Текст книги "Город Не/Счастья"

18. Дебют

– …а почему от Заречья? – Меркурий обернулся на звук хлопнувшей двери. – О, привет, Луна. Ты тоже тут?

Жу застыла на пороге собственной кухни.

– Это мой дом, на секундочку, – прошипела она. – Хотя я начинаю сомневаться.

Она прошла между Дедом и Меркурием к раковине, открыла кран, подставила руки и плеснула в лицо желтоватой холодной воды. Царапину на лбу, которую она заработала, ударившись о вагонетку, защипало. Жу кашлянула, стукнула кулаком в грудь и сплюнула в раковину.

– Тьфу, гадость!

– Так почему мы будем выступать от Заречья, я не понял? – продолжил Рени, не обращая внимания на хозяйку дома. – Я с Сатурном из Речного порта, Марс вообще живет на Тринадцатом участке, а заявляться мы будем в Заречье? Че за…

– Так надо, – рассеянно ответил Дед, не отрывая взгляда от Жу.

– Ну, блин, чувак, нас там никто не знает!

– Рени, не льсти себе, вас и тут никто не знает.

Меркурий что-то проворчал под нос и плюхнулся на стул.

– Луна, сегодня, блин, концерт. – Голос его звучал по-детски обиженно. – Если ты еще не поняла.

– Сегодня? – кашлянула Жу. – Я думала, через два дня.

– Да, блин, сегодня. Сегодня будут объявлять претендента от Юго-Восточного Заречья. – Он сложил руки на груди. – От нашего родного, любимого Заречья. Через два часа выезжать. – Он хлопнул себя по лбу. – А мне же еще бас забрать надо! Позвоню парням, чтобы захватили.

Когда Меркурий вышел из кухни, Дед достал из кармана плаща уже знакомое Жу устройство. Оно больше не пульсировало фиолетовым светом и превратилось обратно в безжизненную монолитную серую коробочку.

– Почему не в пачке сигарет? – задумчиво пробормотал он, будто бы ни к кому специально не обращаясь.

– Не лезло.

– Ремни нужно было ослабить.

– О, надо же! Спасибо за совет, очень вовремя.

Дед встал, подошел к Жу и втянул воздух.

– Ты курила?

– Начнешь тут с вами, – огрызнулась она.

– Что-то пошло не по плану?

– Все пошло не по плану.

– Тебя кто-то видел?

– Охрана.

– И что сказали?

– Сказали, что если ты хочешь и дальше играть в шпионов, то без меня.

Она выскользнула из-под его взгляда и промаршировала в гостиную, хлопнув за спиной дверью.

Жу упала на диван. Ноги приятно заныли. Она перевернулась на спину и легла, вытянувшись во весь рост, чтобы дать покой уставшим конечностям.

Внешне она выглядела вялой и измотанной. Пять минут назад Жу и внутри чувствовала себя соответствующе. Но мысли растревожил Рени, который сообщил о внезапном концерте. Дед с его секретами, начальник склада, работа… Все неприятности отступили. Жу продумывала планы на ближайшие несколько часов.

Концерт. Ее первый концерт. Концерт! Она и не ожидала, что близость первого выхода на сцену тронет ее безразличную душу; что осталось хоть что-то, способное ее пронять.

Она мысленно пробежалась по оставшемуся гардеробу. Ничего приличного в нем не нашла, немного расстроилась и стала повторять тексты песен. Песни! «Надо узнать, что будем петь», – решила Жу.

Фантазия завелась как старый мотор: непредсказуемо, с грохотом, на который Жу сначала не обратила внимания, потому что не верила, что дело двинется дальше пустого шума. Но поршни пришли в движение и быстро расстроили ее холодные расчеты. И вот на потолке перед глазами уже появилась сказочная картина будущего выступления.

Сцену освещают прожекторы. Большой зал, который вчера не слышал ее имени, аплодирует новой звезде. К ногам летят цветы. Хотя нет, почему цветы? Цветы кидали ее начальнице-министру – вот откуда этот образ всплыл в голове. Ужасно скучно. Нет, пускай кидают что-то другое. Деньги. И не к ногам, а сразу на счет в банке. Жу засмеялась.

Подумать только: три часа назад она была простой посыльной на заводе – и вот стоит на сцене, участвует в самом грандиозном за пять лет карнавале Новополиса. Кто из конкурентов похвастается карьерой стремительнее?

А дальше – больше. На горизонте маячит следующий тур. Жу раздает интервью. Их просматривает министр и от зависти выдирает крашеные локоны. «Гравитация» вообще снимается с конкурса: у них ни единого шанса. Триумф. Слава. Должность министра… Должность министра? А нужна ли она?.. Нет, забыли про должность. Вместо этого ее приглашают в совет директоров. Там гораздо спокойнее. Она возвращается в квартиру в Полисе. Жаль, что нельзя получить ее в собственность. Но, возможно, удастся выйти на компанию-арендодателя. Если выкупить ее акции, то все здание будет принадлежать Жу. Хватит ли денег? После возвращения стоит связаться с ребятами из финансового отдела, узнать, на какой доход от акций она может рассчитывать, когда станет членом совета директоров.

Ребята не имеют права такое рассказывать, но Жу все же надеялась, что уговорит их по старой дружбе. Они пили с ней по праздникам. И приходили к Жу на день рождения. И выбирались на стадион пару раз. Было легко и весело.

Жу приостановила на секунду мелькающие на потолке картинки и задумалась. Нет. Не станет она у них спрашивать. И на день рождения больше не позовет. Сама найдет компанию, которая пока владеет ее недвижимостью – благо их в Полисе всего четыре, – сама все разузнает. С ресурсами министерства эта задача упростится.

А старый дом? Ну, пускай Дед в нем и живет, раз так нравится. Он помог ей как-никак, пусть остается. Отличный план. И почему только он казался ей нереальным и утопическим, когда она впервые услышала предложение участвовать в конкурсе?

– Ай-ай-ай, – пронесся мимо Меркурий. Он споткнулся и едва не проломил стену лохматой головой. – Блин, чувак! – прокричал он, забегая на кухню. – У нас проблемы…

Как набегающая волна в одно мгновение обрушивает песочный замок, так и шум с суетой смыли фантазии с потолка, а блаженную улыбку с лица Жу.

– А, ну да, – пробормотала она. – Вот почему. – Диван скрипнул, когда она с неохотой поднялась на ноги. – Что случилось? – крикнула Жу.

– Ничего, решим, – донесся в ответ деловой бас из кухни. – Иди одевайся.

Жу фыркнула и отправилась в коридор к своим коробкам. Когда она открыла одну из них, в ноздри ударил запах Полиса. Она не замечала этот приятный легкий запах обжитой квартиры, когда он окружал ее большую часть времени. И так же не заметила, как он пропал из ее жизни. Но теперь одежда, пропитанная старыми ароматами, напомнила о доме. Не об этой убогой хибаре, нет – о стильной квартире с высокими потолками. Она прижалась щекой к свободному шифоновому платью бордового цвета, шумно втянула ноздрями воздух.

– Ладно, пока так сойдет, – прошептала она и отправилась готовиться к выходу.

И снова утомительная поездка на общественном транспорте. Третья за день. Автобус поднялся на эстакаду. На хлипком ограждении, отделявшем их от недолгого полета с неизбежным приземлением на крыши домов, Жу увидела граффити, которых раньше не замечала.

Этот вид уличного искусства ее не привлекал. Конечно, про себя она отметила, что все ровные и неровные поверхности в Кроми расписывались куда охотнее, чем в Полисе. Возможно, местные жители так своими силами разукрашивали невзрачное окружение. Но специально в рисунки Жу не вглядывалась. Не понимала она и художников, которые рисковали жизнью, забираясь на оживленные транспортные эстакады без единой пешеходной дорожки. Что было у них в головах – загадка. Впрочем, не самая интригующая. Жу и вовсе не обратила бы внимания на граффити, если бы глаз, натренированный на подобные вещи, не выхватил из хаотичного клубка разноцветных линий и мазков имя бывшей начальницы вкупе с компрометирующими репутацию министра эпитетами. Так об Иллойе не отзывались даже самые ярые недоброжелатели в Полисе.

Самый безобидный из лозунгов звучал так: «Мы знаем, что ты сделала». Рядом – черно-красная карикатура на министра Мира, нанесенная через трафарет. И дата. Тот самый памятный год. Трудно было представить, что после войны прошло уже пятнадцать лет. Жу забыла о ней, хотя последствия тех событий коснулись ее непосредственно. А вот неизвестные художники-вандалы не забыли. И винили министра Мира. Что ж, хотят цепляться за прошлое – их дело.

Были на ограждении и другие политические лозунги, незнакомые флаги и символы, черепа, трехконечные звезды, цветы и прочая чепуха. У Жу кружилась голова от мельтешащих картинок, но отворачиваться от окна не хотелось. По эту сторону стекла ее поджидал многословный басист. Он решил, что подходящее время рассказать историю всей своей жизни настало. Жу так не считала. Ее клонило в сон.

– Мы с Сатурном с детства знаемся, – доносился убаюкивающий голос слева. – Как с родителями перебрался сюда из Северопорта, так всю жизнь и вместе. И теперь работаем вместе. В ресторане. Он – повар, я – официант. Марса тоже с детства, но… В общем, много лет не общались, а тут его Эфиналь привел. Он вроде механик. Ковыряется в этих…

Жу вздрогнула. Ледяное воспоминание пронеслось вверх по позвоночнику и подняло волосы на затылке.

– Кто-кто? – Она отвернулась от окна.

– Механик. Работает в мастерской на Тринадцатом участке.

– Нет, кто его привел, ты сказал?

– А, Эфиналь? Ну да, блин, ты же его не знаешь. Это вроде старый друг Деда. Помогает нам деньгами и вообще. Нормальный мужик. Еще познакомишься.

– Ну да, нормальный мужик…

Эфиналь. Жу машинально открыла на личке свое полуфальшивое заводское удостоверение.

Как-то раз Жу довелось беседовать с министерским фотографом – сухой, изящной женщиной лет пятидесяти с бледным лицом и обветренными губами. Та сказала, что если за камеру берется человек стоящий, мастер своего дела, то на снимке не составит труда разглядеть автора так же четко, как и то, что попало в объектив.

Жу разглядывала фотографию на удостоверении, и чем дольше она на себя смотрела, тем более размытым и нечетким казался ей снимок. Снимок, сделанный очками. Она слышала о подобных технологиях. Но в Полисе такими игрушками могли разжиться разве что военные. Устройства со скрытыми камерами были под запретом для гражданских.

У кого было достаточно смелости и денег нарушить запрет? И разве стал бы такой человек часами бесцельно подпирать столб на рынке в Кроми? Жу надеялась, что ей не придется задаваться этими вопросами в будущем.

Как только автобус съехал с магистрали и пробурился в новый, пока неизведанный район Кроми, она окончательно перестала ориентироваться на местности.

Кромь. Геометрический хаос. Собранный из отдельных простых элементов конструктор в трех плоскостях. Серые и унылые кубики, пирамидки и параллелепипеды, случайным образом рассыпанные по земле, набросанные друг на друга, вместе составляли самобытную мозаику. Противоречий в Кроми всегда было с избытком, и заблудиться не составляло труда. Случайный прохожий всегда понимал, что он в Кроми, но никогда – где именно.

Ориентиры, выбивающиеся из общего фона, могли помочь. В теории. Зачастую в их честь и называли целые районы. Речной порт, Сто тридцать седьмой химзавод или Тринадцатый сборочный участок – эти слова и цифры на воображаемой карте в голове человека знающего зажигали огоньки на юго-востоке. Загвоздка была лишь в том, что количество районов превышало число ориентиров.

Для Юго-Восточного Заречья ориентиром служила река. Но река была длинной, она пронзала весь город насквозь. А Заречьем назывался всего один малозначительный райончик. Более яркой особенности, чем соседство с водой, для него не нашлось. И пока паром с автобусом спускался от магистрали на землю к остановке, Жу успела задать Меркурию один и тот же вопрос дважды:

– Это здесь?

На третий раз она несколько изменила форму вопроса: вставила посередине слово «точно». Последовавший ответ, однако, ничем не отличался от предыдущих двух:

– Ага, здесь.

Ржавый остов автобуса той же марки, что привез их сюда, встретил посреди тихой улочки. Даже родная улица Жу, где осталось от силы жильцов пять, кроме нее самой, казалась теперь центром цивилизации.

Улочку Заречья сверху накрывала дорожная магистраль, как постоянно гудящее ночное небо, упавшее на головы простых смертных. Как и положено ночному небу, железобетонное дно трассы разбавляли редкие фонарики-звезды. Видимо, задумывалось, что они и будут освещать улицу, лишенную естественных светил волей архитектора, – если к устроителям Кроми применим столь высокий титул. Но искусственных звездочек хватало ровно на то, чтобы разглядеть силуэты прохожих и фасады грязно-зеленых зданий, отбрасывающих балконами тени на дорогу под собой.

Рени уверенно повел к одному из таких зданий. Они спустились по лестнице и остановились у красной двери в полуподвал. Стоило только басисту приоткрыть ее, наружу вырвался поток теплого воздуха, неприятный кисло-сладкий запах и ритмичная музыка.

Как и предостерегала мать, фантазии подвели Жу. Не было высокой сцены, не было прожекторов и полного зала. Точнее, зал-то был, но совсем не тот, на который она рассчитывала. Низкий потолок переливался огнями, развешенные по углам колонки плевались звуковыми волнами, которые колебали завесу дыма. Помещение было прокурено до такой степени, что Жу пожалела, что нельзя выступать в респираторе.

Половину зала занимали небольшие круглые столики на толстой ножке. Вторую, отведенную под танцпол половину от первой отделяло возвышение, поднимающееся сантиметров на тридцать над полом. Жу скорее назвала бы это очень широкой ступенькой, а не сценой, но именно на этой ступеньке и предстояло выступать, судя по барабанной установке, возле которой уже крутился Сатурн.

Меркурий убежал искать Марса, а Жу присоединилась к Деду у барной стойки. Она присела на высокий стул и непроизвольно подернула плечами.

– Нервничаешь? – спросил Дед, наклонившись к уху.

– Я? Пф-ф, нет. Прохладно тут. – Она дернула плечами еще раз.

– Ну да…

Дед кивнул бармену, и тот подал стеклянный бокал с бурой жидкостью. Заведение было лишено футуристичного лоска подобных ему баров из Полиса, но атмосфера была похожая. Так же, как в центре, люди здесь танцевали, веселились и выглядели совершенно беспечными, будто и не было за дверью кромьских трущоб. Что-то в их беззаботном поведении умилило Жу. Это было так… по-человечески. Какое животное, оказавшись в унылой серости, станет веселиться, танцевать и радоваться жизни? Она в очередной раз отметила, как же права была мать, говоря, что Жу повезло жить в Полисе.

Хотя и на тех опасных чудовищ из родительских сказок местные тоже не походили. Это были обычные люди, виновные лишь в том, что им не посчастливилось родиться в Кроми.

Стоило ей так подумать, Жу похолодела, услышав за спиной:

– Мадемуазель Жу! Рад новой встрече.

Она знала, кого увидит, когда обернется. Худощавый торговец со шрамом через половину лица незаметно подобрался к ней вплотную под прикрытием грохочущей музыки.

– Здравствуй, друг мой, – обратился он к Деду. – Давно не виделись. Слишком давно.

– Я погляжу, вы и без меня неплохо справляетесь. – Голос Деда неожиданно отлился металлом. Жу удивилась. Старик со всеми общался дружелюбно. Но с Эфиналем он заговорил как с Жу во время их первой встречи: резко и угрожающе.

– Упрек? От тебя? – Эфиналь театральным жестом приложил руку к груди. – Друг мой, возможно, отсутствие опытного товарища за спиной наших общих друзей и повредило делу больше всего.

– Меня затея смущает, а не исполнение.

Эфиналь проскользнул мимо Жу к старику, как огромный паук. По длинному стеклянному лицу невозможно было прочесть его намерения. Свет играл на нем, ударяясь о впалые щеки. Красный. Зеленый. Фиолетовый. Цвета менялись быстрее, чем Жу успевала моргать. Световой потолок будто по очереди примерял разные цвета на лицо Эфиналя, чтобы понять, какое ему подойдет больше. Не подходило ни одно.

– Ты хочешь сказать… – начал Эфиналь, растягивая гласные сильнее обычного.

– Нет, – оборвал его Дед. Он снял потертый плащ и бросил на стул.

– Нет? – Оранжевый цвет задержался на лице на секунду дольше остальных. – Тогда к чему это все?

– Чтобы ты не забывал.

Из плотно сжатых губ прорвался шипящий звук, в котором Жу с трудом распознала смех.

– Я помню, дорогой мой, помню. – Он хлопнул костлявой ладонью по плечу старика. – Угостить вас чем-нибудь, друзья?

Дед покачал головой, но Эфиналя это не смутило.

– Значит, займусь делом?

– Будь любезен.

– Буду. – Он издал еще несколько похожих шипящих звуков, которые резко оборвались. – А вам, – Эфиналь повернулся к Жу, – я желаю успеха в новой ипостаси. И прошу вас, не стоит так дрожать, боязнь сцены не идет вашему милому высокомерному личику, – прошептал он, наклонившись к ней.

– Не обращай внимания, – буркнул Дед, после того как торговец отошел от них.

– Да мне вообще плевать, – ответила Жу, наблюдая за непропорциональной фигурой, с удивительным проворством виляющей между людьми и столиками.

Долговязый Эфиналь добрался до столика, за которым сидел низенький толстячок в старомодном костюме, и присел рядом. Из посетителей бара эта парочка меньше всех вписывалась в подобное место и со стороны выглядела комично. Но Жу снова было не до смеха. Она приподнялась на носках, чтобы внимательнее рассмотреть их из-за спин, но, заметив, что привлекает внимание Деда, снова села на стул.

– Слушай, это надолго все? – с наигранной бодростью спросила она. – Мне надо лечь пораньше, завтра на работу вставать.

– Нет, ненадолго. Тебя, вон, кажется, зовут.

И действительно, группа в полном составе стояла на сцене-ступеньке. Меркурий махал ей рукой.

Жу посмотрела на руку и зачем-то укусила сломанный ноготь. Музыка тем временем стихла. Взгляды собравшихся дружно устремились к сцене. Прикрывая волосами раскрасневшиеся уши, Жу взбежала на ступеньку и встала возле микрофона, подстраивая стойку под свой рост.

– Ну что, пожужжим? – громко шепнул Марс.

Жу бросила на него сощуренный взгляд.

– Раз! Два! Три! Четыре! – прокричал Сатурн, ударяя палочкой о палочку на каждый счет.

В уши ударил бас из мониторов прямо перед Жу, и у той на секунду закружилась голова от неожиданности. Мир выключился. Погас, как гаснет ночная Кромь, когда затухают последние фонари. Жу взмыла над сценой, как взмывала она над историческим районом, работая в аэропоезде. Мощные лампы светили прямо в глаза – так, что она перестала различать лица зрителей. Они превратились в обезличенных манекенов, а зал – в звенящий вакуумом пузырь.

На репетиции она осознавала, что происходит вокруг. Она контролировала себя и свой голос. Но здесь сознание отключилось, а оставшееся без присмотра тело придерживалось неизвестно когда заготовленного шаблона.

Жу бросило в жар. И тут же в холод. Инструментальное вступление закончилось. В этой паузе она должна была пропеть первую строчку, а парни подхватили бы ее и понеслись дальше. Но тишина сгущалась, и ничего не происходило. Жу забыла текст.

Марс выступил вперед и хрипло пропел:

 
В лодке пустой…
 

Жу спохватилась:

 
…и в пустом океане…
 

Она словно декламировала стишок в школе, глядя поверх голов хихикающих одноклассников. Она не понимала значения слов, которые вылетали изо рта. Просто набор забавно звучащих звуков. И не успела Жу отчитать себя как следует за забытую строчку в начале, как песня оборвалась.

«Опять текст из головы вылетел?» – кольнула мысль. Но нет, это сама песня длительностью три минуты пятнадцать секунд подошла к концу. Прийти в себя солистке не дали. За первой так же стремительно последовала вторая, и Жу, на секунду вынырнувшую из бассейна, чтобы глотнуть воздуха, снова окатило ледяной водой.

А потом мучения прекратились. Жу только начала привыкать к новой роли, а парни уже толкали ее прочь со сцены.

В ушах звенело, сердце бешено колотилось. Пятнадцать минут показались одним сумбурным мигом. Запоздавшая волна адреналина готова была выплеснуться наружу, но вот беда – выплескиваться было уже некуда и незачем.

– С первым выступлением! – приветствовал ее у барной стойки Дед, поднимая бокал. Хитрая ухмылка проглядывала сквозь аккуратную бороду.

Жу почувствовала, как напряглась кожа на висках. Как брови поднялись на высоту, до которой раньше она не позволяла им подниматься. Ей хотелось кричать, высвободить циркулирующую в грудной клетке энергию, но она заставила себя сесть на стул и сдержанно кивнуть старику.

– Угу. Спасибо.

– Ну что? Хочешь домой? Завтра на работу, – ехидно усмехнулся он.

– Да. Нет, знаешь, я еще посижу немного. Тут. Посмотрю.

Она просидела так два часа, слушая музыку и треп Рени, пристроившегося рядом. Постепенно ее широко раскрытые глаза возвратились к привычному полуприщуру, но завороженность от происходящего не прошла.

На сцене играли группы. Гораздо хуже тех, что знала Жу по старой работе. Проще и примитивнее. По большей части любители с музыкой собственного сочинения и бессмысленными, глупыми текстами. Но она наблюдала за ними по-новому. Так, как еще не наблюдала ни за одним концертом.

Когда подошло время оглашения итогов, на ступеньку взобрался тот самый толстячок в старомодном пиджаке. На ее немой вопрос ответил Меркурий:

– Это губернатор района.

– Ясно. – Жу снова подернула плечами.

Толстячок откашлялся и затянул длинную речь, которую никто не хотел слушать. К барной стойке подошли и встали рядом Сатурн и Марс. По кислому взгляду гитариста Жу поняла, что за забытый текст ее винит минимум еще один человек, кроме нее самой. Речь толстячка между тем подходила к кульминации.

– …Итак, на городском конкурсе «Артист Новополиса» наш район будет представлять группа… «Космический взвод»! Поздравим ребят и пожелаем удачи.

Жидкие аплодисменты. Некоторые из выступавших артистов бросили колкие взгляды на Жу и парней. Но основная часть присутствовавших отнеслась к объявлению равнодушно. Амбиции района и его обитателей росли в зависимости от богатства и числа этих самых обитателей. Заречье был самым маленьким и незначительным районом Кроми, потому и избрание своего кандидата, который будет сражаться в политической гонке, зрители восприняли со стыдливой безучастностью, как бы извиняясь заранее перед более солидными конкурентами за то, что их район вообще существует.

Чего нельзя было сказать о Меркурии и Сатурне. Положив руки друг другу на плечи, они принялись отплясывать, вразнобой переставляя ногами. Они пытались затащить в хоровод и Марса, но тот увернулся.

Он перевел взгляд с Меркурия на Жу и покачал головой:

– Вам надо много репетировать. Очень много.

– Да ладно тебе. – Сатурн схватил его за локоть. – Идем праздновать!

Марс позволил увлечь себя в сторону пустого столика.

– Луна, погнали. – Меркурий махнул ей рукой.

В зале снова заиграла электронная музыка. Потолок, молчавший во время импровизированного концерта, забился в цветовом припадке. Жу покачала головой.

– Не, без меня. Я домой.

– Да давай, блин, че ты?

– Мне еще много репетировать, – процедила Жу и направилась к выходу.