чаем; в нём вскипал гнев. – Я трус?!

Хо покашлял.

Дима затрясся. – Я ведь, чёрт, к вам спешил!

Хо поморщился. – С удовольствием бы очки надел. Не всё хочется видеть.

– Знаешь, зачем спешил?

– Спутал стороны? – Хо язвил. – Шёл к трассе – а вышел к Куту?

– Я спешил, – сжав кулак, Дима глянул на Лену, – так как не верю в стуки. Их стучит человек, Хо. Ты стучишь…

Хо смотрел мутным глазом. – Что, травля ведьм, Димон?

Встряла Лена: – Мы, Хо, с Димой со школы. А ты недавний.

– Хо стал преступник? Помните, что меня привёл Макс? Оправдан?

– Речь не об этом… – Лена подвинулась на лежанке. – Да, мы все слышали, что ты чем-то помог отцу Макса. Речь, Хо, о том, что…

– Хо обвинён, – тот начал, – в убийстве? Я стал убийцей? Прежде был Влас. Прозрели? Влас пропал – значит, он не убийца и, вообще, он не он… Вдруг здесь где-нибудь камера и Влас с Максом следят, как лаемся? Допускаете?

Лена глянула, ища камеру. После, встав, захромала между лежанкой и вскрытым полом.

– Я, Лен, не крыл тебя, – вёл Хо.

Та покраснела.

– Хватит нам! – крикнул Дима. – Гавшин приедет и разберётся, кто кого кроет.

– Ты не подумал, – Хо взял топорик, – что, если кто и имел мотив, – ты? Мы ехали. И ты начал, что, мол, зря ездили; врал про штампы, про любовь к родине, предложил завернуть в Россию… Лена, припомни, как и с чего пошло. Он сжирал тебя взглядом, цапался с Максом. Он ревновал тебя. После он нам сказал: зря ездили, мол, на море. Было? – Хо глянул щёлками глаз. – Зря ездили – ты сказал. Макс тебе: будешь ныть до Москвы… Ну, вспомнили? Ты, Лен, вставила, что, как плыли к косе, он выдохся и сломал кайф. И про футбол ещё. Ты сказала: футбол – твоё. Максу. Цапались из-за школьной любви…

– Ты ржал! – бросил Дима. – Ржал! Лена вставила, что ты псих. А ты – все умрём. Ведь твои слова? Будто знал, да?

Хо вздел топорик. – Что знал? Нет, Димон, это ты сказал, что, мол, Влас с Максом мёртвые. А кто знает? Лишь киллер.

Лена попятилась, на них глядя.

Дима поднялся. – Врёт он!

Лена шептала: – Ты так сказал, Дим. Вправду… – и отошла к Хо.

– Вспомни! – Дима шагнул. – Он ржал как псих. Есть три дня, врал. И про дыру: советовал нам в дыру свернуть. Для чего, Лен? Чтоб шито-крыто. Он был взволнован. Понял, что съедем, и нас подзуживал. Коль свернём, знал, – он не зачинщик: первый ведь я сказал, а он с боку с припёку. Мол, поддержал лишь… Всё до меня дошло, Лен, сегодня. Тот продавец признал, что он видел Хо! Хо в очках – чтоб тебя из-под линз смотреть. Сексуальный маньяк… Мотив?

– Он меня мог убить…

– Он, – вскрикнул Дима, – если вдруг так убьёт, то раскрыт. Поэтому он ждёт стука… Алиби! Кто-то, дескать, стучит. Кто выйдет – тот пропадает… Он, причём, весь на наших глазах, Хо-ангел… Свалит на стуки! Следователю болтал про стук, – что про стук, мол, забыли. Он хотел завязать на стук, чтоб зациклить. Это как морок – чтобы смотрели, не куда нужно. Кóпперфильд сучий!!

– Я вас убью, – вёл Хо с топориком, – чтоб Димон наш был прав… Позвольте, я вас убью, друзья, чтоб Димон наш был прав и чтоб Лена в том убедилась… Ты ведь поверила?

– Хо, с ума сошёл?! – Лена пятилась от него. – Не надо!

– Как так не надо? Хочется удовольствий! Я у вас кто, Лен: чмо недорусский на побегушках. Вечно подсобный. Травы мять – Хо, костерок сделать – Хо, папа-карлить – вновь Хо… Кто вчера джип пёр? Хо! Влас с Димоном сидели и прохлаждались… Я у вас раб, да? А чуть не так пойдёт, – то раб подлый. Власа не терпишь, этого тоже, но с ними спишь. Всё Хо, да?.. Я вас тогда, Лен… – Хо встал с топориком. – Гавшину скажете: Хо убийца, – он будет счастлив. Бедная девочка с бедным мальчиком в лапах монстра с края земли… китайца, так оно лучше! Расовый произвол, да? Ужас!! Сволочь-китаец вырезал спутников, изнасиловав бывшую с ними тёлку. Сайт с заголовком: «Зверь расправляется с четырьмя»… Так? Я расчленю вас, можно? Лену я изнасилую! – прыгал Хо в танце. – Всё, приготовьтесь!

Дима стоял, весь бледный. Надо бежать – а он стыл в трусах, скован ужасом. Вздумал юркнуть за дверь… но сникнул, словно бы кролик перед удавом. Лена вдруг шлёпнулась на лежанку с пакостным воем. Бывшая дальней, смерть стала близкой. Не было Власа, чтобы их спас, силы, чтобы им скрыться. Он стал – ссыкун в трусах. Ведьмин Кут заманил его. Час назад он был волен. Он мог уйти к чертям. Он хотел уйти! Он шагал бы сейчас вдоль трассы. Кут бы забылся, Дима бы шёл сейчас, мысля лёгкое… пусть о Куте, но как в романах и детективах, где ужасы с кем-то, ты ж – ни при чём всегда…

Он причём стал кошмарно.

Он почти труп.

Хо, кашлявший и хрипевший, прыгавший дико с жутким топориком, – псих! Грипп вышиб ему мозг напрочь. Он их убьёт и, спалив избу, Гавшину понаврёт про «зэков», что вдруг «пришли» к ним, он «едва спасся»… Много наврёт! Поверят. Дождь следы смоет… Есть до них дело, жалких туристов, тем более трупов нетути? Да кому нужны люди, что всё равно умрут, вник Дима ясно. Все умрут. Жизнь – разборка условно живых друг с другом…

– Хо! – Дима всхлипнул… и обмочился. – Не убивай нас!

Бросив топорик, Хо взял к лежанке, сел, кутаясь в простынь, и стал дрожать в поту.

– Шутите? Я шучу тоже. С волком жить – волком выть, – кончил он и закашлялся.

Ноги Димы тряслись; он рухнул на табурет расслабленно.

– Хо! – ныла Лена, сев на лежанку. – Гад ты! Разве так можно? Здесь всё не так… Достало… Надо смываться! – И она глянула на мужчин. – В путь… В путь, блин! Надо смываться! Мы перемрём здесь или убьём друг друга!

Шутка Хо вызвала в Диме хаос, в том числе отвращенье к себе. Он струсил. Да ещё подло. Он ведь сбежать хотел и от страха струю пустил при обоих.

– Он не поможет, – кашлял Хо. – Он с собою не справится… Ты звонил ментам? Или врёшь опять?

– Я звонил… – пискнул Дима.

Он был раздавлен. Бегство от местных, выпад Хо, плюс моча в трусах убивали. Стыд сковал и язык, и мысли. Что ему делать – он перестал знать. Он заявился, будто спаситель, знающий, что к чему, гордый… – и вдруг раздавлен. Если Хо ни при чём (что факт, если Хо не великий актёр, наметивший свой сценарий), то всё вернулось к прежнему худу. Мысленно он окинул круг: жажду смыться, марш-бросок в Ивицы, гон в полях, возвращение… и фиаско, гнусное, подлое. Он не мог даже двигаться. Он иссяк.

– Что делать? – молвила Лена.

– Что? Я болею, – хекнул Хо. – Моя нада чуть отдыхай.

– Боишься?

– Лена, чего?

– Ну…

– Слушай, что беспокоиться? – встрял Хо. – Нас здесь не бьют, мы живы, в нас не стреляют и к нам не ломятся. Где беда?.. Но вот в Кут нас Димон сманил: он нудил, чтоб свернули мы в Тульской, а не в Орловской, в Курской и в остальных краях. Мол, поедем в Россию… Было? И есть мотив.

– Есть?

– Ты мотив… – Хо прокашлялся. – Сутки в Ведьмином Куте – и Димон спит с тобой. Клеил-клеил – и, признай, склеил. Вот зачем он убрал их, Власа и Макса… Метит меня убить? Глупо. Я не помеха. Я гей-педрила! – хекал Хо громко. – Я люблю Макса, Лена мне по фиг. Что, Дима, въехал? А скажешь Гавшину – я скажу, что, мол, троллил. Дим, я всегда шучу. Может, я и сейчас шучу… Лена, ты виновата, – кончил Хо.

– Я?

– Да. Ты вспомни. Макс сюда прибыл, чтобы с тобой быть. Из-за тебя Влас – под подозрением. Мы остались здесь, мысля: Макс тебя видел с ним и ушёл в сердцах, но вернётся. Из-за тебя Димон мечется и врёт версии… В общем, Лен, не шерше ля фам, а шерше, блин, инфáн. В переводе с китайского: ищи мальчика… Сходно можно сказать: жена Цезаря быть должна незапятнана… – Пошутив, Хо вдруг лёг лицом к стенке.

Лена, пройдя к столу, притянула топорик.

– Острый… Дим, как тебе?

Голос мягкий. Этого не было. Никогда она мягко с ним не общалась.

– Лена, я трус… Трус… выдумщик… Извини.

– Дима, не за что.

Он смолчал, что едва не сбежал и что если б не местные, он, как знать, не вернулся бы. – Я тебя обвинял за Власа. Но… я вдруг понял.

– Понял?

– Здесь одна жесть! – спешил он. – Топим друг друга, делаем странное. Почему? – Он вдруг поднял взгляд. – Ничего мы не знаем… Мыслим стандартно… Он, стандарт, предусматривает, что виной всему люди. Нас было пятеро. Есть возможность винить друг друга. Ведь не избу винить? Она нас не кусает.

– Стук, – вставил Хо, повернувшись.

Дима смутился, что Хо всё слышит.

– Надо решать, что делать.

– Что? Ждать полицию. Что ещё?

– Ладно, – выдавил Дима. – Нас арестуют, если мы… подадим заявление… дескать, Влас с Максом сгинули, – уточнил он.

– Где они? – ныла Лена.

– Если мы ни при чём, – вёл Дима, – надо искать, кто мог… не скажу, причинить зло нашим – но… кто стучал. Хо прав.

– Я большой, – отозвался тот. – Опыт есть.

– Тогда что? кто? Местные?

Лена, встав, принесла Диме брюки. И он оделся.

– Местные. Был мотив…

– Нет, – вступил Хо. – Не прав Димон. Ведь убить могли и за так. Свобода – знак человека. Гегель сказал и прочие… вроде бы, Господь тоже. Вольный творит, что хочет. Может убить. Окажется, что нельзя убить без мотивов, – нету свободы. В звере какой мотив? – голод. Люди – свободны, могут убить без повода. Царь зверей у нас кто, кто? Люди.

– Жуть! – сникла Лена.

– И что практически, – Дима стал смотреть сквозь стекло в нудный ливень, сёкший двор, – это даст нам?

Хо похихикал. – Ты мне напомнил… Есть анекдот, скабрёзный. Тёлка спросила: парень, что ты таишь в себе? не молчи и признайся. Он пустил газы. А тёлка думала, он попросит руки… Даст много! Тактику с сыщиком. Гавшин Гегеля не читал, не знает, что мы свободны, в смысле все люди. Мент в этом чмошник… – кашлял Хо. – Гавшин ищет мотив. Нет золота – но есть женщина. Вот поэтому всё сведёт к сексу – мы с тобой виноваты. Это неправильный, ложный след… Но мы также не можем без заявления. Если наших в Москве нет – крышка. Скажем родителям? Те – в полицию. А московские мыслят, как этот Гавшин. Станут мотив искать. Почему, спросят, вы, блин, не подали заявление в Куте?.. Местные поступить могли без мотивов. Так, Димон?

– Верно.

– Ты, Лена?

– Воля… Хо, демагогия!

– Но любовь как бы тоже лишь демагогия. Вроде, ёмкая – а выходит пустая. Макса любила, но… Ты с мотивами влезла к Власу? – ёрзнул Хо на лежанке. – Местные угрожали – вот что мы скажем, чтобы не мучили нас расспросами, кто, откуда, зачем… Скажем: Лена с тремя спала… Чтоб спасти, Лена, Диму, ты так и скажешь. Он ведь один живой из твоих трёх любовников. Гавшина завернём на местных.

– Хо, мы о чём? – встрял Дима. – Это же бред! Расхлёбывать, что не делали? Пропадают, а мы в ответе? Вдруг это шуточки, типа, как мы без них здесь выживем? Ты, Хо, сам вот с топориком… Кстати, если б ты мог уйти, мы б ушли. Добрались бы до Ивиц, ждали бы Гавшина. Ты чего заболел вдруг?

– Лена, – изрёк Хо, – тоже. Ты б и её спросил: ты чего заболела? Вновь ты про заговор? Строишь версии? Мне продолжить? В общем запомни: мы не виновны. Надо не врать, а действовать. Я хотел уйти, но не смог. Тиф выдержу, а простуда берёт… Хочешь, чтобы я сдох?.. Мы, помните, невиновны. Значит, всё местные. Кут тогда – безопасное место. Кут наша крепость. В принципе, – вёл Хо, – мы с вами дурни. Мы не боролись. Как оно было? Стук… и Макс сгинул. После вторая ночь, сгинул Влас… А мы что? Мы сидели. Вышли б с ножами – было б иначе. Знали бы, что к чему, и гипотеза, будто Макс с нами шутит, не проканала б.

– Может.

– Лена бы из избы наблюдала всё в общем ракурсе… – Хо сморкался в платок. – А мы что?

– Странно… – влез Дима. – Нам бегать с вилами? Стукнуло – и бежать туда? После драки не машут… И: знал бы прикуп, вышел бы в дамки… В первый раз кто мог знать? Может, птицы, как мы подумали. Мотыльки есть, к свету стремятся.

– Правильно… – Хо поддерживал. – Так, Димон. Первый стук мы простим. Действительно: то могла быть случайность. Ну, и второй раз? Макс исчез, допускали опасность – и, тем не менее…

– Ты спал пьяный, – Лена заметила, глядя в стол.

– Выпил, после того как пёр джип. Тебе, – подчеркнул Хо. – Лучше б не пёр его, а остался.

– Нет, – Лена некала. – Хо, прости.

– Я не спал бы и выпил меньше, – хекнул Хо, – если б знал, что и Влас тупой. Мог поднять меня, мог позвать с собой Диму. Вооружиться мог! Опыт был: опыт Макс дал. Предупреждён – спасён. А Влас выскочил, как баран, типа школьник.

– Он сказал, Макс зовёт, – ныла Лена.

– Вы, – встрял Хо, – слышали? Нет, не слышали. Что ж Димон не придумал гипотезу? Что ж Димон не схватил топор и не вывалил с Власом, не надоумил взять вилы, если боялся? Хо разбудили бы. Хо помог бы… Ты, Димон, крепок задним умишком.

Дима озлился. – Лена вцепилась! Не отпускала!

– Ох, эта Лена! – хекнул Хо. – Безобразница. Лена с Власом легла, Диму мучила, Хо заставила джип толкать, всех рассорила, заразила нас страхами, подозрением друг на друга. Лена, признайся!

– Всё хорошо, Хо… Вспомни, чтó Влас сказал.

– Что сказал?

– Макс зовёт.

– Что с того?

– То! – встрял Дима. – Он слышал Макса, на фиг звать нас? И звал бы… Что, я окликну – ты, Хо, топор возьмёшь и пойдёшь ко мне с Леной, сунув ей вилы?

– Это война, – гнул Хо.

– Вдруг они не могли, Хо, – Лена водила пó столу пальцем, – ну, не пойти?.. Вдруг нельзя не идти на стук?

– Я, – вступил Дима, – тоже так думал. Лена права.

Хо хмыкнул. – Что тогда? Взять из двух зол зло меньшее. Например, мы уйдём… Нам местные угрожали? Диму гоняли? И, если Влас и Макс пострадали, – то ведь от них? Согласны? Как, скажем, было? Макса связали, нож в бок – зови… Мы сами к ним? в ливень? На-те, мол? Кончат нас. Всех порежут. Сами дадим им козырь… Я – чтоб остаться. Это зло меньшее. Ты, Димон?

– Я б ушёл.

– Лена?

– Дима, Хо прав. Нас встретят, ты убежишь, мы – нет. Мы больные.

– Не убегу я… – Дима насупился, опустив лицо, отчего его пряди свисли. – Правильно… Дом как крепость… Договоримся, как быть при стуке… и если будут звать – затаимся, коль не увидим Макса и Власа, даже услышав. Если их мучат, то, раз не выйдем, тактику сменят и… и уйдут к чертям либо в драку. И мы поймём, как быть… Гавшин будет… Да, всё в порядке. Он ведь с оружием?.. А я что хочу? – вставил он после паузы. – Осмотреться… Если их прячут – то, может, в погребе?

– В том? – кивнул Хо. – В лощинном?

Лена взглянула. – Погреб?

– Ездили с Максом, – Дима вздохнул. – Поехали прикупить чего, помнишь? Дед рассказал про погреб. Думали пиво там охлаждать.

– Где? В погребе?

– Погреб, – Дима смотрел на Хо, – может, база их. И тюрьма. Может, там они, Макс и Влас? Может, местные туда ходят от речки, чтоб их не видели?

Хо хихикнул: – Версия? У тебя на всех версии? На меня, на шпану, на Гавшина… И на Лену есть версия? На кого ещё?

– Ну, про Гавшина, – Дима вёл, – продавец сказал, Гавшин честный. Я был неправ.

– Красава! Лучше неправым быть, но живым, чем сдохнуть правым! – Хо хохотал. – Ад сам придёт.

– Ад?

– Ну да. Ты отчалил, я Лену в дом отвёл, сам – к лощине. Тоже вник: из лощины к нам подступ. Враг мог подняться, сделать гнусь – и опять туда. Вы прикиньте: в Кут через поле? Могут заметить. А из лощины да и опять вниз – алиби. Стопроцентно. Фиг кто увидит. Крайне удобно: звать из лощины, где всё в бурьяне, и в неё прятаться. Я смотрел, в общем.

– И, Хо…

– Пусто. Травы ведь мнутся, если пройти по ним. Там нетронуто. А трава подломилась бы, коль тащить по ней наших или пройти кому.

– Утром, – встрял Дима, – я мониторил. С места, где Макс косил. Травы чуть наклонённые…

– Завтра будет ещё чуть. Дождь травы клонит, так что ложатся. Мне двадцать пять, Димон, опыт есть, чтоб понять очевидность. Пусто в лощине.

– Нет, – бросил Дима. – Я с чердака смотрел… Кровь, чёрт, в этой лощине.

Хо хохотал. – Июль! Это цвет, Димон. Большей частью он красный. Там была б тропка, если прошёл кто. Физика.

– Правда? – выпалил Дима. – А пять лежанок и пять стаканов? Мы, как приехали, их отметили – пять лежанок и пять стаканов.

– Хочется мистики?

Дима встал вдруг.

И сразу сел.

Мысль лопнула. Не хотелось вновь думать; даже тошнило. Всё вдруг обрыдло. Мозг не вмещал идей. Всё двусмысленно, неконкретно. Гипотетично. О происшедшем и о возможном, – тьма разных мнений. А это значит: мнения ложны или неложны. Но так не может быть…

То есть логики мало. Где ответ: сгинули Макс и Влас собственной волей либо неволей? внёс ли вклад Хо? Что местные? Также – стук тот случайность, нет? Гавшин мент или оборотень? И, что главное, мистика или нет всё в Куте?

Мало что ясно. Даже суть стука: птица ли шлёпнула, мотылёк ли стучал, человек ли?

Всё непонятно. Но очень страшно. Страх же оправдан, коль аномальное. А коль всё шутки Макса, то – страх смешон.

Достаточно. Всё!

Ответы даст ночь.

Ночь третья. Первая – случай. Дальше – системность: в полночь за стуком, – но это поняли после факта. Знали бы – не пошли бы. Либо все вместе вышли б с оружием, а не как Влас…

Да, будет третья ночь. В третий раз будет ясно… Нет: ясно было бы – но они все уйдут… Где ж Гавшин? Дима взял трубку. «Вне зоны доступа»… Он заснул за столом… Проснулся. Время – семь двадцать. Он выбрел в хлев. Дождь сёк вовнутрь за трухлявый порог. Ряд яблонь – в дымке… Тропки к уборным… и он прошёлся к жидкому калу. Больше ни следа. Здесь, если были, только они: Хо, Лена, он, Влас… и Макс ещё…

Он, пройдя сени, вышел к фасаду. Дымка томила двор. Дождь бил в пластик, щёлкал в бутылки, звякал о банки подле кострища… Свиньи, Дима подумал. Надо собрать сор… Он бегом, чтоб не мокнуть, прянул в калитку, к выкосу Макса. След берца Власа вроде бы стёрся. К низу в лощину – лента соцветий из ярких красок… тропка цветов… Всё.

Сзади ругнулись. Он обернулся. С шумом из рва (где джип) вылез мокрый и грязный некто. Он признал Гавшина с кем-то сзади.

– Что тут? Хуляете? – «хыкнул» сыщик.

В доме их ждали Лена, кашлявший Хо и сумрак. Сняв плащи, гости сделались Гавшиным в форме и полицейским сержантом с чёрным АК.

– Ну… – Гавшин дал знак приблизиться, то ли слушать. – Что тут? – ткнул он на взломанный пол.

– Ничто, – брякнул Дима.

– Так… – Сев за стол, сняв фуражку и открыв лысину с кантом пуха внизу, чин крякнул: – Мытов, – наручники на обоих… Как звать?

– Хо, Дмитрий.

– Хо и на Дмитрия. И быстрей.

Дюжий мент, взяв наручники, заковал их.

Дима обрёл речь, только когда сержант сел за стол возле сыщика: – Вы… вы спятили?! – он твердил. Мысль, что Гавшин бандит, окрепла. Выставив руки в страшных наручниках, он прошёл к Лене, сел на лежанку. Он почти трясся.

– Хто из вас первый? – Сыщик постукал в стол (он пах мёдом, верно, от сырости).

– Вы о чём? – буркнул Хо.

– Я? О всём я… – Чин был не в духе. Капли с сапог его капали.

– Я б звонил, – вскрикнул Дима, и прядь волос скрыла глаз его, – если я бы был киллер?!

– Хто их?

– Не знаю!

Сыщик качнулся, чтобы изречь: – Не знаю? Вы мне не лхите!

– Вы… Да не мы их!! – пискнула Лена. Бёдра раздули ей джинсы, точно резину; мент с АК созерцал их.

– Хочешь в наручники? – гаркнул Гавшин. – Сядьте молчите. Я и до вас дойду.

– Жесть… – Хо сел с мутным взором и начал с кашлем: – Нет трупов – нет преступления. Мы звонили вам…

– Тихо, ты! – встрял сержант.

Диме так было страшно вида АК при нём, кобуры ПМ Гавшина, также грязных сапог их, что он забыл слова. А как – оборотни?

Хо гнул:

– Здесь нужен обыск. Делайте что-нибудь. Вы не тех, в общем, взяли.

– Цыц, – оборвал майор. – Мытов, чай мне… Нет, Мытов, сядь… Вы, девушка… Лернер! Чай прихотовьте. Мытов поможет.

– Как, – Лена сжалась, глядя на Мытова, – мне греть воду? Нет электричества.

– Мытов, печь зажхи.

Тот набил топку хворостом. Лена вынула чай в пакетиках. Все молчали, – может быть, час. Потрескивало в печке.

Чайник вскипел. Гавшин, выпив чай, приказал снять наручники с арестованных.

– Пусть пьют.

Дима постигнул: сыщик плохой спец, но не бандит. Страх сгинул. Ночь, выползавшая из туманов, ливня и сумерек, перестала быть страшной при огнестреле у полицейских. Дима пил чай, но нехотя, лишь чтоб сблизиться в общем действе с будущим (вдруг) спасением от напастей. Дима пил молча, ибо он знать не знал, чтó сказать, как вести себя. Всё зависело от того, чтó скажут гости.

– Мне, – вела Лена, пившая нервно, – мне бы в больницу. Вывих лодыжки… Можно в машину? Там подожду…

– Нет, Лернер. Вы натворили тут! – вспыхнул Гавшин, пахнувший мёдом. – Тут переспали, будто вы кошка, набедокурили и нас вызвали… Мытов – понял? – Лернер спала с двумя… Так пропал хто? Руку даю – тот самый, с кем вы и спали. Влас?.. А, по-мойму, вы его и винили? Ну, а теперь кохо – а? – кохо сажать? Вам на Власа плевать? Любили его вы, Лернер? Нет. Вы с ним просто… Версия есть?

– Нет версии… – Лена сбилась. В свете сквозь окна виделось, что она покраснела.

Дима сорвался: – Не оскорбляйте нас!!

Сыщик двинул сапог, сказав:

– Это вы нас шпыняете! Вам на нас, значит, можно – а вас нельзя, да? Вам тут курорты – а мне в хрязи тут? Я не лакей. Хде трупы, чтобы я видел? Это и я навру, что украли и, мол, верните. Или убили… Хде копать? С ваших слов копать? А вы видели, как убили? Дам знать начальству, что всё в порядке… Мытов, в порядке? Есть криминал тут?

– Не-а, не вижу.

– Зря хрязь месили к вам. Вы привыкли в Москве: прыщ вскочит – «скорую», дождь – полицию… Так, что ли, Лернер? Избаловались. Папки и мамки, значит, богаты?

– Нет, не богаты. Максов отец богат, – ныла Лена. – Он вам всё даст… ну, денег… Власов – был генерал. Но умер.

Гавшин присвистнул. – Во, залетели мы… Прямо в небо. Там бизнес делали, хенералили, а меня сократили. Я им зачем? Им Русь дай купить-продать… Я танкист был, служил я. Думал, до пенсии… Позвоните отцу-то, этого Макса! – встал он. – Сам спрошу: ищем или в Москве уже?

Лена звонила, раз… второй, третий. – Связи нет. Связь то есть, то, блин, нет её.

– Номер мне… – Гавшин вынул свой сотовый, набрал цифры. – Хлянь-ка, вне доступа. Лернер, верно вы…

Диме впало вдруг, что, раз нет следов преступлений, Гавшин уедет. Он испугался (ночь приближалась). – Вот, мы нашли здесь… – начал он, вынув два рубля золотом, что взял в подполе.

Сыщик стал их мять в пальцах. Мытов тянулся – глянуть.

Хо с Леной поняли: Дима мáслит злых эмвэдэшников.

– Это золото… – Он откинул прядь, что закрыла глаз. – Старой царской чеканки… Я вам сдаю их как лицу власти. Тыщ пятьдесят цена… Или больше. Может, все сто, – врал Дима.

– Ну! – Гавшин свистнул. – Здесь нашёл? В подполе? – глянул он на куроченный пол. – Мытов, вот что: копни давай… – Он смотрел, как тот роет лопатой. После подсвечивал лениным фонарём, грёб палкой. – Нет? Ну, и ладно. Брось, Мытов… – Сев к столу, он вертел и вертел монеты. – Малость, а дóрохо… Поди, врёшь всё?

Дима развил успех. – Нумизматикой увлекался… Я цены знаю… Нас увезёте? Хворые – Хо и Лернер… Нам нужно ехать, нам здесь нельзя быть. Здесь, типа, стрёмно…

– С радостью! – вёл майор. – Только «уазик» наш у моста застрял. В водолей не поднимешься. Я услал их… Завтра приедут, и заберём вас; трахтор найдём, джип вытащим… Ночку терпим, а? Разобраться тут надо… – И он качнул своей тучностью, пряча деньги. – Я решил: Халкин. Мне объяснили, как вас хоняли… Было?

Дима кивнул.

– Унять пора, – фыркнул Гавшин. – Он обнахлел вконец. Может, он всё и сделал…

– Что? – ныла Лена.

– Да что уходно… – Гавшин смотрел в окно. – План такой. Можно, значит, уйти. Нам нужно? Мы не узнаем, что тут и как. Ночуем… Халкин нас видел, как мы застряли. Ну, его не было, но с окна видеть – мох ведь? Всяк передать мох, что менты были… С Мытовым мы шли скрытно. Что я тут думаю? – Он смотрел теперь то на Хо, то на Диму чуть вдохновлённей. – Больше никто тут. Халкин – или никто… Он, Халкин!

– Что ему надо? – Лена терзалась.

– Что? – Гавшин глянул. – А всех убить, джип взять, Лернер. Вас в постель. Как обычно.

– Вы арестуйте… Прямо сейчас! Идите!

– Нет оснований. Труп он запрятал. Дождь след размыл.

– Труп… Трупы… – Дима помедлил, в ужасе от того, чтó скажет, – могут быть в погребе.

– Похреб?

– Погреб в лощине. Нам так сказали.

– Всё это завтра. Халкина нужно! Он это, Халкин!

– Что же вы нас, раз Галкин?

– Именно что на Халкина нет улик. Подозрения только… Да ведь и вы в пушкé. Если Халкин не будет – вас возьму.

– Как?!

– Всё утром. Может быть, отпущу вас… Мне висяк нужен? Нет, мне не нужен. Ехай, – Гавшин махнул рукой, – утром.

Дима молчал. Он понял, что сыщик прав: не местные – значит он, Хо и Лена.

– Если не местные – нет претензий, – вставила Лена. – Я заявление не подам… Уехали по себе… Не верю, чтоб кто из нас их…

– Жесть! – Хо надел очки.

– Ховорите, – вдруг прервал Гавшин, – ночью приходят?

– В полночь стучат в окно.

– Стукну им…

Стались сумерки. Время – десять. Дымка ползла к окну. В избе частности, вроде звёзд погон Гавшина, красноты носа Хо, глаз Лены, меркли. Гости играли в мелкие шахматы, взятые из планшетки.

Как мгла сгустилась, Гавшин закрыл окно покрывалом, вслед за чем он и Мытов тихо сидели. Слышался ливень в полном безветрии. А в избе была тьма с белью топленной печки.

Чтó все молчали, Дима не знал. Нужды нет. В прежние ночи шум не спугнул стук… Необъяснимый страх – потому что теперь Дима был под охраной – креп. Сохло в горле. Он, встав, прошёлся. Вновь сев, не двигался, а когда затряслись вдруг ноги, поднял их, вспомнив вилы (на всякий случай) … Он решил не смотреть часы. Многознание – к многим скорбям…

Ритм всё же щёлкал, и Дима понял, что это хуже. Коль не знать время, будет всё вдруг. Ужасно вдруг… Мысль взялась о гротескности, театральности стука в полночь: в полночь-то и стучат – для страха… И стало жутче.

Дохлый невротик! Ждёт стук, – с полицией! – и боится?

Да, ему жутко… Жутко в той степени, что взмолился бы, чтобы Гавшин взял свой «ПМ» и чтоб Мытов был наготове. В ухе рос звон. Дима вытер ладони в поту о брюки…

И стук раздался, – тихий, как и всегда.

Все замерли. Сердце Димы зашлось.

Опять стук.

«Птица…» – мнил Дима.

– Мытов! – встал Гавшин.

– Я иду с вами. – Хо слез с лежанки. – Тыл вам прикрою.

– Я… – вставил Дима.

Лена вцепилась. – Нет, Дима, нет!!

Он дёрнулся. Страх исчез вдруг. Он жаждал видеть, как банда сдастся, как всё закончится.

– С Лернер вы, – злился Гавшин, – тут мне сидите! Мне без истерик!

И загремели прочь из избы.

– Мы тоже… – встал было Дима. – Лена, пусти…

– Нет!

– Надо! – Он, оттолкнув её, с фонарём порскнул в двери, в туманы, где струил ливень. Подле калитки вроде фигуры.

– Хде он? Ты видел? – слышался голос.

– Там вон, в лощине… – Мытов цедил. – Гад в траву ушёл… Я, товарищ майор, им стрéльну?

– Вдруг там и наши? – встрял с кашлем Хо.

– Хто?

– Влас! – взвыл Хо. – К нам иди!!

Дима, выскочив следом к выкосу, в кисее из струй видел Хо, уходившего в низ лощины с Гавшиным, восклицавшим:

– Мытов! Что, видишь?!

– Вон! – тот вёл. – Галкин!

– Влас там! – вопил Хо.

– Там этот Галкин! Я его вижу… Стой!! – Завопив, сержант с тресками влез в бурьян.

– Влас! – взывал Хо.

– Пётр! Халкин!! – вскрикивал сыщик.

Дождь всех их скрыл.

Затихло. Кто-то внизу раз ойкнул, и хлопнул выстрел…

Чувствуя, что промок насквозь, Дима бросил: – Хо! Что вы… Где вы, чёрт? Эй, товарищ майор!

Ни звука.

Он начал пятиться… и столкнулся вдруг с Леной. Оба свалились. Но Лена кинулась вновь вперёд. Он схватил её.

– Прочь, Дим! Пусти меня! К Максу!!

– Где Макс, где, дура?!

Он посветил ей в безумные и с глазами навыкат взоры. – Там никого нет!

– Свянь, кретин!!

Он держал её.

– Сволочь!! Макс тебе в морду даст! – выла Лена и, извернувшись, врезала ему ногтем. Боль была острой, и фонарь выпал. Дима держал её, слушая: – Отпусти меня! Макс зовёт!!

Вдруг они припустили прочь, чтоб в избе прыгнуть в угол и там затихнуть.