Текст книги "Живородящий"

– Кстати, почему сразу «выйдет»? Он может откуда-то возвращаться. От подружки, с работы. Сами же говорите, слепой человек вполне способен вести полноценный образ жизни.

Шилов ухмыльнулся и спросил:

– Ты сам-то когда подобной жизнью заживёшь? Не надумал пока жениться?

– Упаси Господи! Мне и так хорошо. Почти без проблем, забот и обязательств. Встречу самую сексуальную девушку, тогда вместе с ней и подумаю, будет ли у нас свадьба.

Пока Киримов говорил, из двери нужного подъезда неторопливо вышел подозреваемый. Он был одет в кеды, чёрные брюки с множеством карманов, серую футболку и чёрную куртку (почти такую же, как у самого следователя Шилова).

Напарник по наблюдению Максим, продолжая рассуждать про «прелести» женитьбы, совсем не обратил внимания на уверенно идущего к их машине (обычной, не служебной, неприметной) парня-блондина; зато Олег Ильич заметил его сразу. И отказался верить собственным глазам…

Ослепший после многочисленных травм головы, Альберт-Ангел прошёл мимо, вовсю смотря по сторонам своими тёмно-синими глазами.

Этот белобрысый парень мог видеть!

Без всякого сомнения.

Близнецы Герман и Альберт появились на свет совсем не вовремя… Их мать, брошенная обрюхатившим её красавчиком, едва ли могла платить за квартиру. А тут ещё и дети. Сразу двое.

На аборт денег всё равно не хватило, жаль…

Мальчишки родились крепкими, но худоватыми. Каждый, казалось, жрёт молоко за двоих. Герман вообще чуть ли не откусил матери сосок во время очередного кормления.

Альберт, надо признать, всегда вёл себя потише брата. И было в нём что-то внеземное, космическое. Взгляд ребёнка будто проникал за грани неких глубин, после которых любая жизнь не имела смысла.

Мать вначале ненавидела сыновей, а потом полюбила. Их беленькие головки ассоциировались у неё с ангельскими нимбами.

Близнецы росли в непростой обстановке. Но в детском саду им было весело. Впрочем, во время всяческих игр Герман проявлял свою врождённую жестокость, повергая молоденьких воспитательниц в шок собственной агрессией, которая могла возникнуть в любой момент, в любом виде: он бил девочек куклами по голове; дрался с мальчиками, пока они не начинали плакать от обидной боли или не проливали кровь (после сильнейших ударов по носу, губам и глазам).

Альберт же тихонько играл в игрушки, пока его братец «развлекался» по полной программе. А наказания делали Германа гораздо злее и мстительней…

Однажды, когда Альберт вместе со своей закадычной подружкой Мариной рисовал красивую собаку, которая умеет летать при помощи огненных крыльев, маленький мерзавец Герман изобразил гуашью на ватмане сцену безумного насилия над всеми детьми их группы (кроме любимого брата, которого Герман считал практически всего лишь своим отражением).

На том поистине адском рисунке мальчикам и девочкам отрезали руки и ноги какие-то демонические палачи, после чего – варили детские конечности в котлах, чтобы в дальнейшем (видимо) употребить их в пищу. А отрубленные головы несчастных ребятишек шли на выкорм неких тварей, похожих на помесь обезьян с акулами…

Увидев весь этот «рукотворный» ужас, воспитательница тётя Таня пришла в бешенство, разорвала страшный рисунок на несколько частей, порезав палец об один из довольно твёрдых краёв ватмана, а самого автора-извращенца отшлёпала настолько сильно, что едва ли не отбила себе ладонь.

Герман же противно посмеивался сквозь слёзы, пока тётя Таня обзывала его разными плохими словами, приклеивая к ране лейкопластырь, но кровь из её пальца всё равно продолжала капать, оставляя на полу множество красных точек.

Ещё гадёныш Герман очень любил рассказывать страшные истории во время сон-часов, пугая детей тем, что их родители могут умереть «прямо сейчас» от различных причин (несчастный случай, автомобильная авария, удар током, нападение маньяка-убийцы). Ну, а симпатичный Альберт весь сон-час любовался подружкой Мариной, лежащей невероятно близко и только притворявшейся спящей…

Близнецы вообще сильно отличались друг от друга, как бы странно это ни звучало. Для их рано повзрослевшей матери они оба были замечательными детьми, настоящими ангелочками. Она их так прямо и называла: «Мои ангелочки. Беленькие пушистики.» А сама напивалась почти каждый день, надо полагать – из-за отсутствия мужчины. Кому нужна молодая женщина, растерявшая после рождения двоих сыновей стройность и привлекательность? Эхо одинокого ответа она топила в алкоголе.

Таким образом, мать Германа и Альберта любила их, но совершенно не занималась воспитанием близнецов. А ведь малыш Герман уже тогда был крайне далёк от всего ангельского.

Став чуть старше, братья пошли в школу (для бедных людей, но не для малолетних преступников всё-таки). В классе близнецы пользовались вполне понятным интересом к себе. Всем казалось, будто братья – две половины одного человека. Очень раздвоенного, странного, однако привлекательного человека…

Девочкам из класса нравился Герман, который практически не обращал на них внимания. Зато Альберт всегда был рад поговорить с девчонками, повеселить их на переменах. А в свободное от уроков время близнецы занимались чем угодно: милашка Альберт смотрел мультики по телику и видео (несколько сборников мать купила, чтобы дети не скучали, пока она бухает); Герман же мучил беззащитных животных – соседских кошек. Одну ему даже удалось убить, задушив шнуром от сломанных наушников на пустыре в трёх кварталах от дома. И, кончено, нравились Герману не мультфильмы, но триллеры и ужастики, особенно те, в которых какой-нибудь страшный монстр терзает/терроризирует жалких людишек (глупых подростков, симпатичных девушек, что абсолютно точно заслуживают смертельных мучений).

Учителя и одноклассники часто путали близнецов. Впрочем, Герман своими злодейскими выходками легко разрешал ситуации с путаницей.

Как-то раз он сильно избил мальчика, который был старше его на два года (белобрысый подонок на все расспросы взрослых, включая школьного психолога, коротко отвечал: «Он просто мне не нравился…»). При этом Альберт всегда отличался от брата тем, что умел ладить с людьми очень неплохо.

Но даже это его не спасло…

В один из весенних солнечных дней одиннадцатилетний Альберт вышел из двери своего подъезда во двор, а там его уже поджидали мстительно настроенные старшие парни. Их агрессию можно понять: маленький садист Герман прикончил кошку одного из этих ребят, жестоко, кроваво и крайне изобретательно. Не то чтобы хозяину было так уж жалко убитое животное, но сердце (гормоны + подростковое стремление к самоутверждению) требовало расплаты.

Вот они и пришли поквитаться…

«Развлечение» началось, когда светловолосый ублюдок, не догадываясь о собственной участи, проходил мимо «отряда юных карателей». Первый удар оглушил мальчика, а множество последующих привели к сотрясениям мозга. Кто-то бил деревянной палкой прямо по затылку.

У Альберта не было шансов объяснить, что он – не Герман.

Малолетние мстители отняли у него такую возможность.

Закончив, с чувством справедливого удовлетворения, они ушли, оставив избитого мальчика медленно лить кровь на асфальт.

Работники правоохранительных органов отказались принять заявление у пьющей (на тот момент – жутко пьяной) матери, а пострадавшего определили в городскую больницу, где ему пришлось долго скучать в палате с такими же несчастными, почти покалеченными людьми…

Пока брат отлёживался в больнице, истинный виновник случившегося – Герман – подловил «главаря» той подростковой банды и выколол ему глаза, предварительно оглушив паренька молотком.

Чтобы его нельзя было узнать, мстительный Герман надел маску перед нападением. Он сделал её сам, из подручных материалов, специально для такого важного случая.

Исключительное возмездие как будто отразилось на брате-близнеце, но не на самом вершителе страшной мести. Альберт начал слепнуть. Этот результат многочисленных сотрясений мозга стал только лишь частью того распада, который бушевал на месте психики ребёнка.

Подслеповатые глаза «показывали» Альберту ужасные картины-сцены жестоких убийств, каких-то мучений, огненных казней, а запах горящей плоти проникал словно из адского мира, подавляя другие ароматы собственной тошнотворностью.

Головная боль практически не прекращалась. Мальчику слышались «мёртвые» голоса; они просили его быть безжалостным, хотели напугать, говорили гадости про его мать… Альберт сходил с ума. И сразу после выписки его направили к невропатологу, который (для более подробной проверки) отправил ребёнка в психдиспансер, где Альберта без промедлений поставили на учёт.

Во время визитов к окулисту он был вынужден проходить тест, выявляющий уровень остроты зрения, и не видел на размытой доске с буквами ничего, кроме ШБ мнк… Пять этих знаков буквально въелись ему в подсознание; они снились Альберту (во снах мальчик мог видеть, даже не важно – что именно, будь то акты насилия над девочками, отрубленные конечности кричащих людей или металлические штыри, растущие из шевелящихся тел мертвецов); они мерещились мальчику на стенах домов, они смотрели на него с небес перед дождём, они падали ему на веки громадными каплями «кислотного растворителя»; проклятые буквы ШБмнк превратились для Альберта, одиннадцатилетнего слепнущего мальчишки, в настоящий кошмар наяву…

После больницы он продолжал подвергаться ежемесячным проверкам зрения. Но видел всё меньше и хуже. Совсем скоро Альберт перестал различать уровень света, формы объектов, даже цвета́. Мир становился чёрным, точно пятно ночью в низине безнадёжной жизни.

Слепой мальчик почему-то не почувствовал успокоения после того, как узнал, что брат-близнец за него отомстил… В его травмированном мозгу уже зарождались убийственно жестокие мысли. Из подсознания «выросли» ощущения всеобщего предательства и злости, которая закрывалась только мечтаньями об убийствах. Благо, Герман имел все шансы стать этаким «ангелом умерщвления», для которого почти не существует запретных плодов плюс абсолютно нет уважения к человеческой жизни…

Альберт ослеп к двенадцати годам.

Мама близнецов-Ангелов стала пить ещё больше. Через восемь лет она окончательно сопьётся и умрёт довольно отвратительной смертью.

Братья почти перестали скрывать от себя свои пристрастия к насилию и смерти. На тот момент Герман понял, что его силы будет хватать даже на двоих (его сила отражалась только в жестокости)…

Ангельские близнецы учились в старших классах плохо. Безумец Герман постоянно мечтал о смертельном уродстве, которое повергнет в шоковое рабство всех его одноклассниц, после же он их просто порежет на крайне красивые части.

Слепец Альберт не мечтал ни о чём (кроме сильнейшего защитника из мира страшных животных-зверюг). На окончание школы брат пообещал ослепшему, что обязательно купит собаку, «самую лучшую, для снятия скальпов и лиц…» Всё дело обстояло в том, что Герман после слепоты брата ожесточился ещё больше, остро чувствуя свою вину за произошедший случай увечья.

Они оба закончили школу. Без особых успехов, без кровавых заслуг. Альберт в армию не попал по состоянию здоровья. А Герман удачно сумел получить нужную справку для военкомата (через врождённое сходство с братом-близнецом подделка вышла вполне убедительной; да и вообще, их всегда как-то не трогали, не отличая, не замечая, не контролируя, не воспринимая всерьёз любой их неблаговидный поступок)…

Симпатичный блондинчик Герман сразу же устроился на работу в дурдом санитаром. Дурацкое, специфическое занятие, которое сопряжено с неимоверной властью над «стадом» больных людей. Кучка психов доставляла Герману адское удовлетворение, когда он избивал самых «буйных», врываясь в излюбленную палату среди лунной ночи, что часто действовала на него чрезмерно вдохновляюще в сторону подобных актов жестокости.

Но было ему мало…

Слепой близнец Альберт, «свинтив» с учёта в диспансере (там никто даже не знал, что у незрячего парня есть очень полноценный брат, который уже откосил от армии за счёт подлога и обмана), отправился работать в службу телефона доверия; он обратился туда, пользуясь своей инвалидностью, – его радушно приняли в «команду». От парня-бедолаги требовалось хотя бы не грубо отвечать на звонки, стараясь не подталкивать людей к самоубийству.

Альберт справлялся неплохо, подозрений не вызывал. И ему решили отменить проверку по звонкам: слепой маньяк остался сам себе предоставлен.

Ему дозванивались молодые девушки, слезливо сетуя на беременность; простые подростки, у которых появились проблемы с личностной идентификацией и возникли сомнения в собственной красоте; спивающиеся алкаши, готовые повеситься от безработицы и постоянных неудач; переживающие развод женщины, мужья которых стали изменять им с молоденькими «шалавами»…

Всех своих «клиентов» Альберт старался мучить максимально сильно. А в идеале – довести кого-нибудь до высшей степени отчаяния (не напрямую, вкрадчиво, мягко подталкивая психику человека к фатальному «перелому»).

Убил ли он хотя бы одного, обратившегося за помощью, – не известно. Мёртвые ему не перезванивали, а типичные случаи самоубийств никто никогда не расследует…

Но собственноручно ни Герман, ни его слепой братец пока что не были готовы убивать. Им также не особо «светили» романтические отношения с девушками: оба близнеца не отличались большим стремлением к любви (Альберт искренне считал, что инвалиды не заслуживают даже симпатии, а уж он сам – тем более никакой любви не достоин; ставший вполне красивым парнем, Герман имел славу законченного нарцисса, любившего только себя и лишь немного – собственное «подобие», как он иногда думал про своего несчастного брата).

Когда близнецам-Ангелам исполнилось 19 лет, Герман угрохал почти все накопления с зарплаты санитара за весь период работы в дурдоме. Он купил брату щенка пароды питбультерьер (денег хватило только на выбракованного из помёта уродца тигровой расцветки).

Узнав, какого окраса пёс, радостный Альберт торжественно нарёк маленького монстра Тигром. Теперь, под видом поводыря у незрячего, близнецы обрели безумно опасное существо. Будущее серийных убийц начинало обрисовывать свои кошмарные особенности…

Самое первое убийство братья-Ангелы совершили сразу после смерти матери.

Красивый день весны превращался в мрачный вечер. Тогда-то Герман и помог (для спешного удобства) спуститься Альберту по лестнице во двор, где они, обходя угрюмые лужи, прошли под балконами вдоль серо-длинной стены и направились в сторону парка.

Расчёт был на то, что им попадётся кто-нибудь слабый, не способный сопротивляться. Например, ребёнок, задержавшийся после одинокой прогулки или весёлой игры с друзьями, которые живут в другом районе города (потому и не могут проводить друга/подружку до дома)…

Близнецам-Ангелам в тот прохладный вечер весны попалась бомжиха.

Она шаркала по тропе, видимо, собравшись углубиться как можно дальше в пространство парка, покрытого юною тьмой. Бездомная женщина брякала пустыми бутылками (её «сокровища» лежали в недрах грязной сумки) и что-то сообщала самой себе глуховатым, мерзким голосом заядлой пропойцы, не замечая движения позади. Вонь от неё ощущалась слепым Альбертом на расстоянии броска увесистого молотка, который пока покоился под чёрной курткой его брата.

Бомжиха вдруг замедлила ход, после – свернула с тропинки.

Близнецы насторожились. Но зря: нетрезвая бродяжка всего лишь решила справить нужду.

Когда она присела за широким стволом одной из парковых сосен, быстрый Герман, оставив брата чуть в стороне, ловко вынул молоток для предстоящей атаки, а затем (почти сразу, как показалось бы Альберту, сумей он увидеть происходящее) – рубанул им точно по башке отвратной бомжихи…

Женщина нелепо хрюкнула, испустив от испуга газы, но даже не попыталась подняться с корточек, будто гротескная курица на насесте.

Второй удар, раскроив череп с треском, прикончил её. Тело бездомной медленно шмякнулось на правый бок и обмякло. Тут к убитой подоспел слепец Альберт. Радостный Герман передал ему «орудие» (это выглядело так, словно некий маньяк вручает молоток собственному отражению, стоя посреди сумрачного леса над свежим трупом жертвы).

Для незрячего Ангела Альберта смерть передавалась через хаос ударов по мёртвому человеку. Он бил и бил, пока не исхлестал изуродованную бомжиху до кровавых «брызг», представляющих собой жуткую кашицу из свернувшейся крови убитой…

Тело женщины лежало на не стаявшем пока хрупком снегу, рядом аккуратно стояла сумка с бутылочной тарой. Надо было действовать дальше, пока братьев никто не заметил.

На ощупь вынув нож из специального чехла, удобно крепившегося к ремню, Альберт стал резать труп (куски остывающей плоти у него забирал Герман и складывал в заранее припасённый пакет). Близнецы-убийцы собирались кормить этим мясом подрастающего пса Тигра, чтобы он тоже начинал приобщаться к их «сокровенному» делу…

Когда процесс свежевания закончился, они пошли прочь от останков истерзанной бездомной. Их никто так и не увидел; ни один встреченный прохожий не смог понять, что несут в большом чёрном пакете два странноватых парня-близнеца; никому дела не было до подозрительных пятен бурого цвета на куртке у слепого блондина (да и многим, сказать по правде, не очень-то хочется смотреть на инвалидов – одолевает чувство неловкости, неудобства, иногда – стыда за собственную полноценность, внезапно несколько неуместную перед лицом человека, который тебя даже видеть-то не может)…

В общем, братья спокойно вернулись домой. Питбультерьер Тигр встречал хозяев довольным рычанием. Точно зная, что на ужин у него будет нечто особенное.

Излишне говорить о том, что близнецам-Ангелам понравилось убивать.

Герман чувствовал невероятный внутренний подъём, чувствовал силу, с которой он на всё способен. Альберту же казалось – теперь «зрение» его перешло на какой-то другой уровень слуха, и представлять реальность вокруг стало намного легче.

Братьям-убийцам пришёлся по душе сам процесс, а питбулю Тигру понравился вкус человеческого мяса (сожрав куски бомжихи за три дня, пёс настойчиво требовал добавки).

Но всё-таки Ангелы, опасаясь разоблачения, решили затаиться на несколько месяцев. Оба продолжали работать, Альберт тренировал Тигра, натаскивая кровожадную зверюгу для будущих убийств. Во время таких «процедур» слепому маньяку почему-то стали представляться те самые буквы: ШБ мнк… Проклятые знаки выныривали из чёрного омута памяти, как жёлтые облака безумных глаз монстра-мутанта с пятью дырами в деформированном черепе.

Пока Тигр терзал очередную дворнягу за помойкой, незрячий Альберт «видел» ужасные знаки, выцарапанные из его мозга, сильно ушибленного ещё в 11 лет.

Время пришло; их так и не вычислили.

Тогда Герман, всегда тяготевший к литературному творчеству, придумал прозвище для себя с братом. А ещё он захотел обязательно оставлять записки/послания на трупах убитых. Чтобы никто не забрал славу братьев себе, а обычные люди боялись бы именно их…

Итак, к двадцати двум годам, пройдя трудный путь становления, уже пережив потерю матери, не полюбив ни одной девушки, по-настоящему не испытав любви к себе ни от одной, зато познав азарт «охоты» и удовольствие от чьей-то смерти, близнецы начинали свою серию.

Маньяк-убийца Ангел сквозь ночи рождался на свет…

Как же сегодня светло!

Но совсем не жарко; мне не бывает жарко; я люблю вон ту; белокурая блядь, очень милая девочка-красоточка…

Я её, наверняка, люблю; я за ней уже иду минут восемь; имя её мне не важно; какой подходящий возраст; замечательная задница у тебя, блондиночка!

Если отрезать ей левую ягодицу, уже не будет она такой зазывающей, привлекательной; а на перекрёстке, пока она ждёт зелёного сигнала светофора, я встаю рядом, чтобы украдкой заглянуть ей в лицо. Красивая тварь, сладкий такой носик у суки; очень симпатичная; хочу откусить её миленький носик, сожрать его, или нет, не хочу; иду за ней дальше…

Голову отрезать! Светловолосую, но не как у меня, голову этой девки хочу отрезать.

Глазами в мобильнике розовеньком что-то высматриваешь; трахальщику своему собралась позвонить? Нет, убрала телефон, хорошая дорогуша… Домой идёшь, из института? С подружкой встретиться решила? Сука белобрысая; я тебя люблю…

Ангельская судьба, молоток в руке; сейчас бы её убить, но народу много, помешают, поганцы…

А вон, ещё одна идёт, с тёмно-рыжими волосами; такую убить-то не жалко; костлявая, ещё молоток обломаешь об такую; идиотка. А моя блондиночка завернула во двор, не по пути теперь; мне бы раньше братца домой вернуться, Тигра покормить какой-нибудь хернёй; скоро Альберт его снова возьмёт; я уже письмо для них всех приготовил; всем полезно будет узнать…

А моя очередь тоже может совпасть; тогда ещё одно письмо придумать надо. Срочно!

Прямо сейчас!

Сижу и слушаю тупую болтовню. Голова, правда, не болит почти. Таблетки принял час назад. Помогают, вроде.

А этот мудак в телефоне всё ноет и ноет, жалобно так, противно даже. По голосу он: жирный неудачник около тридцати лет, темноволосый, потный какой-то, губы пухлые, ворочать ими трудно, сопливо-слёзное лицо, неуклюжий, непривлекательный…

– И ведь понимаете, никто меня вообще не любит, – продолжает блеять этот жирдяй. – Женщинам, девушкам… Я не нравлюсь, не могу с девушкой познакомиться, боюсь… Просто страшно становится, понимаете?

Вот ведь надоедливая тварь!

Скормить бы тебя Тигру, жирная свинья. Ему бы этого слюнтяя надолго хватило…

– Да. Я понимаю. И думаю, что ваши проблемы зависят целиком от вас.

– Хотите сказать, это я сам во всём виноват?!

Сейчас он сорвётся и начнёт истерично орать. Или просто трубку повесит. А после – сам повесится…

– Я именно так и хочу вам сказать (жирный поганец, не достойный любви даже под видом жалости), вряд ли вы когда-нибудь встретите ту уродливую дуру, которая заставит себя испытать хотя бы симпатию к такому ничтожеству (куску говна, ублюдку, мрази).

Мой спокойный голос, довольная улыбка.

А вот абонент уже за гранью суицида, судя по вибрирующим ноткам.

– Вы считаете, я действительно ни на что не гожусь? Вы же должны помогать мне!

– Так я и помогаю. Давай, выпрыгни из самого верхнего окна высотного дома на твоей улице. Или метни свою тушу под поезд, тебе будет полезно. В общем, убей себя как можно быстрей. И сразу полегчает.

Я почти смеюсь над своими советами этому неудачнику в ухо.

Он сначала мычит что-то невнятное, а потом натужно дышит, вгоняя воздух в телефон. Надеюсь, у него сердечный приступ случился.

– Да вы просто больной… – шипит мне этот неудачник. – Вам вообще нельзя с людьми работать… Вас нужно изолировать от граждан! Вы моральный урод! Монстр, сраный монстр!

Жирдяй орал ещё около минуты, чуть дольше, после чего – отключился.

Я продолжал смеяться над ним даже тогда. Весьма забавно получилось. Нет. Конечно, он не прав. Никакой я не монстр, не чудовище без мыслей, без стремлений, желающее тупо удовлетворить собственные прихоти…

Я Ангел.

И я буду убивать. Очень скоро. Я ведь вижу опять эти мёртвые буквы, они никак не исчезают из моей головы, из черноты внутри. А ведь видеть я не могу, но пять проклятых букв будто прилипли к изнанке сознания.

Моя зрячий братец, чувствую, пришёл уже домой, чего-то жрёт, наверное, кормит Тигра.

Правильно, скоро силы ему понадобятся, пусть Герман напишет новое письмо. Ещё много писем…

– Олег, мне 28 лет уже. Я просто хочу родить от тебя ребёнка, – упрямый взгляд красивых глаз Кати пронзал Шилова. Он молча смотрел на жену, сидя напротив неё за столом в кухне, и думал о продолжении расследования.

А Катерина не прекращала свои увещевания:

– Ты только и думаешь последнее время о маньяке этом. Олег… Я за тебя боюсь. Ты меня слышишь вообще?

Катерина обиженно поджала губы (алые и сочные, которые так любил целовать её муж, сейчас задумчиво помешивающий в кружке крепчайший чай).

– А? Ну, да… Слышу. Пойми, у нас нет прямых улик, – увлечённо начал Олег Ильич, хотя жене было абсолютно без надобности объяснять всё это по второму разу. – Близнец, который убивает людей, должен быть пойман. Он понесёт наказание. Если я поймаю его с поличным. Оперативники следят за этим выродком, они приготовили кое-какой сюрприз-манёвр, может, сработает… А мне пока всё равно надо им помочь. Я же ведь веду расследование…

Перехватив строгий взор супруги, Шилов быстро допил чай и почти обречённо сообщил:

– Я должен идти. Долг зовёт, дорогая… Не бойся за меня, но поволноваться можешь, немного. Когда вернусь – сделаем себе пару детей, если ты будешь при настроении.

Катя сдержанно улыбнулась и, поцеловав мужа на прощание, не смогла заставить себя его проводить до двери.

По потолку размазалось небо лета. Красиво-синее, приятно-тёплое. Кристиан открыл глаза секунду сотен дней назад, и теперь ему многое стало ясно…

Он тихонько поднялся с кровати, ещё тише оделся для выхода на улицу, написал записку с нужным адресом (не сумев указать цифры, но максимально доступно пояснив, где именно нужно его искать следователю) и, миновав спальню папы с мамой, беззвучно покинул квартиру, сбегая вниз по ночной лестнице заснувшего подъезда…

Выйдя во двор, Герман что-то почувствовал, но желание убивать оказалось сильнее дурных ощущений. Белобрысый парень, одёрнув край куртки (там висел молоток), бегло глянул по сторонам, не заметил слежки и двинулся прочь от дома, готовый найти жертву, готовый опять убивать для себя.

Максим Киримов, сидящий с Шиловым в одной машине, по рации дал информацию, что пора приступать к осуществлению плана…

Герман-Ангел шёл вдоль тепла ночи туда, где улица проваливалась во тьму (крайне удобно для серийного убийцы-извращенца), а немного дальше он заметил одинокую фигуру девушки, заманчиво не спешащую, томительно напряжённую и жутко беззащитную.

Молоток тяжко качнулся под курткой. Герман снова почувствовал «затылочный» дискомфорт, резко оглянулся, но ничего не увидел. Девушка продолжала свой путь, тоже не замечая преследования.

Слишком пьяна? Чем-то очень расстроена? Ангелу уже без разницы.

Герман достал молоток и стал сближаться… Привычный замах для мощного удара в голову, но девушка внезапно «оживает» и, ловко увернувшись, резко бьёт Германа сзади под колено.

Пока маньяк, припав к земле, пытается придти в себя, сообразить, что делать с этой девкой дальше, младший лейтенант Эмма Новикова с волнением достаёт из красной сумочки пистолет Макарова и наводит его на нападавшего, который оскалился, превратив своё красивое лицо в совершенно страшную рожу человекоподобного существа.

– Стоять, мразь! – кричит Эмма маньяку, но Ангел срывается с места, когда свет фар какой-то машины хватает его за спину, и тогда лейтенант Новикова давит спусковой крючок до упора, а выстрела нет (потому что Эмма забыла снять пистолет с предохранителя).

Крепко сжимая рукоять молотка, серийный убийца бежит в тёмный двор через арку, следом за ним въезжает автомобиль (внутри – оперативник Максим Киримов, за рулём, и следователь Шилов, взводящий курок макарова вручную, чтобы первый выстрел получился более точным). Убийца отчаянно убегает, а машина преследователей не может здесь ехать дальше, поэтому Олег Ильич вынужден выбраться в черноту двора и сделать предупредительный выстрел куда-то в разгорячённый воздух… Следом уже бежит Макс Киримов, пытаясь зрительно поймать маньяка. Девушка-лейтенант Эмма совсем подотстала, но ей очень хочется успеть поучаствовать.

Герман, как изгоняемый демон, «летит» через ангельский воздух, в котором чувствуется существование спелой мякоти фруктового мяса, оно преет и тает, когда рок-группа «Испанская акула» доигрывает свою последнюю песню на праздничный вечер сверхъестественной красавицы-шаманки, незаметно перетекающий в нечто увесисто увеселительное для тех участников, которые согласны быть против, но память умножила плачь той девчонки, что не обласкана любовью уверенных парней, зато скомканные звёзды осторожно окрашены белым там, где звериные кошмары вплетены в электроны человека, одиноко сидящего в углу ресторана для уснувших, а где-то снаружи серийный убийца Ангел продолжает бежать, отчаянно надеясь скрыться от преследователей…

Свернув за гаражи и попав в пятно мрака, Герман едва ли не падает, больно ударившись щиколоткой о какую-то железяку, но верный молоток остаётся с ним (эта улика, с которой маньяк не решился расстаться).

Сзади, уже совсем рядом появляется Шилов: второй выстрел Олега Ильича был прицельным.

Пуля моментально летит вперёд и смело застревает в кирпичной стене, хищно вырвав кусочек мышечной ткани из плеча убегающего. Герман-Ангел сейчас почему-то не чувствует боли, но время, потерянное им при попадании, играет против него (и за Шилова). Следователь настигает убийцу.

Резкий удар рукояткой пистолета по затылку валит белобрысого парня на землю. Сознания он не потерял (зато, возможно, обрел сотрясение мозга, так хорошо знакомое его брату).

Подоспели Киримов с Эммой Новиковой. Маньяка «облачили» в наручники, а убийственный для нескольких человек молоток, финально блеснув набалдашником на неблизком свету фонарей, был аккуратно взят для последующей экспертизы…

Ночь тепла, нежна, приветлива, странно безгрешна.

Тротуар как серая река под ногами. Почти неразличимый гул запоздалых автомобилей стихает, словно исчезнув навсегда где-то в далёкой тьме. Задремавший город начинает видеть первые сны.

А удивительный мальчик по имени Кристиан одиноко идёт к тому самому месту, где будет встреча с «другим миром» (если верить словам в голове)…

Всю дорогу он думает о Миле, девочке с белыми косичками, у которой впереди целая жизнь, радостная, разная, интересная… В ней есть любовь и счастье, есть настоящая дружба, есть спокойствие (точно в сегодняшней ночи).

Аутичная часть Кристиана теперь догадывается о конечных целях маршрута.

ШБмнк! ШБ мнк!

В голову бьётся боль и тревога, а питбультерьер Тигр всем своим видом (который Альберту не дано видеть) демонстрирует готовность к охоте. Поведение пса граничит с психозом.

Слепой Альберт-Ангел, вооружившись ножом, забрав со стола послание брата, чтобы оставить на новом трупе, цепляет людоеда Тигра на поводок и выходит из квартиры за долгожданной жертвой…

Когда пойманного подозреваемого по делу серийного убийцы доставили в центральный отдел и поместили в камеру, следователь Шилов решил отложить допрос до утра. Олег Ильич хотел было позвонить жене, рассказать ей об неожиданном долгожданном успехе, пусть даже Катя уже спит, он не боялся её разбудить – слишком важен был повод.

Однако, только Шилов собрался набрать номер Катерины, как его телефон зазвонил сам: это был приёмный отец того ясновидящего мальчугана, Кристиана.