Текст книги "Биологическая систематика: Эволюция идей"

Чтобы кратко и в то же время полно охарактеризовать онто-эпистемологические основания фенетической школы систематики, достаточно указать, что в ней наиболее полно реализована позитивистская философия науки вообще и систематики в частности. Это значит, что она редукционна по всем позициям, характеризующим разрабатываемую систематикой познавательную ситуацию: в ней минимизируется присутствие любого предпосылочного знания в форме как любых метафизических сущностей, так и личностного знания.

Онтологический редукционизм соответствует номиналистической традиции, означает признание объективности только наблюдаемых физических тел и отсутствие какой-либо специфики в структуре их разнообразия, будь то тела косной материи или живые организмы (Gilmour, 1940). Это также подчёркивает один из наиболее последовательных систематиков-фенетиков Д. Коллес: «фенетическая таксономия… – эмпирическая процедура… применимая к единицам (не обязательно биологическим) материального мира» (Colless, 1967а, р. 9). Он полностью отвергает значимость предпосылочного теоретического знания: коль скоро в додарвиновские времена классификации разрабатывались на основе «неправильных» (с точки зрения Коллеса) теорий, то исключение теоретизирования из систематики послужит гарантией от повторения такого рода ошибок.

Тем не менее примечательно, что более умеренные «отцы-основатели» фенетической систематики Р. Сокэл и П. Снит по мере возможности подчёркивают свою приверженность эволюционной картине мира, отвергая обвинения в антиэволюционизме и отбрасывании систематики в додарвиновское состояние дел. Они признают, что несомненно именно «эволюция ответственна за наблюдаемое фенетическое разнообразие живых существ» (Sokal, Sneath, 1963, р. 216;) и что они «критикуют не эволюцию или изучение филогенеза, а спекуляции, выдаваемые за факты» (op. cit., р. 56).

Эпистемологический редукционизм означает возможность сведения описания самих объектов и отношений между ними к неким как можно более строго фиксированным элементарным операциям (Jardine, Sibson, 1971). Фенетическая систематика должна представлять исходные данные в наиболее упрощенной форме и оперировать некими «относительно атомарными суждениями» (Hoog, 1981). На этом основании организмы «раскладываются» на отдельные несвязанные (по принимаемому условию) между собой признаки, в результате и сами организмы, и их группировки определяются через признаковые комбинации. Это, по исходному замыслу, обеспечивает объективность и повторяемость таксономических суждений – их минимальную зависимость от личностных свойств субъекта и возможность «получения каждым систематиком одного и того же результата, если они на основании одного и того же признака, обозначенного известным образом, проводят определение по одному и тому же пути» (Сокэл, 1967, с. 666). С этой точки зрения, соответствующей доктрине операционализма, вполне логичным выглядит и определение фенетической систематики через один из методов количественного анализа – кластерный анализ фенетического сходства (Farris, 1976а), и отмеченное выше её рассмотрение как раздела численной таксономии. Как видно, указанные установки делают фенетическую (особенно в её «нумерической» версии) систематику вполне соответствующей идеалу эпистемологически рациональной систематики, разрабатываемой классиологней как некой формальной теорией классифицирования (см. 5.5.2.3).

Центральной для классификационной фенетики (фенетической систематики) можно считать концепцию естественной системы «по Джил муру» (см. 5.5.2.2). Одна из основных её идей заключается в обобщении как можно большего объёма сведений об изучаемом разнообразии; ввиду отсутствия предпосылочного знания их теоретическое осмысление не предполагается. Колл ее полагает, что фенетическая «классификация может и, чтобы быть строго фенетической, должна представлять не более чем обобщение наблюдаемых фактов» (Colless, 1967а, р. 7; курс. ориг.). При этом в концепции Коллеса странным образом разводятся фенетическая таксономия и систематика: «фенетическая таксономия ничего не предсказывает… Предсказание есть прерогатива систематики с её гипотезами о генетике и эволюции» (op. cit., р. 17).

Такое понимание естественности на эмпирическом уровне мало чем отличается от концепций XVIII–XIX столетий: необходимо «основывать классификации целиком на сходстве…» так, чтобы компоненты каждого таксона были «.. фенетически более сходны друг с другом, чем с компонентами других таксонов… <Благодаря этому> естественный таксон даёт наибольшую возможность предвидения его признаков» (Сокэл, 1967, с. 670). На более глубоком теоретическом уровне фенетическое понимание естественности системы связывается с её прогностичностью (Gilmour, 1940; критерий Милля, см. 5.5.2.2). Однако на операционном уровне последняя обращается в информативность, т. е. в объём информации, содержащейся в классификации (Sokal, Sneath, 1963; Сокэл, 1967; Estabrook, 1971; Sneath, 1995). Основной характеристикой фенетической классификации по Коллесу (Colless, 1967а) является некая степень общности представленных в ней сведений, неформально определяемая через диапазон различий между единицами сравнения по совокупности признаков. П. Снит полагает, что «центральной для фенетики является идея информационного содержания» (Sneath, 1983, р. 33). Очевидно, что общность по Коллесу и информативность по Сниту, вообще говоря, тесно скоррелированы. Р. Кроусон (Crowson, 1970) называет этот критерий естественности статистическим.

Одним из интересных более поздних обобщений, касающихся фенетического толкования естественной системы, является сформулированная П. Снитом концепция популяционной классификации (Sneath, 1983). Основная его идея состоит в том, что в реальной практике специалисты работают с ограниченными данными – с их выборкой. В результате получается выборочная классификация, которая является выборочной оценкой (в смысле, принятом в статистике) популяционной классификации; в только что указанной смысле, по-видимому, последнюю следовало бы назвать генеральной, коль скоро она имеет отношение (в том же статистическом смысле) к генеральной совокупности. Это та самая идеальная концепция, которая может считаться точным описанием структуры классифицируемого разнообразия и к которой стремится всякий систематик. С этой точки зрения любая классификация на любой теоретической основе, будь то фенетическая или филогенетическая, является лишь некоторым приближением к популяционной («генеральной») как её оценка (в указанном статистическом смысле), которая тем лучше, чем больше данных использовано. Сходную оценку соотношения «выборочной» и «генеральной» классификаций, хотя и без этой терминологии, даёт Н.А. Заренков (1988), видя в нём одну из причин таксономической неопределённости. Понятно, что названная концепция, своеобразно интерпретирующая концепцию естественной системы, не имеет отношения к популяционной систематике, рассматриваемой далее (см. 5.7.2).

Указанная выше ссылка на традиции явственно проявляется в том, что идеологи современного этапа развития фенетики поначалу активно использовали такие базовые понятия классической систематики как «естественная система» и «сродство» (affinity) (Gilmour, 1940; Cain, Harrison, 1958; Sokal, Sneath, 1963). Первое из них – ключевое для фенетического в своей основе классификационного подхода Е. Смирнова (Smirnov, 1925), который здесь рассматривается в составе эмпирической типологии (см. 5.4.2). Джилмур включает это понятие в тезаурус будущей фенетической систематики «исходя из основных эпистемологических соображений…. что естественная классификация – та, которая группирует индивидов с большим числом общих свойств» (Gilmour, 1940, р. 468; см. также далее). Что касается второго понятия, то по-видимому в нынешних условиях оно имеет иной смысл, нежели тот, который в него вкладывала натурфилософия XVII–XIX веков. Так, в русскоязычной статье Р. Сокэла (1968) «affinity» переведено (очевидно, с согласия её автора) вполне нейтрально как близость. По-видимому, этого термина при изложении современной фенетики и следует придерживаться.

А. Кэйн и Дж. Харрисон трактуют «близость как всеобщее сходство, что логически и исторически первично относительно эволюционной близости» (Cain, Harrison, 1960, р. 98), и разделяют фенетику и филетику на уровне различения фенетической и филетической близости соответственно. В первом издании книги «Принципы численной систематики» (Sokal, Sneath, 1963) активно используются оба понятия – и естественной системы, и фенетической близости, причём второе иногда в смысле некой «таксономической близости». Во втором, существенно доработанном издании названной книги (Sneath, Sokal, 1973) понятие естественной системы также включено в тезаурус этой таксономической доктрины как безусловно полезное, тогда как понятие фенетической близости (affinity) только упомянуто. Чтобы исключить любую аналогию с генеалогическим родством, во этом втором издании используется понятие фенетического отношения, причём в более узкой трактовке, чем у Кэйна и Харрисона, – включающее сходство только по фенетическим (фенотипическим) признакам, т. е. собственно фенотипическое сходство, противопоставленное генотипическому (см. также Sokal, Camin, 1965). Такое «узкое» понимание фенетической идеи вызывает законное возражение: действительно, она заключается в способе общей трактовки данных, а не в оперировании какой-то одной из их категорий, «все категории наблюдаемых данных (химические, поведенческие и т. п.) дают свой законный вклад в оценку сходства» (Moss, Hendrickson, 1973, р. 230). Поэтому позже П. Снит распространяет фенетическую идею также и на генетические данные, утверждая, что «геномные данные могут привести к фенетическим результатам, поскольку фенетические отношения не являются обязательно фенотипическими» (Sneath, 1995, р. 289).

Общие положения таксономической концепции Сокэла-Снита суммированы в виде следующей системы так называемых адансоновских аксиом (Sneath, 1958, 1961; цит. по: Sokal, Sneath, 1963, р. 59):

«(1) Идеальная таксономия – такая, в которой таксоны имеют наибольшее информационное содержание и которая основана на как можно большем числе признаков.

(2) A priori, все признаки имеют одинаковый вес в создании естественных таксонов.

(3) Всеобщее сходство (или близость) между любыми двумя единицами есть функция сходства по многим признакам, по которым они сравниваются.

(4) Отдельные таксоны могут быть выделены по причине скоррелированности разных признаков в исследуемой группе.

(5) Таксономия в нашем представлении есть, таким образом, эмпирическая наука.

(6) Близость устанавливается независимо от филогенетических соображений.»

Эти аксиомы с незначительными вариантами формулировок сохранены в переиздании «Численной систематики» (Sneath, Sokal, 1973); единственное добавление состоит в том, что «из таксономической структуры группы и из корреляций признаков могут быть сделаны филогенетические заключения при условии принятия определённых допущений об эволюционных преобразованиях и механизмах» (op. cit., р. 5).

Разработка понятийного аппарата на протяжении 60-70-х годов составила значительную часть «биографии» фенетической систематики. Ключевым условием, делающим её научно состоятельной с точки зрения позитивизма и допускающей применение строго алгоритмизированных методов (численная фенетика), является отмеченная выше операционность базовых концепций – признака, сходства, таксона и т. п. (Sokal, Sneath, 1963; Сокэл, 1967; Sneath, Sokal, 1973). Это призвано обеспечить соответствие таксономического знания важнейшим критериям научности – его объективности и воспроизводимости (повторяемости); поэтому фенетическая систематика – прежде всего операционная систематика (Sokal, Sneath, 1963; Сокэл, 1967; Sneath, Sokal, 1973). Обсуждение этого аппарата осуществляется преимущественно на эпистемологическом уровне, оторванном от содержательной интерпретации базовых концепций.

Среди этих последних наиболее фундаментальной для фенетики, пожалуй, следует считать концепцию фенетического паттерна (фенетического разнообразия) – аспекта общего биологического разнообразия, явленного в сходствах и различиях между организмами. Его репрезентация может быть двоякого рода. Одной из них служит многомерное фенетическое гиперпространство – абстрактная модель, разработанная на основе аналогии с физическим пространством. Она представляет собой удачную формализацию старой идеи таксономической карты, где близость таксонов в классификации очевидным образом представима как расстояние на карте. Модель позволяет более строго формализовать и сделать более операционными такие ключевые концепции как признак и сходство. Оси этого пространства определены признаками, используемыми при сравнении организмов, его точки соответствуют сравниваемым организмам, положение каждой точки в этом гиперпространстве определено совокупностью значений координат по каждой из осей, расстояния между точками соответствуют попарным сходственным отношениям между организмами. На операционном уровне репрезентацией фенетического паттерна служит иерархическое дерево – фенограмма, которая считается более адекватной задачам фенетической систематики (Sokal, 1961; Sokal, Sneath, 1963; Сокэл, 1968; Sneath, Sokal, 1973).

Согласно наиболее последовательной редукционистской позиции, базовой единицей сравнения и классифицирования является некий элементарный физический объект – носитель признаков, по которым проводится сравнение (Colless, 1967а). У Джилмура эта позиция обращается в сенсуализм: он полагает объектами систематики даже не сами носители признаков, а их феномены – совокупности чувственных данных о них (Gilmour, 1940). В первой, более традиционной версии таковым объектом является экземпляр или, более строго, семафоронт – фиксированная во времени стадия онтогенеза, неизменная в отношении признаков, используемых в таксономических сравнениях (Hennig, 1950, 1966; Sneath, 1961; Sneath, Sokal, 1973; Михайлов, 1997). Для его соотнесения с базовой фенетической моделью элементарный объект сравнения (семафоронт) операционно представим как некое совокупное состояние характеризующих его значений признаков (Colless, 1967а). Согласно понятийному аппарату Вилльямса-Дэйла (Williams, Dale, 1965) это состояние соответствует элементу множества с приписанными ему значениями признаков или точке в фенетическом гиперпространстве с приписанными ей координатами в последнем.

Важную часть воплощения фенетической идеи в операционную концепцию составляют вопросы, так или иначе связанные с фундаментальной для всей систематики концепцией признака (см. 6.5.5). Среди этих вопросов ключевые следующие: как понимать признак, каковы основания его выделения, как оценивать его значимость, сколько признаков потребно для получения фенетически естественной («по Джилмуру», см. выше) классификации.

В фенетике таксономический признак рассматривается вполне традиционно на организменном уровне. Д. Коллес даёт наиболее редукционное фенетическое толкование: признак представляет собой «наблюдаемое свойство… единиц <сравнения> без каких-либо ссылок на умозаключения» (Colless, 1967а, р. 6). Очевидно, что оно несостоятельно: признаки не могут быть выделены без предварительной гомологизации соответствующих структур, а гомологизация в общем случае немыслима без умозаключений (см. 6.5.1). Таким базовым умозаключением, составляющим предпосылочное знание для выделения признаков, в фенетике, как и в других классификационных подходах, является представление об общем плане (Bauplan) строения организмов (Woodger, 1945; Cain, Harrison, 1958). На этой основе они расчленяются на отдельные структуры (части и т. п.), которые могут считаться «одним и тем же» у разных организмов (гомологами в терминологии Оуэна, см. 4.2.5) в той мере, в какой он занимает идентичное место в общем плане (Cain, 1958; Sattler, 1964). Как видно, фенетика не свободна от той метафизики, которая присутствует в общей проблеме гомологии как соотношение целого и частей (Sattler, 1964; см. 6.5.1; также далее наст, раздел). С этой метафизикой совместима умеренная фенетическая трактовка признака как (описание) некоторого фиксированного свойства, которое проявляется различным образом у разных организмов, его проявления рассматриваются как состояния (модальности) признака (Sneath, Sokal, 1973).

Важным формализмом является концепция единичного (unit) признака: он обозначен так уже у Де Фриза, а Джилмуром (Gilmour, 1940) рассматривается не как собственно свойство организма, а как вполне логический конструкт, определяемый операционно исходя из конкретных задач и метода таксономического исследования на основе общих теоретико-информационных приближений и представляющий собой некую «единицу информации» при сравнении разных организмов (Sneath, 1961; Sokal, Sneath, 1963). Такой признак является единичным в смысле его элементарности: в рамках проводимого исследования он не делится логически на признаки меньшего информационного содержания (те же авторы). Элементарность можно переносить с признака в указанном только что понимании на его состояния, которые нередко рассматриваются в качестве разных единичных признаков (Blackwelder, 1967; Майр, 1971). «Единичность» признака признаётся, с одной стороны, как следствие определённого невежества – просто потому, что «наша неспособность определить логические подразделения может основываться на незнании более детальной структуры или причинности признака» (Sokal, Sneath, 1963). С другой стороны, она принимается как основа для дальнейших формализаций, связанных с количественной оценкой сходственных отношений: «если бы было возможно строго определить единичный признак, тогда сходства и различия по определённому числу признаков можно было бы использовать как основу для определения степени сходства и различия, а тем самым и таксономических категорий» (Gilmour, 1940, р. 468; курс. ориг.). Значительный уровень формализации предполагает возможность некой «автоматизации» процедуры выделения единичных признаков: Р. Сокэл (1968) полагает, «что значение опытности исследователя в регистрации признаков переоценивается. С этой точки зрения остаётся сделать теоретически небольшой шаг, который будет крупным техническим успехом, до автоматической регистрации признаков, как одного из достижений грядущего десятилетия» (с. 310). Этот идеал нереализуем на практике: разные специалисты, исходя из своих исследовательских задач и своего индивидуального личностного «невежества», по-разному оценивают возможности фиксации отдельных аспектов сложных морфологических конструкций в качестве признаков (Рое, Wiens, 2000). Как бы там ни было, определение единичного признака исходя из задач и метода таксономического исследования и отсутствие чётко фиксируемого нижнего предела делимости означает, очевидно, что он выделяется отнюдь не объективно (Griffiths, 1974; Bonde, 1976).

Вопрос о том, считать данное свойство организма одним признаком или разделять его на несколько разных признаков, в фенетике также решается исходя из редукционной модели разнообразия. В ней не рассматриваются многие биологические факторы, которые могут так или иначе связывать отдельные свойства организма и по-разному проявляться в их разнообразии. Основным критерием здесь является некая формальная взаимная независимость признаков: «все признаки, которые взаимно не скоррелированы с математической необходимостью, независимы для целей установления всеобщего сходства, являются они экологически или функционально скоррелированными или нет» (Cain, Harrison, 1958, р. 89). В более мягкой версии речь идёт о логической независимости; имеется в виду, что два признака должны (могут) считаться разными, если суждение об одном из них логически не имплицирует суждения о другом (Sokal, Sneath, 1963; Sneath, Sokal, 1973). Сходное, но более формализованное определение даёт Коллес: «независимый признак есть член некоторого множества, в пределах которого истинность или ложность одного элемента не предполагает истинность или ложность любого другого элемента» (Colless, 1967а, р. 16). Примечательно признание необходимости привлечения по крайней мере некоторых суждений содержательного порядка, лежащих вне «логики»: например, принимается, что если для двух структур показана различная природа сходства, то они описываются разными признаками (Sokal, Camin, 1965; Sneath, Sokal, 1973).

Понятно, что данный пункт – один из наиболее проблематичных и потому наиболее критикуемых с точки зрения любых концепций, придерживающихся более содержательных моделей таксономического разнообразия. Действительно, любое включение в базовую модель принципа общей причины, так или иначе обуславливающей скоррелированность признаков (Sober, 1988; см. 6.1.2), делает фенетический подход к выделению признаков несостоятельным, поскольку ставит под сомнение осмысленность сугубо формального решения вопроса об их независимости. Вышеприведённая обязательная ссылка на концепцию гомологии, в которой рассматриваются такого рода общие причины, показывает, что с последним фактически согласны и сами разработчики фенетической идеи (Sneath, Sokal, 1973). В некоторых школах систематики эволюционного направления вообще отвергается возможность выделения и анализа отдельных признаков как избыточная формализация, не принимающая во внимание причинно обусловленную (т. е. неслучайную) взаимосвязь свойств организма (Stebbins, 1950; Юдин, 1974).

Понимание гомологии и аналогии как основы для выделения признаков в фенетической систематике существенно отличается как от типологического, так и от эволюционного: речь идёт о концепции операционной гомологии. Она разрабатывается со ссылкой на теорию соответствий Вуджера (Woodger, 1945), которую фенетики считают достаточной для эмпирического определения гомологии (Sokal, Sneath, 1963; Sneath, Sokal, 1973). Основными критериями считаются композиционное и структурное соответствие гомологизируемых структур (частей, свойств) организма; оба отвечают критерию специального качества (Remane, 1956). Гомологизация проводится на основании всё того же всеобщего сходства этих структур (частей, свойств), которые «операционно гомологичны, <если>… они очень сходны в целом и в частностях» (Sneath, Sokal, 1973, р. 79). Эта гомология операционна в том смысле, что при её установлении структуры (части, свойства) описываются единичными признаками и по этим признакам затем сравниваются. При этом подчёркивается, что суждения о гомологии самих единичных признаков (их элементарных соответствиях) «не нуждаются в суждениях о прежних гомологиях таких структур» (Sneath, Sokal, 1973, р. 85). Последнее неверно: на самом деле такие структуры (части тела, органы и системы органов) выделяются a priori именно на основании «прежних гомологий», а не обсуждаются они лишь потому, что эти гомологии представляются очевидными с точки зрения здравого смысла, на который ссылаются Снит и Сокэл. Соответственно принимается, что единичные признаки, описывающие такие очевидные структуры, «гомологичны по определению» и в качестве таковых фиксируются в начале проводимого исследования. Разумеется, такой подход не гарантирует от ошибочных гомологий, но цитируемые авторы полагают, что большое число единичных признаков делает операцию сравнения консервативной и устойчивой относительно незначительного количества возможных ошибок.

Операционная гомология представляет собой такую классификацию, в которой на основании общего сходства по совокупности единичных признаков выделены «естественные таксоны органов», т. е. мероны в терминологии С.В. Мейена (1978). «Гомологичными можно назвать такие структуры, которые обнаруживают наибольшее взаимное сходство среди множества потенциальных структур, выделенных у двух сравниваемых организмов» (Sneath, Sokal, 1973, р. 85). Эти мероны являются политетическими в том же смысле, в каком данное понятие применяется в случае собственно таксонов. Поэтому гомология в фенетической версии является количественной (Смирнов, 1959; Sneath, Sokal, 1973): структуры могут быть разной степени гомологии, мерой гомологичности служит доля совпадающих единичных признаков в общем их числе, использованном для описания гомологизируемых структур (частей, свойств). Технически процедура гомологизации в данном случае сводится к установлению количественных сходств (корреляций) между признаками. Такое чисто фенетическое понимание гомологии в настоящее время активно используется в молекулярно-филогенетических исследованиях (Hillis, 1994; см. 5.2.2.4). Впрочем, оно присуще не только фенетике и методологически близкой к ней молекулярной филетике: сходным количественным образом, но на существенно иной онтологической основе, гомология трактуется в динамической морфологии Р. Саттлера (Sattler, 1994).

Понимание гомологии как количественной делает достаточно простым операционное решение проблемы различения гомологичных и аналогичных свойств и частей организма (Sokal, Camin, 1965; Sneath, Sokal, 1973). Как полагают названные авторы, при её рассмотрении не следует априори разделять структуры (органы, части) и функции: всё это разные аспекты фенотипа, именно соотношение характеризующих их признаков позволяет различать гомологии и аналогии. Если в общем сходстве преобладает сходство по структурным признакам, это гомология, если по функциональным признакам – это аналогия.

Такое понимание соотношения между гомологиями и аналогиями делает их различение в фенетике, в отличие от школ систематики типологического и макроэволюционного направлений, некритическим. Чтобы избавиться от суждений метафизического толка, связанных с типологическим (Оуэн) или филогенетическим (Дарвин-Геккель) пониманием двух этих общих категорий соответствия структур, в фенетике принимается допущение (Вермель, 1931; Sokal, Sneath, 1963), что в общем сходстве доля аналогий (конвергентное сходство) значительно меньше доли гомологий в силу дивергентного характера эволюции. Поэтому при оперировании большим числом признаков гомологичные отношения поглощают аналогичные: как видно, здесь всё то же упование на консервативность всеобщего сходства, которое якобы страхует от серьёзного влияния ошибочных гомологий на результаты классифицирования. Следует обратить внимание на то, что обоснование данной позиции даётся ссылкой на содержательную эволюционную модель: это в очередной раз показывает несостоятельность исходной заявки на якобы теоретико-нейтральный характер фенетической доктрины.

Проблема взвешивания признаков, как и проблема гомологии, в фенетике решается на эмпирической основе. Последнее означает минимизацию априорных суждений о таксономической значимости признаков, не вытекающих непосредственно из исследуемых материалов. В этой части фенетический подход в систематике также противостоит классическим школам типологии, океновской натурфилософии, филогенетики. Так, Е.С. Смирнов (1923) считает, что «догматическое предпочтение одних признаков другим должно быть признано ненаучным» (с. 387). Исходя из этого, Кэйн и Харрисон определяют фенетическое отношение как «упорядочение по всеобщему сходству, основанному на всех доступных признаках без какого-либо взвешивания» (Cain, Harrison, 1960, р. 3). С ними согласны Сокэл и Снит, полагающие, что традиционно понимаемая таксономическая значимость признаков не имеет строгого определения и строгих критериев; без таких критериев присвоение разных весов разным признакам иррационально и произвольно; а раз мы не знаем, как рационально взвешивать, то лучше вовсе не взвешивать (Sneath, 1961; Sokal, Sneath, 1963; Sneath, Sokal, 1973).

Однако расхожее мнение о том, что названный подход полностью свободен от весовых критериев при отборе классифицирующих признаков, в принципе неверно. Приведённые выше утверждения представляют собой избыточную идеализацию: речь идёт лишь о принципах априорного взвешивания, используемых, как указано, в классической типологии, натурфилософии, филогенетике. На самом деле в фенетике в общем случае признаётся, что «осмысленные оценки сходства могут быть выработаны, как только будет достигнуто согласие о том, какие признаки значимы в систематике» (Sokal, Sneath, 1963, р. 90). Поэтому какой-то отбор признаков представляет собой «очевидно критический пункт в применении численной систематики, как и в других подходах» (Sneath, Sokal, 1973, р. 103). Очевидно, здесь имеется в виду дифференциальное взвешивание признаков, более или менее органично встроенное в методологию фенетической систематики в двух формах – априорной и апостериорной.

В первом случае некоторые признаки отсеиваются до начала таксономического исследования как «неприемлемые»: к их числу Снит и Сокэл относят «бессмысленные» признаки (например, такие, для которых невозможно решить, контролируются ли они генетически или внешней средой), а также сильно скоррелированные в той или иной форме. Е. Смирнов (1938) считает, что «все признаки равноценны в том случае, если они совершенно независимы друг от друга» (с. 399) и предлагает группы скоррелированных признаков представлять в выборке только некоторыми признаками-индикаторами. Это позволяет «от бесконечно большого числа возможных признаков… перейти к ограниченному их количеству, которое вполне заменило бы все остальные признаки» (с. 413). К априорному взвешиванию, пусть и в несколько своеобразной форме, относится различная оценка вкладов в общее сходство единичных признаков и сложных признаковых комплексов (Sneath, Sokal, 1973, р. 108). Первым (например, отдельные элементы цветка) приписываются равные единичные веса; вторые (например, строение цветка в целом) как совокупности единичных признаков в сумме взвешиваются прямо пропорционально количеству этих единичных признаков. В итоге получается: чем сложнее морфологическая (или иная) структура, тем больше её суммарная таксономическая значимость – вполне классический критерий, хоть и в операционном выражении.

Апостериорное дифференциальное взвешивание означает, что признаки делятся по значимости с учётом специфики того или иного таксона после того, как эти таксоны выделены хотя бы в первом приближении (Смирнов, 1923, 1938, 1969; McNeill, 1979b). В численной филетике эта процедура известна как последовательное взвешивание (см. 5.3.3). Однако наиболее ортодоксальные фенетики возражают и против такого взвешивания, полагая, что оно едва ли существенно улучшает результаты таксономической процедуры, нацеленной на построение естественной системы общего назначения: использование большого числа признаков нивелирует связанные с апостериорным взвешиванием вторичные эффекты (Sneath, Sokal, 1973).