Текст книги "Из глубины"

11 мая. Золотой слиток или глубоководный артефакт, который так тяжело мне достался, я положил в сейф, где он будет в надежности храниться. Наш инженер Трофимов иногда доставал его из сейфа, чтобы нарисовать в его альбоме и снять размеры. Трофимов великолепно рисует, это его призвание, но выбрал он исследовательскую и научную работу в качестве своей профессии. Некоторые члены команды хотели посмотреть на этот удивительный золотой слиток и, чтобы удовлетворить их растущий интерес к археологической находке, пришлось им продемонстрировать его. А после просмотра предмет из золота, сделанным неизвестным мастером, он вновь скрывался в своем надежном месте – в сейфе капитана.

13 мая. Мной было замечено небольшое черное пятно в виде точки по центру золотого слитка. Вместе с Трофимовым мы тщательно протерли артефакт, но нам не удалось вывести или стереть червоточину. Капитан предположил, что найденный мной слиток не золотой, так как золото не темнеет. Его версия была убедительна.

14. мая. Несмотря на идеи капитана – о распиле слитка, мы не решились на эту операцию, так как не знали о возрасте артефакта. К вечеру черная точка расширилась и уже напоминала небольшое пятно.

15 мая. Черное пятно меня насторожило. Нам было непонятно, какова причина помутнения золота. Мы даже перенесли его в мою каюту, опасаясь, что слиток находится под воздействием какого-то радио поля, что явилось причиной потемнения.

16 мая. Продолжаются восстановительные работы над роботом и подготовительные мероприятия по второму погружению. Трофимов целый день возился в мастерской, занимаясь с искореженным телом робота, пытаясь его восстановить.

17 мая. Я приступил к новым расчетам и вероятным местонахождением затонувшего судна, перевозившего золото, которое нам необходимо было отыскать на дне Атлантического океана. Зная точные координаты затопления и подводные течения, я без отдыха, увлеченный работой, рассчитывал новые возможные траектории падения.

18 мая. Если судно затонуло и по трагической случайности упало в одну из глубинных расщелин, что схожа с той, в которой навеки нашло пристанище немецкое судно, то все наши неутомимые попытки отыскать золото – тщетны.

19 мая. Решил вновь открыть ящик стола, чтобы взглянуть на единственный найденный слиток. Открыв ящик стола, я увидел слиток и ужаснулся. Лишь по форме и размерам он напоминал найденный мной предмет. Его уже нельзя было назвать золотом или слитком. Он обуглился и превратился целиком в черный металлический камень неясного происхождения. Всматриваясь в эту черную мглу, не отражающую своей поверхностью даже свет ламп и лучей солнца, мне почудилось, что камень скорее поглощает свет, чем его отражает. Я не видел в его поверхности любых отражений. Понаблюдав за ним, пристально оглядывая его матовую черную поверхность монолитного сплава, мне показалось, что он… Нет, нет, этого не может быть. Я даже не смею написать это, хотя уверен, что эти записи буду читать лишь я, вспоминая свои приключения в Атлантическом океане.

20 мая. Заболел кок. Его внезапный приступ психологического расстройства удивил всю команду. Сейчас он находиться в лазарете под пристальным наблюдением нашего медика. Посетив кока, я пришел к мнению многих – наш кок сошел с ума. Поначалу он начал готовить пересоленную пищу, добавлял разных специй так, что есть его стряпню никто не мог. Его выходки терпели сквозь зубы. Несколько матросов намерились побить наглого кока за то, что он им подложил в суп пару червяков и сгнивший труп крысы. Капитан назначил расследование этого инцидента. К удивлению многих, на судне в трюме были найдены лишь восемь мертвых крыс. Что их убило? Функцию кока на себя взял один из матросов, который на все издевательства прежнего кока относился весьма лояльно к своему предшественнику.

22 мая. Почти все подготовительные работы к погружению практически закончены. Трофимов выполнил обещание и отремонтировал робота. С трепетом жду назначения новой даты погружения. Коку стало лучше, причем настолько, что, по словам врача Устинова, он может приступить к своим обязанностям. Некоторые из членов команды побаиваются, что кок вернется не только к обязанностям, но и к злобным жестоким шуткам. Я побывал у нашего врача. Он проверил мое физическое состояние здоровья. Я был полностью здоров и мог приступить к погружению. Вечером нас охватила паника. Алехин, которого выписали из лазарета, и разрешили приступить к обязанностям кока, вновь начал вести себя странно. Он в ужасе хватался за голову, кидался на стены, падал, стонал, временами жутко кричал от головной боли. Устинов дал ему несколько таблеток от головной боли. Это мало помогло. Он добавил успокоительное, возбужденному, и, казалось, напуганному чем-то, коку. После приема четырех таблеток снотворного, Алехина все же начало клонить в сон и он задремал. За его прерывистым и громогласным храпом следило пол команды. С наступлением сумерек все довольные разошлись по каютам. Небо заволокло черными тучами. Звезды и луна скрылись из виду, укрывшись черным одеялом лохматых туч. Я не видел молний, но неожиданно без единого грома, нахлынул на наше научное судно поток огромных, казалось не имеющих конца, прохладных струй воды. Дождь лил ровным потоком, словно из гигантского сита. Это внезапное поведение погоды немного огорчило меня и внесло скрытую неясность и смутность в начало моего завтрашнего погружения. Предвкушающая ранняя радость сменилась на сомнения в моем завтрашнем погружения. Ведь, при плохой погоде опустить батискаф на поверхность океана будет довольно сложно, если учитывать нынешний поток дождя и возможное буйство природы завтра. Наш радист обещал по прогнозу на завтра солнечную летнюю погоду. Он вдохновил меня, и я слегка успокоился, хотя уходя от него, я увидел в его глазах, что он чем-то встревожен.

24 мая. Я открыл глаза. Надо мной склонился Устинов. Он всматривался в мои зрачки и был несказанно доволен тем, что я реагирую на его приветливые слова. Я поднялся и обнаружил, что нахожусь в койке в лазарете. Рядом со мной был только врач. Устинов спросил, как я себя чувствую. Я ответил, что со мной все в порядке. От него я узнал, что со мной произошло, и, как я оказался его пациентом. Я пил чай, а он мне безудержно со страхом и глубоким беспокойством рассказывал о том, что произошло со мной за последние сутки. По его словам я находился в коме около двенадцати часов, после этого моего непредвиденного «сна», ему все же удалось привести меня в чувства. Но вместо ясных рассуждений я упал на пол, мое тело в конвульсиях извивалось, словно змея. Я держался за голову и дико орал. Чтобы я не разбил голову, меня пришлось связать, а затем усыпить. Мне, так же как и Алехину – нашему коку, дали с полдюжины снотворных таблеток и я уснул. Моему внезапному пробуждению Устинов был рад. Я вдруг вспомнил о черном камне, мои мысли поплыли, и я вновь чуть не оказался на полу, если бы Устинов не схватил меня и не положил вновь на койку. Лучше мне было бы полежать, сказал он. Камень, я еще раз мыслями вспоминал его черное беспросветное матовое тело. Я вспомнил, что тогда, когда в последний раз рассматривал его в своих руках, испугался. Мне тогда показалось, что он всматривается в меня, будто он был живым.

25 мая. Устинов попросил спустя время, когда мне стало немного лучше, вспомнить, что мне снилось, так как он видел мои закрытые глаза и непрерывно бегающие под веком зрачки. Это навело его на мысль о сне. Я напряг память и неожиданно для себя вспомнил свой сон. Я прогуливался по набережной. Легкий бриз приятно дул в лицо, поднимая мою шевелюру. Рядом со мной была она – самая прекрасная девушка. Ее золотистые локоны легонько развивались на ветру, спадая на плечи. Карие глаза были нежны. Она весело глядела на меня. Изгиб ее губ говорил о любви ко мне. Мое сердце пело утренним весенним благоуханием, подобно влюбленному соловью, оно теплилось в груди моей, принося радость и несказанное удовольствие вновь глядеть на ее прекрасные карие глаза. Весенние запахи придавали нам сил и мы, беззаботно держась рука в руке, проследовали босиком по песчаному безлюдному пляжу. Нашим спутником было лишь восходящее солнце. Легкие и теплые набегающие волны гладили наши босые ноги. Беззаботно мы гуляли в уединении по яблочной роще, окрашенной белыми цветами распустившихся почек, зеленые поля с мягкой и приятной травой гладили наши обнаженные ступни. Мы шли без лишних слов по всему этому разнообразию весенней природы, богатой на чудесные благоухающие запахи. Что еще нужно для влюбленных сердец – лишь лицезреть друг друга, прижимаясь своими теплыми трепещущими телами. Мы поднялись с ней на небольшой холм, откуда был виден алый рассвет и край синей морской поверхности. Наблюдая за горизонтом, я обнял свою возлюбленную, и она податливо и нежно прижалась ко мне. Она была мягкая и юная, от нее шел дивный аромат молодости вперемешку с запахом весенних цветов. Наша прогулка затянулась, но мы не замечали времени, потому что находились в мире желания. Мне показалось, что утро никогда не сменится днем, а день вечером, время словно остановилось для нас. Но не это удивило меня. Этот сон был настолько реальным, что я не мог отличить его от яви. Мне хотелось находиться в таком состоянии спящего разума вечно, не приходя в сознание. Однако я отошел от описания сна. Я мог бы пребывать в этом мире грез вечно, если бы не произошли странны изменения. Внезапно на нас налетел шквал ветра, появились черные тучи. Они словно демоны на конях мигом обратили зарю в ночь, погрузив все в беспросветный мрак. Вместо весенних запахов леса и полей на их смену пришла сырость и тление. Цвета сменились на серые тона, утратив краски, лес превратился в груду сухих и гнилых веток, цветы увяли, птицы умолкли и попрятались. Наступила полная тишина.

Я с беспокойством нащупал ее руку и ужаснулся – рука была дряблой и немощной. Ее волосы были седы, блеск ее глаз потух и они потемнели. Она превратилась в старуху. Черные впалые глаза, наполненные ужасом, глядели с бледного лица на меня. Мое сердце, наполненное недавно любовью и нежностью, впустило страх и жалость. Какое-то смутное предчувствие чего-то непоправимого вселилось в мой мозг, заставляя дрожать мое тело. Это был страх перед неизвестностью. Она из последних сил подняла свою старческую руку и коснулась моей груди, отодвинув мрак в нем. Она приоткрыла неопределенную занавесь и повела меня в мир грез, которых я не видел, но о которых знала она.

Похоже, это был второй сон, который скрывался за первым. Я наблюдал за моей любимой со стороны, не присутствуя в ее сне. Она была такой же юной и красивой, какой я ее всегда знал в своей далекой молодости. Она шла по людным улицам, одаривая прохожих своей красотой и юным невинным взором. Какая-то жизненная энергия пульсировала из ее тела, заряжая проходящих мимо людей, придавая им бодрости, жизненных сил. Внезапно, она завернула в небольшой переулок. Здесь не было ни души, лишь мрачные холодные стены серых однообразных зданий. Она дошла до тупика, перед ней находились старые ржавые ворота. Они были открыты, и она вошла во двор. Старый заброшенный дом приветливо открыл дверь. Раздался скрип, болью отразившись в ее сердце, но это не остановило ее. Она вошла в проем, и оказалась в просторном, сыром и бледном холле. По его углам восседала паутина, усыпленная пылью. Мрачные зловещие тени скрывали стены, холл казался безграничным. И вдруг из темноты появилась фигура старца, сидящего на деревянном кресле, словно на троне. Его злобное, испещренное морщинами, бледное, будто у покойника, лицо не предвещало ничего хорошего. Черные глаза, казалось, не имели дна, они с ненавистью и диким желанием глядели на девушку, словно он хотел съесть ее целиком. Старец казался приросшим к креслу. Она подошла к этому чудовищу и протянула к нему свои руки, умоляюще глядя на него. Мне казалось, что он охотно принял ее дар, и обмен между смертью и рождением, увяданием и расцветанием, радостью и апатией наступил.

Ее глаза потухли, вобрав в себя черноту, кожа потеряла жизненные соки, побледнела и потрескалась, золотистые локоны почернели, затем окрасились в белый седой безжизненный цвет старческой седины. Ломкость и хрупкость приняла эстафету у гибкости и упругости. Последним сопротивлялся бастион юной и невинной девичьей души. Но, уступив злобе и раздражительности, склерозу и старческому унынию и одиночеству, она развеялась, словно туман, оседая ржавчиной внутри хрупкой оболочки.

Спустя мгновение через открытые ворота вышел в безлюдный переулок молодой, полный сил брюнет с красивыми карими глазами. Его силуэт скрылся в людском потоке улицы, унося с собою приобретенное молодое тело и невинную душу. Таков был мой второй кошмар.

Этот сон я рассказал Устинову и записал его во всех подробностях в этом дневнике.

26 мая. После моего чудесного излечения голова совершенно не болела, я отправился в свою каюту и сделал несколько записей в дневнике. Прежде всего, мне захотелось взглянуть на эту девушку из моего сна. Я достал старую фотографию, сделанную мной в годы моей юности. Да, она была прекрасна, юная и красивая, вечно молодая с беззаботной теплой и нежной улыбкой она взирала на меня. Я ношу эту фотографию во все свои командировки. Лишь она знает, что я так и не женился после того несчастного случая, когда погибла моя возлюбленная, но моя любовь будет жить вечно. Судьба забрала ее у меня, но ее душа навеки соединена с моей. Поступки меняются, а желания пребывают в вечности, ибо они живут не в сознании, а пребывают, навеки поселившись в сердце.

27 мая. Почти всю ночь думал о ней. Почему она покинула этот мир? Почему я остался один? Где-то в глубине сознания, я жаждал, вновь, окунутся в тот первый радостный сон, который так внезапно посетил мой разум.

28 мая. Дождь, казалось, лил не прекращая. Легкий туман укутал наш корабль. Где-то вдалеке приближалась тьма. Казалось, она окружала наш корабль. Я приблизился к запертому ящику стола и дрожащими руками достал ключ. Отперев замок, я достал из ящика камень, найденный мной на океанском дне, на глубине более трех тысяч километров. Этот камень я поставил на стол и почти весь день не сводил с него взгляда. Вечером почувствовал чье-то присутствие в каюте. Я не могу объяснить это чувство. Но кто-то незримо наблюдал за мной. Я испуганно еще раз бросил взгляд на черный камень, и мне показалось, что он весь целиком превратился в черное око, молча наблюдавшее за моими действиями, а может и мыслями. Чтобы не сойти окончательно с ума, я спрятал камень в ящик стола и посетил несколько моих товарищей.

29 мая. От Устинова узнал, что я далеко не единственный переболевший его пациент. Различной тяжести психологическими расстройствами переболели почти все члены команды. Мой товарищ и друг, доктор биологических наук заперся у себя в каюте и не хотел пускать матроса, который вместе с ним жил в этой каюте. Мой друг после многих уговоров впустил к себе лишь меня. Почти с безумным наваждением он говорил, восторгаясь мне о своей новой находке, которая должна, по его словам, сделать его Нобелевским лауреатом. Он поведал лишь мне одному о том, что поймал в океане невиданного и необычного вида океанское существо. С его слов это была какая-то рыба, которая не указана ни в одном справочнике океанских существ. Он гордился этой внезапной находкой. Показать мне эту рыбу он не решался. Я удостоился лишь рисунков, сделанных им. Он бережно и заботливо оберегал свою находку, придавая ей божественную природу. Рисунки были дивными, насколько он смог изобразить точность ее форм.

Матросу пришлось переселиться в другую каюту, чтобы оставить моего друга наедине. На этом настаивал и врач Устинов.

30 мая. Наш капитан Чустрак весь день провел на мостике, всматриваясь вдаль, хотя, кроме дождя и сгустившегося тумана я ничего не заметил. Побывал у инженера Трофимова, который сообщил мне, что все приборы, в том числе и рация, ведут себя как-то странно. Мне кажется, что корабль после моего поднятия с глубины, так и не ушел со своего места. Что-то держало его.

31 мая. Судно дрейфует на месте, команда, словно не замечает этого бездействия. Каждый занят своими обязанностями. Устинов сообщил мне, что он заметил необычность в поведении капитана. Когда я спросил его, в чем он видит эту необычность, то опытный врач не сразу смог дать ответ. По его словам, капитан такой же приветливый и рассудительный, но иногда стал забывать самые простые слова. Ему приходилось задумываться, по-видимому, он вспоминал подходящие по смыслу обороты, выуживал их из памяти.

1 июня. Забывчивость наблюдалась и у других членов команды. Все исправно выполняли свою работу. Замечено, что многие предпочитали молчать, мало общаться. В столовой обычно всегда шумно, членам команды всегда было о чем говорить. Сейчас же, несмотря на отсутствие пустых столиков в столовой, люди молча поглощали пищу, так, если бы они были незнакомы друг с другом. Вероятно, от того, что все были заняты своими мыслями.

2 июня. Я забыл запереть черный камень в ящике стола. Такого раньше не было. Осматривая камень, я заметил изменения. Мне казалось, что его чернота как бы свисала с него. Я знаю, что это невозможно, но клянусь, это было так. Рассказать об этом наблюдении я не решился – вряд ли в это поверят. Скорей всего, меня сочтут психически нездоровым.

3 июня. Некоторые матросы говорят о том, что камень, поднятый, со дна океана, проклят. Когда я вступился в спор, то получил жесткие доводы, против которых не смог что-либо поставить. За разъяснениями я отправился к доктору – самому здравомыслящему, как мне показалось. Устинов действительно собирал сведения от членов команды: расспрашивал их и проводил анализ внезапных заболеваний, имеющих место среди членов команды. К моему разочарованию он отказался поделиться со мной своими исследованиями, заявив, что его данные засекречены. Возможно, паника и слухи среди членов команды распространились благодаря Устинову – утечка информации.

4 июня. На этот раз я не забыл запереть ящик, но к удивлению он был пуст, камень исчез. По началу, я вздохнул с облегчением, подумав, что его похитили и вернули туда, откуда он появился, то есть выбросили за борт. Но потом я подумал о том, что камень могли не выбросить. Эта мысль заставила меня провести расследование, которое ни к чему не привело. Подозревая, что его похитил Устинов – он единственный, кто был заинтересован в своих исследованиях.

Во время ужина я не пошел, как все, в столовую, а остался, чтобы проникнуть в каюту Устинова. Обойдя каюты другим путем, я был вынужден скрыться за дверью, ведущей в трюм, чтобы меня не обнаружил инженер Трофимов, который вышел из трюма. Если бы он меня встретил, то мне бы пришлось объяснить мое присутствие в кормовой части судна. Трофимов прошел мимо, не заметив меня за дверью. Но когда я уже собрался к двери врача, то моему слуху донеслись странные звуки. Они были похожи на прерывистый тихий шепот. Звук шел из трюма. Мне пришлось изменить своим намерениям, и я спустился в трюм, где находился батискаф. Я трижды обошел вокруг батискафа, но ничего не услышал, лишь тихие звуки падения капель дождя по стенам. Он никогда не прекращался. Странно это. Многие смирились с его бессменным присутствием. Дождь бил в стены и палубу судна, словно хотел, что бы его впустили вовнутрь. Я уже собирался покинуть трюм, как вдруг заметил какое-то странное пятно, расположенное над батискафом на потолке. При слабом освещении я посчитал, что это какая-то тень. Пятно было отличительно от других теней, которыми был наполнен трюм, словно черными призраками. Оно было намного темнее других теней. При сближении к нему, мне пришлось подняться по лестнице, чтобы приблизиться к потолку над батискафом. Пятно было похоже скорее не на тень, а на черную бездонную дыру. Я не мог оторвать свой взгляд, глядя на незначительные изменения в пятне. Мне показалось, что в этой беспросветной тьме происходили какие-то изменения. Дрожащей рукой я коснулся пятна. Пронзительный холод прокатился по всему моему телу – от руки до ног, ввергнув мой дух в жуткое беспокойство и страх. Моя рука дрожала, не от холода, который, несомненно, исходил от пятна, и не от страха, вселившегося в мой мозг, а от невидимых воздействий этого пятна на мое сознание. Я почувствовал, что какая-то невидимая черная сила проникает, независимо от моей воли в мое сознание, читая его, словно книгу скрытыми анализаторами. От страха или от содрогания тела я потерял равновесие и упал. Не помня себя, я оказался в каюте. Заперся, и так сидел до самого утра. Кто-то стучал в дверь. Было три часа ночи. Но я не решился отпереть. Потому что знал наверняка – оно было живым. Это черное пятно было живым организмом. Оно было не из нашего мира, и его я принес на борт судна. Да поможет нам Бог.

5 июня. Днем вместе с несколькими матросами и Трофимовым я отправился к батискафу в трюм, чтобы проверить ночные мои видения и скрытые страхи, не покидающие меня всю ночь. Я хотел развеять эти мысли о существования на борту какого-то монстра из прошлого человечества или глубоководного существа, нашедшего на поверхности лучшие условия его обитания. Чтобы не раздуть и без того расширявшиеся слухи среди членов команды, я сообщил матросам и Трофимову о необходимости помочь мне сделать некоторые подготовительные работы в батискафе. На деле же, я хотел еще раз проверить это черное пятно. К моему удивлению – потолок над батискафом был обычного цвета, никакого пятна я не обнаружил.

6 июня. Члены команды находятся в своих каютах. Многие запираются изнутри. Поначалу я подумал, что люди боятся чего-то, но потом понял – они заняты своими мыслями. Каждый из них пребывает в мире грез. Потеря слов – далеко не единственное, что я заметил. Члены команды стали забывать выполнять свои функции на корабле. Матрос Билык, которого я встретил в коридоре, не мог ответить мне, куда он идет. Он молча стоял и смотрел сквозь меня. Когда я скрылся за углом, он все еще безмолвно стоял. Я видел, как двое старых друзей, знакомых не первый год, прошли мимо, не поздоровавшись так, словно они не видели друг друга.

7 июня. Я тайно проник в каюту Устинова. Мне суждено было изрядно потрудиться, прежде чем найти записи доктора. Услышав где-то шарканье в коридоре, мне пришлось ретироваться из каюты, опасаясь быть увиденным ее хозяином. Его записи я захватил с собой. Дрожащей рукой я вырезал часть страницы в записях доктора и вклеил отрывок в свой дневник, а тетрадь выбросил в иллюминатор. Вот эти записи, сделанные доктором Устиновым, которого также постигла болезнь забвения и потери памяти.

«А теперь главное – выводы. Они сделаны исходя из многих наблюдений и предположений. После того, как профессором Соловьевым был доставлен из глубины океана на борт нашего судна неизвестный артефакт, похожий на золотой слиток (форма слитка – овал, схожий с каплей или грушей). Этот артефакт находится у Соловьева. Он хранит его и изучает. Я же делаю выводы на основании тех изменений, которые этот артефакт произвел на команду, то есть на людей, ведь все члены команды касались этого слитка. Воздействия артефакта на человеческий организм вызывают непреодолимые и безвозвратные изменения человеческого организма, которые я привожу ниже в той последовательности, в которой они наступают:

1 – спустя неделю, после физического контакта с артефактом снится сон, который имеет значительную силу и внушаемость. Это последнее обстоятельство вызвано тем, что сон невозможно отличить от реальности. Человеческий мозг полностью погружается в фантазии и галлюцинации. При этом особенности сна таковы, что снится тот объект, который наяву является самым желанным для человека. Возможно, это сон, в виде непреодолимого наваждения, переходящего от недосягаемого и фантазируемого к реальному и достижимому, но лишь во сне (который, повторяю, невозможно отличить от реальности), является средством вторжения некой программы-вируса – для заражения центральной нервной системы человека.

2 – спустя десять-двенадцать часов после сна наступают жуткие головные боли, приводящие к конвульсиям, обморокам. Спустя несколько часов боли пропадают, и человек прекрасно себя чувствует, словно ничего и не было.

Возможно, эти головные боли есть не что иное, как изменения работы нейронов головного мозга. С этого момента нейроны начинают подчиняться программе-вирусу, меняющего их функциональность.

3 – первые воздействия этих изменений – потеря памяти. Человек начинает забывать слова. Сначала десятками, а вскоре и сотнями. Процесс необратимый, даже при попытке человека вспомнить что-либо, он тут же забывает вновь. Возможно, действия вируса направлены на клетки памяти. Он атакует их.

4 – вслед за потерей слов происходит утрата условных рефлексов, без которых человек теряет элементарные рефлексы (сильное торможение рефлексов), такие, как поесть, сходить в туалет, гигиена (уход за телом), забываются трудовые навыки, даже инстинкт самосохранения теряет смысл (люди перестают бояться смерти, но и о себе не заботятся). Полная отрешенность.

P.S. Таким человеком легко управлять. Артефакт заразил членов команды, они стали безвластными, превратились в живых мертвецов, зомби, без чувств и состраданий. Он забрал у человека самое дорогое и важное, чем он обладает – память. Последнее стерлось под воздействием неведомой и злобной силы, требующей немедленного дальнейшего исследования».

8 июня. Записи меня потрясли своими жуткими предположениями. Жаль, что я не могу поделиться своими мыслями с Устиновым. Теперь он, как и вся команда, пребывает в забвении. Я застал его за письменным столом. Он сидел, выпрямившись, и глядел в голую стену. Его взгляд был пуст. Ни одной извилины на лице, его мысли уже давно покинули мозг. Сознание кануло в пустоту, а тело все продолжало существовать. Оно поражает в человеке его мозг, но не убивает его, поддерживая в нем жизнь.

9 июня. Устинов во многом был прав, но некоторые факты он не описал, так как не знал их. Я опишу это, коль судьба дает мне в руки ручку и такую возможность. Я продолжу его исследования. Из своей каюты стараюсь не выходить, так как боюсь за свою жизнь. Вероятно, болезнь, которая заразила всю команду, обошла меня стороной. Я много думал о своем погружении и о таинственной находке, которая стала злым роком в жизни экипажа. Я видел, да, я видел, то чего не видел и не знал Устинов. Найденный мною артефакт или золотой слиток, как считал Устинов, не был таковым. Это не мертвый камень или кусок металла, на котором, как он полагал, находилось чье-то проклятье, это живой организм. Вероятно, он жил еще во времена динозавров, то есть до появления человека на земле. Этим объясняется появление змееподобного, с пастью крокодила, динозавра, которого я повстречал в глубине океана. Динозавр поднялся из трещины в земном грунте на дне океана. Он был живым, а значит, прожил сотни тысяч лет. Скорей всего, это, погубившее мою команду, существо управляло этим динозавром и даровало ему вечную жизнь. Это дьявольская сила, о которой говорил Устинов, принятая им как проклятье артефакта, и являющаяся скоплением зла и какой-то потусторонней силы, не принадлежащей нашему земному миру, представляет собой сгусток тьмы. Черное пятно, которое я наблюдал на камне и в трюме на потолке было живым и не похожим ни на один объект или сущность, из тех, что известны людям и даже их фантазиям. Это немыслимое и неописуемое существо или тварь обладало инстинктом охотника. Тот фиолетовый крошечный луч, что я видел в трюме немецкого затонувшего судна – привлекающий внимание обитателей океанского дна и золотой слиток, который произвел поначалу на меня большое впечатление, было на самом деле, не что иное, как приманка, которую сгенерировал этот сгусток тьмы. Так он привлекал фиолетовым лучом рыбу, золотом – людей, чтобы приблизить к себе жертву и заразить ее своим смертоносным и невидимым оружием, отправляющим жертву в беспамятство, пустоту, в черную мглу забвения.

Эта тварь сейчас живет и находится на моем судне. Она может управлять теми, кого подчинила своей воле – воле тьмы и пустоты. В этой пустоте, где нет памяти и мыслей, ничего похожего на то, что я видел на земле, нет. В ней присутствуют и действуют силы и законы иного мира или измерения, недоступные нам – людям. Мы словно находимся в плоскости и не видим того, что происходит в том мире, откуда эта тварь внедрилась или проскользнула к нам. Она забрала у нас самое дорогое – память. Человечество, потеряв воспоминания, не будет иметь прошлого, без которого неминуемо обречено на вымирание. Эта тварь из мрака и темноты хочет похитить наши воспоминания, взамен подарив призрачный и нереальный, но приятный и желаемый сон в виде ярких, не отличаемых нашим сознанием от реальности, впечатлений и воображений. Пребывая в этом подаренном ею сне, мы оказываемся в пасти чудовища, поглощающего, словно хищник, нашу память и превращающего наше тело в безвластный предмет, а душу – в туман, исчезающий при легком дуновении этой невидимой для нас силы. Эта тварь из другого мира в тысячи раз опаснее любого хищника, обитаемого на Земле. Она убивает не тело, а сознание.

10 июня. Пишу, быть может, последние записи моего дневника для тех, кто найдет наш корабль. Эту тварь надо уничтожить. Я пытался потопить судно, но оно не дало мне этого сделать. Вся команда живых мертвецов стояла щитом из своих тел на моем пути. Я вновь заперся в каюте. Наверное, я никогда не покину ее. За дверью слышны шорохи ног. Члены команды своими безвольными телами загородили дверь. Мне пришел конец. Эти последние записи я делаю своей кровью, которую эта тварь не сможет подделать. Ведь, она может сгенерировать любой предмет, оставаясь при этом, незамеченной в виде сгустка тьмы или тени, которой она и является, пребывая в такой необычной и ужасающей форме.

Я человек и пишу, значит, мыслю, хотя последнее время я начинаю все больше задумываться над мыслями, вспоминая отдельные потерянные слова. Оно добирается и до меня. Перед ней нет преград в виде стен и перекрытий, оно может проникнуть куда угодно.

11 июня. Пишу, потому что эта тварь позволила мне это сделать. Теперь я понял: почему я последний из команды, до кого эта тварь еще не добралась. Она хочет, чтобы я написал о ней, описывая ее существование. Зачем она это делает? Почему я…

По ночам слышу за дверью чье-то ужасающее чавканье, гортанное клокотание, словно кто-то давится, тихое шарканье шагов, словно кто-то тянет за собой ноги или чье-то тело, неумолимые шорохи ужаса и безликие крики страха, периоды зловещей тишины пробуждали мой дрожащий мозг, бросая его в водоворот кошмара и безумия. Неведомый холод пронизывает мое утомленное и готовое сдаться тело, погружая его в мелкую дрожь, а сознание в трепетное и мучительное предчувствие безвыходности и неминуемого конца пути – в пустоту, во мрак чужого мира, поглощающего человека, словно тень, закрывающая предмет от белых и теплых лучей солнца.