Текст книги "Город Не/Счастья"

– Встречайте: госпожа Иллойа!

Каждый шаг оставлял на сцене статичное цветное пятнышко, которое медленно растворялось и сливалось с пульсирующей волной кристаллов. Вокруг кружил десяток дронов, снимавших министра со всех ракурсов. Семь тысяч пар глаз смотрели прямо на нее, и еще двадцать незримых пар впивалось в затылок. Но ничего внутри Иллойи даже не шелохнулось.

Министр оглядела дроны, парящие вокруг, как стая мошкары. Она возьмет все ноты, исполнит песню в лучшем виде. Улыбка не сойдет с лица до окончания выступления. А вот глаза… По глазам зрители все поймут. Если на месте порхающих бабочек зияет холодная пустота, что может быть очевиднее? Когда Иллойа велела режиссеру не брать крупный план, она не подозревала, что перед самым выходом у нее появится еще одна причина для такой просьбы.

Иллойа шла по пульсирующей сцене с таким же воодушевлением, как по обычной мостовой, и уже не могла ничего изменить. Оставалось только пережить очередной неудачный день. Заигравшая музыка не заглушала кровь, бьющую в висках, а только сильнее растревожила ее.

Иллойа делала это сотни раз. Она вышла на сцену и спела. Что-то там про свое «сердце, которое, как компас, всегда указывает на север». Авторы сказали, что согласовали песню с членами совета директоров. Видимо, те решили помириться с Северопортом. Решили без Иллойи. А ей приходилось озвучивать их решение на концерте, не имея даже возможности ответить на выпад со стороны Марко Молота. Ее соперники обладали преимуществом: они не были обременены министерскими обязанностями и могли все время уделять музыке. Они были свободнее.

Министр закончила песню, поклонилась и ушла со сцены под овации – все как всегда.

Обычно она еще оставалась в своем уголке в закулисном зале некоторое время и смотрела продолжающийся концерт, отмечая таким образом начало трехмесячного карнавала, который завершится ее победой. Но на этот раз она сразу же направилась к широким дверям, ведущим на улицу из зеленого прямоугольника Арены. Лишь проходя мимо складного столика, она на секунду задержалась и забрала белую розу. Пчелки из техкоманды расстроятся, если найдут ее там же, куда положили. Таков уж был их ритуал, а Иллойа знала лучше других: ритуалы нарушать нельзя.

17. Подработка

– День – он и день, – резюмировала Жу, отключая тонировку окон.

Ничто в занимающемся рассвете нового дня не выдавало его отличительных черт. Особенностей, по которым утро можно было бы отнести к многообещающим или, наоборот, не сулящим ничего путного.

Алая долька солнца выглядывала над поверхностью земли. Жу ненадолго задержала на ней взгляд, пока в ушах не затихли последние отзвуки будильника. Небо светилось полоской ярко-красного цвета у самого горизонта, затем переходило в нежно-голубой и заканчивалось глубоким синим прямо над головой. Справа эти цвета мутнели и виделись словно сквозь пятно на глазу.

Смог над Кромью разжижился – всю ночь дул северный ветер. Едва заметная батарея Станции контроля и управления погодой, направившая на юг сопла труб, с редкой периодичностью выплевывала в воздух прозрачные облачка реактантов. Жу повернула голову налево и зевнула. «День – он и день», – повторила она и пошла одеваться.

Очень сложно удивить чем-то человека, который знает наперед, как сложатся следующие семнадцать часов. Вот если бы над горизонтом висела полная луна, Жу, возможно, удивилась бы. Задумчиво хмыкнула или приподняла бровь. Но долька солнца выглядывала именно там, где ей и положено было находиться в эту минуту. Так что же в этом поразительного?

Когда с утренними делами будет покончено, солнце поднимется на три четверти над горизонтом. Потом Жу поедет на юг на автобусе. Сегодня, возможно, ей даже не понадобится респиратор. Но, как знать, ветер всегда может перемениться.

Затем завод. Тоже ничего нового. К бочкам ее больше не подпускали. «Нашли наказание», – фыркнула Жу. Теперь она выполняла мелкие поручения и работала гонцом. Территория завода занимала два квартала, но электрокар ей не выделили, а рабочие, прознавшие, по чьей вине они лишились части зарплаты за время трехчасового простоя, не торопились ее подвозить. Начальник склада и не старался прятать ухмылку, посылая Жу в самые дальние цеха с заданиями, которые можно было решить по внутренней связи, не выходя из кабинета.

Но Жу новая работа устраивала даже больше. Уж лучше целый день бродить по территории, чем торчать взаперти. Приходилось, правда, носить респиратор – через пару часов прогулок на не очень свежем воздухе она начинала кашлять.

Солнце поднялось на три четверти над горизонтом. Жу посмотрела вниз на джинсы и покачала головой. Она присела на подоконник и отковырнула засохшую грязь со штанины. Стиральная машина, на последнем издыхании дорабатывающая свой век, пряталась в подвале за фальшпанелью.

В подвале.

Жу не спускалась в подвал с тех пор, как провела там на полу не самую приятную из ночей. Она запустила банковское приложение на личке и проверила остаток на счете. Покачала головой еще раз.

Жу вышла в коридор. У дверей на улицу стояли две запечатанные коробки с теми вещами из старой квартиры, которые она не стала продавать. Жу со вздохом распаковала одну из них и принялась рыться в стопках одежды. Кромь выиграла у нее еще одно небольшое сражение.

Изрядно пожелтевшее солнце уже подскочило над горизонтом, как оттолкнувшийся от пола резиновый мячик, когда Жу, расправляя на ходу складки на неглаженой одежде, бежала к автобусной остановке. Ждать следующего автобуса пятнадцать минут не входило в ее планы. Но пришлось.

Она решила провести время с пользой. Присела на лавку под навесом, скинула с плеча рюкзачок, порылась в нем. Задержала руку, коснувшись респиратора. Может, оставить дома? Перемены ветра в прогнозе не обещали… Подумав секунду, она оставила маску в покое, нашла зеркальце и расческу.

Волосы топорщились во все стороны. Она каждый вечер загадывала, что встанет пораньше, приведет себя в порядок. Наступало утро, и Жу осознавала, что предыдущим вечером погорячилась. Бодрствовать в старом доме лишний час – ну уж нет. Каждая минута, проведенная под этой крышей на ногах, обесцвечивала ее и без того серые будни, как солнце, которое со временем выжигает любую краску. Единственным спасением был сон. В итоге она вскакивала за полчаса до выхода, затягивала волосы в тугой хвост, который прятала в капюшон толстовки, и выбегала на улицу неряшливой и голодной. Иногда она успевала выпить чай, который заваривал Дед, но старик не показывался вот уже несколько дней.

Жу последний раз взглянула в зеркальце, фыркнула и бросила его в рюкзак. Пятнадцать минут подходили к концу, и на остановке собралась группа будущих попутчиков. Заслышав приближающийся автобус, она подошла к краю обочины. Какая-то старушка с клюкой встала сбоку и принялась сверлить Жу взглядом, полным осуждения, причины которого Жу не знала. Зато она знала, от кого «случайно» получит локтем в печень на входе.

Кромь каждым из своих проявлений пыталась оторвать ее от старой жизни в центре. С каждым стаканом мутной воды, с каждой поездкой на протертом сиденье автобуса, с каждой ямой по дороге на завод Кромь напоминала, что ничего уже не будет как прежде. Только музыка после переезда Жу на новое место не стала хуже. Да, она была странной, но Жу быстро привыкла и даже нашла в ней какое-то очарование.

Музыка ненавязчивым фоном сопровождала ее с детства. Она струилась из колонок ресторанов, магазинов и машин, подрагивала и извивалась в потоках прохожих. Она заполняла собой все пространство министерства Мира. И вот теперь Жу могла лично поучаствовать в действе, которое она никогда не воспринимала как священное или возвышенное, но для которого, даже будучи человеком близким к индустрии, считала себя непригодной.

Лишь работая на аэродороге, она впервые увидела пирамиду Высшего министерства. И только оказавшись в Кроми, она сможет поучаствовать в конкурсе, за которым до этого следила изнутри.

Вдоль трассы уже поставили рекламные растяжки в честь грядущего события. Плакаты были разделены на три части. В двух верхних секторах сияли голограммы бывшей работодательницы Жу и солиста группы «Гравитация». В нижнем секторе темнела человеческая фигура с вопросительным знаком вместо лица. Каждые десять секунд камера дрона выхватывала из ноябрьской серости случайного прохожего, чтобы подставить его на место неизвестного финалиста.

Вдруг красный огонек подмигнул Жу, которая давила лбом стекло застрявшего в пробке автобуса, и вместо вопросительного знака на рекламе появилось ее лицо. «Это можешь быть ты!» – кричала надпись на голограмме.

Жу оторвала взгляд от переполненного мусорного бака на обочине дороги и тупо уставилась на собственное изображение. Бледное лицо с темными, как у панды, кругами вокруг глаз померцало в компании двух финалистов конкурса ровно пять секунд и сменилось обратно на туманную фигуру с вопросительным знаком.

Автобус нехотя тронулся с места и пополз со скоростью пешехода. Абсолютно предсказуемый день намекнул на новые впечатления: опаздывать Жу еще не приходилось.

Четверо охранников внимательно следили за ней сквозь прорези в масках. В забралах касок отражался свет, и они, как лампы, жгли лицо Жу. Казалось, попытайся она что-то скрыть, и щеки засияли бы красным под лучами прожекторов. Пятый охранник сканировал личку. Перед турникетом уже образовалась небольшая очередь.

– А побыстрее нельзя?

– Ну-ка, тихо там!

– Нам пробиться надо, эй! Из-за вас запишут опоздание.

– Тихо, я сказал! Не мои трудности. Приходить надо раньше на работу.

Очередь погудела, но замолкла.

Если дни похожи один на другой, самое незначительное изменение бросается в глаза. К двум охранникам на проходной Жу привыкла. Они выглядели грозно, и на этом их охранные функции ограничивались. Теперь вооруженных людей стало пятеро, и они по-настоящему досматривали всех без разбора.

В последнее время Жу видела все больше Черных Воронов на улицах. Теперь вот и на заводе. А все из-за того взрыва, в котором пострадала ее бывшая начальница. Записи с места происшествия крутились повсюду. Министр выглядела жалкой и потрепанной. И это за три-то месяца до финала!

Жу чувствовала странное удовлетворение. Хотя старая работа теперь привлекала ее не больше новой, свое дело она делала хорошо. Она бы такую запись не пропустила. Интересно, вспоминали ли о ней бывшие коллеги и руководство после увольнения?

– Дальше давай. – Охранник махал рукой. Его друзья-прожекторы перевели лучи на следующего в очереди.

Жу прошмыгнула сквозь широкие прозрачные двери, ведущие на территорию завода. Благо склад был недалеко от проходной. Она представила самодовольную морду нынешнего начальника, отчитывающего ее за опоздание. Самое обидное – этой морде приходилось перечислять часть и без того скудной зарплаты.

Чтобы подготовиться к неприятному разговору, Жу тихо замурлыкала под нос прилипчивую мелодию «Икара». Песня хоть и была недописанной, но из творчества парней, с которым она успела познакомиться, понравилась ей больше всего.

 
Но почему же тогда
Икар все падает вниз…
 

– Как думаешь, сколько лет тем деревьям?

Она вздрогнула от неожиданности. Знакомый голос вклинился в ее мысли и прервал песню. Жу отдернула руку, которую уже занесла, чтобы открыть дверь. Она прошла чуть дальше и заглянула за угол. Привалившись спиной к стене, у склада стоял Дед.

– Ты где пропадал? – Жу развела руками.

– Дела. – Он погладил бороду. – Так что думаешь, сколько тем деревьям?

Голос-то знакомый, но что-то с ним было не так. Жу не могла разобрать что. Все такой же мудрый бас, спокойный, как тихий летний вечер. Слишком тихий. Когда кудрявые тучи на горизонте намекают, что надвигается буря.

– Каким деревьям? – Она проследила за его взглядом.

– Да вон, елки рядком посажены. Вдоль главного здания. Половину дня стоят в тени, а ничего – выросли, вытянулись. Они и в тени вырастут. А напротив, – он показал рукой, – у здания пониже, рядок каштанов с южной стороны видишь?

– Мама, мама, пусть собачка перестанет…

– Вижу, – ответила Жу, ударив ладонью по виску.

– Они на солнце весь день. Хотя все равно чахлые из-за смога. Но посади их на месте елок – погибнут без вариантов.

– И что?

– Продумано. Продумано все. Тем, кто сажал эти деревья, было не наплевать. Вот я и спрашиваю, как считаешь, сколько им лет? Мне кажется, лет сто-двести. – Он погладил бороду еще раз. – Но точно больше двадцати пяти.

Дед оттолкнулся от стены и, озираясь, приблизился к Жу.

– К делу: для тебя есть задание.

Подгоняемые порывами ветра, кудрявые тучи пришли в движение, и уже можно было различить раскаты грома. При желании.

– Хватит с меня начальников и заданий, – запротестовала Жу.

– Мне нужно кое-что узнать. Из ноль третьего цеха.

– Химия? Меня туда не пустят.

– Конечно, не пустят. Зайдешь с восточной стороны. Встань на углу. – В вечно прищуренных глазах Деда полыхнула молния. – Там у камер слепая зона. Мимо едут вагонетки. Дождись, пока не случится сбой. Напротив тебя остановится вагонетка, под ней будут ремни. Тебе нужно зацепить…

– Так-так-так, стоп. Сразу стоп. Что за ремни? Какие слепые зоны? Ты с ума сошел?!

Дед удивленно уставился на нее. Он приложил ладонь к груди и заговорил медленнее:

– Небольшое одолжение. Я думал, что могу рассчитывать на благодарность после гостеприимного приема, который оказал тебе в трудную минуту.

– Приютил меня в моем собственном доме, хочешь сказать? Спасибо, конечно, но что ты несешь? Где ты пропадал? Какие еще слепые зоны? Что за шпионские игры?

Она запнулась и прервала поток вопросов, когда Дед навис над ней плечистой горой.

– Нет. Я хочу сказать, что дал тебе работу. Дал шанс покинуть ненавистную Кромь. Ты думаешь, что получила все просто так и никто не сможет этого отнять?

Жу почувствовала, как ноги сами по шажочку отступают назад. Взгляд скользнул к веренице каштановых деревьев и вернулся.

– Быстро же ты к угрозам перешел.

Дед сжал и разжал кулаки. Он открыл рот, но, так ничего и не сказав, закрыл его и сглотнул. Плечи опустились.

– Да не угрожаю я. Извини, если напугал. – Он грустно улыбнулся, отступил и присел на бочку, на которой они обычно обедали. – Я часто отпугиваю людей. – Он почесал нос. – Трудно иметь друзей, когда ты двухметровая бородатая махина. Я хотел сказать, что твоя полузаконная работа, участие в конкурсе… Это все… ненадежно. А если я что-то понимаю в людях, то для тебя важно, чтобы имелся надежный план. Кто в этой дыре поможет тебе, если что-то пойдет не так, как задумано?

По всей территории разнесся гул из динамиков, знаменующий начало рабочего дня. Дед вздохнул и продолжил:

– Это не шантаж и не угрозы. Просто говорю, что я на твоей стороне. Это ли не причина мне доверять хоть немного? Я прошу о скромной услуге. И естественно, услуга оплачивается.

Жу закусила нижнюю губу. Она уже было инстинктивно дернулась в сторону склада после сигнала, но замерла. Опустив взгляд, она уперлась в мятые джинсы, аккуратно заштопанные на коленке. Пока она жила в Полисе, Жу их не выбрасывала исключительно из сентиментальных чувств. Уж слишком хорошо эта пара сидела на ней когда-то.

– Ну ладно, и что ты задумал? Это законно?

– Определение «законность» слишком сложно трактовать, но наши действия не принесут никому вреда, если ты об этом. Обещаю.

Он достал что-то из кармана и протянул Жу. Та оглянулась по сторонам и подставила ладонь, на которую упали пачка сигарет и мелок.

– У вагонеток снизу есть ремни. Постучи по донышку пачки три раза, зацепи ее снизу за эти ремни и пометь саму вагонетку мелом. У тебя будет полторы минуты, прежде чем магниторельс заработает. Вот и все.

– А сам почему не сделаешь?

– У… сигарет таймер с задержкой на девяносто секунд. А кто-то же должен устроить небольшую диверсию в диспетчерской.

Жу сделала вид, что поняла, о чем говорит Дед.

– И никто не пострадает?

– Конечно! Абсолютно безобидная вещь.

– Я же не устрою взрыв или типа того?

– Взрыв? – Дед изобразил испуганное выражение лица, а затем засмеялся. – Нет, конечно нет. Кто я, по-твоему?

– Трудно сказать.

– Ровно в полдень будь на восточном углу ноль третьего цеха. Другого шанса не будет, только сегодня. И кстати, если кто спросит, почему я не на работе, скажи, что заболел.

– А ты не на работе?

– Хм, не совсем.

Жу колебалась. Она смотрела в сощуренные, лучистые глаза, обрамленные множеством морщинок, какие бывают у человека, улыбающегося всю жизнь, и больше не видела там полыхнувшей на секунду молнии. Что ж, на работе в министерстве ей доводилось впутываться и в более авантюрные дела с более ненадежными компаньонами.

Она сунула сигареты и мел в карман и, воровато оглядываясь, зашагала на рабочее место.

– Жу!

– Что?

– На будущее: если угрожают, не бойся. Тот, кто по-настоящему намерился тебе навредить, заранее предупреждать не станет.

Если посчитать, что в брошенной на прощание фразе Дед не ошибался, то выходило, что начальник склада совершенно не мог и никак не хотел навредить Жу. Потому что он не поскупился ни на угрозы, ни на оскорбления, отчитывая ее за опоздание. Все пятнадцать минут, что длилась тирада, Жу поражалась, до чего же похожи оказывались ее начальники, бывшие и нынешние, когда дело доходило до гневных отповедей. Начальник склада использовал те же слова и даже целые предложения, что и главный проводник экскурсионного вагона. Да и сама госпожа министр Мира недалеко от них ушла. Что-что, а сорваться на подчиненных она любила. Из всех работников Мира разве что продюсеру никогда не доставалось от босса. С другой стороны, министерские и сами до конца не выяснили, кто из этой парочки на самом деле был начальником, а кто – подчиненным.

После дежурного выговора день пошел как обычно. Жу могла бы и заскучать, но ей не позволял этого таймер, отсчитывающий время до двенадцати часов.

Придумывать повод, чтобы незаметно улизнуть, не пришлось. До назначенного времени оставалось полчаса, когда начальник поручил сбегать на другой конец завода. И вот за две минуты до полудня Жу оказалась в оговоренном месте. В трех шагах перед ней – невысокий бордюр, за которым скользила вереница тележек. Пустые тары в форме перевернутых трапеций покачивались на магнитах. Чуть дальше их затягивало сквозь непрозрачную стену из множества маленьких шариков внутрь здания цеха.

– Почему не работаешь? – прозвучал голос за спиной.

Жу вздрогнула и выронила пачку сигарет, но тут же подхватила ее с земли. Рядом возникли двое воронов.

– Перекур, – бросила она непринужденно.

– Ты из ноль третьего? – сощурился один из наемников.

Соображая, что ответить, Жу открыла пачку. Внутри лежали три сигареты и зажигалка. Их теснила непонятная серая коробочка. Жу вытащила сигарету, обхватила ее губами и потянулась за зажигалкой. Ворон внимательно следил за ее движениями.

– Я? – Она ткнула себя в грудь. – Ну, я работаю…

Жу щелкнула зажигалкой, медленно поднесла огонек ко рту и подпалила конец сигареты. В ноздри ударил едкий запах. Жу затянулась и тут же пожалела об этом. Противная горечь заполнила весь рот и поползла вниз к легким. Клубы дыма резанули по небу, и она едва сдержалась, чтобы не закашляться.

– Да. – Она втянула струйку дыма и, прогнав ее между зубов, выпустила из уголка рта. – Некоторым образом. Некоторым образом, да. Что говорите?

– Пропуск, – резко оборвал ее ворон.

– Пропуск? Мой, в смысле? Да-да, сейчас.

Она сглотнула и принялась копаться в личке. Скрип за спиной заставил ее обернуться. Цепочка тележек остановилась. Трапеции качнулись и синхронно покосились набок. Ровно полдень. Поразительная пунктуальность. Не только машины не опаздывают и не ошибаются.

Парочка воронов встревожилась. Они переглянулись, затем зыркнули на Жу. Та приняла как можно более невинный вид. Наемники переводили взгляд с Жу на магниторельс в нерешительности. Появилась новая задачка, и они не знали, стоит ли приняться за нее сразу или сначала разобраться со старой.

Жу украдкой взглянула на часы. Оставалась минута и десять секунд до того, как новая задачка разрешится сама собой. Вороны размышляли. Жу тоже.

Минута ровно.

Вдруг беспокойный голос что-то громко загалдел в наушниках воронов.

Пятьдесят секунд.

Те прослушали голос, не сговариваясь развернулись и быстро удалились вдоль вереницы застывших вагонеток в сторону диспетчерской.

Как только они убежали, Жу, повторяя в голове фразу «И зачем оно мне надо?», перескочила через бордюр и бросилась к потухшему магниторельсу. Наклоняясь, она на ходу чиркнула мелом по уголку тележки, нащупала внизу ремни, о которых говорил Дед, трижды постучала по донышку пачки сигарет и принялась запихивать ее под широкую полоску полиэстера. Та не поддавалась.

Тридцать секунд.

Жу легла на спину. Ударилась. Ойкнула. Просунула голову под днище тележки.

Двадцать пять секунд.

Ногтями она с трудом подцепила ремень и попробовала протиснуть пачку в щель. Без результата.

Пятнадцать.

Жу вырвала коробочку из пачки сигарет, отбросив в сторону все лишнее. Серая коробочка пульсировала фиолетовым светом изнутри. Сломанными ногтями Жу подцепила ремень.

Десять. Девять.

Кое-как, боком, она затолкала устройство под полиэстеровый ремень и отползла в сторону. Магниторельс тут же загудел, завибрировал. Вагонетки дрогнули, выпрямились и понеслись дальше, будто и не случалось никакого происшествия.

Жу загасила подошвой все еще тлевший на земле окурок и закашлялась. Она достала из рюкзачка респиратор. Взгляд упал на зеркальце. В отражении на нее смотрела неряха с растрепанными волосами и запачканным лицом. Жу быстро застегнула рюкзак.

– Все-таки пригодился, – проворчала она, надела респиратор и отправилась обратно на склад, посылая проклятия в адрес Деда.