Текст книги "Приворотное зелье"

– Да, – призналась Грейс. – Я… я преподаю там. Во всяком случае, преподавала… Однако сейчас…

– Вы решили уехать, – предположила незнакомка. – Должно быть, вы влюбились и вынуждены бежать, и плачете потому, что вам жаль покидать такое прекрасное место.

Ее английский был безупречен, тем не менее что-то в интонациях свидетельствовало о том, что она иностранка. Должно быть, путешественница, которая проезжала мимо и которую Грейс видит в первый и последний раз.

Внезапно, по какой-то необъяснимой причине, Грейс обнаружила, что ужасно хочет поговорить с ней, облегчить свою душу и найти если и не объяснение тому, что произошло, то хотя бы понимание, другого человеческого существа. Что-то подсказывало Грейс, что эта женщина ее поймет. Возможно, дело было в добром взгляде ее глаз, в ободряющей улыбке.

– Я влюблена, – призналась Грейс, – а он… Словом, человек, которого я люблю… не любит меня.

– Не любит? Значит, он дурак, – безапелляционно заявила незнакомка. – Мужчина, который не любит женщину, любящую его, всегда дурак.

Она снова улыбнулась. И Грейс поняла, что женщина старше, чем ей поначалу показалось по ее элегантному внешнему виду.

– Почему он вас не любит? Он говорил? Грейс с удивлением обнаружила, что вот-вот улыбнется.

– Что-то вроде этого… Он дал понять, что…

– Но вы любовники? – наседала незнакомка с проницательностью, от которой у Грейс захватывало дух.

Чувствуя, что начинает краснеть, Грейс подтвердила.

– Да, но… но он не… Это я все затеяла. Я… Она замолчала, прикусив губу. Какие-то вещи Грейс просто не могла заставить себя облечь в слова. Однако ее собеседница, похоже, лишена была подобных предрассудков.

– Вы соблазнили его!

Ее голос звучал скорее весело; чем потрясенно. И, подняв взгляд, Грейс действительно заметила, что темные глаза женщины смеются.

– Ну… я… скажем так, застала его врасплох. Видите ли, я заснула в его постели, а он не знал, что я там. И когда я проснулась и поняла, что это он… – Грейс сделана паузу. Ей почему-то приносила невиданное облегчение эта возможность откровенно говорить с посторонним человеком, впервые вслух объяснять, что она испытывает и почему. – Я видела его раньше в вестибюле отеля, – тихо продолжила она. – Тогда я не знала, кто он такой, тем не менее я…

Она замолчала.

– Вы почувствовали влечение к нему? – с готовностью подсказала женщина.

Грейс благодарно кивнула.

– Да, – с жаром согласилась она. – Он произвел на меня впечатление, которого не производил ни один мужчина. Я просто смотрела на него, и… – Голос ее упал до шепота. – Знаю, это звучит глупо, но мне показалось, что я. влюбилась в него с первого взгляда… И когда я проснулась и обнаружила, что нахожусь в постели с ним… мое тело, должно быть, вспомнило, что я почувствовала тогда, раньше, и… Но он… ну, он подумал, будто я там из-за того… А позже, когда узнал правду, он сказал мне…

Он попросил меня… – Голос Грейс пресекся. – Мне ни в коем случае не следовало этого делать, и мне так стыдно!

– За то, что вы влюбились? – легонько пожав плечами, спросила незнакомка. – Почему вы должны стыдиться этого? Это самая естественная вещь на свете.

– Любовь – возможно, – согласилась Грейс. – Но мое поведение, то, как я…

Грейс скорбно покачала головой и, проглотив комок в горле, сморгнула слезинки. Собеседницу ее, однако, не устраивало затянувшееся молчание. Она продолжала допытываться:

– Значит, вы встретили мужчину, которого полюбили. Вы сказали, что он вас не любит, но вы уверены в этом?

– Абсолютно, – твердо сказала Грейс.

– А теперь вы сидите здесь и плачете, потому что не можете представить себе жизни без него, – высказала предположение женщина.

– Да, поэтому и… и еще по другим причинам, – призналась Грейс.

– По другим причинам? Грейс прерывисто вздохнула.

– После… после того как он понял, что я не та, за кого он меня принял, ну, когда узнал обо мне правду, он предупредил меня, что если… если по какой-то несчастной случайности я… ну… что если наша близость имела какие-то последствия, то он хотел бы, чтобы я…

Грейс прикусила губу и отвела взгляд, почувствовав, что слезы снова застилают ей глаза.

– Я твердила себе, что невозможно любить человека, который готов безжалостно лишить жизни своего ребенка. Как я могу любить его? Пока она ошеломленно качала головой, ее собеседница недоверчиво произнесла:

– Я не могу поверить тому, что вы говорите. Это невозможно, просто немыслимо…

– Уверяю вас, это правда, – дрожащим голосом возразила Грейс. – Я сама не хотела верить, но он так и сказал: нам следует кое-что предпринять. Конечно, тогда я считала невозможным то, что я могу быть… Но теперь…

Грейс бессознательным оберегающим жестом обхватила себя тонкими руками, а ее собеседница резко спросила:

– Вы беременны? У вас будет ребенок от… этого человека?

Грейс с отсутствующим видом кивнула.

– Да. И еще мне грозит расследование в связи с тем, что меня видели выходящей из его номера. Видите ли, я занимаю должность директора школы, и предполагается, что я должна… Вот почему он сказал, что мы должны объявить о нашей помолвке – из-за сплетен и чтобы защитить меня.

Говоря это, Грейс подняла левую руку, и бриллиант, подаренный Кеном, засверкал в солнечных лучах так же ярко, как слезы на ее щеках.

– Но как это возможно – предлагать мне защиту и в то же время отказывать в праве на жизнь собственному ребенку?

– И что вы намерены делать? – спокойно спросила у нее женщина.

Грейс глубоко вздохнула.

– Я хочу уехать и начать новую жизнь в другом месте.

– Не сказав любовнику о ребенке?

После всего, что она, Грейс, рассказала ей, как эта женщина могла говорить с таким неодобрением?

– Как я могу ему сказать, если он мне уже заявил, что не хочет его? «Нам нужно кое-что предпринять» – вот точные его слова, и я представить не могу, что еще он мог иметь в виду. Но я скорее умру, чем позволю причинить вред моему малышу.

Грейс разозлилась. Все материнские инстинкты в ней восстали на защиту еще не рожденного ребенка.

Она не знала, сколько времени просидела на скамейке, откровенничая с незнакомкой, но сейчас чувствовала себя такой изможденной и опустошенной, что мечтала только о том, как бы попасть домой и лечь. Встав, Грейс устало улыбнулась своей безымянной собеседнице.

– Спасибо, что выслушали меня.

Она повернулась, чтобы уйти, но в это время та другая женщина тоже встала и заключила Грейс в теплые, почти нежные объятия.

– Держитесь, – сказала она. – Все будет хорошо. Я в этом уверена.

Когда собеседница ободряюще улыбнулась ей, у Грейс возникло странное чувство, будто есть в этой женщине что-то удивительно знакомое. Но это, естественно, было смешно. Грейс не сомневалась, что никогда раньше не встречалась с ней.

10

– Кен, ты должен немедленно вернуться в Пайнвуд.

– Но, мама… – протестующе начал было он.

– Немедленно! – настаивала Моник Эдвардс. – А перед тем как сделаешь это, будь любезен объяснить мне, как получилось, что бедная Грейс решила, будто ты не только отказываешься быть отцом ребенка, которого зачал с нею, но и отказываешь ему в праве на жизнь вообще?

– Ка… какого ребенка? Грейс сказала мне, что ребенка не будет.

– А мне она сказала, что будет, хотя могла бы и не говорить. Я и так это поняла по ее глазам… по ее лицу. Должно быть, ты жестоко обидел ее. Она искренне считает, что ты ее не любишь. И ей очень больно, потому что она уверена, что любит мужчину, который хочет избавиться от своего ребенка.

– Я не понимаю, почему она могла так решить! – возразил Кен. – Я бы никогда…

– Я это, конечно, знаю, – перебила его мать, – но твоя Грейс, похоже, нет. «Нужно кое-что предпринять» – кажется, так ты ей сказал?

– Что?.. Да… конечно. Но я имел в виду… я имел в виду, что, если она беременна, нам нужно пожениться, – мрачно сказал Кен матери. – Ради всего святого, почему она решила, что…

– Это все ты должен сказать ей, Кен, а не мне. И тебе лучше поспешить. Она собирается уехать. И если это сделает…

– Уже еду, – заявил Кен. – Если ты посмеешь сказать Грейс хоть слово до моего приезда, я лишу тебя права видеться с внуком до тех пор, пока ему не исполнится по крайней мере один день.

Кладя телефонную трубку, Моник Эдварде блаженно улыбалась.

Снова подняв ее, она набрала свой домашний номер в Швейцарии. Когда ей ответил муж, она поздоровалась с ним так:

– Привет, дедушка!

– Да брось ты, Грейс, я голоден как волк и ужасно не хочу обедать в одиночестве.

– Но, Фил, я устала, – возразила Грейс, когда совершенно неожиданно ей позвонил кузен и предложил пообедать вместе. – И потом, ты вполне можешь пригласить одну из своих многочисленных подружек.

Но в конце концов она уступила и даже не сказала ни слова, когда, усадив ее в машину, Фил вдруг заявил, что, кажется, выронил бумажник на ее дорожке, и отправился его искать.

И вот теперь, хотя не было еще и десяти часов, она чувствовала себя изможденной, зевала и не обижалась на кузена, который то и дело поглядывал на часы.

Не очень-то интересной она оказалась собеседницей.

Тем не менее его отрывистое «все, пошли», когда Фил в очередной раз взглянул на часы, заставило ее недоуменно захлопать глазами.

– Ты не хочешь допить кофе? – спросила она.

– Что? А, нет… Я вижу, как ты устала.

Весь вечер Фил пребывал в странном настроении, нервничал и избегал смотреть на нее. Но Грейс слишком устала, чтобы спрашивать у него, что стряслось. Она просто позволила отвести себя на стоянку, а затем усадить в машину.

Когда подъехали к ее дому, Грейс спросила, не хочет ли он зайти. Но, к ее удивлению, Фил отрицательно покачал головой.

Услышав, как отъехала машина кузена, Грейс решила немедленно отправиться в постель.

Войдя в ванную, она смыла косметику, приняла душ, а потом, раздетая, вернулась в темную спальню, которую настолько хорошо знала, что свет включать было ни к чему.

Грейс практически спала на ходу, когда откидывала покрывало и сворачивалась клубочком на своей манящей ко сну королевской кровати. Кровать эта занимала почти всю комнату, и на ее покупке – в качестве подарка на новоселье – настоял вредный Фил. В ней никто никогда не спал, кроме нее… Хотя совершенно определенно кто-то спал сейчас!

Кто-то, кого она узнала бы везде, даже не видя лица. Она узнала бы его по одному только запаху, по странной дрожи, которую ощущала всякий раз в его присутствии.

Кен! Это был Кен, лежащий в ее постели! Нет, это просто невозможно! Она сошла с ума. Ей снится сон… у нее галлюцинации!

– А-ах! – задохнулась Грейс, когда пара в высшей степени реальных теплых рук сомкнулась вокруг нее. – Кен, – прошептала она, ее голос едва пробился через радужное многоцветие ощущений, которые Грейс сейчас испытывала.

– Как ты могла подумать, что я не люблю тебя? – услышала она низкий, требовательный голос Кена. – Я с ума по тебе схожу! Я безумно, безрассудно, безнадежно и навсегда влюблен в тебя! Я думал, это ты не любишь меня. Но, наверное, не зря говорят, что беременность лишает женщину способности рассуждать логично…

– Кен! – запротестовала Грейс еще более слабым голосом. Она не могла взять в толк, что происходит и, что еще важнее, почему так получилось. – Как?.. Что?.. – начала она, но Кен не настроен был отвечать на вопросы.

Он осыпал легчайшими и нежнейшими поцелуями ее подбородок, шею, плечи. Он шептал ей на ухо слова любви и восхищения. Он ласково гладил ее пока еще плоский живот. Голос Кена становился все грубее и прерывистее от переполняющих его эмоций.

– Как ты могла подумать, что я не хочу нашего ребенка, Грейс? – с мукой прохрипел он.

Она пыталась что-то ответить, но его настойчивые ищущие губы помешали ей это сделать. Да и что значили вопросы, слова, когда было это, и был Кен, и этот чудесный маленький мирок любви и нежности, который они создавали для себя?

– Когда мы впервые встретились, ты украдкой пробралась в мой номер и в мое сердце, – сказал Кен, благоговейно касаясь ее нежными руками, проводя ими по всей длине ее тела, а затем долго и упоительно целовал в губы. – И с тех пор ни на день, ни на час я не переставал всем моим существом стремиться к тебе, – простонал он. – Ни на минуту не переставала меня мучить и терзать любовь к тебе!

Грейс и видела, и ощущала, как велико его желание слиться с ней.

– Теперь настала моя очередь, – сказал Кен. – Благодаря Филу я проник в твою постель и предупреждаю тебя, Грейс, что не намерен ее покидать до тех пор, пока не проникну и в твое сердце и не услышу из твоих собственных уст, что ты позволяешь мне остаться там, в твоем сердце, в твоей жизни, в жизни нашего ребенка – навсегда!

– Навсегда, – шепотом повторила за ним Грейс, прикасаясь к его щеке и ощущая ладонью влагу, которая выдавала силу его чувств.

– Возможно, я и думал, что любить тебя – это мука, – срывающимся голосом продолжал Кен. – Но теперь я понимаю, что настоящей мукой было бы потерять тебя. Знаешь ли ты, каково это – видеть тебя в моей постели, чувствовать твои прикосновения, твою любовь? – простонал он. – Показать тебе?

Разве мама не предупреждала ее, что играть с огнем опасно? Впрочем, какая ей сейчас была разница?

– Покажи! – с готовностью согласилась Грейс.

Она слышала мужественность в его голосе, равно как чувствовала ее своим телом.

– Хорошо.

Они занимались любовью медленно и нежно, осознавая свою роль будущих родителей и благоговея перед ней. А затем неистово и страстно – утверждая свое право быть любовниками.

Они занимались любовью всеми способами, которые снились Грейс в самых смелых снах, ~ и теми, которые ей даже не снились.

А затем, когда уже начало рассветать, когда Кен уже тысячи и тысячи раз повторил, как он любит ее, как любит их обоих, и настоял на том, чтобы Грейс сказала, что испытывает к нему такие же чувства, она спросила:

– Объясни мне, что происходит… Как?.. – Она замолчала и ошеломленно покачала головой. – Такое впечатление, будто появилась фея, взмахнула волшебной палочкой, и…

– Это не фея, – сокрушенно вздохнул он. – Это моя мама!

– Что?!

Грейс села в постели, потянув за собой покрывало, и замолчала, потрясенная великолепием открывшегося обнаженного тела Кена. Издав вздох удовольствия, она лениво провела пальцами, поддразнивая, по тому, что доставило ей столько наслаждения, и с изумлением увидела неожиданно бурную реакцию его тела на свое прикосновение.

– Не начинай, – со смехом предупредил ее Кен, – если не намерена продолжать.

Быстро убрав руку, Грейс потребовала:

– Я хочу знать, что происходит.

Кен вздохнул с шутливым разочарованием.

– Моя мать прилетела из Швейцарии, чтобы повидаться со мной. Она услышала о нашей помолвке от моей новой секретарши. И нет ничего противоественного в том – учитывая сущность всех матерей, – что она захотела познакомиться с моей невестой – девушкой, появившейся благодаря молитвам ее и деревенской колдуньи, к чьим услугам она обратилась, чтобы сделать меня счастливым. Нет, не задавай вопросов, пока еще рано, – покачав головой, остановил он собравшуюся было заговорить Грейс. – Мама хотела все узнать о тебе, и я, естественно, удовлетворил ее желание… до определенной степени, конечно. Я сказал, что по уши влюблен в тебя, – признался Кен и посерьезневшим голосом продолжил: – И сказал также, что ты не отвечаешь на мои чувства. Как тебе известно, я собирался поехать в Огасту по делам, поэтому предложил ей составить мне компанию, но мать отказалась. Она заявила, что лучше побудет здесь до дня своего возвращения в Швейцарию. Зная ее, я заставил мать пообещать, что она ни при каких обстоятельствах не будет пытаться искать тебя. И она мне это пообещала, но, как теперь говорит, вмешалась судьба. Судя по ее словам, она отправилась на прогулку и увидела несчастную молодую женщину. Естественно, она захотела ей помочь, поэтому присела рядом, и…

– Так это была твоя мать? – прервала его Грейс. Теперь она начинала понимать! – Мне показалось, что в ней есть что-то знакомое, – призналась она. – Но я никак не могла уловить что. – Ммм… – Грейс с любовью улыбнулась Кену, который поцеловал ее с медленной дотошностью. – Ммм… – повторила она. – Продолжай.

– Что? – поддразнил ее Кен. – Поцелуи или объяснения?

– И то, и другое! – быстро ответила Грейс. – Но сначала объяснения, пожалуйста, иначе…

Рассмеявшись, Кен продолжил:

– Как только вы с ней расстались, она позвонила мне в Огасту и потребовала ответа: с какой стати я сказал тебе что-то, что ты истолковала как нежелание иметь нашего ребенка! Грейс, – Кен с болью во взгляде посмотрел на нее, – как ты могла подумать, будто я…

– Ты сказал, что нужно что-то предпринять, – упрямо проговорила Грейс.

– Но то, что я хотел предпринять, – это не визит к… – Он замолчал, не в силах продолжить, и Грейс инстинктивно обняла его и крепко прижала к себе, исполненная желания защитить его, как она защищала их нерожденного ребенка. – Я имел в виду визит в церковь, венчание, – хрипло проговорил Кен. – Вот о чем я пытался тебе сказать. Даже если бы не любил тебя, я бы никогда, никогда… Слава Богу, моя мать знает меня лучше, чем ты! Однако это, по крайней мере, ставит нас на одну ногу. Сначала я ошибался в тебе, потом ты ошибалась во мне. И коли уж так вышло, предлагаю подвести черту и начать все сначала. – Он глубоко втянул в себя воздух. – Я люблю тебя, Грейс Митчел, и я хочу жениться на тебе.

Грейс улыбнулась.

– Я тоже люблю тебя, Кен Эдвардс, и хочу выйти за тебя замуж…

– Ну а теперь вернемся к поцелуям…

Несколько часов спустя Грейс улыбнулась улыбкой, понятной ей одной.

– Значит, Фил оставил ключи от моего дома под цветочным горшком у парадной двери? – спросила она, слизывая с пальцев джем, капнувший с тоста.

Кен усмехнулся при виде аппетита, с которым она поедала тост.

– Да, хотя потребовались недюжинные усилия, чтобы его уговорить. И еще он ужасно боялся, что ты что-нибудь заподозришь.

– Возможно, так и случилось бы, если бы я не была такой усталой, – призналась Грейс.

Кен чувствовал, что его переполняет любовь к ней. Это был огромный риск – попытаться ускорить события, пробравшись в ее постель. Но, к счастью, это сработало, и теперь они могли открыто говорить обо всем.

Грейс закончила свой поздний завтрак в постели. Кен опять потянулся к ней и, нежно обняв, поцеловал.

Зазвонил телефон, и Кен, выругавшись, схватил трубку.

– Привет, мама, – ответил он.

Голова Грейс лежала на плече Кена, и она отчетливо слышала каждое слово.

– Кен, я хочу говорить не с тобой, а с моей будущей невесткой, твоей ненаглядной Грейс. У тебя уже было достаточно времени, чтобы пообщаться с ней. Позови ее к телефону сию же минуту, я расскажу ей о чудесном магазинчике в Женеве, где можно все купить для малыша.

Оставив Моник и Питера ворковать над внуком, Кен и Грейс отправились прогуляться по окрестностям.

Стоял чудесный летний день, во всей природе царила сладкая лень, и Грейс, обхватив руками теплый золотистый ствол сосны, росшей на склоне, воскликнула:

– Господи, я готова всю жизнь провести здесь, вот так, ничего не делая!

Кен, с любящей улыбкой взглянув на нее, заметил:

– Но, тем не менее, ты собираешься вернуться в Пайнвуд, к своей работе?

Он зашагал по тропинке, которая все круче и круче уводила вверх, и Грейс, последовав за ним, ответила:

– Только на время, пока не удостоверюсь, что школа перешла в надежные руки… Куда мы идем?

– Я хочу показать тебе одно место. Хотел бы показать и человека, но счастливым молодым женщинам опасно встречаться с колдуньями.

– С колдуньями? – недоумевающе и немного испуганно переспросила Грейс и тут же вздрогнула, заметив выше по тропинке величественную худощавую фигуру, которую не мог видеть обернувшийся к ней Кен.

Заметив ее испуг, он остановился и приобнял жену за плечи.

– Что случилось, милая? – с тревогой спросил он, и, проследив за ее взглядом, тоже заметил очень старую женщину и крепче сжал плечи Грейс.

Женщина уже приблизилась к ним. И Грейс, увидевшая ее улыбку, почему-то сразу успокоилась. Скрипучим высоким голосом женщина произнесла:

– Не бойтесь, дети… Шанталь умеет варить только суп. Что же до приворотного зелья… Это уж варите сами, хе-хе…

Она прошла мимо, а Грейс и Кен еще долго стояли обнявшись на тропинке с какими-то зачарованными лицами, а потом тоже зашагали вниз, к сверкающему под солнцем озеру.