Текст книги "Цветы над адом"

18

Тишина, царившая в первобытном лесу вокруг Травени, нарушалась лишь редкой капелью и уханьем снега, который порой срывался вниз с отяжелевших еловых веток. Казалось, зима сковала все живое, отсрочив на несколько месяцев другие звуки.

Тереза осторожно продвигалась по краю тропинки, намеченной криминалистами, чтобы не затоптать следы. Вслед за ней шел Марини. Пару раз он попытался поддержать ее, когда она поскальзывалась на коварном льду. Но Тереза решительно отпихивала его руку.

– Может, это какой-то маньяк, а не наш убийца, – пробормотал Марини у нее за спиной.

Тереза не стала тратить время на возражения. Она была уверена в своей правоте, и вскоре, после сравнения цифровых отпечатков с теми, что были найдены на теле Валента, у нее появится тому подтверждение. То, что убийца выслеживает потенциальных жертв, шпионит за ними, отнюдь не означало, что в его действиях присутствует сексуальная подоплека. Скорее это говорило о проснувшемся в нем желании убивать. В подобных делах всегда присутствует вуайеризм: преступник изучает место предстоящей охоты, заходит в дома, когда там никого нет, крадет какие-нибудь вещи… Фетиши, которые питают его фантазии. Хуго Кнаус подтвердил ее догадку: в деревне уже пропадало вывешенное сушиться белье. Эта деталь заинтересовала Терезу. Настораживало и то, что в Травени проживало около тысячи человек, не считая туристов, поэтому, скорее всего, и Валент, и Кравина знали убийцу. Терезу беспокоило, что Лючия постоянно остается дома одна. Нужно поставить дом Кравина под наблюдение, как и жилище Валентов.

В лесу уже начало темнеть, хотя до вечера было еще далеко. Дни становились все короче и короче – не самое лучшее время для охоты за убийцей, который ориентируется в горах не хуже лесного зверя.

– Предупредим местные власти. Но аккуратно, чтобы не создавать панику, – проинструктировала Тереза инспектора. – Нужно постараться, чтобы это как можно дольше не просочилось в прессу. Не стоит вводить убийцу в раж.

– Опасаетесь, что дело попадет на первые полосы?

Это было не опасение, а уверенность. История пестрит примерами, когда убийцы вступали в рискованную игру с журналистами – игру, увлекательную для обеих сторон.

– Это неизбежно, – ответила она. – Люди с интересом следят за криминальной хроникой. Зло возбуждает. Оно манит и притягивает. Признайся, у тебя ведь тоже участился пульс? Ты прикидываешь, каково это – столкнуться с ним, к примеру, вон за тем деревом. Гадаешь, какое у него лицо, какой взгляд…

– Я не боюсь.

Тереза остановилась и внимательно на него посмотрела.

– Правда? Значит, это не твоя рука дрожала пару минут назад? – съязвила она.

Оставив ее вопрос без внимания, Марини показал на ручей среди кустарников плюща.

– Криминалисты сказали, что следы теряются вон там, – произнес он.

Убийца снова оставил их с носом. За свою карьеру Тереза не припоминала ничего подобного: преступник действовал в открытую, оставляя на каждом шагу свою ДНК, отпечатки обуви на снегу и следы руки – той самой руки, которой он вырвал глаза Валенту. Но в нужный момент исчезал из виду, будто дикий зверь.

– Он умен и безумен. Умен и безумен, – шепотом повторила Тереза, вглядываясь в кристально чистый ручей.

– Если ваши догадки верны, тогда по деревне бродит монстр, – подытожил Марини.

Тереза подула на окоченевшие пальцы. Ее шерстяные рукавицы были в снегу.

– Интересно, мне кто-нибудь когда-нибудь объяснит, кто такие монстры? – отозвалась она. – Вот мы их так называем – и точка. Но они такие же люди, как и мы. Это нас и останавливает – мы боимся узнать в них себя.

Марини посмотрел на безмолвный лес, видимо размышляя, какие секреты таятся под его сенью и свидетелем каких злодеяний ему еще предстоит стать.

– По-вашему, монстр сидит в каждом из нас? – спросил он скептически.

– Конечно! Если тебе повезет и тебе уготована мало-мальски сносная судьба, то твой монстр так и не проснется. Монстра из человека делают перенесенные психические травмы и насилие.

Марини внимательно посмотрел на Терезу.

– Значит, они – жертвы? – недоверчиво обронил он.

Тереза привыкла, что ее убеждения зачастую наталкиваются на стену неприятия. Непросто очеловечить монстра – гораздо проще от него откреститься.

– Как правило, да, – уверенно ответила она. – Они обречены цепляться за то единственное, что хоть немного способно утолить сжирающий их лютый голод.

– И что это?

– Власть. Абсолютная власть над другим человеческим существом.

Марини шагнул вперед, и под его ногой хрустнула ветка. Звук эхом отозвался в горах. Посмотрев вдаль, они увидели, как туман спускается со скалистых вершин.

– Похоже, зверь, – проговорил Марини.

Тереза сделала ему знак замолчать. Она была готова поклясться, что с первых секунд их пребывания в лесу за ними наблюдают. Может, это и было самовнушением, но уж слуховые галлюцинации она себе внушить точно не могла. Подняв с земли ветку, Тереза разломила ее пополам. В скалах, метров на двадцать западнее, раздался похожий звук.

– Нет, не зверь, – бросила она. – Это подражатель.

Наверху, в густом тумане и сгущающихся сумерках, кто-то был. Тот, кто, надежно спрятавшись, затеял с ними рискованную игру. Начинать погоню по темнеющим извилистым тропам и горным ущельям не имело смысла.

Под покровом гор и темноты кто-то беспрепятственно за ними наблюдал.

19

Снег совершенно изменил облик каньона Злива. Русло, по которому текла река, сковал лед. Зелень уступила место искрящейся белизне, а остроконечные ели превратились в снежные подушки. Даже вода шумела иначе: с прозрачного дна вместо привычного рокота доносилось неясное бормотание. Замедлив течение, холод навязал реке свою волю.

Даже водопад за пещерой, прежде бивший ключом по скалистым выступам, сейчас не подавал признаков жизни: только редкие струйки бежали по блестящим и прозрачным глыбам льда.

Диего решил, что это похоже на лестницу, ведущую в небо. Интересно, а отец после смерти поднимался по таким же красивым ступенькам? Бабушка говорила, что сейчас он в раю и смотрит на них сверху. Эти слова не давали мальчику покоя – ибо отец всегда смотрел на него не иначе как с порицанием, хотя при этом никогда не поднимал на сына руку и не повышал голос. Ему достаточно было только строго взглянуть, чтобы Диего осознал всю глубину родительского недовольства. Мальчик знал, что безглазое тело отца лежит в морге. Но сегодня ночью отец приснился ему целым и невредимым: закутанный в белую простыню, он сердито смотрел на него. Даже после смерти отец был им недоволен. А теперь, когда он смотрит сверху, ему станут известны все секреты и вранье сына.

Перепрыгнув через старое поваленное дерево, Диего присоединился к остальным. Матиас и Оливер бросали камни в замерзшую речку. Увидев его, ребята будто сжались. После убийства отца на его появление так реагировали почти все, за исключением полицейской с красными волосами. Было похоже, что траур не сближает, а отпугивает людей особым запахом – так звери бегут прочь от охотника.

Запыхавшись, Диего посмотрел на ребят умоляющим взглядом.

– Эт-т-то ж-же я, – еле выговорил он. Слова, которые он порой ненавидел, давались ему с трудом, а вот мысли свободно неслись одна за другой.

Матиас положил руку ему на плечо и притянул к себе.

– Я так боялся, что ты не придешь, – проговорил Матиас, заключив его в объятия.

К ним присоединился и Оливер, который был на год младше и ниже ростом.

– Я с-с-сбежал, – пояснил Диего.

Мама не отпускала его из дому.

В этом кольце из дружеских рук Диего ощутил себя в кругу семьи, где знаком каждый запах и дышится в унисон. Но кого-то не хватало.

– Г-г-де Л-лючия? – спросил он.

Матиас пожал плечами.

– Наверное, сегодня не придет.

Диего заметил черный отпечаток на шее товарища. Пальцем попробовал было опустить куртку, чтобы рассмотреть получше, но Матиас не дал ему этого сделать. По взгляду Матиаса стало понятно, что он уже догадался, каким будет следующий вопрос.

– Мама ничего не может сделать, – произнес он. – Если она вмешается, будет только хуже.

Диего с Оливером переглянулись.

– Тебе больно? – спросил Оливер.

Матиас передернул плечами, будто хотел избавиться от боли, которую не желал признавать.

– Я боюсь не за себя, а за братика, – проговорил он, отстранившись от друзей. Затем взял в руки камень и с силой швырнул в речку. Лед треснул, и на пунцовые щеки Матиаса полетели холодные брызги. Потом он взял с земли булыжник побольше, но его рука застыла в воздухе.

Диего заметил, как Матиас, прищурившись, внимательно всматривается в деревья по ту сторону речки.

– Ч-ч-то там так-к-кое? – спросил он.

– За нами кто-то следит с того берега, – отозвался Матиас.

Посмотрев туда, куда указывал друг, Диего ничего не увидел.

– Наверное, это олень, – вмешался Оливер. – Папа говорит, зимой они спускаются в долину. Поближе к людям.

– Ах, олень! – проговорил Матиас. – Ну, тогда получай!

Поднял руку над головой и запустил камень. Описав дугу, булыжник с громким свистом исчез в заснеженных елях.

Дети напряженно всматривались в то место, где он скрылся из вида.

– Н-никого т-т-там нет! – с облегчением выдохнул Диего.

Матиас громко рассмеялся:

– Ну и рожи у вас! Что, поверили?!

– Придурок! – обиделся Оливер.

– Де-б-бил!

Вдруг с легким звоном что-то упало, покатилось по ровному каменистому выступу, с которого летом они прыгали в воду, и остановилось у их ног.

Дети разом обернулись на звук. Бросавший не промахнулся.

Предмет был белым, размером с кулак.

На них таращился пустыми глазницами беличий череп.

20

Полицейский участок в Травени походил на гостиницу в горах. Лет двадцать назад, когда был открыт пропускной пункт на границе, здесь работало около пятидесяти человек. После закрытия таможни все пришло в упадок – большинство кабинетов пустовало, а столовую упразднили. Хуго Кнаус и его люди готовили себе сами либо приносили еду с собой. Полицейские ночевали здесь по выходным, а после дежурства спускались в долину.

На время расследования Тереза решила устроить тут оперативный штаб. Для совещаний она попросила привести в порядок просторный кабинет, где сейчас как раз проходила первая встреча оперативной бригады с местной полицией. Совещание началось не самым лучшим образом.

Тереза взглянула на Кнауса поверх очков.

– Вы утверждаете, что у нас есть список подозреваемых с именами и фамилиями? – спросила она, четко выделяя каждое слово. Те, кто знали комиссара, понимали, что такой тон не сулит ничего хорошего.

Кнаус выдержал ее взгляд с косой ухмылкой, уже порядком поднадоевшей Терезе.

– Комиссар, всё под контролем, – заверил он.

Тереза протерла глаза под стеклами очков.

– Рада это слышать, дорогой Кнаус, хотя мне так не кажется, – ответила она.

– Не будем переходить на личности.

– Если вы будете продолжать в том же духе, то дойдет и до этого.

Кнаус не ответил.

– Итак, – повторила Тереза, – у нас есть подозреваемые или нет?

Начальник капитулировал.

– Да, есть, – кивнул он.

Тереза сняла очки, сомкнула дужки и положила очки на стол.

– Так какого черта вы молчали?! – раздраженно бросила она.

Кнаус улыбнулся, на этот раз искренне.

– Это хорошие ребята. Я ручаюсь за них головой, – ответил он.

Тереза взглянула на стоявшего рядом Паризи, затем на Де Карли и, наконец, на Марини. Это походило на немой разговор – быстрый обмен взглядами заменял поток ругани. Вместо того чтобы наорать на присутствующих, она, обхватив голову руками, тяжело вздохнула. Тереза чувствовала себя уставшей в этом изменившемся мире. И хотя тело поспевало за ней, голова все время отставала. Нить разговора постоянно терялась, и никак не удавалось привести мысли в порядок и облечь их в слова.

«Ты просто заработалась», – повторяла она себе, стараясь не обращать внимания на дрожь, сотрясавшую ее изнутри. Собравшись с мыслями, она облизала губы, чтобы было легче говорить. Вздохнула и постаралась сосредоточиться на расследовании.

– У них есть мотив? Их уже привлекали за нападения на убитого? – изрекла она.

Кнаус заерзал на стуле и весь скукожился, словно хотел спрятаться от неудобных вопросов в собственном теле.

Тереза не стала дожидаться ответа.

– Мне нужны сведения о каждом из них, – распорядилась она.

Начальник полиции все-таки решил привести свои доводы:

– Они все местные. Некоторых я знаю целую вечность.

– Плевать я хотела на то, что вы с ними пьете кофе в баре, – вспылила Тереза.

И тут же пожалела о сказанном. С самого утра ей не удавалось взять себя в руки. Настроение то портилось, то улучшалось, и эти качели выводили ее из себя.

– Комиссар, эти люди – романтики. Они просто не хотят, чтобы ради какой-то лыжной трассы уродовали природу.

– Дорогой Кнаус, романтики в розовых очках ходят на мирные демонстрации, а не шастают по округе с канистрами бензина и бутылками с зажигательной смесью, – парировала она. – Так что? Заявления были?

Кнаус сделал знак одному из своих людей. Тот придвинул Терезе папки с интересовавшими их делами. Ей хватило пары минут, чтобы уловить суть происходящего. Для строительства новой лыжной базы собирались вырубить лес на значительной части горного склона, и можно было себе представить, с каким негодованием жители долины встретили этот проект. Всю территорию поделили на участки. К северу, на горном хребте, взяли образцы почв: гидрогеологические исследования дали положительный ответ, и строительные работы планировалось начать весной, после схода снега. На огражденных же участках к югу, недалеко от деревни, работы уже велись. Именно там группа экоактивистов организовала несколько акций саботажа: самый серьезный случай произошел за несколько недель до исчезновения Валента. За умышленный поджог задержали троих местных жителей.

– Паризи, займись этим завтра утром, – попросила Тереза, указав на листок со списком имен. – Допроси их в неформальной обстановке. Надо же с чего-то начинать!

– Почему вдова убитого скрыла эту информацию? – подал голос Марини.

Тереза подняла голову, посмотрела на него и не смогла произнести ни слова. Язык ей не повиновался. Взгляды всех присутствующих обратились на нее.

– Комиссар?

Лица. Кругом лица, в большинстве своем безымянные.

К неловкости прибавилось еще и замешательство. Кто-то протянул ей стакан воды. Встревоженный голос называл ее комиссаром. Голос казался знакомым, но подобрать ему имя не удавалось.

Тереза поднесла ко рту очки и принялась покусывать дужку. Она так часто поступала, однако сейчас ей было необходимо выиграть время, чтобы прийти в себя, справиться с замешательством и восстановить речь.

Черт побери, как же его зовут?

Бесполезно.

– Извините, – бессвязно пробормотала она, поднявшись.

Прошла в туалет, закрыла за собой дверь и повернула ключ. Она дошла сюда сама, не спросив помощи, значит, ей известно это место.

Отдышавшись, Тереза взглянула на себя в зеркало и увидела испуганную старуху.

«Всего лишь минутная слабость», – мысленно проговорила она.

Это было неправдой – она прекрасно осознавала, что с ней происходит.

21

В это время года долина походила на термитник, заливаемый дождями. Повсюду бурлила жизнь, в обе стороны дороги вдоль горного склона тянулись бесконечные вереницы машин. Однако в отличие от насекомых, зимовавших глубоко под землей, человеческие существа не прятались в норы с приходом холодов. Они казались ему цветными пятнами, копошившимися в снегу.

Люди были похожи на него, и в то же время отличались. Он часто спрашивал себя, какой от них прок. У термитов, например, мощные челюсти, которыми те прогрызают деревья, освобождая место для молодой поросли. Без их стараний лес бы погиб.

Человеческие же существа истребляют себе подобных, отбирая пропитание у самых слабых. Стая паразитов, созданная природой по ошибке, с таким же отталкивающим запахом, как у выросшей в тени травы с плоскогорья.

Он наблюдает, пытаясь отыскать связь между звуками и вещами, подражает, перенимает опыт у людей. Входит в их жилища.

Не замечая его присутствия, женщина хлопочет по дому, переходя из одной комнаты в другую. Он крадется за ней следом, прячась по углам, когда та оборачивается, вдыхает ее запах, рассматривает изгибы тела.

Потеряв к женщине интерес, он поднимается по лестнице на верхний этаж. Там в кроватке играет ребенок. Их глаза встречаются, и малыш улыбается. Он выглядит сытым и довольным. От него пахнет молоком.

Он идет дальше, прямиком к расстеленным на кровати одеялам. Они плотные, мягкие и теплые, как овечья шкура. Потянув одеяло на себя, он растормошил кота, свернувшегося калачиком сверху. Фыркнув, кот мигом удирает из комнаты.

Ребенок встревоженно вскрикивает. Мать снизу зовет его по имени.

Войдя в комнату, она берет малыша на руки, что-то нежно приговаривает и садится на кровать. Вслед за шуршанием ткани раздается жадное чмоканье. Мать тихо напевает вполголоса: эти звуки напоминают щебет птиц по весне.

Он различает каждое движение над головой. Кровать поскрипывает под весом двух тел.

Что-то падает на пол, и женщина произносит какое-то слово.

«Иг-руш-ка», – повторяет он за ней, и его шепот тонет в звуках колыбельной. Он выучил новое слово.

Все это время он рассматривает ее кожу: задравшаяся ткань оголила щиколотку. Нога розоватая и гладкая. От нее веет теплом, так и хочется коснуться. Он тянется пальцем, но что-то его останавливает.

Замерев на пороге, кот следит за ним перепуганным взглядом.

22

Прикусить кулак. Сколько лет своей жизни Тереза кусала кулак, чтобы заглушить подступавшие к горлу рыдания? Этот способ выручал ее в критических ситуациях, особенно на людях. В прошлом, которое ее никак не отпускало, такое происходило сплошь и рядом. Она сожгла это прошлое на погребальном костре старых фотографий, но не питала иллюзий, что избавилась от него насовсем. Лишь надеялась, что в будущем боль притупится, и, похоже, судьба смилостивилась – Тереза свыклась с болью, как со старым приятелем, и несла в себе этот груз, не отрекаясь от воспоминаний.

Прикусить кулак и стиснуть зубы. Тереза открутила кран, и журчание воды приглушило предательские всхлипы. Все это время она неотрывно смотрела на свое отражение в зеркале, чтобы ничего не упустить, в надежде, что так все скорее закончится. Она с нетерпением ждала момента, когда страх и отчаяние отступят, оставив ее обессиленной, но свободной: с дырой вместо сердца. Однако, казалось, происходящему не будет конца и края.

Она с состраданием посмотрела в свои перепуганные глаза, чтобы не чувствовать себя такой одинокой. Кроме себя самой, рассчитывать было не на кого. Несчастная, потерянная Тереза, любовь к которой только крепла с годами и жизненными невзгодами, но которой она ничем не могла помочь. Не в этот раз – сейчас от нее ничего не зависело.

Страшась дать название своим подозрениям, она спрашивала себя: какое будущее ей уготовано? Сколько сил потребуется, чтобы все это вынести? И сколько времени у нее в запасе?

Последний всхлип утонул в глубоком вздохе. Убрав руку ото рта, Тереза взглянула на свое перепуганное отражение. Умылась несколько раз ледяной водой, тщательно промокнула лицо салфеткой. Никто не должен догадаться о ее чувствах. Никто не должен ее жалеть. Нужно замаскировать растерянность и молить всемогущего Бога, чтобы он отсрочил следующий приступ.

За дверью ее ждут люди и новое расследование. Ей предстоит найти убийцу для того, чтобы восторжествовало правосудие, о котором взывают жертвы. Минутная слабость миновала – пора действовать.

23

– Я бы подождал.

Симоне Де Карли смотрел на Массимо, скрестив руки на груди. Он выглядел намного моложе своих тридцати лет. С едва заметной бородкой на моложавом лице, с татуировками на предплечьях и в узких джинсах, он походил на подростка.

Массимо пропустил его совет мимо ушей.

– А вдруг ей плохо? Она там уже целую вечность, – возразил он.

Симоне поколебался и ответил почти шепотом:

– Еще одна причина, по которой не стоит лезть на рожон. Если бы ей нужна была помощь, она бы нас позвала. Не сту…

Массимо постучал. Изнутри доносилось журчание воды и звук рвущихся салфеток. Судя по всему, Тереза Батталья была жива.

– Комиссар, с вами все в порядке? – спросил Массимо.

Дверь резко распахнулась, и на Массимо зыркнула пара сердитых глаз.

– Марини, ну почему ты везде суешь свой нос?!

Батталья была жива и, как всегда, не в духе. Массимо обернулся к Де Карли, но того и след простыл.

– Я беспокоился, – проговорил Марини, посмотрев ей в глаза. – Но вижу, что зря.

У нее было помятое лицо, будто она долго плакала. В волосах, около ушей, повисло несколько прозрачных капель. Вспомнив о шуме воды за дверью, Массимо подумал, что ее попытки привести себя в порядок ледяной водой не возымели успеха. Он спрашивал себя, что довело ее до такого состояния.

– Я сказал Кнаусу и его людям, что на сегодня совещание окончено, – доложил он.

Тереза косо на него посмотрела.

– С каких это пор ты тут командуешь?

Отстранив его в сторону, она двинулась вперед по коридору. Массимо не оставалось ничего другого, как последовать за ней. С одной стороны, ему хотелось послать ее к чертям собачьим, а с другой – терзала необъяснимая тревога.

– Ну а сейчас я чем не угодил? – спросил он.

– Ждешь от меня медаль за заслуги?

– Достаточно будет, если вы перестанете меня третировать.

– Боже мой, Марини! Сейчас я настрочу извинения и отошлю твоей мамаше!

– Да идите вы к черту, комиссар!

Тереза резко остановилась. Марини уже корил себя за грубость.

– Прошу прощения, – поспешно проговорил он.

Тереза Батталья с досадой вытянула губы вперед.

– Ну вот. Начал за здравие, а кончил трусливыми извинениями. Запомни: послать кого-нибудь – это нормально, – заявила комиссар.

Он не нашелся что ответить. Перед ним была все та же Батталья – несносная и решительная. Тем не менее следовало отдать ей должное: она не прикрывалась служебным положением ни от нежелательной критики, ни от ругани в свой адрес.

– Напомни Кнаусу взять под наблюдение дома Валентов и Кравина, – распорядилась она. – Завтра снова допросим вдову.

– Вы сейчас куда?

– В город.

– Я вас подброшу.

– Нет. Если ты забыл, я вожу машину.

Марини не настаивал. Тереза распахнула дверь на парковку. Снег снова повалил крупными хлопьями, поблескивавшими в свете фонарей.

– Значит, преступник всегда возвращается на место преступления? – спросил инспектор с иронией, прежде чем комиссар тронулась с места.

Было только пять часов, но казалось, что наступила ночь. Перед тем как ответить, Тереза окинула взглядом темноту.

– Как правило, да, если не контролирует себя. Возвращается на место преступления. Приходит на похороны и на могилу. Звонит родственникам. Встречается с ними по различным поводам. Не для того, чтобы что-то выведать, а чтобы подпитать свои фантазии. Продлить, так сказать, удовольствие от причиненного им зла.