Текст книги "Пассии"

– Всё имеет отношение к делу. А всё-таки, Вы когда-нибудь беседовали с психологом? – не унималась Лилия.

Николай стал вспоминать. Из его памяти выплыло большое, суровое и усатое лицо человека с пронзительными голубыми глазами, от взгляда которых Николаю и теперь сделалось не по себе. «Тебе определиться надо. И действовать. А то болтаешься как говно в проруби», – Николай вспомнил слова, исходившие от большого лица, но что конкретно эти слова означали, он сказать не мог.

– Ну, это было довольно давно… Кажется, он говорил, что мне нужно определиться, какие ценности – материальные или духовные – для меня более ценны. Или что-то в этом роде…

– Духовные ценности имеют значение для слабаков и неудачников. – Голос Лилии стал жёстким, тон – раздражённым. – Видите ли, Николай, мой молодой человек серьёзно занимается психологией и является экспертом в этой области. Он считает, что неудачники создают вокруг себя некую ауру, и пребывание в этой ауре крайне негативно сказывается… на мне. Поэтому я приняла решение прекратить работу с Вами.

Николай ничуть не расстроился. И хотя он не имел ни малейшего желания вступать в дискуссию с этой material girl, неожиданно выдал текст следующего содержания на неплохом церковно-славянском:

– Странно Бога вочеловечшася видяще, устранимся суетного мира и ум на Божественная возложим. Сего бо ради Бог на землю сниде, да нас на небеса возведет…11
  Из Акафиста Иисусу Сладчайшему.


[Закрыть]

После этих слов Николай поблагодарил ошарашенную Лилию за сотрудничество и вышел из машины.

Неприятности на этом не закончились. Поначалу пришла вроде бы добрая весть от людей, смотревших квартиру на Корнейчука, вернее, от их риэлторши. Они решили, что квартира им подходит, и хотели было внести аванс. Николай, естественно, тут же позвонил Алле. Та перезвонила через несколько часов и расстроенным голосом рассказала, что Эдуард, муж сестры её Эльвиры, отфутболил и Аллу, и пытавшуюся хлопотать за сестру Эльвиру. Он сказал, что в ближайшие месяцы не может быть и речи о том, чтобы поселить в их доме Аллу с Тимуром, поскольку он затеял перестройку, переделку и всё такое; может, к сентябрю, да и то… Где же им жить? Что-то снимать? А как долго? Нет, об этом не может быть и речи. Продажу придётся затормозить. Николай заверил её, что всё будет хорошо, хотя уже не был так уверен в этом.

 
                                        * * *
 

Расстроенный и опустошённый, Гарик принялся за поиски новой работы. Сперва он хотел найти что-то подобное тому, чем занимался в крепкой компании, из которой он был так глупо изгнан. Нет, не хотел. Просто решил, что так нужно сделать. Он сразу же получил парочку предложений. Однако предложенная работа была чисто технической, то есть тупой, и совершенно не соответствовала его недюжинным (по его мнению) умственным способностям. Гарик даже обиделся. Хотя как могли работодатели распознать в нём интеллектуала, если из его резюме следовало, что занимался он как раз рутинной работой? А то, что он на последнем месте работы в крепкой компании принимал активное участие в создании корпоративной информационной системы, видимо, мало кого впечатляло. Принимал, но до конца не довёл. В портфолио положить нечего. А в графе «Образование» хотя и стояло гордое – Московский Государственный Университет – но далее значилась загадочная и не особо востребованная специальность «океанолог».

Кстати, Гарик наведался и в океанографический институт, где он в 90-е тянул лямку научного сотрудника – писал программы на доисторических языках программирования, делал какие-то статистические расчёты. Он встретил там несколько старых знакомых, которые узнали его, изобразили сдержанную радость, но дали понять, что руководящие должности, естественно, уже заняты людьми достойнейшими, то есть ими, а в программистах-динозаврах они не нуждаются. При этом они милостиво кивали в знак приветствия пробегавшим мимо молодым ребятишкам-программистам, в которых у них, кажется, не было недостатка.

Тогда Гарик с некоторым сомнением взглянул на полученный у Сергея Светлого диплом психолога со специализацией «психология субличностей». У одного из старинных приятелей Гарика, с которым они некогда любили заниматься исследованиями воздействия растений силы на их сознание, сестра владела фирмой, оказывающей психологические услуги населению. Возникшая было надежда длилась недолго. Эта самая сестра и её приятельница, тоже великий психолог, заправлявшие в этой фирме, сразу указали Гарику его истинное место, сказав, что они в таких, как он, как в сору роются.

Оставался хлопотный и, как казалось Гарику, практически безнадёжный вариант раскрутить себя как частного консультанта-психолога. Он дал несколько объявлений в интернете, но это ожидаемо не принесло результата. Потом кто-то из знакомых по курсу Светлого таки подкинул Гарику клиентку – толстую, малосимпатичную и добродушную женщину за 30, безработную, без мужа и с двумя маленькими детьми, но не терявшую надежды достичь успеха в жизни.

Из предварительной беседы выяснилось, что у неё нет ни толковой специальности, ни мало-мальски значимого опыта работы, ни каких-то полезных в этом мире навыков. Однако не всё это, а именно неведомые психологические барьеры, по её глубокому убеждению, стояли на её пути к успеху и счастью. Гарик смотрел на неё и размышлял. Ни на чём не основанная вера в себя у неё, как будто, была. Но это, было, пожалуй, её единственным плюсом. А вот минусов хватало. Она совершенно не представляла себе, чем она хочет и может заниматься. В голове у неё теснились какие-то проекты, но это была сплошная маниловщина. Наконец, у неё начисто отсутствовало такое важное качество, как самодисциплина. Это было нетрудно понять и из беседы с ней, и из того, что в её квартире царил хаос – немытая посуда, разбросанные вещи, покрывающая всё пыль. Допустим, дети требовали ухода, создавали беспорядок. Но других занятий, кроме детей, у неё, вроде бы, не было, так что не только в этом было дело. Тем не менее, составив не слишком благоприятный портрет клиентки, Гарик решил попробовать поработать с ней. Согласно методике Сергея Светлого, нужно было, прежде всего, отыскать в ней качества и ресурсы, которые необходимы ей для заявленной цели, довольно туманно сформулированной как достижение успеха в жизни. Хотя бы слабый намёк на эти качества и ресурсы. А дальше уже дело психолога-коуча, в роли которого выступал Гарик – найти, вытащить на свет божий и помочь в короткий срок развить до невозможности, то есть до возможности легко применить их в жизни.

Пару раз в неделю Гарик приезжал в её квартиру на Соколе, где всегда было не убрано, и они честно потратили несколько встреч на поиск качеств и ресурсов. Но квартира так и оставалась неубранной, и Гарик откровенно указал ей на это, дав задание убраться, на правах коуча. Но, приехав к ней в очередной раз, застал ту же картину, дополненную початой бутылкой вина на кухонном столе. Они выпили, и она честно сказала ему, что не знает, чего хочет. Они слушали «Агату Кристи», танцевали. «Возьми сигарету, хлопни винца и песенку спой про сундук мертвеца», – разгорячённая вином и музыкой, она сбросила с себя футболку, и они долго и ожесточённо трахались, закрывшись от детей в спальне. Больше Гарик к ней не приезжал.

Следовало признать, что первый этап поисков новой работы окончился для Гарика полным фиаско. Тогда Гарик спросил себя, углубляя инициированное героем известного фильма психолого-социологическое исследование: «А в чём правда, брат?». Не составило большого труда понять, что правда заключалась в том, что Гарик, как и его незадачливая клиентка с несчастливым для него именем Лена, не знает, чего он хочет. И хотя Гарик уверял себя, что, несмотря на имевшие место жизненные потери и неудачи, он в порядке, на самом деле это было далеко не так. В нём произошёл незаметный, поскольку Гарик даже от себя умел хорошо скрывать свои чувства, но серьёзный надлом. Он больше не хотел магии, не хотел истины. Всё это его более не вдохновляло. Его вообще ничто не вдохновляло. Он хотел послать всё к чертям и на всё забить. И он, в конце концов, сделал это.

Гарик освободил себя от необходимости ломиться в закрытые двери и принялся без особого удовольствия ничего не делать. Однако это ничегонеделание открыло тяжёлым воспоминаниям дорогу в его пустую голову. Он лежал на кровати, как выброшенная на берег рыба. Он больше не трепыхался, но лучше бы уж трепыхался, чем без конца вспоминал то, что с ним произошло, и больше даже то, чего с ним так и не произошло, и, как видно, уже не произойдёт. Тогда он встал с кровати, выключил бормотавший что-то телевизор и отправился в расположенный рядом с домом круглосуточный магазин. Там он сразу проследовал в отдел, где продавался алкоголь, и уставился, как метко высказался, кажется, Довлатов, на «ряды мерцающих бутылок». Водки почему-то не хотелось, и он выбрал коньяк, который он не очень любил и не очень в нём разбирался, но, в конце концов, остановился на более-менее известной марке московского производства, и купил бутылку.

Под действием коньяка тяжёлые воспоминания скоро рассеялись, настроение резко улучшилось. Гарик философски заметил, что, вместо того, чтобы заниматься всякой не греющей душу ерундой, куда как лучше «просто жить». И он стал «просто жить». И затянулось это дней на десять, а может, на двенадцать, потому что Гарик скоро потерял счёт времени. Скоро Гарик опростился настолько, что жизнь его свелась к тому, чтобы время от времени ходить в магазин за коньяком и пепси-колой, которые он избрал в качестве источника влаги, питательных веществ и кратковременного поднятия настроения. Время суток, как и всё остальное, потеряло для него значение, потому что магазин работал всегда. Поддерживать такой образ жизни оказалось тяжёлой задачей, но и остановиться Гарик уже не мог. Периоды бессмысленного пьяного бодрствования становились всё короче, периоды тяжёлого и мутного, как осенняя хмарь за окном, сна – всё длиннее.

Однажды Гарик в очередной раз проснулся, проспав, как ему показалось, почти сутки. Он, конечно, мог ошибаться, но в прошлый раз было утро, и теперь за окном, не спеша, занималось бледное октябрьское утро. Все бутылки на кухонном столе и под ним были пусты. Гарику было очень плохо, чисто физически. Чугунная голова и тяжёлая ноющая боль в области сердца, расползавшаяся по всей груди, требовали принятия каких-то мер. Активизировавшийся за время долгого сна разум предлагал остановиться. Но терпеть всё это было нереально. И Гарик решил, что нужно выпить ещё рюмку-другую, а когда боль утихомирится, он поразмыслит над тем, как организовать выход из штопора. Продавщица круглосуточного магазина, женщина кавказской национальности, криво усмехнулась, увидев ставшего у них завсегдатаем позеленевшего Гарика, и молча положила в пластиковый пакет привычную пару разнокалиберных бутылок. Гарик трясущимися руками принял его и неверной походкой побрёл домой, благо недалеко. Тяжело дыша, он выложил покупки на стол и уселся на старую табуретку.

Первая рюмка пошла очень тяжело, вернее, не пошла совсем. Провалившись в Гарика, она гейзером устремилась наружу, но тот каким-то чудом успел добежать до туалета, где его вывернуло жидкостью коричневого цвета. Вторая рюмка повторила судьбу предшественницы. Но Гарик оказался упрям и «закинул невод» в третий раз, за что и был вознаграждён желанным облегчением. Боль ослабла, внутри на время воцарились мир и тишина. Он некоторое время наблюдал за тем, как за окном разгуливается в кои-то веки солнечный и тихий осенний день, неторопливо пропуская рюмку за рюмкой. Впрочем, скоро он устал и уснул.

Проснулся Гарик уже вечером. В комнате почему-то горел электрический свет, от которого становилось ещё более тревожно и тоскливо. «Воля и разум» – вспомнил Гарик песню из своего детства. Сейчас, увы, у него не было ни того, ни другого. Только боль. В бутылке оставалось грамм триста коньяку. На сей раз коричневая вонючая жидкость без особого сопротивления проникла в Гарика. Он очень скоро снова захотел спать. Гарик выключил свет, и в комнате стало тихо и темно. Только стоявший на его письменном столе будильник безучастно отсчитывал время. Да Богородица со старой бабушкиной иконы с сожалением смотрела, как Гарик обессиленно повалился на кровать и тут же забылся тяжёлым сном. Он не слышал и не чувствовал, как наступила полная тишина. Остановился даже будильник. Гарик не проснулся ни утром, ни следующим вечером. Его время остановилось навсегда.

 
                                        * * *
 

Лето выдалось аномально жарким. В Подмосковье горели леса. Вдобавок сосед Николая сверху, паренёк-студент, видимо, пользуясь отсутствием родителей, каждую ночь, когда спадала жара, устраивал дикие оргии, сопровождавшиеся криками, хохотом, музыкой и чёрт знает чем ещё. Николай стоически сносил всё это, и поутру садился за работу. Но большинство нормальных людей не хотели ничего продавать и ничего покупать. Кто смог – уехал прочь из Москвы. Кто не смог – затих в оцепенении.

Но неутомимый Николай не сдавался и был вознаграждён. Двушку на улице Фомичёвой захотели посмотреть, и уже это было удивительно. Ближе к вечеру, когда жара и не думала спадать, Николай нашёл во дворах между «Сходненской» и «Планерной» нужную ему девятиэтажку, у подъезда которой его поджидала грузная женщина, страдальчески обмахивавшая себя газетой. Они поднялись в лифте наверх. В квартире, самой обыкновенной, их встретили двое мужчин. Один из них, обыкновенный, был владельцем квартиры и всё время молчал. Другой, в белой рубашке, с приветливой и немного снисходительной улыбкой показывал квартиру, хотя показывать там было особо нечего. Обращаясь больше к Николаю, он сказал, что квартира досталась Виктору (так звали собственника) по наследству и продаётся совершенно свободно.

– Так что, bienvenue, – ослепительно улыбаясь, произнёс он и предупредительно пододвинул грузной даме не слишком надёжный стул, на который она тотчас обессиленно рухнула, грозя сломать его, но всё обошлось.

– Всё. Беру, – устало и решительно сказала она, с силой ударив рукой по столу, который тоже выдержал её атаку. – Где подписать?

Мужчины сдержанно переглянулись, и тип в белой рубашке, не переставая улыбаться, произнёс:

– Мадам, мы всё подпишем. Но нам нужно несколько дней на подготовку. Как только необходимые формальности будут улажены…

– … я Вам немедленно позвоню, – Николай подхватил тон разговора и тоже стал, по мере сил, улыбаться, хотя, наверное, не так очаровательно, как белорубашечник.

С почестями проводив даму, а затем распрощавшись с молчаливым Виктором, Николай и Жан-Пьер – именно так представился обходительный тип – вышли на улицу.

– Что ж, Николя, всё складывается как нельзя лучше, – довольно проговорил Жан-Пьер, доставая из пачки облегчённый «Галуаз» и угощая Николая. – Так что, не грустите, mon cher. Что Вы, право?

Николай, который от жары и постоянного недосыпа чувствовал себя неважно, пожаловался Жан-Пьеру на подлеца-соседа.

– Понимаю Вас, Николя. Раньше я тоже любил этот спорт. Но, в отличие от Вашего молодого глупыша, предпочитал одинокие запои. Знаете, день на третий-четвёртый я мог пить только дешёвый виски, заедая его солёными зелёными помидорами. Но со временем я оставил это, отдав предпочтение искусству.

– Какому искусству? – спросил Николя, у которого рассказ Жан-Пьера вызвал непонятную тревогу и даже стыд.

– Искусству жить. Ведь к жизни можно относиться как к искусству, даже не будучи при этом поэтом или художником. Не так ли?

– Не могу не согласиться.

– Наша с Вами комиссия составит двести тысяч рублей. Поделим их пополам. Это станет нам неплохой поддержкой. N’est-ce pas? – и Жан-Пьер рассмеялся легко и радостно.

Николаю понравился этот Жан-Пьер. В нём было что-то, чего не хватало самому Николаю – какая-то лёгкость, беззаботность, и это несмотря на то, что ему было уже за сорок, и он, похоже, многое повидал в жизни.

Николай по привычке пригласил участвовать в сделке Жору. Но Жора безвылазно сидел на даче и, уподобившись бегемоту, спасался от испепеляющей жары в прохладных водах пруда. Ехать в Москву на сделку Жора отказался наотрез. Впрочем, его присутствие на простой сделке и не требовалось. Николай с Жан-Пьером расстались, довольные друг другом и тем, как всё прошло. Убирая 100 тысяч рублей в ящик письменного стола, Николай решил, что и впредь будет работать один. Скоро прекратились и пьянки наверху.

 
                                         * * *
 

В августе жара стала стихать. В конце месяца позвонила Алла с предложением вновь заняться продажей их квартиры на Корнейчука. Немного виновато она заверила Николая, что теперь с Эдуардом достигнута договорённость, и задний ход в самый неподходящий момент он более не даст.

Реанимированная к продаже квартира вновь вызвала интерес у покупателей. Было несколько звонков и даже пара просмотров, но до поры всё без результата. Но результат пришёл, и вид он имел довольно живописный. Семейную пару в составе хрупкой и грустной грузинской девушки Ламары и унылого очкарика Вадика органично дополняла крупная грузинская женщина-риэлтор по имени Любовь. Ламара осторожно и внимательно осматривала квартиру, то и дело тихо интересуясь у Аллы особенностями квартиры и окрестной жизни. Вадик внешне очень напоминал безумного учёного из фильма «Иван Васильевич меняет профессию» в исполнении актёра Демьяненко, но, в отличие от него, был, кажется, начисто лишён доброты и энтузиазма. Квартира, как и весь остальной мир, его, похоже, совсем не интересовала. Мир, видимо, отвечал ему тем же. Увидев и узнав всё, что было нужно, Ламара что-то коротко обсудила с Любовью по-грузински, и последняя, коснувшись руки Николая и отведя его чуть в сторонку, сказала ему с приятным грузинским акцентом:

– Николай, я перезвоню Вам в самое ближайшее время.

Её слова и телодвижения сопровождались более чем выразительным взглядом тёмных глаз.

По всему было видно, что квартира им понравилась, и Алла с Николаем решили обсудить ситуацию за чашкой кофе.

– А если они решатся на покупку, что нам тогда делать? – обеспокоенно спросила Алла.

– Ничего особенного. Собрать недостающие документы, если таковые есть, – спокойно сказал Николай. – У них ипотека, как сказала мне Любовь, и у каждого банка свои требования, но это не должно стать проблемой. Нужно, чтобы были оплачены все счета. И чтобы все были выписаны к определённому времени.

Алла понимающе кивнула и вдруг спросила:

– Скажите, Николай, а выгодно ли работать риэлтором?

– Не очень. Мне рубля не накопила вся моя беготня. А почему Вы спрашиваете? – спросил в ответ Николай, отхлебнув хорошего колумбийского.

– Я нормально зарабатываю. Но хочется же большего, – ответила Алла, и лицо её приняло привычное озабоченно-страдальческое выражение.

– Кому-то удаётся поднять денег, – принялся рассуждать Николай. – Помню, когда я только выбирал агентство, где буду работать, на собеседовании в одном небольшом агентстве их директор, паренёк откуда-то из Мухосранска, сказал, что ему за год или два удалось накопить на квартиру в Москве.

– А почему же Вы не стали там работать? – наивно спросила Алла, в тёмных глазках которой вспыхнул огонёк заинтересованности.

– Я ему не очень-то поверил. Кроме того, их агентство располагалось на улице Подбельского, а это далеко. И потом, деньги – не главное в жизни, – уклончиво ответил Николай.

– А что же главное? – Алла посмотрела на Николая так, словно не могла понять, шутит он, или идиот.

– В чём сила, брат? – в шутку процитировал популярный кинофильм Николай. – Оказалось, мне просто нравится встречать новых интересных людей. Вас, например. И, наконец, меня не оставляет надежда когда-нибудь взять сразу всё.

Алла посмотрела на Николая с беспокойством и уважением и на всякий случай сказала:

– Понятно.

Интерес покупателей оказался не праздным. На сделку удалось выйти относительно легко и быстро, без лишних вопросов и проблем. Разве что дотошный Эдуард устроил Николаю телефонный допрос, кто он, мол, вообще такой, да как будет проходить сделка, да как они получат свои деньги, и какие у них гарантии и т. д. и т. п. Но когда Николай со знанием дела посвятил его в технические детали грядущего, они оба поуспокоились.

Сделка проходила в здании известного своими ипотечными проектами банка в самом центре Москвы, рядом со старым зданием Университета. Алла не преувеличивала – её сёстры оказались настолько красивы, что Николай в первый момент зажмурился и прикрыл глаза рукою. Алла на их фоне выглядела немного бледно, к тому же, она явно нервничала больше всех остальных.

А вот Эдуард был спокоен – высокий, подтянутый, с тёмными вьющимися волосами – он выглядел моложе своих сорока с лишним лет и излучал благополучие и уверенность в себе. Николаю даже показалось, будто что-то знакомое промелькнуло в его смеющихся карих глазах. Зато Эдуард сразу узнал Николая и с широкой улыбкой протянул ему руку:

– Гарик, здорово!

Николай жал протянутую ему руку и не выпускал её, всматриваясь в лицо Эдуарда и пытаясь вспомнить.

– Ван Хален?! – радостно воскликнул Николай, вспомнив наконец одного из некогда многочисленных своих приятелей, беззаботно проводивших время в его общаге.

– Неужели я так сильно изменился? – с шутливой обидой в голосе спросил Эдуард.

– Да нет, это, скорее, я сильно изменился, – правдиво пошутил в ответ Николай.

– А почему Ван Хален? – подключилась к разговору жена Эдуарда Эльвира.

– Потому что Эдди! – рассмеялся Эдуард. – А Николаю мы на день рождения подарили книжку Гарри Гаррисона. А он прочитал и сказал, что книжка – фигня, а псевдоним – что надо. А нам что? Мы и стали Колю Гарри Гаррисоном звать. Или для краткости просто Гариком…

После лирического отступления все приступили к подписанию договоров, написанию расписок и прочему.

Улучив паузу в мерном течении сделки, Алла вызвала Николая на перекур. Они вышли на Моховую улицу, и она, стесняясь, заговорила:

– Николай… я тут подумала… я ведь помогала Вам… я именно Вам позвонила в августе, а не кому-нибудь… правда же? Мы с Тимуром на всём экономим… А Вы давеча сказали, что для Вас деньги – не главное. Короче говоря, не могли бы Вы половину Вашей комиссии отдать мне?

– Ловко Вы всё повернули, – задумчиво проговорил Николай, пуская дым в направлении Александровского сада. – Но половина – это чересчур, мой скромный друг Алла. 20 тысяч – и то только благодаря Вашей… благодаря Вашим… В общем, давайте и вашим, и нашим.

Алла, до последнего не верившая, что Николай действительно окажется идиотом, моментально согласилась.

– Встретимся здесь через две недели, я Вам и отдам, – сказал Николай невозмутимо, но чувствуя, что у него стремительно портится настроение, причём не столько от того, что ему жалко денег, сколько от чего-то ещё.

– Здесь неудобно. Придут сёстры и могут увидеть. Давайте потом. Тимур подъедет, куда Вы скажете, – быстро заговорила Алла, которая на всякий случай всё заранее продумала.

– Делайте, как знаете, – сухо сказал Николай и, выбросив окурок, вернулся в банк.

Николай с сёстрами встретился в банке через две недели, передал им зарегистрированные договора купли-продажи, забрал свои кровно заработанные 100 тысяч и ушёл.

– Николай, Вы не передумали? – перезвонила ему Алла через час.

А ещё через час Николай уже передавал Тимуру в центре станции метро «Театральная» конверт с 20 тысячами рублей. Тимур так обрадовался, что впервые за всё время заговорил:

– Вот спасибо, брат. Будешь в наших краях – обязательно заходи.

Герой культового кинофильма «Брат» ответил бы что-то вроде: «Не брат ты мне». Но Николай героем не был и, натянуто улыбнувшись, сказал:

– Непременно.

Вернувшись домой, Николай вспомнил про Марину с Воронежской и мужа её Олега. Ему давно следовало бы позвонить им, но как-то вылетело из головы, а теперь вдруг влетело. Дождавшись вечера, он набрал номер Марины. Та очень обрадовалась ему и затараторила:

– А Вы совсем забыли про нас, Николай. А мы с Олегом про Вас часто вспоминаем. Вот что я Вам скажу: скоро Покров, так что милости просим к нам в гости. Отказа не примем.

Николай и не думал отказываться, и в ближайший после Покрова выходной пожаловал к ним в Котельники. Марина с Олегом встретили его вдвоём.

– Настька гуляет. А Арменчик-то её съехал от нас. Видать, не того он ожидал. Да и Бог с ним. Не о чем печалиться, – смеясь, объяснила Марина. – Так-то у нас всё хорошо. Олег устроился рабочим в храм Казанской иконы. И от дома недалеко, и при Ней, а это большое дело. Правда, Олег?

Олег кивнул. Он был немногословен и строг, но лицо его ещё более изменилось со времени их последней встречи. Оно стало словно бы монашеским. И, вместе с тем, чувствовалось, что прошлое довлеет над Олегом, печалит его. Николай подумал, что это раскаяние, и ещё он подумал, что именно так и должно быть, если раскаяние искренно. А откуда он знал всё это – он не знал.

– А Вы как поживаете, Николай? – негромко спросил Олег.

– Да ничего. Работаю с Божьей помощью, – спокойно ответил Николай.

Чем далее они говорили, тем более Николай замечал, что их простая неторопливая беседа за чаем, совершенно лишённая острот и каких-то интеллектуальных изысков, обладала каким-то иным качеством, которое объединяло их друг с другом и с чем-то ещё, большим, чем они. Николай рассказал им, как побывал в храме Иверской иконы на Большой Ордынке. Они слушали с вниманием и неподдельным интересом. Потом разговорился и Олег – он рассказал о своей работе, о храме, где он трудился, о новой хорошей жизни, о которой не так давно не мог и помыслить. Уезжая, Николай обещал, что будет приезжать.