Текст книги "Победа любит подготовку"

36

К Шату медленно возвращалось сознание. Чем лучше он начинал соображать, тем ощутимее была боль в задней части головы. Видимо, удар по голове был сильным, потому что волны тошноты накатывали всё больше и больше. Не открывая глаза, старик начал вспоминать последние события и понял, что он уже не висит вверх тормашками, а лежит на земле.

Рядом потрескивал костёр и слышались голоса двух человек, но, чтобы уловить суть разговора, нужны были силы. А сил пока не было. Тело пленника лежало на спине, вытянувшись в струнку. Между связанных ног, у щиколоток, и рук, соединенных над головой Шата, в землю было вбито по толстому деревянному колу. Такая надёжная система не позволяла пленнику подтянуть конечности или повернуться на бок, натягивая его, как тетиву.

Боль в голове вернулась полностью, а вот сознание возвращаться пока не торопилось. Пленник медленно приоткрыл глаза и увидел, что он находится в большой пещере. На стенах и потолке играли отсветы пламени костра. Тут и там валялись обгорелые кости.

У костра сидели два человека, которые что-то бурно обсуждали. У одного из них был явный дефект речи – вместо многих согласных он говорил букву «в». В этот момент в пещеру прибежал третий разбойник – кашляющий с одышкой толстяк.

– Ох, ох, ох, – не мог надышаться грузный бандит.

– Ну, что товстая бочка? Нам довго ещё ждать? Что сказав павтух?

Толстяк прильнул к кожаной фляжке с водой.

– Слушай, Гро! – вступил в разговор второй сидящий у костра злодей. – А давай мы отрежем нашему борову язык! Он всё равно не умеет им пользоваться!

Шепелявящий Гро засиял широченной улыбкой, вытаскивая нож:

– Чув я сеговня повжарю его явычок на угвях. Очень вкувно!

– Пастух сказал, ох, ох – толстяк наконец начал говорить. – Что этот старик искал дорогу, ох, к дому проводника Гала!

– Пвоводника Гава? Овень интевесно! Товстяк, пойди товкни-ка его. Может очнувся.

Боров подскочил к Шату и сильно, с размаху пнул пленника в бок.

– Просыпайся, старик! Хорош прикидываться!

Тошнота, которая волнами бродила по организму, тотчас вырвалась наружу, и Шат, наклонив голову вбок, начал извергать рвоту.

– А-а-а! Старый козёл! Очнулся! – толстяк ещё раз пнул пленника в то же самое место. – Из-за тебя пришлось бежать к пастуху ночью по горам!

Прошли последние рвотные порывы. К раскалывающей боли в голове теперь добавилась сильная боль в боку.

– Товстяк, убеви-ка всю эту бвевотину!

Несмотря на одышку, Боров оказался быстрым, как мячик. Не прошло и минуты, как он нашёл где-то корягу и разгрёб рвотную лужу. Гро присел рядом с Шатом и, повернув его голову к себе, посмотрел пленнику в глаза.

– Зваешь повему ты так пвивязан? – злодей поднял голову Шата и с силой ударил больным затылком о твёрдую землю. – Сейчав увнаешь! Завем тебе нувен был нав враг Гав?

От удара в голове старика блеснула молния новой нестерпимой боли.

– Мне… было нужно… пройти через… горы.

– Завем? – глаза шепелявого Гро стали ещё более подозрительными.

– Увидеть… своего брата.

– Врёт! – толстяк подскочил и снова пнул пленника. – Он шёл за чем-то другим! Мясник, отрежь ему палец!

Когда собеседник Гро встал из-за закрывающего его костра, взору открылась его внушительная фигура. Он посмотрел на шепелявого Гро. Тот кивнул.

– Я действительно… шёл к брату, – продолжил Шат. – Он ювелир.

– А почему мы должны тебе верить? – голос у Мясника оказался почти интеллигентным и никак не сочетался с огромным телом хозяина. Здоровяк подошёл к Шату и принялся снимать с пленника обувь.

– В моей сумке в тайнике… есть два крупных бриллианта. Я их нёс моему брату.

Толстяк подскочил к пустой кожаной сумке старика и начал её прощупывать, но через минуту стало очевидно, что ничего нащупать не удалось.

– Там двойное кожаное дно… оторвите… внутреннюю подкладку.

Так как подкладка не поддавалась, толстяк не выдержал и разрезал кожу ножом с краю. На землю выпал чёрный мешочек.

– Вай мне! – выкрикнул шепелявый Гро. На его грязную ладонь выпали два крупных бриллианта.

– Если вы меня отпустите… я принесу вам ещё три бриллианта… каждому по одному…

Мясник опять посмотрел на шепелявого Гро. На этот раз тот отрицательно мотнул головой.

– А ты знаешь, старик, почему меня называют Мясником? Раньше я учился на лекаря, прошёл целый один курс. Учился резать людей, и мне это очень нравилось! Видишь вот эти обгорелые кости? Всех этих людей резал я. Человечина – самое вкусное мясо. Поверь нам. – Мясник достал большой нож. – А начинаю я всегда с пальцев ног, и только потом поднимаюсь выше… Не верим мы тебе, старик. Обманешь ты нас, а мы не любим оставаться в дураках. Так что жить тебе осталось час, максимум два.

– Мново равовариваешь! Режь павец!

Мясник схватил левую ступню пленника и моментально отрезал большой палец. Дикая боль пронзила левую ногу Шата.

– Видишь, чик и готово! – улыбнулся Мясник. – Надо хорошо знать устройство суставов человека. Иначе одним ножом людей не разделаешь!

Палец полетел в костёр, но Мясник промахнулся, и часть человеческой плоти упала рядом с огнём. Шепелявый Гро подошёл к костру и начал подталкивать сапогом палец в сторону красных углей.

– Ну что, старик, продолжим изучение анатомии? Твой большой палец на правой ноге тоже, по-моему, лишний.

– Меня больше интересует мозг! – прокричал старики, вдруг резко сев, воткнул какой-то тонкий тёмный стержень в висок Мясника. Тот медленно завалился на бок.

Шат схватил нож изверга и полоснул им по верёвкам, стягивающим его ноги. В это время шепелявый Гро разворачивал свою фигуру от костра, и в его расширенных глазах светилось неподдельное удивление. Рука старика метнула нож без замаха. Клинок вошёл в горло, пробив кадык врага, и предводитель шайки повалился спиной в костёр.

Шат начал быстро освобождать ноги от пут. Толстяк в это время стоял как вкопанный, с ужасом в глазах. В его руках был нож, которым он вскрывал сумку, но он не спешил им пользоваться. Старик встал, спокойно подошёл к уже горевшему Гро и выдернул нож из горла.

Тут в толстяке что-то щёлкнуло, и он кинул свой нож в старика, но получилось это несколько неумело. Вражеский клинок даже не долетел до цели. Толстяк, как заяц, резко рванул к выходу из пещеры, но не пробежал и десяти шагов – летящий нож старика догнал его, разбив сзади шейные позвонки. Жирное тело с заплетающимися ногами пролетело ещё пару шагов и рухнуло на камни.

Шат тихо вышел из пещеры и посмотрел на звёздное небо, на востоке которого начала заниматься розовая полоска зари. Старик внимательным взглядом окинул окрестные скалы вперемешку с тёмными соснами, но никакой дополнительной опасности в ночных тенях и звуках не почувствовалось.

Старик подождал ещё минуту и похромал в пещеру, где уже вовсю распространялся едкий запах горящей плоти. Шат вытащил тело Гро из костра и полил водой из фляжки горящие участки.

«У него в карманах два моих бриллианта, – подумал старик. – Их надо не забыть, но пусть пока этот шепелявый людоед остывает. Как же всё-таки раскалывается голова! Ладно. О ней подумаем позже. Нужно срочно обработать рану на ноге».

Среди разбросанных вещей из сумки Шат нашёл маленькую аптечку, сел на камень и взглянул на свою левую ступню. Из грязной раны капала тёмная кровь.

«А этот Мясник действительно был мастером своего дела. Его нож четко разделил сустав большого пальца на две части».

Старик принялся промывать и обрабатывать рану. В эту минуту ему вспомнилась пословица одного из воинственных восточных народов: «Меч может пригодиться тебе всего лишь раз в жизни. Но носить его надо всегда!»

Надфиль – маленький тонкий напильник, одну грань и конец которого Шат сделал очень острыми, повсюду следовал за своим хозяином в специальном внутреннем кармашке рукава. Однажды, во времена бурной молодости, надфиль ему уже пригождался. Тогда с помощью этого маленького напильника Шат распилил свои кандалы и сбежал из плена.

И вот сегодня, спустя десятилетия, тонкий «клык» пригодился ему во второй раз. Когда Мясник начал снимать обувь с ног старика, Шат смог незаметно вытащить из потайного внутреннего кармашка в рукаве свой надфиль с одной острой гранью. Прошли минуты разговора о бриллиантах, пока удалось срезать хотя бы часть верёвки, стягивающей руки.

Старику пришлось резать натянутую верёвку над головой на ощупь – будь у него необходимый обзор, всё произошло бы гораздо быстрее, и палец на ноге, возможно, остался бы на месте.

Обмотав ступню бинтом, Шат допрыгал на одной ноге до тела Мясника и нашёл свою обувь. Затем старик выдернул надфиль из виска недоученного лекаря и осторожно похромал обратно к костру. Выбрав большой красный уголёк, Шат положил на него свой маленький напильник. Кровь Мясника на металле тут же загорелась.

«Пусть мой «клык» будет чистым… Так, что дальше? Сначала, пожалуй, надо опять встретиться с пастухом. В последний раз».

37

Корабль уплывал в темноту, становился маленьким, но разгоравшийся пожар делал его белые паруса светящимися. Килайя быстро нашла на звёздном небе ковш Большой Медведицы. На продолжении линии двух крайних его звёзд, немного в стороне от созвездия, светилась яркая Полярка.

«Так, значит под этой звездой север. А корабль уходит куда-то в строну, на северо-восток…»

Шлюпка была большой, шести вёсельной. Все три спутника девушки сидели или лежали на скамьях, полностью опустошённые. Лежал даже живчик Ннамди. Наконец он кое-как встал, сделал шаг к борту лодки и молча опустил нож Килайи в воду. Чёрные руки начали отмывать клинок от крови врагов, больных сиреневой чумой.

Девушка опять сухо закашлялась. Теперь уже все, в том числе и кок, обратили на это внимание. Килайя в этот раз не стала оправдываться, а сказала, указывая рукой направление: «Север там! Нам нужно быстрее грести к берегу!»

Ннамди закончил мыть нож и протянул его хозяйке рукояткой вперёд.

– Мэм, возьмите. Это лучшее оружие, которое я держал в руках! Как оно к вам попало?

– Пусть нож пока будет у тебя, Ннамди, – предложила девушка; в горле опять запершило. – Сегодня он может ещё пригодиться. Клинок сделан моей семьей, отцом и братьями. Они оружейники.

– Чувствовалось, мэм, что вы не из богатой семьи… У меня предложение для всех! Прежде чем начать грести, давайте постираем всю одежду, которая на нас надета. Она вся в каплях крови сиреневых монстров.

Килайя глянула на свою одежду. Действительно, кофта была покрыта множеством темных пятен. На юбке, справа, вообще был широкий кровяной мазок, как будто кто-то вытирал об юбку руки. Девушка не помнила, как этот мазок появился на её одежде.

Все разделись до нижнего белья, и начали полоскать свою одежду в ночной морской воде. Дотрагиваться до пятен заразной крови выжившие опасались.

– Ннамди, – полоща в воде свою юбку, позвала Килайя. Першение в её горле вроде прошло.

– Что, мэм?

– Сколько лет ты плавал с капитаном?

– Я не умею считать по-вашему, мэм. И не умею читать и писать.

– Но ты говоришь без акцента и так грамотно излагаешь свои мысли!

– Я не знаю, мэм, как так получилось. До плена я знал язык только своего народа и то, что нужно было знать воину. А когда попал к капитану, то как-то быстро всему научился…

– Чёрт! – прогремел бас с другого конца лодки. Все быстро подскочили на ноги. Мимо шлюпки тихо проплыл акулий плавник со стелящимися по воде штанами. – Я что, по джунглям в трусах буду гулять? Это ты, макака, предложил постирушку! Жалко, что твои штаны мне малы!

– До джунглей надо ещё дожить, рыхлая туша! – громко сказала Килайя и посмотрела северо-восток. Пожар на судне стал светящейся точкой, как будто оранжевая звезда упала на горизонт. – Гребём на север!

38

Солнце ещё не встало, но было уже светло. Шат медленно шёл по тропинке вниз, в долину, обдумывая свои будущие действия. А также действия врага. Да, пастух был сильным и опасным врагом, хоть и ему было двести лет в обед. Сухое жилистое тело. Зоркие орлиные глаза. Праща, из которой пастух метает камни на сотни шагов. И, скорее всего, делает это очень точно.

Если дойдёт до рукопашной схватки, еще неизвестно, кто победит. Прежде в этих диких местах пастух наверняка побеждал в схватках, иначе не дожил бы до таких лет. Кроме того, с недавних пор этот враг владел ножом Шата. А это оружие – не чета пырялкам Толстяка с Мясником.

Шат был уверен, что орлиное зрение пастуха замечает чужака за несколько миль, а потому рассчитывать на внезапность, которая помогла Шату выбраться из плена трех бандитов, не приходится. Значит, вариант прятаться, подбираясь к стаду, придётся отмести изначально.

Шат сел на камень, чтобы подумать, не отвлекаясь на дорогу. К тому же левая раненая нога болела всё больше и больше, и очень не хотелось верить, что в ране началось воспаление. Шат снял с больной ноги обувь и осторожно размотал бинт. Кожа на ступне вокруг пустого места, где раньше был большой палец, стала красной и горячей.

«Грязный был у тебя нож, Мясник! – думал старик. – А ещё учился на лекаря! В аптечке нет того, что могло бы остановить воспаление… Подожди-ка, может живица поможет?»

Шат допрыгал на одной ноге до ближайшей сосны. На этих тропах никто не вырезал в коре деревьев характерные «косички», но старик и без того нашёл в углублениях ствола несколько капель смолы.

«Победа любит подготовку, а я к бою пока явно не готов. – Сухой чистой палочкой Шат начал наносить смолу на рану и кожу вокруг неё, – Так, какие в моей ситуации есть плюсы и минусы? Пастух не знает, что я метаю ножи. Это хорошо. Нужно будет задержаться здесь ещё на час-полтора. Я забрал все клинки, которые нашёл в пещере. Необходимо пометать чужие ножи, почувствовать их баланс, а потом выбросить те клинки, которые будут нестабильно вести себя в полёте».

Смола закончилась, а красная кожа вокруг раны была обработана не полностью. Шат ещё раз допрыгал до сосны и через минуту вернулся.

«В метании ножей есть один минус. С реальной убойной силой нож можно метнуть максимум на двенадцать-тринадцать шагов. Не дальше. С помощью пращи камень можно метнуть на двести-триста шагов. Это для пастуха хороший плюс. Но у пращи есть свой минус, и даже два. Первый: из этого метательного оружия хорошо попадать в стоячую цель или человека, который не ожидает прилёта камня».

Обработав рану, Шат достал новый бинт и начал туго обматывать им ступню.

«Расстояние в двести шагов камень пролетит за три-четыре секунды. Если я буду видеть этот камень в полёте, то смогу без проблем от него увернуться. Правда при сокращении расстояния между нами это время сильно уменьшается».

Повязка оказалась слишком тугой. Пришлось перематывать.

«Дальше. Если я не буду торопиться, то смогу обойти долину. И совершу нападение вечером с запада, а не с юга, куда ушёл вчера по указанной пастухом тропинке. Тогда заходящее, слепящее пастуха солнце будет у меня за спиной, а я буду хорошо видеть полёты его камней».

Свежая повязка была готова, и Шат осторожно надел обувь на левую ногу.

«У пращи есть и второй минус. На то чтобы положить камень на расширение, раскрутить пращу и отпустить второй конец ремня, нужно шесть-восемь секунд. В эти секунды я смогу свободно сокращать расстояние между нами. И последнее: пастух не будет носить камни в своей сумке, потому что они тяжёлые. То есть он будет брать камни с земли. Но рядом со стадом, как правило, полно зелёной травы и мало подходящих камней. На их поиск будут уходить дополнительные драгоценные секунды».

Шат встал, осторожно топнул левой ногой и выпрямился.

«Победа любит подготовку, и я буду готов! Самое важное – потренироваться в метании чужих ножей. И обойти долину, чтобы вечером появиться на месте боя с запада».

39

Руки и спина болели, как никогда. Первые две-три минуты грести было очень легко. Так как каждый из четверых в шлюпке сидел спиной к направлению движения лодки, то есть к Полярной звезде, Килайя выбрала себе ориентир с другой стороны неба – яркую голубую звезду на южном горизонте – и неотрывно на нее смотрела. Плыть надо было строго от этой голубой точки на чёрном небе.

Каждый грёб своим веслом, но сидели все попарно. Ближе к корме лодки – Килайя с Ннамди, потом шла пустая скамейка, и ближе к носу – Туша и пассажир. Девушка сначала хотела узнать их имена, но вскоре ей стало не до того.

Сначала устали руки, потом спина, потом всё остальное. Через полчаса появились кровавые пузыри на ладонях. Через час уже всё тело болело и отказывалось работать. За восемнадцать лет жизни Килайя никогда так не уставала, как в этой шлюпке. И очень хотелось пить.

– Мэм, садитесь на кормовую банку, отдохните, – предложил кок. – Я пока погребу обеими вёслами.

– Что такое «банка», Ннамди?

– Скамья, мэм. Скоро встанет солнце, и, возможно, мы увидим сушу. Всегда легче жить и бороться, когда видишь берег.

Девушка, скрючившись, встала, потому что спина не хотела разгибаться без боли. В таком виде Килайя доковыляла до кормовой банки и осторожно села.

– Ветер пока помогает, подталкивая нас в корму, – продолжал кок. – Но неизвестно каким он станет утром.

– А что, ветер так часто меняет своё направление? – опять сухо покашливая, спросила девушка.

– В открытом море не часто, но ближе к берегу, особенно гористому, направление ветра угадать очень сложно. Для этого надо быть опытным капитаном.

Ещё через полчаса, на рассвете, отказался грести сначала Туша, а потом и пассажир. Не останавливался только Ннамди. Пот уже перестал лить с него ручьями – видимо, запас влаги в его теле значительно уменьшился. Все хотели пить.

– Ннамди, отдохни. Ветер хоть и тихо, но всё равно толкает лодку на север. – Девушка встала на ноги и внимательно посмотрела на уже различимый горизонт. – Но берега пока не видно…

– Пока ветер нам помогает, нужно пройти как можно большее расстояние, – ответил Ннамди.

Килайя села рядом с коком и опять взяла в руки весло, но через час даже чёрный воин истратил все свои силы. Он лёг на дно лодки и прикрыл рукой глаза.

– Как хочется пить… – чужим голосом проскрежетала девушка.

– Это спасательная лодка на случай катастроф, – не открывая глаз сказал кок. – Здесь должен быть маленький бочонок с водой.

Туша аж подскочил.

– Где?!

– Под кормовой банкой. – Ннамди привстал. – Только пить нужно по чуть-чуть и беречь каждую каплю.

Туша рванул на корму шлюпки, поднял доску и торжествующе вытащил маленький овальный дубовый бочонок.

– Воду буду выдавать я!

И, прикрывая ценный груз своим толстым телом, он переместился обратно на нос лодки. Взгляд Туши изменился – в его руках была ценность, а значит, как он считал, власть.

– Это моя вода, поэтому пьёте по два глотка. – Туша выдернул пробку из крышки бочонка, понюхал воду и властно посмотрел на пассажира. Тот хотел взять бочонок в свои руки, но боров не дал ему это сделать, приподняв и наклонив свой ценный груз.

Приложившись к отверстию, пассажир сделал два, как можно более длинных глотка. Килайя сделала первый шаг к носу лодки, но Туша вдруг закрыл пробку:

– Она больная и скоро покроется сиреневыми пятнами! Предлагаю ей воду не давать. Может, умрёт от жажды раньше, чем начнёт создавать нам проблемы!

От появившихся слёз всё в глазах Килайи поплыло. Она медленно повернула голову и посмотрела на Ннамди. Тот отодвинул девушку в сторону, достал нож и наклонился вперёд, явно готовясь броску.

– Тухлый боров, ты видел, как этот металл резал мясо и кости прошлой ночью?

– Ладно, ладно, чёрный псих. – Туша с опаской смотрел на нож. – Только пусть она не прикладывается к бочонку. Я налью ей воду в ладошки.

Килайя подставила, руки и обладатель влаги жизни налил ей в ладони совсем чуть-чуть. Девушка удивлённо посмотрела в лицо диктатора, и тот плеснул ещё. Это были самые вкусные глотки в её жизни. Килайя облизала свои мокрые пальцы и вернулась на корму.

– Мне тоже в ладошки, – сказал Ннамди откладывая нож. – Макки, подойдите.

Туша налил в черные ладони кока гораздо больше жидкости.

– Мэм, пейте, я не хочу.

– А как же ты, Ннамди?! – в горле девушки опять запершило.

– Я не хочу.

Килайя опустила свои губы в живительную влагу, и та моментально закончилась. Ннамди не стал облизывать свои пальцы, вместо этого быстро вернувшись на корму.

Тут боров сам приложился к бочонку и сделал пять-шесть больших глотков. Всё смотрели на него, вытаращив глаза.

– Это моя вода, и я большой. Мне положено. – Тупая улыбка озарила толстое лицо.

40

Спрятавшись в миле от места нахождения овечьего стада, Шат долго ждал, когда тени от солнца станут достаточно длинными. Было очень далеко, и пастуха он, как ни старался, рассмотреть не мог. Но знал: седой дед точно где-то там. Интересно, сколько человек он сгубил, направляя их в лапы к шепелявому Гро?

Старик уже привык к тому, что реальная битва – это не разговор между двумя людьми. В ней всего не предусмотришь, какую бы качественную подготовку ты ни провёл. В смертельной схватке всегда вылезают неприятные сюрпризы, на которые приходится реагировать на ходу.

«Ничего, я моложе, чем седой пастух, а значит и быстрее. Вот только хромаю на левую ногу всё сильнее и сильнее… Но я всё равно сделаю так, чтобы тропинка на юг с сегодняшнего дня начала зарастать! Наверное, пора выдвигаться».

Шат встал, выпрямившись в полный рост, и пошёл в сторону стада, сильно хромая. Но когда половина расстояния была пройдена, старик всё равно не увидел пастуха. Овцы паслись без своего хозяина.

«Это хреново. Значит, дед давно меня заметил и где-то поджидает».

Расстояние до стада неумолимо сокращалось. Шат внимательно смотрел по сторонам и определял, где бы он сам спрятался для точного выстрела из пращи. В этот момент камень со свистом ударился в скалу прямо над головой старика, и тот мгновенно присел.

«Повезло! – Шат развернулся по направлению к заходящему солнцу и лёг на землю. – Я даже свиста камня не услышал. Раз он промахнулся, значит, расстояние для пращи между нами большое. Шагов двести-триста. – Глаза старика шарили по скалам и соснам. – Скорее всего, я прошёл мимо него, будучи на значительном расстоянии, а потом даже стал удаляться. Вот он и рискнул с дальним броском. И зря».

Как ни старался, Шат не смог высмотреть своего врага. Новые камни тоже не прилетали.

– Ладно. – Старик снова выпрямился во весь рост, чтобы его было легче заметить. – Посмотри на меня еще раз, пастух!

Послышался свист, и старик наконец-то увидел летящий камень. Оставшуюся сотню шагов булыжник пролетел за две секунды, но Шату этого хватило, чтобы увернуться. Теперь, по траектории полёта, можно было сузить поиск места нахождения противника.

Но пастуха всё равно не было видно. Точка начала полёта камней была где-то на северо-западе, а значит, к сожалению, это пастух возьмёт заходящее солнце себе в союзники. «Молодец ты, пастух! Действительно серьёзный враг!»

Шат пошел на северо-запад. Из-за солнца, светящего в глаза, всматриваться было тяжелее, но полёт камня старик всё равно узрел. Кое-как увернувшись, Шат наконец уловил движение. Далеко-далеко, на одной из скал, пастух раскручивал свою пращу.

«На таком огромном расстоянии? Почти попасть мне в голову? Таких хороших метателей я ещё не видел!»

Шат изменил тактику. Теперь, видя действия противника, старик быстро сокращал расстояние, а когда камень летел в его сторону – останавливался; так было легче определить траекторию полёта и увернуться.

Вот только появилась проблема: приближаясь к пастуху, приходилось забираться всё выше и выше, и Шат начал уставать. К тому же раненая нога болела всё ощутимее. Старик вынужден был спрятаться за небольшую скалу, чтобы передохнуть. Между врагами осталось не больше сотни шагов.

«Сейчас самое удобное расстояние для пращи. Уже не увернёшься. Мне придётся перебегать от скалы к скале». Шат почти слышал, как кожаный ремень с камнем раскручивался в ожидании своей жертвы.

«Интересно, сможет ли он попасть в голову, если я выгляну из-за скалы?» Глаза старикана секунду появились из-за камня и моментально исчезли.

Камень не вылетел из пращи, продолжая крутиться по кругу, разрезая воздух.

«Ладно подождём. Пусть рука, раскручивая ремень, устанет побольше».

Через минуту Шат понял, что уже отдохнул. Он снова выглянул, уже увереннее, и оценил обстановку. Пастух стоял на вершине небольшой скалы и, вращая пращу, смотрел на голову старика.

«Ну, давай! Метни свой камень!» – подумал Шат, но пастух не торопился. Похоже, голова, которую можно моментально спрятать, для него была трудной целью.

Старик сделал шаг влево, и камень сразу же засвистел, разрезая воздух. Шат сразу же сделал шаг обратно, подождал секунду и рванул к следующей скале.

Спрятавшись за ней, он понял, что не слышит раскрутки ремня. «Рука устала… или другая тактика?» Старик собирался мельком выглянуть и оценить обстановку, но ноющая боль в левой ноге вдруг заявила о себе сильной резью.

«Не сейчас, дорогая… всё… тихо… тихо… потерпи ещё немного… – Шат дождался, когда боль чуть утихнет, и выглянул из-за скалы. Пастуха на вершине не было. – «Это хреново. И где он сейчас?»

– Слушай, отец, – оглядываясь, прокричал Шат. – Я пришёл за своей монетой, солью и ножом! В направлении, что ты указал, хижины проводника Гала не оказалось!

Камень резко просвистел и задел грудь старика по касательной, сломав несколько рёбер. Взвыв от резкой боли, Шат опустился на землю. Было понятно, что ему повезло – попади камень центр груди, встреча с пастухом тут же закончилась бы.

Пастух появился из-за скалы слева, буквально в тридцати шагах. В кожаное расширение ремня он уже вложил новый камень, но раскрутка ещё не началась. Солнце уже садилось, в сгущающейся темноте врага почти не было видно, но под седыми бровями сверкали подозрительные серые глаза.

– Вотому что вам была пещева, а не хижива… – по говору сразу стало понятно, что шепелявый Гро был пастуху родственником. Пастух неторопливо направился к противнику. – Внук не вюбит баванину. Он вюбит вюдей. – В левой руке пастуха появился вчерашний нож Шата. – А я вюблю вачинать не с вальцев, а с гововы!

Между врагами осталось уже десять шагов, как вдруг прозвучал другой свист, и в пах пастуха прилетел нож. Через секунду другой нож ударил его в правую руку, и праща с камнем свалилась на землю. Третий нож прилетел в левое бедро, и пастух со стоном повалился на живот.

Шат, кряхтя, поднялся на ноги, подошёл к пастуху и здоровой ногой сильно ударил по вражеской кисти со вчерашним ножом. Клинок улетел на несколько шагов, а старик поднял ремень вражеской пращи и обмотал им шею пастуха.

– Передавай внуку привет! – И руки Шата начали медленно затягивать кожаную удавку.