Текст книги "Знание в контексте"

Существуют другие квазистандартные или улучшенные стандартные определения знания [23–40].

Например, для Б. Болла знание есть нормальное мнение. При этом определение знания как истинного обоснованного мнения сохраняется, а понятие обоснования таково, что обоснованное мнение с необходимостью истинно [23].

Согласно Дж. Турри, традиционный подход к знанию содержит все необходимые компоненты, но не устанавливает должную связь между ними. Предлагаемое определение знания таково: знание есть истинное мнение, в котором проявляет себя интеллектуальная способность субъекта, являющаяся источником эпистемического обоснования его мнения: K = J → TB. Здесь стрелка обозначает отношение проявления способности. Стандартное определение знания как истинного обоснованного мнения оказывается почти правильным [24].

В. Селларс полагает, что несмотря на проблему Гетье, определение знания как истинного обоснованного мнения «в основном правильное» (sound). Для него знание относится к области рационального [25]: «Существенный момент в том, что характеризуя эпизод или состояние как знание (knowing), мы не даём эмпирическое описание этого эпизода или состояния, а помещаем его в логическое пространство рациональных оснований, обоснования и способности обосновать то, о чём говорят» [25, § 36].

Р. Фоли, напротив, не считает, что наличие знания требует наличия рациональности/обоснования. Согласно ему истинное мнение субъекта S, что р, является знанием, что р, если и только если субъект S не упускает из виду никакую «адекватную» информацию, «важную» истину. (Например, истинное мнение участника лотереи, что номер его билета невыигрышный, не есть знание, если он не знает номер выигрышного билета.) Для Фоли «владение информацией – это вопрос наличия истинных мнений». Незнание есть информационный «провал». При этом нет позитивного критерия для «адекватной информации» [26].

М. Ханнон считает, что определение Фоли является круговым, так как нельзя сделать различие между важной информацией и неважной информацией, не апеллируя к концепту знания [27].

Круговое определение, однако, может быть информативным. Вот определение С. Хетерингтона: «Знание всегда лишь обоснованное истинное мнение. И обоснование включает в себя осознание любого такого обстоятельства (даже если оно единственное), без осознания которого, знание отсутствует)» [28, р. 219]. Упомянутое обстоятельство и есть «обстоятельство Гетье». Будучи осознанным, оно перестаёт им быть. Это интерналистская позиция. И это круговое определение знания, отсылающее к знанию. Тем не менее, согласно Хетерингтону, определение информативно. (Можно предположить, что владение «важной» информацией у Фоли соответствует «осознанию» обстоятельства Гетье у Хетерингтона.)

С точки зрения ЭСЗ Уильмсона тоже можно сказать, что знание – обоснованное (истинное) мнение, поскольку обоснованность мнения автоматически делает его знанием. Но это экстерналистская позиция. Субъект может знать, что р, не зная, что он знает, что р [1]. Более того, так называемая очевидностная вероятность, что он знает, что р, – это понятие мы рассмотрим ниже – может быть сколь угодно мала.

Обычно считается, что традиционное определение знания как истинного обоснованного мнения ведёт своё происхождение от Платона. В данном разделе мы приводим результаты некоторых исследований, которые опровергают эту точку зрения, а также некоторые ссылки на самого Пдатона[31]31
  Т. Уильямсон считает, что Платон рассматривает определение знания как истинного обоснованного мнения, чтобы его критиковать [11].


[Закрыть].

Эпистемология древних греков и ЭСЗ

Л. П. Герсон утверждает, что для древних и, в частности, для Платона, знание не мнение и, в частности, не обоснованное истинное мнение в смысле истинного мнения с обоснованием. Последняя формулировка появилась в XVII веке в контексте развития науки и исследования понятия научного знания. При этом модель научного знания была применена к знанию вообще [41]. Герсон также сравнивает эпистемологию Уильямсона с эпистемологией древних греков [41, ch. 8 § 3]. Он, в частности, считает, что и та и другая могут рассматриваться как специфические формы натурализма.

Нестандартный стандартный анализ М. Р. Антоньяца

О классическом определении знания М. Р. Антоньяца пишет следующее: «(…) Если обратиться к рассмотрению основных фигур и традиций в истории философии, “стандартный” анализ начинает выглядеть удивительно нестандартным. Похоже, что “традиционная” точка зрения не является традицией, восходящей к истокам философии, эпистемическая наивность которой была в конечном итоге выявлена в 1963 году в короткой статье Гетье. Вместо этого она начинает выглядеть как точка зрения 20 века, особенно распространённая в англо-американском мире, – точка зрения, которая, начиная со второй половины века, непрестанно пыталась и, как многие считают неудачно, скорректировать себя» [42, p. 169] (см. также [39]).

«Новая История» Дж. Дютан

Согласно Дж. Дютан существование стандартной теории знания как обоснованного истинного мнения – легенда. Он предлагает следующую новую интерпретацию истории эпистемологии: «Новая История такова. Существует традиционная концепция знания, но это не критикуемая Гетье концепция знания, анализируемого как Обоснованное Истинное Мнение. С точки зрения традиционной, знание – мнение, несущее в себе различимый признак истинности. Признак истинности – свойство, с необходимостью влекущее истинность: это свойство, которое могут иметь только истинные мнения. Он различим, если всегда можно сказать, что мнение его имеет, то есть если достаточно внимательный субъект верит, что мнение его имеет, тогда и только тогда, когда оно его имеет. Требование наличия признака истины делает точку зрения непогрешимой (инфаллибилистской). Требование различимости делает её интерналистской. Я называю эту точку зрения Классическим инфаллибилизмом» [43].

Классический инфаллибилизм сталкивается с проблемой скептицизма, поскольку требует от знания слишком многого. Как отмечает Дютан, философия обыденного смысла и философия обыденного языка в середине XX в. отвергли скептицизм, а некоторые философы отвергли и сам классический инфаллибилизм. При этом некоторые из них в классическом инфаллибилизме отвергли лишь инфаллибилизм, что привело к интернализму, согласно которому признак истинности, содержится в сознании, но не влечёт с необходимостью истинность мнения. В частности, это привело к позиции, что знание – истинное обоснованное мнение. Другие отвергли требование различимости признака истинности, то есть, требование, что признак, с необходимостью влекущий истинность, обязательно должен быть «различимым». Это привело к экстернализму (см. статью Дютан [43, р. 96]).

Знание до Гетье

Как показывает П. Ле Морван в своей статье «Знание до Гетье», на самом деле в истории философии, в том числе и в 20 веке, существует очень мало примеров принятия определения знания как обоснованного истинного мнения (см. статью Ле Морван [43]). То, что современная эпистемология акцентировала внимание именно на этом – фактически маргинальном – определении, остаётся загадкой.

Наша гипотеза состоит в том, что случилось это потому, что данное определение в концентрированном виде содержит в себе основные предпосылки философии модерна, которые в том или ином виде и той или иной пропорции содержались в других определениях. Эти предпосылки критикуются в нашей книге.

Эпистемология Платона

Л. П. Герсон сравнивает эпистемологию Уильямсона с эпистемологией древних греков [41, ch. 8, § 3]. Он, в частности, считает, что и та и другая могут рассматриваться как специфические формы натурализма. Речь, однако не идёт о натурализме в смысле натурализованной эпистемологии Куайна.[32]32
  Для Куайна эпистемология – «раздел психологии и, следовательно, естественной науки» [44]. В то же время Куайн признаёт, что эпистемология – нормативная наука. Концепты обоснования, очевидности, истины, знания – нормативные концепты. Он пишет: «Натурализация эпистемологии не отбрасывает нормативное и не довольствуется неизбирательным описанием имеющихся процедур. Для меня нормативная эпистемология – раздел инженерии» [45].


[Закрыть] И действительно, как представляется, у Платона можно найти некоторые указания на ЭСЗ.

A. В «Меноне» Сократ сравнивает истинное мнение и знание с дедаловыми статуями, которые, когда не привязаны, убегают прочь, а когда привязаны, стоят на месте. О «привязанности» знания (а, следовательно, и соответствующих обоснования и мнения) к истине он говорит (Платон, «Менон», 98а): «Будучи связанными, мнения становятся, во-первых, знаниями и, во-вторых, устойчивыми. Поэтому-то знание ценнее правильного мнения и отличается от правильного мнения тем, что оно связано.» Под связью здесь Сократ понимает обоснование/объяснение (logos) в виде «суждения о причинах», которое есть «припоминание» (anamnesis).

Например, знание того, как идти к Ларисе, имеет большую ценность, чем просто истинное мнение, так как оно «стабильно», то есть оно не может быть с лёгкостью утеряно.

Таким образом, поскольку знание «привязано» к факту, концепт знания фундаментален, первичен. По этой же причине знание само по себе устойчиво – более устойчиво. При этом естественно предположить, что знание (и соответствующее ему мнение) может быть более или менее устойчивым, более или менее достоверным, то есть связь между ним и фактом может быть более или менее сильной.

B. В «Теэтете» Платон устами Сократа замечает, что определение знания как истинного обоснованного мнения является круговым, так как обоснование само нуждается в знании: «Вот уж простодушны мы были бы, если бы, исследуя знание, мы говорили, что это правильное мнение со знанием будь то отличительного признака, будь то чего-то другого. И выходит, Теэтет, что ни ощущение, ни правильное мнение, ни объяснение в связи с правильным мнением, пожалуй, не есть знание». Сократ также говорит, что «неправильно исследовать ложное мнение раньше, чем знание, отложив это последнее в сторону». «Нельзя познать первое, пока еще недостаточно понятно, что́ же есть знание» (Платон, «Теэтет», 200d).

C. В «Теэтете» Платон критикует определение знания как истинного мнения с «объяснением» (meta logou alêthê doxan). Теэтет говорит: «(…) истинное мнение с умом (μετὰ λόγου) есть знание, а без ума – отлично от знания. И в чем не представляется ума, то не познаваемо, (…) а в чем представляется, то познаваемо» (Платон, «Теэтет», 201d) [41]. Здесь «логос», или «объяснение» переводится как «ум». В то же время Сократ указывает на то, что это определение имеет свои недостатки. На самом деле наличие объяснения (которое понимается как переход от «начал», то есть составных элементов, к целому) является необходимым, но не достаточным условием для знания. «Бывает правильное мнение с объяснением, которое нельзя назвать знанием». (Платон, «Теэтет» 208b.) Для Платона знание – это то, что «есть полностью», а мнение – то, что «есть и не есть». То есть мнение располагается между знанием (есть) и однозначным не есть. (Республика 477 А6-7.) Мнение определяется через знание.

Платон также утверждает, что знание требует достижения реальности, то есть «онтологической» истины, или «узиа» (ousia) [41, p.56].

D. В то же время в «Теэтете», применительно к знанию объекта, Сократ говорит об «определении целого с помощью начал» – о необходимости присоединения к истинному мнению способности (умения) уяснить «сущность» объекта, или «объяснения». Сократ говорит, что он не в состоянии назвать сто деревянных частей, из которых состоит повозка. «Но достаточно и того, если на вопрос, что такое повозка, мы сможем назвать колеса, оси, кузов, поручни, ярмо» (Платон, «Теэтет», 207а). В то же время Сократ говорит: «Так и о повозке мы имеем правильное мнение, но лишь тот, кто способен уяснить ее сущность с помощью ста частей, присоединивши [к мнению] и это умение, присоединяет к истинному мнению объяснение и вместо имеющего мнение становится искусным знатоком сущности повозки, определив целое с помощью начал» (Платон, «Теэтет», 207с) [41].Вопрос в том, каким образом понимать сократовское «объяснение»?

E. П. А. Бугаков пишет: «Итак, почему же Платона не следует причислять к сторонникам концепции (JTB)? Платон определяет знание как “истинное мнение с объяснением”, опирается на понятия δοξα (мнение) и λογοζ (объяснение). Определение знания в JTB основано на понятии justified belief, что следует интерпретировать как “оправданная уверенность”. Однако, та “уверенность”, на которой строится определение JTB, слишком сильно отличается по смыслу от понятия δοξα и, скорее, отдалённо напоминает другое Платоновское понятие: πίστιζ (вера). Но Платон вовсе не считает знание разновидностью веры. Также и платоновский λογοζ (объяснение) – это не множество доводов, повышающих вероятность истинности мнения, а неопровержимое рациональное рассуждение, которое также не имеет ничего общего с эвиденциалистской идеей подкрепления веры» [46].

Как было сказано в предыдущем разделе, согласно «новой истории» Дютана, на самом деле стандартное определение знания имело следующий вид: знание – мнение, несущее в себе различимый признак истинности. Это интерналистское и инфаллибилистское определение имеет сходства с современными дизъюнктивизмами в эпистемологии.

В определении знания как истинного и обоснованного мнения обоснование доступно рефлексии, но оно логически не влечёт истинность мнения, то есть не является фактивным. Это интерналистский и фаллибилистский подход к знанию и обоснованию. Существует, однако, нестандартная форма интернализма – дизъюнктивизм, апеллирующий к фактивному понятию обоснования. Согласно одной из его версий – эпистемологическому дизъюнктивизму Д. Притчарда, – в парадигматическом случае перцептивного опыта, что p, субъект имеет рефлексивный доступ (в состоянии с лёгкостью иметь такой доступ) к фактивному рациональному основанию для своего мнения, что p, делающего его знание, что p, достоверным [47]. Фактивное основание, что p, – это основание, которое с необходимостью влечёт p и, следовательно, знание, что p. Таким основанием является «Я вижу, что p». Если у меня есть основание, что я вижу, что p, то есть я знаю, что я вижу, что p, то из него я могу логически вывести, что p. И, следовательно, я знаю, что p. Здесь подразумевается справедливость принципа замкнутости знания относительно логического вывода, который мы рассмотрели выше (см. раздел 1.2). Таким образом, для Притчарда парадигматическое перцептивное знание – истинное (фактивно) обоснованное мнение. Это не чистый интернализм, поскольку фактивное основание не является чисто интерналистским (оно фактивно). Позиция может быть названа инфаллибилистской, так как основание фактивно. Согласно ЭД, всегда сохраняется возможность, что то, что принимается за парадигматическое перцептивное знание, на самом деле, иллюзия, имеющая то же самое интерналистское (субъективное) обоснование, что и подлинное перцептивное знание, но не имеющее фактивного рационального основания. Это, однако, не противоречит инфаллибилизму позиции, так как инфаллибилизм (относительно обоснования) утверждает, что обоснованное мнение может быть ложным, а в данном случае оно может оказаться ложным только тогда, когда оно, на самом деле, не является обоснованным. В частности, «мозг в баке» может принимать за фактивное основание «Я вижу, что р» то, что таковым не является – видимость, что он видит, что р. Эпистемологический дизъюнктивизм совместим с антислучайной (безопасной) эпистемологии добродетелей (см. [47], а также Главу 5 Части 4). (Подробнее о ЭД см. Главы 3–5 Части 4.)

Имеются некоторые сходства между дизъюнктивизмом и ЭСЗ. О совместимости этих двух позиций пишут и Т. Уильямсон, и Д. Притчард. Тем не менее, Уильямсон критически относится к эпистемологическому дизъюнктивизму Притчарда. Сходства со своей позицией сначала-знания он видит в дизъюнктивизме оксфордской школы (П. Сноуден (Paul Snowden), Дж. МакДауэлл (John McDowell), М. Мартин (Mike Martin)). Принципиальное сходство в том, что дизъюнктивизм, как говорит Уильямсон, подчёркивает «фундаментальность хороших случаев перцепции, в которых вы действительно видите, что нечто имеет место быть» (см. наше интервью Уильямсоном [11]). Некоторые проблемы, с которыми сталкивается эпистемологический дизъюнктивизм Притчарда, рассматриваются в Главах 3, 4 и 5 Части 4.

Выше мы пока что рассмотрели лишь один специфический тип случаев Гетье – случаи Гетье, основанные на ложной посылке[33]33
  Отметим, что отсутствие знания в оригинальных случаях Гетье может быть объяснено не только теорией М. Кларка, но также и в рамках других теорий. Например, с точки зрения эпистемологии добродетелей Дж. Греко в этих случаях, несмотря на подходящее использование субъектом своих когнитивных добродетелей, это не является причиной истинности его убеждения (между тем и другим имеется причинный провал). Согласно эпистемическому контекстуализму Д. Льюиса очевидность, которой располагает субъект не позволяет исключить, что его убеждение ложно, то есть существует возможная по отношению к этой очевидности и релевантная в данном контексте ситуация, в которой его убеждение ложно. (См. ссылки на работы Кларка, Греко и Льюиса [5])


[Закрыть]. Рассмотрим ещё два типа случаев Гетье.

Овца в поле (пример Р. М. Чизольма)

«Предположим, что Вы стоите на краю поля. В поле Вы видите нечто, что выглядит в точности как овца. Какое сразу же у Вас формируется мнение? Помимо многих других, которые могут возникнуть, возникает мнение, что в поле находится овца. И на самом деле Вы правы, поскольку за холмом в середине поля действительно находится овца. Вы не можете, однако, её видеть. Поэтому у Вас нет непосредственной очевидности о её существовании. Более того, то, что Вы видите, на самом деле собака, подделанная под овцу. Следовательно, у Вас есть хорошо обоснованное истинное мнение, что в поле находится овца. Но является ли это мнение знанием?» [48].

В этом случае имеет место причинный «провал» между очевидностью и, соответственно, обоснованием для мнения наблюдателя и истинностью мнения (фактом). Как пишет Витгенштейн в О достоверности (§ 90), «”Я знаю” призвано выражать отношение не между мной и смыслом предложения (как “Я верю”), а между мной а фактом». На самом деле, наблюдатель видит не овцу, а подделанную под овцу собаку. Настоящая овца оказалась в поле случайно, причём, строго говоря, не в том месте, где, как полагает наблюдатель, он видит овцу, а за холмом. Здесь, опять же, обоснование для мнения и факт относятся к разным контекстам («регионам реальности»). Мнение наблюдателя оказывается истинным лишь случайно; при том же самом методе его формирования оно с лёгкостью могло бы оказаться ложным. Если бы овца без ведома наблюдателя случайным образом не оказалась за холмом, мнение наблюдателя, что в поле находится овца, было бы ложным. Поэтому его истинное обоснованное мнение не является знанием. Ниже мы рассмотрим современные эпистемологические теории, которые объясняют отсутствие знания в этом и некоторых других случаях Гетье.

Амбарные фасады (пример А. Голдмана[34]34
  По словам Голдмана он заимствовал этот пример у К. Жине (Carl Ginet) [30]. Поэтому иногда говорят о «кейсе Жине-Голдмана».


[Закрыть])

«Предположим, нам говорят, что, без ведома Генри, район, в котором он только что оказался, полон факсимиле амбаров из папье-маше. Эти факсимиле выглядят с дороги как амбары, но на самом деле это просто фасады, без задних стен и внутренних помещений, совершенно непригодные, чтобы быть использованными в качестве амбаров. Они построены так искусно, что путешественники неизменно принимают их за амбары. Генри только что въехал в этот район, и пока что не встретил никаких факсимиле. Объект, который он видит, – настоящий амбар. Но если бы объект, находящийся на этом месте, был факсимиле, Генри принял бы его за амбар. Принимая во внимание эту новую информацию, мы склонны отказаться от утверждения, что Генри знает, что объект, который он видит, является амбаром» [49, р. 773]. (См. также [30] и небольшой обзор случаев Гетье в [50, с. 64–65].)

Если строить теорию знания только на основе когнитивных способностей, по крайней мере, понятых чисто интерналистски, то такая теория не может объяснить отсутствие знания в этом случае. Более того, истинное мнение Генри формируется каузально надлежащим образом. Поэтому, например, Э. Соса утверждает, что Генри знает, что перед ним амбар. Точнее говоря, Соса делает различие между животным и рефлексивным (а также полным) знанием. У Генри, как он полагает есть только животное знание [51]. (См. анализ позиции Соса в Главе 2 Части 4.)

На наш взгляд, у Генри есть некоторый перцептивный опыт, который не отличим от опыта, который у него был бы, если бы перед ним располагался хорошо сделанный фальшивый фасад, но нельзя сказать, что Генри видит, что перед ним амбар (подлинный фасад), несмотря на наличие причинной связи между его истинным мнением и подлинным амбаром (фактом). Следовательно, нельзя сказать, что он знает, что перед ним амбар, так как, если бы он видел, что перед ним амбар, он знал бы, что перед ним амбар. Почему же он не видит, что перед ним амбар? Непосредственное (неконцептуализированное) восприятие не даёт никакой информации о том, что располагается перед Генри, а визуальная идентификация амбара предполагает корректное применение концепта «амбар», который, как и всякий концепт, имеет зависящие от контекста условия своей применимости, в том числе и условия достоверной применимости (в парадигматических случаях). В описанной нестандартной ситуации эти условия нарушаются. Таким образом, в районе фальшивых (фасадов) амбаров концепт «амбар» неприменим для идентификации амбара. Следовательно, нельзя говорить и о подходящем применении когнитивных способностей Генри (именно как когнитивных, а не чисто перцептивных способностей). Наша точка зрения совместима со следующим примером.

Контекстуализированный пример с амбарными фасадами

Дж. Греко предлагает следующий модифицированный кейс Жине-Голдмана с амбарными фасадами, в котором существенную роль играет контекст практического рассуждения: «Предположим, что мы государственные служащие, в обязанность которых входит подсчёт амбаров в некотором районе с целью определения величины налога на собственность. Предположим, что фасады амбаров облагаются налогами не так, как действующие амбары. Генри, однако, новый служащий, который не осознаёт, что в этом районе есть фальшивые амбары, и он не получил специальной подготовки, чтобы отличить их от фасадов подлинных амбаров. В этом контексте Генри видит амбар с дистанции ста ярдов и достаёт свой журнал, чтобы зарегистрировать его. Очевидно, было бы ошибкой сказать, что Генри знает, что перед ним амбар. Другими словами, если бы в этом контексте Генри сказал “Я знаю, что передо мною амбар”, мы бы не рассматривали его высказывание как истинное» [52, p. 80]. Это один практический контекст.

Далее Греко предлагает другой практический контекст: «Мы всё ещё в районе ложных фасадов. Мы работаем на ферме, где мы знаем, что нет ложных фасадов. На самом деле, мы знаем, что на ферме имеется лишь одно строение – подлинный амбар. Нам вместе с Генри поручено пригнать корову обратно в амбар. Генри видит амбар с дистанции ста ярдов и начинает гнать корову в этом направлении. Теперь, как представляется, будет правильным сказать, что Генри знает, что это амбар. По-другому говоря, если бы в этом контексте Генри сказал “Я знаю, там есть амбар”, мы бы скорее всего рассматривали его утверждение как истинное» [52, p. 80].

Очевидно, что вопрос, действительно ли Генри находится в районе фальшивых фасадов или нет, то есть вопрос о выборе подходящей пространственно-временной области как значащей, зависит от контекста. Заключение, сделанное Греко во втором случае, будет верным, если только подходящая область рассмотрения ограничивается фермой. Другими словами, знание – не внутреннее (чисто субъективное) ментальное состояние. Наличие знания зависит от контекста – конкретных условий, в которых находится субъект. Наличие знания у Генри зависит, в частности, от присутствия других людей, работающих на ферме, которые знают, что на ферме имеется один-единственный амбар, который является подлинным[35]35
  В то же время они могут рассуждать так: «Мы то знаем, что это амбар. Но мы также знаем, что в окрестностях имеется много фальшивых амбаров. Поэтому Генри не знает, что это амбар.» С другой стороны, при данных практических условиях различие между знанием Генри и его просто истинным обоснованным мнением не наблюдаемо, так как всё, что случается, случается в окрестности (подлинного) амбара. Если, например, предположить, что Генри, когда он гонит к амбару корову, сбивается с пути и видит другие «амбары», которые, на самом деле, лишь фасады амбаров, интуиция, что он знает, что он гонит корову к амбару, ослабевает.


[Закрыть].

Можно также предложить следующее альтернативное объяснение этих двух случаев. В зависимости от практических интересов и целей стандарты для знания варьируются. В первом контексте ставки гораздо выше, чем во втором. Поэтому стандарты для знания в первом контексте также выше.