Текст книги "Пассии"

Глава 9

Николай любил северо-запад Москвы, и пара лёгких сделок в этом районе заронили в него смелую мысль, что и северо-запад Москвы тоже любит его. Поэтому он с готовностью взялся за продажу однокомнатной квартиры на улице Туристской, якобы с хорошим ремонтом и всего за 5 миллионов 300 тысяч рублей.

Квартира сразу вызвала интерес у покупателей, и, идя на первый показ от метро «Сходненская» по бульвару Яна Райниса, Николай был полон сдержанного оптимизма. Он шёл и чуть заметно улыбался собаководам, алкоголикам и молодым парочкам, необъяснимо уверенный в скором триумфе. Если бы он знал, бедняга, сколько раз ему предстоит проделывать этот недалёкий путь от метро до 12-этажной одноподъездной башни 1980-х годов постройки на Туристской улице.

Квартира действительно была интересной и нестандартной. Чудеса начинались на лестничной клетке, где свет зажигался сам собой, благодаря датчикам на движение. Это техническое достижение было людям ещё в новинку, и покупатели сразу оживлялись, хихикали и толкали друг друга локтем в бок. Заявленный продавцом хороший ремонт действительно имел место, но ограничивался кухней и совмещённым санузлом. На большой девятиметровой кухне (и это при общей площади квартиры в 33 квадратных метра), облицованной дорогой плиткой, красовалась новая электрическая плита Gorenje. Но всю эту красоту затмевали тёплые керамические полы, которые поразили Николая до глубины души. Санузел, блиставший дорогой сантехникой и дорогой керамической, но уже другой, плиткой, также был прекрасен. А вот в комнате с нишей, где стоял большой, но отнюдь не новый диван, а вдоль стены помещалась пресловутая «стенка», ремонта не было давно. Паркет не выдерживал никакой критики и требовал срочной замены. Донельзя загаженный голубями балкон никогда не знал остекления и выходил на крышу супермаркета эконом-класса. Это было не так уж и страшно, учитывая, что квартира располагалась на 4-м этаже, но и не очень хорошо. Крошечная прихожая тоже никому не добавляла настроения. Мощные кухня и санузел в сочетании с невысокой, в общем-то, ценой, отчасти извиняли хозяина, который объяснял ситуацию тем, что, начав здесь обустраиваться с молодой женой и маленьким ребёнком, они вдруг поняли, что жить здесь не хотят, и купили двушку в совершенно другом районе, где теперь и живут. А эту квартиру, подаренную хозяину мамой, которая, кстати, жила в соседнем доме, они теперь, стало быть, продают. Покупатели понимающе кивали, но квартиру покупать почему-то не хотели.

Эта повторяющаяся раз за разом история, в конце концов, стала сильно раздражать хозяина, который, как и его квартира, был интересным и нестандартным. На показы он обычно опаздывал, причём, как правило, безбожно, то есть минут на 40—50. Громогласно чертыхаясь и проклиная пробки, он вылезал из своего чёрного «лэндровера», небрежно приветствовал Николая и покупателей и огромными шагами направлялся к подъезду, а те поспешали за ним. Ростом он был не менее двух метров, но подтянут, хотя и несколько сутулился. Наконец, сей молодой муж и отец был уже далеко не молод и седовлас, хотя и не то чтобы очень стар, навскидку ему можно было дать лет пятьдесят. С Николаем у них постепенно установилось нечто вроде взаимной симпатии, насколько это возможно для двух социопатов со стажем. Хозяин стал подвозить Николая к метро, кое-что рассказывал о себе.

– Я в баскетбол играл. Профессионально, за московское «Динамо». Виталий Лазарев – слышал про такого?

– Нет, – с сожалением отвечал Николай, считавший себя знатоком спорта, хотя баскетбол, в отличие от футбола и хоккея, не был его коньком. – А сейчас чем занимаешься?

– Проектами в финансовой сфере, – уклончиво ответил Виталий.

Наконец, «задолбавшись гонять сюда через день», Виталий без всякой торжественности вручил Николаю ключи от своей квартиры, дабы тот сам показывал её, наказав ему беречь плиту и не включать тёплые полы всем подряд. Это, конечно, упростило показы, но результата не принесло. Безнадёга продолжалась уже месяца два, а то и больше.

Уже без всякого оптимизма Николай шёл по бульвару Яна Райниса, шелестя пожелтевшими листьями. У подъезда его ожидала миловидная девушка Лиза. Николай показал ей квартиру, заученно описал плюсы и объяснил минусы. И Лиза молча ушла, как десятки бывших здесь до неё. А через день перезвонила и изъявила желание посмотреть квартиру ещё раз, но уже с папой. Папа посмотрел и выдал вердикт: «Нормальная квартира за эти деньги». Лиза послушно кивнула, и на следующий день Николаю позвонила её риэлтор с предложением встретиться на предмет ознакомления с документами и внесения аванса, предупредив при этом, что у Лизы ипотека.

Николай позвонил Виталию, рассчитывая обрадовать его. Но тот не слишком обрадовался и, помедлив, сказал, что документов на квартиру у него сейчас нет.

– А где же они? – поинтересовался Николай.

– Дело в том, что продажей моей квартиры какое-то время занималось одно агентство. Безуспешно, но документы остались у них, – нехотя объяснил Виталий.

– Так надо забрать их, Виталий, – мягко, но настойчиво сказал Николай.

– А это срочно?

– Более чем. Если хочешь, я съезжу с тобой, – предложил Николай, желая как-то растормошить Виталия, который, похоже, не осознавал важности происходящего.

И они договорились встретиться на следующий день в 11 часов возле метро «Проспект Вернадского», где располагался один из офисов крупного агентства недвижимости. Документы, к счастью, никуда не пропали, но за их возврат агентство, не моргнув глазом, потребовало у Виталия 5 тысяч рублей. Виталий не стал мелочиться и дал денег, хотя и выругался при этом сквозь зубы.

Сев в машину, Николай, которого начали терзать смутные сомнения, спросил:

– Слушай, Виталий, а у тебя с квартирой вообще всё в порядке?

– Вообще, не совсем.

– Давай рассказывай. Что я из тебя всё клещами тяну?

Закурив, Виталий поведал следующее:

– Чтобы квартиру купить, я кредит взял. Под залог этой квартиры, которая на Туристской. В небольшом банке, «Закрытие» называется…

– Чудесное название…

– …Купить купил, а с деньгами стало не очень. Я несколько раз задержал выплаты. И этот ёбаный банк насчитал мне такие проценты, что я их послал куда подальше. А эти пидарасы обозлились. Короче, приехали судебные приставы и квартиру арестовали…

– Значит, теперь твоя квартира с обременением в виде залога и под арестом. А мы с тобой её продаём как чистую и прекрасную, и три месяца не можем продать…

– А ты покупателям не говори ничего этого.

– Ты думаешь, они дураки совсем? Они узнают всё равно. Тем более, у них ипотека…

– То есть ты хочешь сказать, что продать мою квартиру нельзя?

– Думаю, что можно. Но сложно… А давно случился весь этот кошмар с арестом квартиры?

– Прошлым летом, больше года назад.

– А с банком ты после этого не общался?

– Нет.

– Надо бы поговорить с ними.

– Я не стану. Ну их на хуй.

– А я стану. Ты знаешь, где они находятся?

– Где-то в таганских тупиках. Надо посмотреть в документах.

– Посмотри. И давай съездим туда в ближайшее время.

 
                                        * * *
 

Виталий не стал упираться, и через пару дней они встретились на Таганке. С Виталием зачем-то приехала его жена Марина – милая молодая женщина лет на двадцать моложе мужа. То ли она так сильно переживала за успех предприятия, что не могла усидеть дома, то ли рассчитывала очаровать банкиров и смягчить их, то ли просто решила размяться. Не без труда отыскав в одном из тупиков нужный адрес, они обнаружили только железную дверь без вывесок, но с приклеенным к ней скотчем объявлением, напечатанном на листе формата A4, которое гласило: «Банк „Закрытие“ закрыт навсегда».

Интернет не прояснил ситуацию со злосчастным банком. Вся имеющаяся там информация относилась ко времени, когда банк ещё функционировал. Что с ним произошло, и куда он подевался – непонятно. Указанные телефоны не отвечали. Можно было, конечно, умыть руки, пожелать Виталию удачи и сосредоточиться на более реальных квартирах. Но Николая охватил непонятный азарт, и он не хотел сдаваться. «Интересно, а как поживает таинственный госслужащий Валера Васин», – подумал он.

– Я поживаю прекрасно. А вот у тебя, видать, проблемы, раз звонишь мне, – бодро отрапортовал проницательный Валера.

– Да, у одного моего клиента проблемы с каким-то мутным банком «Закрытие». – Николай кратко изложил историю злоключений Виталия, в которую теперь ввязался и он. – И вот теперь непонятно, где искать концы и как снимать с квартиры обременение и арест.

– И где ты, Люша, таких клиентов берёшь. Ладно, жди меня, и я вернусь. Только очень жди, – Валера захохотал и повесил трубку.

Перезвонил он через три дня.

– Есть кое-какая информация для тебя, – самодовольно сказал он. – Но, несмотря на свою страшную доброту, я не могу выдать тебе её просто так. К тому же, у меня есть странная особенность – я люблю поесть и выпить на халяву. Поэтому предлагаю встретиться сегодня в кафе «Экус». Там вкусно готовят, и вообще…

Выбранное Валерой место представляло собой аутентичное, демократичное и во всех отношениях симпатичное латиноамериканское кафе на углу Сретенки и Большого Сухаревского переулка. Весь персонал составляли выходцы из Латинской Америки, и кухня, как несложно догадаться, тоже была исключительно латиноамериканской.

– Сеньор Валера! Как дела? Давно не был у нас! – бородатый латинос тепло приветствовал Валеру, который был, похоже, завсегдатаем этого места.

– Здорово, Фидель. Но пасаран! Знакомься, это мой друг, старый коммунист товарищ Люша, – и Валера хлопнул Николая ладонью по спине между лопаток так, что у того чуть искры из глаз не посыпались.

– Но пасаран, товарищ Лиуша! – бородатый латинос, действительно чем-то напоминавший Фиделя Кастро, широко улыбаясь, поднял сжатую в кулак правую руку в традиционном приветствии кубинских коммунистов.

– Так, Фидель, сделай нам севиче, да побольше… Потом, пирожков этих ваших замечательных…

– Эмпанадас!

– Да, эмпанадас, тоже побольше… Да не скупись, товарищ Люша платит. Сока из гуайявы… Ну и бутылочку золотой текилы.

– Bien! Хорошо! – заулыбался Фидель и, обратившись к подсобке, прокричал:

– Maria, ven aqui!

Они уселись за столик, и, выпив тотчас принесённую текилу – по классике, с солью и лимоном – Валера приступил к изложению добытой им информации:

– Банк твой, действительно, странный. Даже мне немногое удалось узнать. Короче, лицензию у них отобрали – это главное. Но ты не печалься. Погасить кредит твоего кренделя можно через Агентство по страхованию вкладов. Они сидят в Южном порту. Там тётка одна есть, Надежда Иннокентьевна, суровая, но справедливая, я её знаю немного, вот визитка… Не поленись, съезди к ней. Она подымет кой-какие бумаги и расскажет тебе, что к чему. Но все механизмы погашения кредита и снятия ареста ты будешь сам обговаривать с ней. Чтобы всё было на законных основаниях. Тут я тебе не помощник. Я свою миссию выполнил.

– Ясно. Спасибо, Валера, – сказал Николай, убирая визитку во внутренний карман пиджака.

Улыбчивая смуглая девушка принесла им два блюда – с пирожками эмпанадас с тунцом и с севиче, представлявшим собой сырую маринованную рыбу со стеблями юкки и с рисом – сказала «Bueno provecho» и ушла. Валера с удовольствием выпил и накинулся на пирожки.

– Пирожки у них тут, конечно… Родину за них можно продать, – проурчал он, и, поняв, что сказал не то, побагровел, сделал страшное лицо, застыл на некоторое время, потом огляделся и, убедившись, что никто, кроме Николая, его не услышал, расслабился и продолжил беседу. – Я вижу, Люша, ты прямо-таки с головой погрузился во всю эту канитель с недвижимостью. Тебе всё это реально нравится, что ли?

– Да как тебе сказать… Пожалуй, что и нравится.

– Денег много поднимаешь?

– Не то чтобы много, но хватает. И потом – не хлебом единым…

– Золотые слова. Пускай и не твои. Однако… – Валера налил им ещё текилы, поднял вверх рюмку и с насмешливой торжественностью произнёс тост. – А коль не хлеб, что греет твою душу, мой старый добрый бескорыстный Люша?

– Ты знаешь, интересно наблюдать за процессом продажи квартиры. Наблюдать и участвовать. Люди переживают, боятся, злятся… Все эти пассии очень любопытны…

– Эти… что?!

– Пассии.

– Ну и словечко, Люша… Но, погоди. Пассии – это типа предмет воздыханий. Или я что-то не так понимаю?

– Так. Но это лишь одно из значений. Вообще, в переводе с латыни, пассия – это страдания. Так в православии называются особые богослужения в период Поста, посвящённые крестным страданиям Христа. Но я настаиваю, – голос Николая стал твёрдым, глаза загорелись, – что пассиями можно и должно называть любые страдания любого человека.

– Зачем? – растерянно спросил Валера, который совершенно не понимал, к чему клонит Николай.

– Чтобы сопоставлять их с пассиями Христа. И это сопоставление, как ничто, демонстрирует их полнейшую бессмысленность.

– А что, пассии Христа имеют смысл? – Валера начал понимать Николая, но не торопился соглашаться с ним.

– Абсолютный. Сам Христос есть истина и смысл.

Валера помолчал, задумчиво жуя очередной эмпанадос.

– Так что ж теперь? Ни о чём не беспокоиться? Не злиться ни на кого? У людей так не бывает. Они же не святые…

– Да знаю, что не бывает. И вижу это чуть не каждый день. Однако, Он говорил: «Будьте святы, потому что я свят».

– Ты – идеалист, Люша. – Валера вновь задумался и даже прикрыл глаза, и Николай подумал было, что Валеру разморило от текилы и пирожков эмпанадас, но тут Валера открыл глаза и внимательно посмотрел на Николая. – Однако имей в виду, что вот эта вот сделка – последняя для тебя.

– Откуда ты знаешь? – теперь Николаю пришла очередь ничего не понимать.

– Это инсайдерская информация, – жёстко и авторитетно заявил Валера, по привычке нагоняя туману, но, заметив недоверчивое выражение на лице Николая, смягчился. – Я тут ни при чём. Я тебе добра желаю. Просто… так есть, – Валера поводил пирожком по воздуху, пытаясь найти нужные слова, и, в конце концов, отправил его к себе в рот.

Товарищи погрустнели, закурили и некоторое время сидели молча, обдумывая странную новость.

– А что ты, кстати, делать будешь, когда поймёшь, что в недвижимости ловить больше нечего? – наконец прервал молчание Валера.

– Ну… не знаю… – задумчиво проговорил Николай. – Буду… тамадой.

– Тамадой? – рука с пирожком остановилась на полпути к открытому рту Валеры, лицо его побагровело, и Валера захохотал, закричал, заурчал, завизжал.

Испуганные латиносы прибежали на эти чудовищные звуки, но несколько успокоились, увидев, что сеньор Валера просто необычайно развеселился от чего-то.

– Фидель, как будет по-испански «Я люблю тебя, мой прекрасный друг»?

– Te amo, mi hermoso amigo! – заулыбался Фидель.

– Te amo, mi hermoso amigo! – заорал Валера и разлил текилу. – Люша! За тебя! Срочно!

Немного успокоившись, Валера спросил:

– Значит, будешь вести свадьбы?

– Да, свадьбы, – серьёзно ответил Николай, немного обескураженный эксцентричным поведением товарища. – Между Небом и Землёй.

– Продолжаем разговор, – на сей раз Валера отреагировал спокойно и налил им ещё текилы. – И как же ты будешь такие свадьбы вести? Тосты говорить будешь? «Горько!» кричать?

– Горько? До этого лучше не доводить, – спокойно ответил Николай. – «Как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого: ибо как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж до того дня, как вошел Ной в ковчег, и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех, – так будет и в пришествие Сына Человеческого»22
  Мф. 24, 37—39


[Закрыть].

 
                                        * * *
 

На следующий день Николай отправился в Агентство по страхованию вкладов. Надежда Иннокентьевна оказалась худощавой женщиной средних лет с каменным лицом, которое могло бы быть красивым, если придать ему немного живости, голубыми глазами и волосами пшеничного цвета. Она усадила Николая в большой пустой комнате, похожей на переговорную, и ушла, попросив подождать её некоторое время. Вернулась она с бумагами, видимо, имевшими отношение к кредиту Виталия, и сообщила следующее:

– Итак, долг Лазарева Виталия по кредиту, взятому им в банке «Закрытие», с учётом всевозможных процентов, на сегодняшний день составляет 204 487 долларов США.

– Сколько? – с ужасом спросил Николай, грубо помножив это число на 30 и поняв, что продажей квартиры долг не покрыть.

– Однако, учитывая, что банка «Закрытие» более не существует, а также то, что в наших интересах закрыть этот вопрос, мы готовы пойти на некоторый пересмотр суммы долга по кредиту.

– Больше пяти миллионов рублей нам за эту квартиру не выручить.

– Допустим. Меня больше интересует, как вы зарегистрируете продажу данной квартиры, потому что пока мы не получим деньги, мы долг Лазареву не закроем.

– Это решаемо, – сказал Николай, уже думавший об этом и намеревавшийся сыграть на двухнедельном временном лаге между сделкой и её регистрацией. – Но сейчас, пока ещё нет реального покупателя, рановато обсуждать детали.

– В таком случае, приходите, когда у вас появится покупатель. Если он у вас появится, – впервые за всё время разговора Надежда Иннокентьевна слегка улыбнулась.

Николай понимал и отчасти разделял иронию по поводу возможности продажи квартиры, но не терял надежды. По согласованию с Виталием, он скинул цену до 5 миллионов, без торга, крупными буквами написал в объявлении, что квартира находится под залогом у банка и стал ждать. Звонков по квартире стало меньше, просмотров – тем более. Квартиру всё же иногда смотрели и, пожав плечами, уходили. Так продолжалось до декабря.

Тогда и появилась решительно настроенная девушка Маша. Вернее, решительно настроена была не столько она, сколько её родители и их несколько болезненного вида риэлтор с вульгарным именем Анжела. Всеобщая решимость объяснялась тем, что они нашли покупателя на свою двушку где-то в этом же районе и теперь должны были в очень сжатые сроки найти Маше однокомнатную квартиру поблизости. Квартира Виталия их устраивала, хотя предложенная Николаем схема снятия обременения казалась авантюрной и ненадёжной. Но они решили рискнуть.

Надежда Иннокентьевна удивилась, увидев вернувшегося Николая, но виду не подала. Николай изложил ей свой план, который заключался в следующем. Полученные Виталием по договору купли-продажи деньги сразу же передаются Агентству, которое пишет расписку в получении денег и тут же снимает с квартиры обременение. Но деньги до регистрации лежат в банковской ячейке, как это и принято. Николай же тем временем мчится со справкой от агентства к судебным приставам в Митино, и те снимают с квартиры арест. Николай со справкой от приставов мчится в регистрационную палату, и те, удостоверившись, что квартира теперь чиста и прекрасна, регистрируют сделку и право собственности. План был логичным, и Надежда Иннокентьевна согласилась, заметив, правда, что в таких сделках их агентство ещё не участвовало.

– Всё бывает впервые, – Николай сказал банальность, но теперь было не до изысков. – Однако вернёмся к вопросу о пересмотре суммы долга.

– Мы с руководством обсудили этот вопрос и пришли к решению о возможности снизить сумму долга по кредиту до суммы, эквивалентной 5 миллионам рублей. Что составляет… – и Надежда Иннокентьевна назвала не круглую цифру в долларах.

– А как же моя комиссия? – слабым голосом спросил Николай. – А нельзя ли ещё немного снизить сумму долга, чтобы она стала эквивалентной 4 миллионам 900 тысячам рублей.

– Послушайте! У нас серьёзная организация. Вы сказали, что продаёте квартиру за 5 миллионов. И я, чтобы не тратить потом время на обсуждения и утверждения, согласовала с руководством эту сумму. Пошла Вам навстречу, так сказать, – Надежда Иннокентьевна разгорячилась и как-то даже похорошела.

– Но моя комиссия…

– Мне нет дела до Вашей комиссии! Я Вам не Снегурочка… не Золушка… Опять мимо… Не Дюймовочка…

– Красная Шапочка? – подсказал Николай, не совсем понимая, к чему она клонит.

– Золотая рыбка! Я Вам не золотая рыбка! – воскликнула Надежда Иннокентьевна и, откинувшись на спинку стула, облегчённо рассмеялась.

– Будь по-Вашему, – согласился Николай и тоже рассмеялся, осознав идиотскую комичность ситуации.

Однако, придя домой, Николай крепко задумался. Перспектива остаться без комиссии от продажи квартиры, в которую он вложил столько сил, казалась ему безрадостной и несправедливой. Не слишком рассчитывая на успех, он позвонил Виталию, объяснил ситуацию и спросил, готов ли тот оплатить ему комиссию из собственных средств.

– Видишь ли, Николай, у меня есть правило – деньги у семьи не брать. Честно говоря, я рассчитывал, что с продажи что-нибудь останется. Хотя бы обмыть, как говорится. А ты у меня ещё и денег просишь. Это ни в какие ворота не лезет… – и Виталий обиженно повесил трубку.

Хотя Николаю и показалась несколько странной фраза «деньги у семьи не брать» – как будто не для блага его, Виталия, семьи всё это делалось, не он ли жаловался Николаю, что в связи с наложенным на имущество арестом он не смог вывезти свою дражайшую Марину на Новый год в Финляндию – но общий смысл был понятен.

Николаю стало обидно. И ему пришла мысль – свернуть всю эту лавочку. Сказать всем, что договориться о выплате кредита не удалось. Возможно, они сами найдут способ провернуть эту сделку, но это уже без него, потому что он, Николай, умывает руки. Тут он поймал себя на том, что уже не в первый раз за время этой тяжёлой продажи он употребляет про себя сакраментальную фразу Понтия Пилата про умывание рук.

В это время ему позвонили с просьбой посмотреть одну из квартир, которая в то время была у него в работе. Квартира располагалась в «хрущобе» в Петровско-Разумовском проезде. Старый район между метро «Дмитровская» и «Динамо» обладал каким-то неповторимым шармом. Этот-то шарм и притягивал покупателей, вкупе с невысокой ценой и относительной близостью центра.

 
                                        * * *
 

Обычно, составляя маршрут, по которому он будет добираться на показ, Николай старался сделать так, чтобы не идти туда и обратно по одним и тем же местам. Поэтому на пути туда он доехал до «Дмитровской» и затем шёл дворами. А на обратном пути он решил пройти через Петровский парк и выйти к метро «Динамо». Выбираясь к Ленинградскому проспекту, Николай заметил живописную каменную церковь тёмно-красного цвета и почему-то захотел зайти в неё, повинуясь внезапно возникшему внутреннему импульсу.

Храм Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке выглядел новым, хотя был построен в середине 19-го века. Однако, едва Николай вошёл внутрь, на него повеяло стариной и какою-то тайной. Ощущение это исходило от икон, многие из которых были настолько необычны, что Николай разглядывал их самозабвенно, забыв про все свои проблемы. Особенно поразил его образ «Благовещение», напоминавший не икону, а милую картинку, описывающую деревенский быт. Босая девушка внешности самой простой растерянно смотрела на деревенского юношу, вручавшего ей цветок. Юноша тоже выглядел простовато, правда, был в башмаках. Николай долго и внимательно разглядывал картинку, пока до него не дошло, что изображённый на ней в наивном стиле сюжет представляет собой Благовещение Пресвятой Богородицы: босая девушка – это Дева Мария, а юноша с цветком – архангел Гавриил, принесший Ей вместе с цветком Благую Весть.

Неторопливо обходя храм и разглядывая иконы, Николай дошёл до левого придела храма, где его внимание привлёк Казанский образ Богородицы. Внешне обыкновенный или, лучше сказать, классический, он обладал особым необъяснимым магнетизмом, источником которого, как почувствовал Николай, был взгляд Пресвятой Девы. И младенец Христос, и склонённый к Нему непроницаемый лик Девы Марии, казалось, служили лишь фоном для Её необыкновенного взгляда.

Николай даже забыл о своём ритуале общения с Ней, который состоял в том, чтобы мысленно рассказать о проблеме и попросить помощи. Да этого и не требовалось – Она всё знала и так. Зачарованный Её взглядом, Николай некоторое время молча стоял пред Нею и сам не заметил, как оказался в каком-то другом пространстве, похожем на сновидение, правда, более яркое, чем обыкновенный сон. Из темноты выплывали, сменяя друг друга, знакомые образы из его воспоминаний – сначала недавних, а затем – более далёких.

Вот Виталий Лазарев, глубокомысленно затягиваясь сигаретой, веско произносит: «Видишь ли, у меня есть правило…”, которого сменяет «дед» с Саянской, тоненько смеясь и хитро подмигивая кому-то: «Вот женюсь на Нинке из овощного, и фиг вам…» За ним появляется Жан-Пьер в безупречно белой рубашке, чуть снисходительно и не без артистизма заявляющий: «Искусство жить, Николя…» А вот монахиня Ольга несётся куда-то, сидя за рулём своей «Лады», и хохочет исступлённо: «Смысл? Никакого…”, и тут же Олег с Воронежской стоит на ступенях часовни иконы «Неупиваемая чаша», застигнутый нечаянным прозрением, а за ним уже Маргарита со своей хитрой улыбочкой говорит многозначительно: «Честных риэлторов не бывает…»

Череда образов как будто останавливается. Всё окутывает густой туман, в котором нельзя ничего разглядеть. Но вот туман рассеивается. И Николай видит Лену Поповских, которая, как обычно, глядя куда-то в сторону, произносит скороговоркой: «Такая вот вечная молодость». За ней Валентина Бородина в зелёном халате и тапках, скромно потупив глаза, молвит: «А Вам идёт эта рубашка…» Наконец, его Наташка, подняв глаза от блинов с шоколадом, спрашивает его с улыбкой: «А Вы сами-то, стесняюсь спросить, женаты?» Снова пауза. И вот из тумана появляется сам Николай, ещё ребёнок, а с ним его родители, обняв друг друга, стоят на корме речного теплохода, уносящего их вдаль. Поворот невидимого колеса – и вместо них уже деревянные кресты на их могилах, и внутри ограды места осталось в аккурат для Николая.

Дальше наступает темнота. Некоторое время Николай смотрит в эту темноту, пока из неё не начинают проступать контуры его квартире на Академика Миллионщикова. Кухня завалена пустыми бутылками из-под коньяка и пепси-колы. В комнате на кровати лежит он, Николай. Он больше не встанет, потому что мёртв. Досадно. Что-то можно было сделать иначе. Прожить по-другому. Теперь этого не исправить.

Но вот кто-то появляется в комнате. Кто-то, кого нельзя разглядеть. Кто-то, сопровождаемый еле слышной музыкой небесного совершенства, тончайшим ароматом растущих не здесь цветов и легчайшим дуновением чистоты. Каким-то необъяснимым образом это появление меняет всё. Угрюмо застывшая секундная стрелка на его старом будильнике дрогнула, задрожала и снова пустилась в путь…

Николай вновь осознал, что стоит в храме и смотрит в Её глаза. Он подумал было, что череда ярких видений окончилась, как вдруг услышал негромкий, довольно приятный мужской голос, отчётливо произнесший:

– Вот как-то так…

Источник голоса находился совсем рядом с ним – чуть сзади, справа и сверху. Николай покрутил головой, но никого рядом с собой не обнаружил.

– Кто здесь? – тоже негромко, осторожно и с сомнением спросил Николай.

– Я твой друг. Пока этой информации для тебя достаточно. И не суетись. Всё нормально.

– Друг? Какой друг? Это розыгрыш?

– Никакой я не розыгрыш… Я предпочитаю называть себя посредником, – и некто рассмеялся, видимо, довольный собой.

– А что Вы здесь делаете? – Николай никак не мог поверить в реальность существования источника голоса и своими вопросами искал тому доказательства.

– Мне поручено ответить на твой вопрос: проводить ли тебе сделку по продаже квартиры на Туристской улице или, как ты выражаешься, умыть руки. Ну и на другие вопросы, если таковые последуют…

– Так продавать мне Туристскую? – осведомлённость невидимого собеседника ничего не прояснила, но почему-то успокоила Николая.

– Продавай.

– А моя комиссия?

– Об этом не беспокойся.

– Ладно. Я и сам к этому склонялся… Вопросы-то есть, но их так много… – Николай вдруг забеспокоился, что странный посредник исчезнет, и он так и останется со своими вопросами, на которые человек ответить не в состоянии.

– Ты вот недавно про пассии говорил, – посредник сжалился над Николаем и решил помочь ему. – Хорошо говорил. Но не совсем верно.

– А что не так?

– Нельзя говорить, что пассии, или страдания человеческие, не имеют никакого смысла. Возьмём хотя бы твою жизнь, в которой пассий было немало. Да и есть. Но что же? Если следовать логике твоих рассуждений, все они не имеют никакого смысла. Стало быть, и жизнь твоя не имеет смысла?

– Стало быть, не имеет. – Николай не сдавался, хотя и чувствовал какой-то изъян в своей непримиримой позиции. – Вы знаете, с недавних пор я стал понимать, что жизнь моя имела и имеет смысл, только если связана с Ним и с Нею.

– Это правда, – сказал голос одобрительно и твёрдо. – Но даже если такой связи нет – вернее, человек её не чувствует, не видит, отрицает – её можно установить, даже если событие осталось в прошлом…

– Как это? – с волнением спросил Николай.

– Через покаяние. Покаяние, Коля – это не чувство вины перед кем-то. Это искреннее сожаление о том, что ты что-то сделал, что ты жил не по закону Божьему. А закон Божий… – голос посредника стал громче и словно бы потерял свой источник и стал звучать отовсюду, – это не учебный предмет в дореволюционных школах. Это закон, которому ДОЛЖЕН СЛЕДОВАТЬ КАЖДЫЙ, независимо от того, какой веры он придерживается – в Бога, в себя или в технический прогресс и прочую ересь.

– Признаться, я не думал о покаянии в таком ключе… Спасибо Вам.

– Христос открыл людям путь к истинной жизни. Что есть бессмертие – людям трудно понять. Истинная жизнь людям ближе.

– Но почему столь немногие идут путём, который Он открыл?

– «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими.»33
  Мф 7:13


[Закрыть] Один мой коллега, с треском уволенный из нашего мира, предложил людям ложные ценности, которые пользуются устойчивой популярностью в мире вашем – деньги, успех, комфорт, ненависть, лицемерие, лукавство…

– Да, но есть и простые люди, и ценности у них самые простые…

– Конечно. Только не путай простоту и примитивность, Коля.

– А в чём разница?

– В наличии Святого Духа в жизни простого человека. И в его отсутствии – в жизни примитивного.

– А за Святым Духом надо, стало быть, в церковь идти. Кстати, я гляжу, в церкви теперь ходит много народу…

– Сам по себе этот факт ещё ничего не значит. Церковь уверовала в собственную незыблемость, стала гордой, потеряла чуткость и способность к переменам. Прибрав к рукам монополию на духовную жизнь людей, она кормит их одними и теми же проповедями, убаюкивает и их, и саму себя. Христос превратился в мифического персонажа. Он умер. И никакие крашеные яйца Его не воскресят. Но он жив! Жив абсолютно! Он – тайна! – голос ангела стал громовым, и Николай, увлечённый его искренней проповедью, тем не менее, не мог не отметить, что никто из находившихся в церкви людей не слышит его, словно глас этот был обращён лично к нему. – Так же и Мать Его, Пресвятая Пречистая Преблагословенная Богородица и Приснодева Мария, причастная величайшей тайне рождения Христа, сама есть величайшая тайна. Она – собеседница молчаливых. Она – Одигитрия всех, идущих путём, который Он указал. Потому и молятся Ей всегда коленопреклоненно. Да что же ты стоишь, Коля?!